Ранняя пташка

Оливер Тиффен сгорает на работе

«…«Чугунки» заменялись раз в тридцать лет, независимо от того, исчерпан ли их ресурс, неизменно в начале Лета. Устраивались закрытые зоны, работы выполнялись бригадами рабочих, выбранных по жребию из группы тех, кто старше шестидесяти. Поскольку средняя продолжительность жизни составляла шестьдесят четыре года, долгосрочные последствия радиационного заражения оказывались минимальными. Экстренной остановкой реактора, что было крайне опасно, занималась своя собственная команда: «Спасатели»…»

«Семнадцать Зим», Зимний консул Ланс Джонс

На рассвете мы направились через весь город. Чистые гусеницы Снегохода вгрызались в свежевыпавший снег, небо было свинцово-черным. Только тоненькие струйки пара, поднимающиеся над многочисленными Дормиториумами, намекали на то, что мы находимся в городе с полумиллионным населением.

Несмотря на то что до официального начала Зимы оставалось еще два дня, все затаились по домам, и те, кто еще не заснул, завершали подготовительные ритуалы перед зимней спячкой. Особенно популярными были занятия йогой и григорианские хоралы; йо-йо, танго, мурлыканье себе под нос, карты и акварели получали распространение и исчезали со сцены в зависимости от прихотей моды. Но для большинства подготовка заключалась просто в замедлении деятельности и сознательном избегании любого возбуждения. Это было успокоение, расслабление душой и телом.

Для того чтобы помочь первоначальному погружению в сон и облегчить повторное засыпание в случае случайного пробуждения, по кабельным сетям на протяжении всей Зимы непрерывно крутили «Бонанца» ^[31]. Жители с Синдромом непреднамеренного пробуждения оставляли у изножья кровати включенный телевизор с приглушенным звуком.

– Нудный он только оттого, что его повторяют без конца, – объяснил Логан, когда мы обсуждали методы, позволяющие тем, кто случайно проснулся, легче заснуть, – а знакомые наизусть персонажи и ситуации способствуют по большей части трансцендентному блужданию сознания.

Никто точно не мог сказать, почему именно «Золотое дно» было выбрано телевидением для Зимы, однако чем больше люди смотрели сериал, тем лучше тот справлялся со своей задачей. Ну а уж если перипетии семейства Картрайтов не срабатывали, всегда можно было посмотреть повтор «Перекрестка» ^[32] или отправиться в долгожданное забвение старым проверенным путем: «Одиссей», «Моби Дик» или «Война и мир».

Я остановил Снегоход перед Дормиториумом «Берил Кук», самым большим из двадцати семи Ночлежек ^[33] на побережье Пенарта. Убедившись в том, что датчик давления сжатого воздуха находится в зеленой зоне, чтобы можно было обеспечить легкий запуск, я заглушил двигатель и выбрался через заднюю дверь. Выпавший недавно снег частично растаял на утреннем солнце, затем снова замерз и хрустел под ногами, словно рисовые хлопья.

– Регулирующие стержни введены до предела, а температура ядра все равно остается в красной зоне, – с непонятным воодушевлением сказал нам привратник, словно пожар в ядерном реакторе станет желанным развлечением во время Зимней скуки.

Он пригласил нас в маленький центр управления, расположенный сразу же у входа, и мы уставились на циферблат датчика температуры ядра, стрелка которого действительно дрожала у опасного значения.

В настоящий момент на протяжении всей Зимы температуру Нижнего идеала ^[34] в Дормиториумах поддерживают Урановые ядерные реакторы, пришедшие на смену ненадежным и непредсказуемым «Тлеющим ямам», заполнявшимися перемежающимися слоями торфа, урановой смолки, угля и древесины твердых пород. По сравнению с ними «Чугунки» на основе урана и графита отличались высокой эффективностью и, как правило, не требовали обслуживания, однако иногда – крайне редко, как постоянно подчеркивала Ядерная комиссия Альбиона, – весьма ярко проявляли свой характер.

