Kitobni o'qish: «Чудак»
Он был чудак. Настоящий чудак. Таким он был с самого рождения. Не чудик, не тронутый и даже не псих. Ну и, конечно же, совсем не юродивый. Внешне вполне нормальный человек. Но при этом он-то сам хорошо знал, что не совсем такой, как все. Ведь он же появился на этот свет как стопроцентный чудак. И старался никому, никогда и нигде не демонстрировать эту свою особенность. Тщательно скрывал и постоянно прятал её. Глубоко-глубоко, где-то внутри себя, вдали от взоров окружающих его людей. Даже очень близких. Нужно было, чтобы никто не догадывался о существовании этой тайны.
Прекрасно осознавал, что если кто-нибудь чужой узнает об этом, то он всю жизнь будет обречён на мелкие издевательства и пакости. А этого он страшно боялся. Потому и прятал свою чудаковатость. С самого детства прятал. Это было его слабое место. Поэтому везде и всегда он старался поступать так, как поступают все. Не выделяться.
А сегодня вот не выдержал. Прорвало. Стоило ему послушать, как этот студент-подросток расправляется с предложенными всей группе задачами, как его понесло. Он ясно и чётко вдруг осознал, что перед ним находится обыкновенный гений. Такого, конечно, не может быть. Но ведь есть. И с этим фактом что-то надо было делать. Сейчас же. Срочно. Безотлагательно и незамедлительно. И тут его чудаковатость проявилась во всей своей красе.
Он попал на занятия в эту группу совершенно случайно. У заведующего кафедрой стало плохо с сердцем, и его послали на замену. И вдруг этот очень высокий мальчик, так мало похожий на обычного студента, совершенно случайно оказавшись у доски, с первой же минуты поражает и удивляет его. Чем? Да, прежде всего, тем объёмом математических знаний, которых в принципе не может быть у студента второго курса физического факультета. А потом уже вводит в состояние полного транса логической завершённостью своих рассуждений. Всё это, в конце концов, перестаёт быть решением обычной задачи. Их диалог переходит в абсолютно другую плоскость. Фактически он становится разговором двух учёных. На равных. Пока. До тех пор, пока гений всё ещё остаётся ребёнком.
Раздался звонок. Занятия закончились. Но педагог и студент почему-то продолжали активно общаться. Очевидно, что со стороны они очень забавно смотрелись вместе. Кому-то могло бы даже показаться, что у него перед его глазами стоит, ну, просто очень смешная, почти комическая картинка. Аналогия с парой «Пат и Паташон» напрашивалась сама по себе. Ещё более удивительным, чем внешний вид этой пары, был разговор, который они вели:
– Я думаю, что Вы уже догадываетесь о том, что Вы просто гений? Обыкновенный гений. Если, конечно же слова «обыкновенный» и «гений» могут стоять рядом.
Сумасшедший вопрос и, конечно же, не менее сумасшедший ответ.
– А мой отец утверждает, что я просто обыкновенный идиот. Ещё он говорит, что я лишён даже природной смекалки. Это тоже, конечно, не от большого ума.
– Даже так? Вот уж не подумал бы.
Как это ни странно, но этот мальчик-студент ничего не придумывал. Отец действительно считал его идиотом. Причин для этого было достаточно много. У отца был хваткий практический ум. Он в любой ситуации мог найти самое правильное решение и обладал достаточной силой воли, чтобы его реализовать. И чётко понимал, что его сын витает в облаках. Искренне переживал, понимая, насколько трудно будет такому идеалисту выжить в столь сложное и противоречивое время. А ещё его отец действительно был уверен, что ему почему-то очень не повезло. Всегда по жизни везло, а тут случился такой казус. У всех дети как дети. А его сын просто не от мира сего. Временами он всё же пытался, подпадая под влияние жены, понять этого ребёнка, но так и не смог. Потом бросил все свои попытки и вынес свой жёсткий диагноз: идиот. И больше не приставал к мальчику.
