Kitobni o'qish: «Агата Кристи. Она написала убийство»

Shrift:

* * *

Предисловие

Почему мы так хотим больше узнать о любимых авторах? Казалось бы – у нас есть книги, и этого достаточно. Именно так полагала наша героиня. «Я считаю, что людей должны интересовать книги, а не их авторы!» – прямо заявляла она.

Но, возможно, мы с ней не согласимся.

Может, мы хотим догадаться, что именно сделало этого мужчину или эту женщину писателем? Откуда он или она взяли то волшебство, которое мы чувствуем, когда открываем любимые страницы? В таком случае все наши усилия тщетны. Миллионы людей влюбляются, миллионы воюют, миллиарды видят сны, но лишь немногие могут написать об этом так, чтобы мы почувствовали себя на первом свидании, или в окопах под обстрелом, или в чужом сновидении. Это не генетика и не воспитание, это – волшебство, и никакого иного ответа люди не добились за те века, пока существуют книги и те, кто их пишет.

Тогда зачем? Может, мы хотели бы подружиться с человеком, чьи взгляды и пристрастия совпадают с нашими, или, по крайней мере, вызывают у нас симпатию? А если это невозможно, то представить себе, как это было бы, если бы вы встретились в реальности.

Желание понятное, но риск есть. Человек при близком знакомстве (даже если оно было заочным) может оказаться совсем не таким, каким казался, когда мы читали его книги. И все же рискнуть стоит. Ведь если симпатия возникнет, у человека (даже умершего) можно чему-то научиться. Не тому, как писать книги, а тому, как жить.

Вот что написала наша героиня о себе, на самом закате своей жизни.

«Я никогда ни во что не умела хорошо играть; из меня не получился и уже никогда не получится интересный собеседник; я настолько легко внушаема, что бросаюсь вперед прежде, чем успеваю сообразить, что же именно мне предлагают сделать. Я не умею рисовать, не способна к живописи, не могу ни лепить, ни высекать; не сдвинусь с места, пока меня не растормошат; плохо объясняю то, что хочу сказать, – мне легче писать. Я умею быть твердой в принципиальных вопросах, но не в повседневной жизни. Даже если я знаю, что завтра вторник, стоит кому-нибудь раза четыре повторить, что завтра среда, на пятый я соглашусь и начну действовать соответственно».

Кажется, не самая лучшая компания. Но послушаем ее дальше.

«Я не люблю находиться в толпе, где тебя сжимают со всех сторон, не люблю, когда громко разговаривают, шумят, не люблю долгих разговоров, вечеринок, особенно коктейлей, сигаретного дыма и вообще курения, каких бы то ни было крепких напитков – разве что в составе кулинарных рецептов, не люблю мармелада, устриц, теплой еды, пасмурного неба, птичьих лапок, вернее, прикосновения птицы. И наконец, больше всего я ненавижу вкус и запах горячего молока».

Уже немного лучше. Некоторые из нас, по крайней мере, могут ее понять и посочувствовать.

«Что я умею делать? Ну, писать. Могла бы стать приличной музыкантшей, но не профессиональной – я хорошо аккомпанирую певцам. В трудной ситуации способна импровизировать – это умение пригодилось мне больше всего. То, что я умею делать при помощи шпилек для волос и английских булавок в неожиданных домашних обстоятельствах, всех удивляет. Это я придумала слепить из хлебного мякиша липкий шарик, насадить его на шпильку, шпильку сургучом прикрепить к концу шеста для раздвигания штор и с помощью этого приспособления достать мамин зубной протез, упавший на крышу оранжереи! Я успешно усыпила с помощью хлороформа ежа, запутавшегося в теннисной сетке, и таким образом спасла его от удушья. Скажу без ложной скромности, в доме от меня кое-какая польза есть».

Агата Кристи – самый известный в мире автор детективной прозы

Список становится все более захватывающим. Пожалуй, я хочу познакомиться с женщиной, которая сумела использовать хлороформ, чтобы спасти ежа, запутавшегося в теннисной сетке, а главное, не пожалела на это времени и сил.

«Люблю: солнце, яблоки, почти любую музыку, поезда, числовые головоломки и вообще все, что связано с числами; люблю ездить к морю, плавать и купаться; тишину, спать, мечтать, есть, аромат кофе, ландыши, большинство собак и ходить в театр.