– Я не могу входить в Зиму, имея на руках потенциальный перегрев реактора с последующей автоматической его заглушкой, – сказал привратник. – Кто заплатит за переселение обитателей «Берила», если в разгар Зимы он отключится? Только не я.

Я озабоченно посмотрел себе под ноги.

– Когда осуществлялось переоборудование «Тлеющих ям» в «Чугунки», была установлена надежная защита, – сказал Логан, почувствовав мое беспокойство. – Между нами и реактором двенадцать дюймов свинца. Только в одной ядерной Ночлежке в Кардиффе однажды возникла чрезвычайная ситуация «оранжевого» уровня опасности, и это случилось в «Кэри Грант».

– Регулирующие стержни заклинило, – объяснил привратник. – Но сработала система безопасности, – с некоторым разочарованием добавил он.

Мы связались с дежурным Ядерной миссии Альбиона, и тот сначала предложил нам ничего не предпринимать и подождать, «пока не станет совсем плохо». Затем он все-таки уступил под нашим нажимом и, зевая, посоветовал кому-нибудь спуститься вниз и посмотреть, в чем дело, и снова связаться с ним, если мы решим, что «все серьезно».

Логан попросил меня найти по списку «Спасателей» ближайшего техника, но привратник избавил меня от лишних хлопот.

– У нас на десятом этаже живет Оливер Тиффен, – сказал он. – Хороший парень. Я сейчас схожу за ним.

Для экстренных вырубаний ^[35], наружного осмотра и прочих потенциально смертельно опасных ситуаций существовал список энергичных восьмидесятилетних стариков, знающих толк в реакторах, которым смертельная доза радиоактивного облучения не слишком критично сократит оставшийся жизненный срок. Платили им за работу более чем щедро, а тому, в ком возникала необходимость, полагалась еще и медаль, однако благодаря достаточно надежным мерам безопасности и невысокой мощности реакторов такое случалось крайне редко.

Мистер Тиффен спустился к нам через десять минут, в неуместном твидовом пиджаке и галифе, выглядящий на удивление молодо – на вид ему можно было дать от силы лет сорок пять. Конечно, вызваться добровольцем можно в любом возрасте, но Спасатели были обязаны постоянно находиться в получасовой готовности. Посмотрев на приборы в центре управления, Оливер Тиффен поморщился, увидев, что температура в реакторе поднялась еще на несколько градусов.

– Похоже, придется немного попотеть, – сказал он, надевая садовые перчатки, очки-«консервы» и примитивные наушники с прикрепленным микрофоном. На шее у него висела старая сумка с противогазом, с привязанным спереди кислородным баллоном, а в руке он держал кожаный саквояж с позвякивающими гаечными ключами.

– Проблемы? – спросил Логан, пока Тиффен листал сервисный журнал, старый, заплесневевший, покрытый пятнами от кофе.

– Если я прав, у нас меньше двадцати минут до того, как взрыв разнесет здание и разбросает горящее радиоактивное топливо в радиусе тысячи ярдов.

– А если вы ошибаетесь? – спросил Логан.

– Ну тогда отказали приборы или меня подводит мой опыт, – усмехнулся Тиффен. – А вам на всякий случай лучше убраться отсюда. Привратник! Будьте готовы затопить реактор, если я не успею вовремя его заглушить.

– Все настолько плохо?

– Все настолько плохо. Вот, – добавил Тиффен, протягивая Логану запечатанный конверт ^[36], – возьмите на тот случай, если все пойдет вверх тормашками, хорошо?

После чего он сказал привратнику быть наготове, отпер висевшим на шее ключом дверь, ведущую в реактор, и скрылся внутри. Дверь захлопнулась, и мы услышали его торопливые шаги, грохочущие по железным ступеням винтовой лестницы.

– Если хотите, вы оба можете уйти, – сказал привратник, держа руку над большой красной рукояткой с надписью «АВАРИЙНОЕ ЗАТОПЛЕНИЕ РЕАКТОРА».

Как привратник он вначале показался бестолковым и беспечным, но сейчас, когда наступил критический момент, он был готов поступить так, как поступают все привратники – до конца оставаться вместе со своими спящими подопечными и при необходимости погибнуть вместе с Дормиториумом. Я постепенно узнавал, что Зима диктует свои собственные понятия долга и чести.

