Kitobni o'qish: «Рождественское благословение (сборник)»

Донна Ванлир

Shrift:

Donna VanLiere

THE CHRISTMAS SHOES

THE CHRISTMAS BLESSINGS

Школа перевод В. Баканова, 2018

Рождественские туфельки

Трою, который всегда меня вдохновляет, поддерживает и верит

От автора

Спасибо, Трой, что ты воодушевляешь меня на штурм новых высот. Я люблю тебя за то, что ты даешь мне мужество исполнять собственные мечты.

Благодарю Эдди Карсвелла, Билли Гудвина и других участников группы «Ньюсонг». Без вас не было бы этой книги. Ваша прекрасная песня трогает и всегда будет трогать миллионы сердец во всем мире.

Хельга Шмидт, спасибо за твое нежное сердце и за то, что ты поделилась со мной своей удивительной историей. Она изменила нас всех.

С самого начала работы над этой книгой Дженнифер Гейтс неизменно проявляла непоколебимую веру в мои силы, помогала и поддерживала меня. Без тебя ничего не получилось бы… Надеюсь, наше сотрудничество продолжится!

Дженнифер Эндерлин и сотрудники издательства «Сент-Мартинс Пресс», спасибо за ваше воодушевление и усилия, направленные на скорейший выход книги.

Эсмонд Хармсуорт (и агентство Закари Шустера Хармсуорта), Марк Максвелл и Дон Закари, благодарю вас за многие потраченные часы и неоценимую помощь.

Спасибо Деборе Чил, которая не раз перечитывала книгу и давала ценные советы.

Я благодарю судьбу за то, что в мире есть такие люди, как Эдди и Терри Карсвелл. Мы стремимся дорасти до вас… правда.

Огромное спасибо остальным помощникам, родственникам и друзьям: моим родителям, свекру Дэйву и свекрови Викки, которые всегда любили меня как родную дочь, девушкам из «Мандей найт», Винсу Уилкоксу, Брайану Смиту и сотрудникам «Тернинг Пойнт», Бобу и Данне Греш, Полу Гримшоу, а также Джорджу Кингу, Дину Дилю, Джимми Уиллеру, Джеки Марушка, Бенджи Джентри и коллективам «Реюнион Рекордс», «Провидент» и «Джайв Рекордс».

И наконец, хочу поблагодарить Бейли, моего преданного соратника по написанию книги, за то, что он всегда был рядом и неизменно поддерживал меня.

Предисловие

Наши дни

Некоторые умудряются прожить всю жизнь, не замечая маленьких чудес, что случаются с нами ежедневно, – благословений, которые посылает нам с небес Бог, заставляя улыбнуться, рассмеяться или растрогаться до глубины души, чтобы незаметно привлечь нас к себе.

Когда-то я тоже не обращал внимания на эти маленькие благословения: смех моих детей, их первые шаги, крошечные ручки, цепляющиеся за мой палец. Не замечал, как сменяются времена года, весной взрываются пышным цветом ветви кизила, а летом одеваются в густую зелень гигантские дубы, укрывая наш дом прохладной тенью. Не замечал теплых взглядов и звонкого смеха жены. Не понимал, какое это счастье – ее любовь.

Однажды вечером, когда из моей жизни ушла радость, меня коснулась Божья благодать, и я открыл глаза. Я решил написать эту историю, поделиться с вами тем, что понял, хотя должен признать: до того как это случилось, никакие истории не смогли бы достучаться до моей души.

Мы все задаем себе вопросы. Мне потребовалось немало времени, чтобы разобраться, какие из них по-настоящему важны. Оказалось, что терзающие меня «как заработать побольше денег?» и «как получить повышение?» не имеют никакого смысла? Нет, нужно задумываться о другом. Например, о чем размышляют под снегом цветы. Или когда птицы заказывают билеты, чтобы лететь на юг? Чего хочет от меня Бог? О чем мечтает моя жена?

Год назад я наконец смог сложить воедино все кусочки мозаики. Я встретил юношу, который мне все объяснил. Теперь я знаю правду, потому что понял: по жизни меня вела рука Бога.

Кто-то увидит в моей истории простое совпадение – случайную встречу, ничем не примечательное пересечение двух жизней. Было время, когда я сказал бы то же самое. Еще совсем недавно никто не смог бы убедить меня в том, что Бог может изменить чью-то жизнь с помощью пары туфель. Но теперь я верю, всей душой верю.

Пролог

Бог дал нам величайшее доказательство любви, которое когда-либо видел мир.
Эндрю Мюррей

Рождество, 2000 г.

В ту зиму Рождество пришло без снега, что для нашего города весьма необычно. Осень была прекрасна: теплая и солнечная. В День благодарения все еще ходили в футболках. Только с приближением рождественских каникул природа вспомнила о зиме, однако вместо снежных метелей на город обрушился невиданный ледяной шторм, покрывший все коркой льда, поваливший деревья и линии электропередач. После шторма наступил ужасный холод, а снег так и не выпал. Улицы стояли темные и хмурые, и все тщетно ждали снежного Рождества, которое призывал Билл Кросби из всех музыкальных автоматов.