Я могла бы составить перечень и получше, более впечатляющий и многозначительный. Но опять-таки это была бы не я, а мне кажется, я должна примириться с тем, что я такая, какая есть…

Пожалуй, преданность восхищает меня больше всех других достоинств. Преданность и отвага – два самых прекрасных качества. Как физическая, так и нравственная смелость вызывает у меня восторг. Это одна из главных жизненных добродетелей. Если вы решились нести бремя жизни, вы должны нести его отважно. Это ваш долг»…

Ну что ж, на эту женщину можно положиться, и даже кое-чему поучиться у нее. Но забегая вперед, скажу, что ей были присущи не только преданность и отвага, но и удивительное умение быть счастливой. А может, без преданности и отваги быть счастливой невозможно?

В любом случае, давайте знакомиться дальше.

Англия конца XIX века

Глава 1. Девочка, у которой был целый мир

Эту историю хочется начать как сказку. «Жила-была в городке у моря маленькая девочка с косами цвета льна. И было у нее все, что нужно для счастья маленьким девочкам: любящие ее и друг друга мама и папа, заботливая няня, уютный дом, сад, где она могла играть часами, канарейка и щенок. Кроме того, у нее было тройное имя. Ее звали Мэри (в честь бабушки по отцу), Кларисса (в честь матери) и Агата (просто потому, что это звучало красиво). А главное – у нее был целый волшебный мир, населенный ее фантазиями». И самое замечательное в том, что каждое слово в этой сказке – чистая правда.

Агата Мэри Кларисса Миллер родилась 15 сентября 1890 года в семье Фредерика и Клариссы Миллеров. Позже Агата признавалась, что видела за свою жизнь всего четыре счастливых брака. Два из них были браками ее друзей, третий она не называет (но я думаю, имеет в виду себя и своего второго мужа), а первым был, бесспорно, брак ее родителей.

Когда-то давным-давно маленькая Кларисса Бомер (такова была девичья фамилия матери Агаты) воспитывалась в доме своей тетки на севере Англии. Тетка была добра к ней, но Клара не могла забыть о родном доме, о разлуке с тремя братьями. Ее мать, бедная вдова английского офицера, отдала ее на воспитание, спасая от нищеты, но Кларе казалось, что ее за что-то наказали, сочли недостойной жить в родной семье. Единственным человеком, с которым она осмелилась подружиться, оказался «кузен Фред» – пасынок ее тетки Фредерик Миллер. Двадцатилетний Фредерик, вероятно, казался своей десятилетней кузине необыкновенно важным и умным человеком, хотя на самом деле был всего лишь шалопаем со средствами, но без определенного рода занятий. Впрочем, все знакомые отмечали его удивительное добродушие и искренность, делавшие его всеобщим любимчиком.

Винтажная открытка. У маленькой Агаты было все, что нужно для счастья: любящие ее и друг друга мама и папа, заботливая няня, уютный дом, сад, канарейка и щенок

Фредерик крутил романы и сорил деньгами по обе стороны океана, кочуя из Нью-Йорка в Британию и обратно, и между делом отвечал на робкие письма Клары и читал ее стихи. Чем-то, очевидно, она сумела задеть его сердце, так как, вернувшись однажды домой, он просто, без всякой подготовки сделал ей предложение.

Клара отказала. Она считала себя слишком обычной и незначительной, боялась, что с ней он скоро заскучает. Но Фред был настойчив, и она не смогла долго противиться браку, в котором, как подсказывало ей сердце, таилась для нее возможность счастья, возможность снова обрести семейное тепло и почувствовать себя любимой. Она набрала в грудь воздуха и согласилась. И, вероятно, ни разу не пожалела об этом. Фредерик подарил ей свое сердце и троих детей, младшей из которых и была маленькая Агата.

Типичная английская гостиная XIX века. Фотограф Бенджамин Брекнелл Тернер

Глава 2. Городок

Супруги Миллер обосновались в графстве Девоншир, в маленьком курортном городе Торки на южном побережье, который в XX веке станут называть Английской Ривьерой.