– Мы останемся здесь, – сказал Логан, уверенный, как мне кажется, в том, что привратник и Тиффен тем или иным способом решат проблему.

Он не спросил у меня, собираюсь ли оставаться я, но в качестве его Послушника я как бы был его неотъемлемой частью. Через несколько минут из хриплого динамика донесся голос Оливера Тиффена, объяснившего, что вследствие какой-то технической неисправности произошла утечка воды из предохранительного бака, и «здесь все сварилось». Мы услышали «о черт», еще несколько отборных ругательств, после чего спокойным и размеренным тоном: «затопляй, затопляй, затопляй».

Не колеблясь ни мгновения, привратник потянул рычаг. Где-то глубоко внизу послышался гул, похожий на плеск жидкого цемента, затем наступила тишина. Стрелка термометра резко дернулась вниз, и остальные датчики так же медленно упали до нуля.

– Ну вот, – пробормотал привратник, – я остался без работы.

В «Берил Кук» находились две сотни постояльцев, и все те, кто еще не заснул, помогли переносить спящих. Ходящих во сне и дремлющих распределили по дежурным комнатам в других Дормиториумах, но всех, кто уже погрузился в елейную бездну спячки, отправили в Ночлежку «Пчелиные соты», прямо на койках, так что они ничего не заметят до тех пор, пока не проснутся. Прибыла мэр собственной персоной с большой свитой широко зевающих чиновников, горевших желанием приуменьшить серьезность происшествия, вероятно, потому, что это означало меньше бумажной волокиты и скорейшее возвращение в постель.

– Полагаю, мы должны присвоить случившемуся Третий уровень – «Серьезное происшествие», – сказала мэр, – а не Четвертый, «Авария с местными последствиями». Вы согласны?

– Строго говоря, пострадавший погиб не из-за реактора – он утонул. Так что это скорее имеет отношение к береговой охране.

– Его погребли под собой двадцать тонн борной суспензии, – напомнил Логан.

– Согласна, – ответила мэр. – Его тело откопают Весной. Его жертва останется в памяти, ему воздадут почести.

После чего она поднялась на ступени у входа, позируя для одинокого фотографа, который прибыл в паре с равнодушным журналистом, задавшим несколько несущественных вопросов. До Засыпания оставалось два дня. Никто не проявляет воодушевления в чем бы то ни было в последнюю неделю перед тем, как отправиться на боковую.

– Пошли со мной, – сказал Логан после того, как мэр, зевая, удалилась обратно в Муниципалитет.

Все Дормиториумы строятся по одному плану, не слишком изменившемуся по сравнению с первоначальным, принятым в четвертом веке императором Константином. Круглое в плане здание, как правило, увенчанное острой конической крышей, двадцать или больше этажей и проходящая посредине шахта центрального отопления. Лестницы или заключены в толстые теплоизоляционные стены, или, как здесь, закручены спиралью в центральной пустоте.

Комната Оливера Тиффена находилась на восьмом этаже, и Логан отпер ее своим Всеключом. Тускло освещенная комната имела стандартную планировку куска пиццы: сектор в одну восьмую круга, с дверью в усеченном остром углу. Остальное пространство было разделено на ванную, спальню и гостиную. Тепло и свет, удобства, которым придавали большое значение, поступали с двух противоположных сторон: тепло – от центрального ядра, проходящего через все здание, свет – сквозь забранные тройным стеклом щели в наружной стене.

Мы нашли миссис Тиффен в спальне, в окружении пакетов с едой. Она выглядела сытой, но совершенно безучастной, – Оливер Тиффен приютил свою жену у себя после того, как та отправилась в ночное скитание. При нашем появлении миссис Тиффен щелкнула зубами, после чего бойко исполнила переложение «Помоги себе сам» для бузуки.

– А играет она неплохо, а? – заметил Логан.