Практическая жилка его отца, конечно же, была связана с тем, что он был управляющим промыслами у столь известных личностей, как Ротшильды. В те годы все любили вслед за господином Черчиллем повторять, что если нефть – королева, то Баку – её трон. Вот и правили бал в Баку все те, кто сидел на этом троне. Нобели, Ротшильды, местные нефтяные бароны… Именно Ротшильды смогли реализовать идею знаменитого химика Дмитрия Менделеева о прокладке нефтепровода Баку – Батуми. Не только создание такого уникального инженерного сооружения, но и его эксплуатация требовали привлечения людей, в которых высокая научная компетентность сочеталась бы с неординарными организаторскими способностями. Одним из таких людей и был его отец. Он даже публиковал в различных научных журналах свои статьи по разным и всяким конкретным вопросам, связанным с нефтью.
Словом, так уж сложилось, что его отец всю жизнь, наряду с управлением, занимался прикладной наукой и плохо себе представлял, что такое наука фундаментальная. А может и представлял. Но чётко понимал, что никакой практической пользы от неё нет и никогда не будет. И, конечно же, был уверен, что его сын, нацеленный на то, чтобы постигнуть самые сокровенные тайны природы, навсегда останется существом, оторванным от реальной жизни. Может быть, это он мог бы понять, но не был готов это принять как истину в последней инстанции. Ведь всю жизнь он пребывал в уверенности, что ум человеку даётся для того, чтобы в любой ситуации уметь разрешать проблемы самым эффективным образом. Но там, где исчезала конкретика, его разум и интуиция отказывались что-либо понимать.
После окончания занятий прошло уже немало времени, а педагог и студент всё продолжали свой какой-то нескончаемый марафон по посещению подразделений канцелярии университета.
– Да, кстати, я всё хочу спросить, зачем мы с вами ходим по всем этим кабинетам?
– Мы ходим потому, что Вам здесь нечего делать. Как я понял всё, что Вы могли здесь прочитать – уже прочитали. Всё, чему могли научиться у нас – усвоили. Мы, все вместе и каждый из нас в отдельности, больше ничего не сможем дать Вам. А всё то, что бесполезно, рано или поздно, становится вредным. Вам же вот-вот станет совсем неинтересно здесь. Глядишь и станете, в конце концов, либо пьяницей, либо бабником.
– Пьяницей точно не стану. Я дал себе слово: не пить, не курить, не жениться. Но без женщин тоскливо.
Этот юный студент, конечно же, не мог признаться педагогу в том, что он до сих пор является девственником. А с другой стороны, в его возрасте это была скорее норма, чем её нарушение. Хотя, даже изрядно перешагнув рубеж юности, он так и не сможет сразу и сполна ощутить эту фантастическую по своим ощущениям радость от близости с женщиной. Пока не влюбится. А влюбится он, наконец-то, встретив ту женщину, которую назовёт своей. И будет долго ещё верен ей. Станет её мужем и отцом их сына.
– Ну, тогда, наверное, придётся выбирать между наукой и женщинами. А, впрочем, может и не придётся. Не переживай, кто его знает? Ведь всё ещё может сложиться. Будут и женщины, и возможности заниматься наукой. Несмотря ни на что.
И тут они оба расхохотались.
– Спасибо. Прогноз хороший. Ну, ещё надо попытаться быть просто счастливым. Как там говорят? «Человек рождён для счастья, как птица для полёта?»
– А ты помнишь, кто это сказал?
– Конечно. Разве можно забыть этот жуткий рассказ о мальчике без рук, который держит кисть пальцами ног и выводит эту фразу. Рук нет, а он – о счастье.
– Много читаешь?
– Да.
– И кто же тебе нравится больше всего?
– Стендаль.
– Странно.
– А он меня спас. От самоубийства.
– Как это?
– О, это очень грустная история. Долго рассказывать.