Вплоть до начала XIX века здесь, на берегу бухты Торбей, стояла только маленькая рыбацкая деревушка, над которой высились древние башни аббатства Тор, построенного в XII веке. Позже на берегу разместилась база военного флота Англии и госпитали для выздоравливающих моряков.

В городке начали обустраиваться торговцы, почувствовавшие выгоду. Побывавшие в Торки офицеры нахваливали целительный морской климат, и сюда стали приезжать и штатские с семьями для поправки здоровья.

В городе открывались магазины, гостиницы, клубы, бальные залы и общественные купальни. За первую половину XIX века население Торки выросло почти в 13 раз, а когда в 1848 году сюда протянули железнодорожную ветку, Торки стал настоящим модным курортом.

В скалах на берегу бухты местные жители давно нашли пещеры, которые в 1825–1829 годах исследовал археолог-энтузиаст, католический священник отец Джон Мак-Энери, а в 1865–1880 году его коллега Вильям Пенгели завершил его труды. Пещеры оказались обитаемы еще с каменного века, и археологи нашли здесь кости людей и ископаемых животных. В свое время эти пещеры посетила и наша героиня, и они произвели на нее большое впечатление.

Аббатство Тор, возле которого находилась рыбацкая деревушка Торки, ставшая к началу XX века модным курортом

В те времена, когда родилась Агата, Торки представлял собой весьма фешенебельное и совсем не английское место, с множеством роскошных вилл, вытянувшихся вдоль побережья, как на Французской Ривьере, с которой его сравнивали.

На рубеже веков в Торки отдыхал летом Артур Конан Дойл. Здесь он писал свой знаменитый роман «Собака Баскервилей». Но десятилетняя Агата Миллер не подозревала о таком замечательном соседстве.

Торки – родной город Агаты Кристи

Глава 3. Дом и домашние

Дом Миллеров, Эшфилд, находился в стороне от центра города. Он достался семье благодаря счастливому случаю, а точнее – интуиции Клары, в которую все члены семейства верили безоговорочно. Поначалу Фредерик вовсе не собирался жить в Англии, а намеревался гостить то на одном, то на другом континенте. Маргарет, старшая дочь Миллеров, родилась в Торки в 1879 году, сын Луис Монтан (прозванный Монти) – в 1880-м в Америке. Когда Миллеры в очередной раз прибыли в Торки, Фред поручил Клариссе снять дом для временного проживания. Она, отправившись на поиски, осмотрела около сорока домов, и лишь попав в Эшфилд, почувствовала, что не хочет уходить отсюда. Дом не сдавался в аренду, а только продавался, и тогда Клара забрала из банка хранившееся там свое наследство от дяди и купила усадьбу, которую уже полюбила всей душой. Она так торопилась, что даже не успела посоветоваться с мужем и изрядно огорошила его, преподнеся этот сюрприз. Но Фредерик охотно признавал, что Клара умнее его, согласился с ее выбором и впоследствии привязался к Эшфилду и к Торки.

Фредерик вел образ жизни обеспеченного рантье: утро проводил в клубе, читая газеты, вечера – там же, играя в вист, а летом – в крикет. Его все любили за ровный характер и дружелюбие. Клара присматривала за домом и детьми, занималась благотворительностью.

Маленькую Агату крестили в церкви Всех Святых на Бампфилд-роуд. Когда в самом конце XIX века ее начали строить по проекту Джона Пирсона, Фредерик внес в фонд строительства большую сумму от имени всех членов семьи, в том числе и новорожденной Агаты, и она с детства привыкла считать ее «своей церковью». В детстве Агате очень нравились службы, она следила за их ходом по большому отцовскому молитвеннику.

Церковь Всех Святых на Бампфилд-роуд, в которой крестили маленькую Агату

К девочке пригласили няню, похожую не на Мэри Поппинс, а скорее на состарившуюся Пегготи из романа Чарлза Диккенса «Дэвид Коперфильд» – степенную, в высоком белом чепце, какие можно увидеть на картинах старых фламандских мастеров, мудрую и очень добрую. Вопреки общеизвестному правилу, что детям вредно «кусочничать», особенно, если они уже почистили зубы, няня всегда разрешала своей воспитаннице съесть кусочек бифштекса, которым ужинала в детской, когда Агата уже лежала в постели. Вкус сочного бифштекса и розово-лиловые ирисы на обоях в детской – все это и многое другое сложилось для девочки в образ счастливого беззаботного детства.