Для лунатиков было обычным делом демонстрировать навыки, извлеченные из обрывков памяти. Большинство могли произнести несколько слов или выполнить какое-нибудь действие, пусть и такое обыденное, как поход в ближайший магазин или включение радиоприемника. Очень немногие, однако, были способны делать что-то экстраординарное – кататься на коньках или играть в преферанс. К числу последних, или, на жаргоне о лунатиках, «Шутникам», принадлежала и миссис Тиффен. По слухам, более продвинутые из преобразованных – Эдварды и Джейн, например, – создавались на основе именно этих людей. По-видимому, проще перенастраивать тех, кто с приветом.

– Ваш супруг только что утонул под двадцатью тоннами борной суспензии, – сказал Логан, обращаясь к миссис Тиффен, – но он без колебаний и без лишних слов выполнил свой долг. Вы можете им гордиться.

Ничего не ответив, миссис Тиффен продолжала играть на бузуки.

– К чему столько трудов, чтобы сохранить ее? – спросил я, глядя на женщину, с виду вполне здоровую, хоть и немного бледную. – И к чему таким молодым вызваться добровольцем в «Спасатели», потенциально обрекая себя на такую страшную смерть?

Вместо ответа Логан протянул мне конверт, который вручил ему Оливер Тиффен перед тем, как спуститься в «Чугунок». Записка была краткой.

Несмотря на то что внешне мозг моей жены кажется мертвым, он жив, только никак не может проснуться. Наверное, я не могу рассчитывать на то, что вы продолжите за ней ухаживать, но я буду очень признателен, если ее не разделают и не преобразуют.

– Это весьма распространенное убеждение, – сказал Логан, забирая у меня письмо, – но объяснимое, если учесть, какие сильные чувства поставлены на карту.

– Вы выполните его просьбу и отправите ее на покой? – спросил я.

– Нет, – ответил Логан, погруженный в глубокие раздумья, – я отвезу ее в Двенадцатый сектор для преобразования. Это будет хороший предлог наведаться к Токкате и выяснить, что она хочет.

Логан попросил меня заглянуть в «Справочник Брадшо» ^[37], и я выяснил, что еще можно успеть съездить в Двенадцатый сектор и вернуться обратно до Зимнего перерыва.

– Чем мне заняться во время вашего отсутствия? – спросил я.

– Ты едешь со мной, Уортинг. Это будет тебе хорошим уроком.

– Да? – с сомнением произнес я.

Мое нежелание ехать было вполне объяснимо: Талгарт, главный город Двенадцатого сектора, является крупнейшим населенным пунктом в районе, примечательном своей безлюдностью, а также высокой концентрацией зимокочевников и Злодеев. Зимой дороги становятся непроезжими, пополнить запасы продовольствия невозможно. Не хотелось бы застрять в таком месте. Не хотелось бы вообще оказаться в таком месте ^[38].

К тому времени как мы пять часов спустя сели в поезд, переселение постояльцев «Берил Кук» было уже завершено. «Гибер-тех» не забирает всех подряд лунатиков-Шутников, поэтому я составил бумаги, отправил запрос по факсу и через десять минут получил ответ: срочно доставить миссис Тиффен в Двенадцатый сектор.

– Можно задать один вопрос? – сказал я, когда мы ждали поезд на Центральном вокзале Кардиффа.

Миссис Тиффен сидела вместе с нами, снова и снова исполняя «Помоги себе сам», которая казалась мне все более нелепой. Перевозка лунатиков – это не ракетные технологии: достаточно лишь их кормить. Беспокойными они становятся, только когда проголодаются; а когда они очень проголодаются, от них можно ожидать очень крупных неприятностей.

– Валяй.

– В чем именно Токката ждет вашей помощи и кто такая Аврора?

– Это уже два вопроса.

– Я так думаю, это две стороны одного и того же вопроса.

Посмотрев на меня, Логан улыбнулся.

– Очень… проницательно. Что ж: Токката связывалась со мной по поводу вирусного сновидения, распространившегося по всему Двенадцатому сектору. Судя по всему, обыкновенным, здравомыслящим людям снится сон про синий «Бьюик», после чего они сходят с ума. Психотические случаи, попытки убить людей, бредовые крики про отрубленные руки и раскидистые дубы, про погребенных заживо и тому подобное. Токката хотела узнать мое мнение.