И тогда чудак задал ему вопрос, который всегда был для него чем-то вроде теста.
– Обломов или Штольц?
– Конечно же, Обломов. У меня дома есть даже диван, который я называю обломовским. На нём так хорошо думается. Вообще-то, я уверен, что цивилизацию создали именно те, кто не любит работать.
– Как это?
– Ну если бы все были очень трудолюбивыми, то ничего бы не менялось. Вначале, лентяи, которые не хотели ничего таскать на своём горбу, придумали колесо. Ну, а дальше пошло и поехало.
– То есть, ты тоже считаешь, что излишне рациональные люди – это просто ужасно?
– Конечно. Например, я ненавижу письменный стол. Наверняка, разные-всякие Штольцы думают, сидя за письменным столом. А мне лучше всего думается, лёжа на диване.
Чудак был, конечно же, старше своего студента. Будучи довольно полноватым человеком среднего роста, этот мужчина с первого взгляда вызывал безграничную симпатию. Даже встретив его вне университетских стен, любой человек без колебаний назвал бы его учителем. А может быть, даже университетским профессором. Хотя, если задуматься, в общемто, на профессора он не тянул. Был слишком молод. Ну, и ещё ему явно не хватало той обстоятельности, степенности и должной доли академизма, чтобы именоваться профессором. А ещё, конечно же, ни один профессор не совершил бы такой поступок, который он собирался сделать.
Ведь любой педагог университета заинтересован в том, чтобы на его факультете было как можно больше студентов. Причём хороших студентов. А тут он хлопочет о том, чтобы один из самых лучших уехал бы в другой вуз. Аргументы при этом у него абсолютно неадекватные – видите ли этот университет недостаточно хорош для такого гениального студента. Вернее, чудак был уверен, что здесь нет современного уровня исследований в области физики. Равно как и нет современного оборудования, нет должных семинаров, столь необходимых для этого сверходарённого мальчика, нет научной среды высочайшего уровня… Университет ведь открыли совсем недавно. Многого нет. А без всего этого даже человек, наделённый ярким талантом, не сможет стать великим учёным. Хотя чудак уже услышал фразу Гения о том, что учёными бывают только собаки, и они вдвоём от души посмеялись над этой шуткой.
А ещё чудак понимал, что его любимая наука физика сейчас переживает период очень бурного развития. Это говорило ему как педагогу только об одном: физика остро нуждается в гениях. В таких, как вот этот необычный студент. Конечно же, всё происходящее можно было объяснить, только до конца осознавая тот факт, что этот педагог всё-таки не был обычным преподавателем. В нём же жил чудак. Именно его чудаковатость позволяла ему совершать абсолютно правильные, с точки зрения высшей этики, поступки. Хотя они были очень даже неправильные с точки зрения и позиции обычного преподавателя.
Вышагивающий рядом с ним высокий юноша, в свою очередь, мало походил на нормального студента. Он больше был похож на подростка, случайно заглянувшего в эти университетские стены. Но и ребёнком его назвать язык не поворачивался. Из его глаз буквально выплёскивалась какая-то необыкновенная энергетика. А если вслушаться в его речь, то звучащая в ней смесь юмора, самоиронии и недюжинного ума просто поражала своей неординарностью. Абсолютно ненормальным был и разговор этих людей. Наряду с обычными темами они порой затрагивали и те, которые могли удивлять и шокировать окружающих. А ещё иногда они переходили с русского на немецкий и чувствовали себя при этом также комфортно, как может чувствовать себя человек в родной языковой среде.
Вначале педагог, обращаясь к мальчику, беспрерывно задавал вопросы, пытаясь понять, каким образом вдруг в университете появилось это чудо. Много смеялся над тем, что тому пришлось учиться в коммерческом училище лишь потому, что он был слишком юн для учёбы в университете. Вначале чудак всего лишь собирал информацию о Гении. Поэтому и вопросы у него были разные и всякие.