Агата была последней из великого множества детей, выращенных ее няней, и часто на прогулке она просила старушку рассказать что-нибудь о них. Истории все время повторялись в неизменном виде, и эта неизменность сама по себе служила для Агаты источником неиссякаемого удовольствия.

Но настоящей Мэри Поппинс для девочки оказалась мама – одаренная богатым воображением, она щедро делилась им с дочерью, рассказывая сказки собственного сочинения о мышке Большеразке или о Любопытной Свечке. В последней сказке, по воспоминаниям Агаты, присутствовала детективная линия, связанная с отравлением (убийца подливал яд в подсвечник), но мама, отвлеченная домашними делами, так ее и не закончила, и Агата осталась в неведении, удалось ли Любопытной Свечке спастись.

Внутри церкви Всех Святых на Бампфилд-роуд

Старшая сестра и брат Агаты в то время учились – она в пансионе, он в школе для мальчиков, но они приезжали на каникулы, и Агата наслаждалась общением с ними. Нельзя сказать, что наслаждение всегда было взаимным: любым подросткам время от времени надоедают плетущиеся за ними хвостиком и заглядывающие в глаза малыши. И все же Мэдж (так называли дома Маргарет) и Монти находили способы развлечься и одновременно порадовать младшую сестренку. Монти катал ее на лодке по морю (а замершие на берегу няня и мама «казались персонажами из греческой трагедии»). Маргарет же придумала страшную и захватывающую игру в «старшую сестру». Как будто у них с Агатой есть еще одна старшая сестра, безумная, которая живет в сумасшедшем доме, но иногда неожиданно возвращается. Она выглядит совсем как Мэдж, и узнать ее можно только по голосу – сладкому и елейному, которым она противно-препротивно произносит: «Можно войти, дорогая? Это я – твоя старшая сестра!»

Современные психологи, возможно, признали бы такую игру вредной и опасной для психики ребенка, но Агата сама не один раз просила Маргарет, чтобы в гости пришла «старшая сестра». Очевидно, как писала она позже, ребенку благополучная жизнь кажется чересчур пресной. Ему нужно бояться, нужно преодолевать свой страх и опасности, но, разумеется, лучше, если эти опасности только «понарошечные», и ребенок об этом знает.

Маргарет принимала участие в домашнем спектакле по первой пьесе, написанной Агатой. Сюжет был поистине шекспировский – о борьбе за наследство между «благородной леди Мэдж» и «кровожадной леди Агатой». Впрочем, сестра потребовала поменять роли, сказав, что «быть плохой гораздо интереснее».

Еще в одну страшноватую игру Агата играла со своей Тетушкой-Бабушкой, той самой, которая воспитывала когда-то ее маму и была мачехой ее отцу. Агату часто возили к ней в гости, там она встречалась с «Бабушкой Бомон», мамой ее мамы.

Агата Миллер в детстве

Игра называлась «цыпленок мистера Уайтли». Начиналась она с понарошечного телефонного звонка в лавку мистера Уайтли: «Добрый день, мистер Уйатли, нам нужна вкусная молодая курочка, мы хотим зажарить ее на праздник. Выберите ее сами, пожалуйста!» Затем бабушка перевоплощалась в мистера Уайтли, заворачивала цыпленка (то есть Агату) в газету, приносила его домой. Потом она в роли кухарки «фаршировала» «цыпленка» (много щекотки), «насаживала на вертел», «ставила в духовку», «подавала на блюде» и даже брала в руки нож, чтобы разрезать цыпленка, а потом удивленно восклицала: «Сара! Сара! А курица-то живая!» «Да это же я!» – радостно кричала в ответ Агата. Впрочем, когда однажды они с няней, собирая примулы, оказались на чужой территории и разгневанный владелец пообещал «сварить их живьем», малышка не на шутку испугалась. По ее словам, это был самый сильный страх, который она когда-либо испытывала в жизни.

Может быть, именно из этих милых (без всяких кавычек) домашних игр и проистекает уверенность взрослой Агаты, что строгие и чопорные англичане могут оказаться коварными и непредсказуемыми. Убедив в этом своих читателей, она позже заслужит мировую славу.