– «Бьюики», отрубленные руки, раскидистые дубы, погребение заживо?

– Это сон, Чарли, в нем не должно быть смысла. Во время учебы в Академии вам говорили про вирусные сновидения?

– Сны мы рассматривали только в рамках модуля 6-А: «Психология сна без применения «морфенокса» ^[39].

Никто и не думал, что нужно давать более обширные знания: сон – это лишь попытка подсознания составить связное повествование из беспорядочного набора мыслей, фактов и воспоминаний, и он только расходует впустую ресурсы, которые должны помочь человеку продержаться до Весны.

– А Аврора?

– Глава службы безопасности «Гибер-теха». Первостатейное дерьмо. Они с Токкатой не ладят между собой. Точнее, все гораздо хуже: они друг друга ненавидят. Когда дело доходит до контактов «Гибер-теха» с Консульской службой в Двенадцатом секторе, есть только одно правило: избегать всеми возможными силами.

– Аврора, – задумчиво пробормотал я, – богиня утренней зари.

– Богиня неприятностей, – поправил меня Логан, поднимаясь на ноги, поскольку наш поезд подошел к перрону. – Но я обещал помочь.

Я устроился в купе вместе с играющей на бузуки миссис Тиффен и накормил ее батончиком нуги с орехами, и она, насытившись, снова принялась исполнять «Помоги себе сам». Как оказалось, Логан терпеть не может бузуки, поэтому он перебрался в первый класс.

К нам с миссис Тиффен присоединилась женщина, оказавшаяся Зимней актрисой, и поезд тронулся. Тогда я этого еще не знал, но, сопровождая женщину, лишенную мечтаний, я направлялся навстречу женщине своей мечты.

Мертир

«…Корни традиционного «Зимнего объятия» лежат в стремлении объединить тепло тел, чтобы выжить. Поэтому в то время как Летом люди лишь на мгновение привлекают к себе друг друга, Зимой тела сплетаются в интимной близости, левая рука обнимает за шею, правая лежит на талии, головы отклонены влево и соприкасаются правыми щеками, дыхание звучит друг у друга в ухе. В любом другом контексте, кроме Зимы, подобная поза считалась бы в лучшем случае неприличной, а в худшем – сексуальным насилием…»

«Гибернационная культура человека», Моррис Дезмонд

Зимняя странствующая актриса внимательно выслушала мой рассказ про то, как я за один день из помощника управляющего приютом Святой Гренеты превратился в Послушника Службы зимних консулов. Я не упомянул о том, что моим наставником является Джек Логан, но женщина отнеслась с пониманием к моему нежеланию раскрывать это. Также я не стал распространяться о подозрениях Токкаты насчет вирусных сновидений, соблюдая следственную тайну, и ни словом не обмолвился о недоброжелательности матери Фаллопии, тут уже не к месту вспомнив о верности. Но я рассказал актрисе о перегреве реактора «Берил Кук» и самопожертвовании Оливера Тиффена, чем, похоже, затронул у нее в душе чувствительную струнку.

– Храбрый человек, – пробормотала она. – У вас кто-нибудь из близких запутывался в «ночном фанданго»?

– В Святой Гренете была сестра Менструария, – ответил я. – Ее выбросили в местную помойную яму, вот только оглушили ее недостаточно сильно, поэтому через три дня она объявилась снова, вся в рыбьих головах, гнилых капустных листьях и обрывках мокрых газет. Сейчас, оглядываясь назад, я нахожу в этом зрелище своеобразный черный юмор: сестра Менструария, шатаясь, входит в ворота, и все с криками разбегаются в стороны. Мать Фаллопия оказалась покрепче и окончательно отправила ее на покой, треснув по голове битой для лапты позади сарая для велосипедов. После этого Люси Нэпп целую неделю снились кошмары, но в целом, полагаю, все отнеслись к этому нормально. Ну а вы? Вы были знакомы с лунатиками?

Женщина задумчиво потерла висок.

– Мой муж Джеффри. Мы познакомились, исполняя в пантомиме роли передней и задней половины лошади, сблизившись во время «конного гавота». Исполнять этот танец синхронно очень непросто, особенно если учесть, что я поступила благородно и взяла на себя заднюю часть. – Она рассмеялась. – Джеффри сказал, что мне это идет, поскольку я и есть лошадиная задница. Разумеется, мне пришлось выйти за него замуж, и у нас были семнадцать лет необузданного счастья. Джеффри был моим Ромео и моим Макбетом, моим Рочестером и моим Дезмондом. Но мы по-прежнему играли роль лошади на вечеринках, исполняя конный гавот, просто так, ради удовольствия.

Актриса умолкла, и улыбка у нее на лице погасла.

– Пять лет назад после Весеннего пробуждения я сначала подумала, что у Джеффри поутру туман в голове, однако в этот раз в окошко луч света так и не заглянул. Джеффри также исполнял один посмертный трюк: Ромео, сцена с балконом. Снова и снова. Я тоже думала, что он по-прежнему где-то здесь. Как мне сказали, многие в это верят. Однако пять лет я Джеффри не содержала – в следующий вторник он съел норфолкского терьера моей сестры, и на том все закончилось. Я позвонила на «горячую линию» в «Гибер-тех», и его забрали.

 
                      Лучше, пожалуй, умру я во сне,
                      Чем неприкаянным Зиму шататься,
                      Сонным и мертвым бродить в тишине,
                      Зимней котлетой питаться.
 

– Я сочувствую вам по поводу вашей утраты.

– Джеффри преобразовали в подметальщики дорог, и, по-моему, я видела его один раз в Ли-на-Соленте. Ну, мне показалось, что это был он. У «Гибер-теха» там есть Центр преобразования, так что, полагаю, он мог быть одним из многих. В следующую Зиму его разделали. В настоящий момент на его ногах ходит один садовник из Стоурбриджа, а глаза смотрят на пролив Малл, чему Джеффри был бы очень рад. Насчет остальных частей мне неизвестно…

Она умолкла. Лучше не задерживаться на этом, как бы тяжело ни было.

Отвернувшись, я уставился в окно на проплывающий мимо ландшафт, который хоть и постоянно менялся в мелочах, в целом оставался одним и тем же: снег и лед, блеклая пустошь, негостеприимный холод. Зима. Неудивительно, что почти все мы проводили ее в крепком сне.

Перестав играть на бузуки, миссис Тиффен перешла в характерное для ночных странников оцепенение, по-научному Rigor torpis ^[40]. Наступившая тишина явилась блаженной; несмотря на то что миссис Тиффен исполняла «Помоги себе сам» довольно неплохо, это была чисто мышечная память – ее душа полностью отсутствовала.

– Слава богу, – с облегчением вздохнула актриса.

Всю оставшуюся часть пути она делилась со мною полезными советами насчет Зимы: в первую очередь не занимать деньги у поручителей ^[41], избегать любых контактов со всеми, у кого «низкие, сомнительные или продажные моральные принципы», и держаться подальше от сонных.

– Сто2ит только поддаться чарующему взгляду их широко раскрытых глаз и елейным речам и задуматься о том, как хорошо было бы оказаться где-нибудь в другом месте, – сказала женщина, – и не успеешь оглянуться, как ты уже выплачиваешь долги какому-нибудь Ломбарду, гадая, где же были твои мозги.

– Я буду осторожен.

Поезд замедлился, подъезжая к Мертир-Тидвилу. На фоне вечернего неба вырисовывались заброшенные шахты, на улицах уже зажигались фонари. Это была конечная точка, куда можно было добраться на пригородном поезде; дальше нужно было пересесть на межобластной, оснащенный снеговым плугом, который должен доставить нас «через горб» в Двенадцатый сектор.

Актриса поднялась, доставая с багажной полки свои вещи, а я, окунув палец в банку с арахисовым маслом, обильно смазал нёбо миссис Тиффен, чтобы ей было чем заняться. Открыв дверь купе, актриса шагнула на недавно посыпанный песком перрон.

– Что ж, удачи вам в вашу первую Зиму, – сказала она. – Не теряйте головы и будьте готовы к тому, что в дверь постучит Грымза. Какую бы роль я ни играла, я всегда учу реплики того, кто говорит следом за мной. Я так получила своего первого Гамлета.

«Принцип Гидры» действует не только для актеров, но и вообще для всех. Женщина удостоила меня Зимних объятий.

– Пусть Весна примет вас в свои объятия.

– И вас тоже.

– Кто это такая? – спросил Логан, возвращаясь к нам с миссис Тиффен из первого класса.

– Имени ее я не знаю, – ответил я. – Актриса, готовится к Зимним гастролям.

– Благородная служительница Зимы, – с уважением промолвил Логан, – как и мы с тобой. А теперь слушай: у нас чуть больше часа до пересадки на другой поезд, а я должен повидаться с одним человеком. Где-нибудь через пятьдесят минут встречаемся в «Миссис Несбит». Закажи мне сандвич с беконом и чашку чая.

– Слушаюсь, сэр.

– Да, и еще, Уортинг.

– В чем дело?

– Не потеряй Отсутствующую.

С этими словами Логан быстрым шагом направился к выходу. Какое-то время я стоял на перроне под мягко кружащимися снежинками. Воздух был густо насыщен приятным запахом дыма от горящего угля. Вообще-то через две недели после остановки промышленности запах дыма уже не должен чувствоваться, но в настоящее время многие угольные пласты в районе Тредегара, Рондды и Тафф-Велли к северу от Мертира горели под землей, холмы испускали дым сквозь трещины в земле, и нестерпимый жар превращал деревья в обуглившиеся остовы. Ученые мужи уверяли, что теперь лишь вопрос времени, когда парниковый эффект от выброшенных в воздух газов приведет к глобальному потеплению, однако из года в год становилось только холоднее, ледники наступали, вегетационный период укорачивался. Но для нас в этом была и своя положительная сторона: значительную часть доходов Уэльса составляли тарифы на выброс СО₂, установленные давным-давно, когда они были еще в шесть раз выше, чем сейчас.

Не найдя дежурного, я прошел к единственному другому поезду на вокзале. Паровоз еще не подали; к одинокому пассажирскому вагону были прицеплены две грузовых платформы, и их загружал автопогрузчик с вильчатым захватом. У экспедитора был измученный вид бывалого зимовщика: мешки под глазами и дряблая бледная кожа. Зимовка убыстряет процесс старения, по крайней мере, в полтора раза. Связав свою карьеру с Зимой, человек отдает ей и часть своей жизни.

На деревянных ящиках была маркировка «Рис с экстрактом амброзии», «Печенье в шоколаде», «Мини-рулеты» и «Кексы с начинкой и в глазури». Зимой люди, подобно многому другому, на время забывали и правила здорового питания. С моральной точки зрения вкусная еда частично смягчала образ Зимы как холодного чистилища, делая ее больше похожей на детский праздник. Что важно, сбоку на ящиках по трафарету было нанесено «Компания «Зимние технологии» – Сектор 12 – Зима – Срочно». Я понял, что это тот самый поезд, однако все же по испытанной временем традиции спросил у желездорожника подтверждения.

Его фамилия, как я выяснил, была Моуди.

– Мне бы хотелось тронуться, как только к составу прицепят паровоз, – сказал он, беспокойно поглядывая на небо, откуда широкими, неспешными спиралями падал снег, – однако начальник станции требует строгой пунктуальности, поэтому поезд отойдет строго по расписанию: ровно через пятьдесят восемь минут. Вы вернетесь или останетесь там?

– Определенно вернусь, – ответил я.

– Мудрый шаг. Двенадцатый сектор не для слабых духом.

– А я по виду слабый духом?

– Когда речь заходит о Двенадцатом секторе, любой человек слаб духом.

На эти слова ответа не было, и я, сознавая, что мертвая женщина скоро снова проголодается, отвел ее в единственную «кормушку», остававшуюся открытой: «Традиционную чайную комнату миссис Несбит». Согласно последним данным, в Северной Федерации насчитывалось свыше восьми тысяч отделений этого популярного предприятия общественного питания, из которых четыреста шесть работали на протяжении всей Зимы ^[42]. В заведении царил знакомый уют: логотип компании, в данном случае гордо подсвеченный в витрине, с портретом вымышленной миссис Несбит, основательницы, давшей компании свое имя. С обезоруживающей дружелюбной улыбкой, седые волосы, забранные в тугой пучок, в старомодной блузке и красном платье под кухонным фартуком. Удобство и единообразие – оба эти фактора безжалостно эксплуатировались корпорацией «Нес-Корп» – обусловили то, что в эти заведения заходили перекусить практически все, независимо от общественной прослойки и культурного происхождения.

Я зашел внутрь с закинутой на плечо бузуки. Мертвая женщина семенила передо мной, все еще поглощенная стараниями слизнуть арахисовое масло с нёба. Воздух в чайной комнате был насыщен ароматом выпечки, дешевого повидла и кофе с добавлением цикория; как и следовало ожидать, народу было мало: всего шестеро посетителей в просторном зале, способном принять вдесятеро больше.

– Мы здесь мертвых не обслуживаем.

Это замечание сделала женщина, судя по практически прозрачной бледной коже и двум Золотым звездам Солнцестояния, опытная Зимовщица. Большинством Зимних отделений «Миссис Несбит» заправляют выгоревшие на службе бывшие Консулы, которые обеспечивают бесперебойную подачу чая и свежих булочек до тех пор, пока, наконец, не дает о себе знать недосып в несколько десятилетий.

– Я вовсе не прошу, чтобы вы ее обслужили, – возразил я. – Я прошу, чтобы вы обслужили меня… а затем уже я сам обслужу ее.

– Ответ – категорическое нет. Ее труп войдет сюда только через мой труп.

– С лингвистической точки зрения весьма… поэтично, – согласился я. – Кажется, это называется хиазм? ^[43]

– А я думаю, это ближе к полиптотону ^[44]. А теперь предлагаю забрать этот ужас и проваливать вон.

– Я Зимний консул, – сказал я, предъявляя свой значок.

– Приношу свои искренние извинения, – сказала хозяйка. – Проваливай вон… при всем моем уважении.

В ее глазах я был разве что самую малость выше лунатика. Я уже начал подумывать, можно ли на час оставить миссис Тиффен в камере хранения и будет ли это этично, но тут у меня за спиной раздался высокий голос:

– Эта бузуки tetrachordo или trichordo? ^[45]

Это был голос мужчины, негромкий и уверенный.

– Понятия не имею, – ответил я, по-прежнему смотря на хозяйку заведения. – Это ее бузуки, – добавил я, ткнув большим пальцем в сторону миссис Тиффен.

Хозяйка скорчила гримасу.

– Когда это Шутники, только еще хуже. Они словно притворяются, будто живые.

– Это называется псевдосознательным состоянием вегетативной подвижности, – сказал я, – и такие люди просто неспособны притворяться. Но вы правы, она играет на бузуки. И довольно неплохо, если хотите знать.

Словно в ответ мертвая женщина протянула ко мне руку за инструментом. Как только я отдал ей бузуки, она снова начала играть «Помоги себе сам».

– А почему бы не позволить им остаться? – предложил мужчина, спросивший насчет бузуки. – Мертвоголовая будет развлекать нас музыкой. К тому же ветеран службы в отставке обслужит действующего бойца.

Это изречение было основано скорее на надежде, чем на реальности, но мне оно понравилось.

– Ну хорошо, – после долгой паузы сказала хозяйка, – ты можешь остаться вместе со своим Отсутствующим. Но если оно начнет отпугивать моих посетителей, вам придется убираться подобру-поздорову.

Я хотел было возразить, что миссис Тиффен «она», а не «оно», но решил отметить свою маленькую победу проявлением великодушия и промолчал. Я заказал два сандвича с беконом – один себе, второй навынос, два кофе, аналогично, затем сосиски, кексы и пастилу для миссис Тиффен.