Мой легковой автомобиль буксовал на заледенелом асфальте. Я сдал немного назад, развернул колеса под другим углом и во второй раз попытался взобраться на холм перед кладбищем. Примерно на половине подъема колеса вновь потеряли сцепление с дорогой и закрутились на месте. Я прибавил газу, но это не помогло. Включив нейтральную скорость, я скатился назад к подножию холма и заглушил двигатель.

С дороги мне было видно, что надгробный памятник покрыт сверкающей ледяной коркой. По краям свисали сосульки, к холодному камню примерзли сухие коричневые листья. Придется все это счищать, и только потом украшать могилу. Я решил оставить украшения в багажнике и заняться сначала уборкой.

Ветер пронизывал до костей. Я плотнее запахнул шерстяное пальто и натянул перчатки. Шапку я забыл дома, поэтому ограничился поднятым воротником. Я захлопнул дверцу машины, поежился и двинулся вверх по склону.

Подниматься в гору пешком оказалось не намного легче, чем на машине. Перед каждым шагом приходилось выбирать место, куда поставить ногу, чтобы не поскользнуться. Добравшись до парка, я увидел, что многочисленные тропинки, ведущие в разные стороны, тоже заледенели. Я приблизился к могиле, которую украшал каждое Рождество. Имя на памятнике скрывала наледь. Я принялся соскребать примерзшие листья. Вскоре луч солнца осветил дату смерти: 1985 год.

Прошло пятнадцать лет…

Глава первая

Мы шли, молитвы позабыв,
Сквозь муки без числа.
И в сердце каждого из нас
Надежда умерла¹.

Оскар Уайльд

Декабрь, 1985 г.

Зимой тысяча девятьсот восемьдесят пятого года первая метель пришлась на День благодарения, после чего снегопады обрушивались на город каждые две недели, добавляя всякий раз по тридцать сантиметров снега, а то и больше. Задолго до наступления главного зимнего праздника город стал похож на рождественскую открытку.

Школьные занятия в ту зиму отменяли чаще, чем за предыдущие пять лет, вместе взятые. Почти каждую неделю учительнице второго класса Дорис Паттерсон приходилось заново переписывать учебный план. За двадцать девять лет работы в школе Дорис привыкла к неожиданностям. Там, где другие видели препятствия и нарушение дисциплины, она находила новые возможности. Когда директор объявил по громкой связи, что уроки сегодня заканчиваются раньше обычного, учительница решила дать своим ученикам на дом какое-нибудь интересное задание в дополнение к скучным примерам и упражнениям по правописанию. Например, небольшое сочинение на тему «О чем думают под снегом цветы?» или «Когда птицы заказывают билеты, чтобы лететь на юг?». Такие вроде бы простые задания пробуждали детское воображение и давали замечательный материал для памятного альбома, где Дорис хранила лучшие образцы творчества своих учеников.

Уже пару лет Дорис подумывала о пенсии, но никак не могла решиться. В прошлом месяце она, наконец, уведомила дирекцию школы о том, что этот учебный год будет для нее последним. Муж Дорис, почтальон, вышел на пенсию четыре года назад. Он купил новенький трейлер, голубым и розовым цветами вывел на чехле запаски «Херб и Дорис», и ему не терпелось отправиться с женой в путешествия по неизведанным дорогам. Может, виной тому была нынешняя снежная зима, но в последнее время Дорис тоже потянуло в теплые края.

Дорис старалась относиться ко всем детям одинаково, и все-таки каждый год кто-нибудь из учеников западал ей в душу сильнее остальных. В тысяча девятьсот восемьдесят пятом году таким ребенком стал Натан Эндрюс – светловолосый, голубоглазый мальчик с застенчивой улыбкой. Он и раньше был склонен к задумчивости, но в последние несколько месяцев Дорис заметила, что из его взгляда исчез былой задор. Другие второклассники без конца донимали ее жалобами: «Миссис Паттерсон, а Чарити чихнула мне на голову!» или «Миссис Паттерсон, скажите, чтобы Джейкоб не плевался в меня бумагой!». Натан же тихонько подходил к ее столу и шептал: «Миссис Паттерсон», а затем терпеливо ждал, когда Дорис обернется к нему. По сравнению с остальными детьми – шумными и хулиганистыми – серьезный и сдержанный Натан казался не по годам взрослым.

Некоторые преподаватели считали, что ученики из бедных семей непослушны, болтливы и плохо воспитаны. Дорис придерживалась иного мнения. Она знала, что родители Натана не богаты. Его отец работал простым автомехаником и, как поговаривали, едва сводил концы с концами. Тем не менее, Натан был одним из самых вежливых учеников, которых Дорис встречала почти за три десятка лет работы в школе. Это лишь подтверждало ее мнение, что хорошее воспитание зависит не от размера дома и доходов семьи, а от любви и внимания к детям.

В начале учебного года мама Натана часто вызывалась помочь Дорис в классе. Она вырезала из бумаги цифры и символы для уроков математики, писала на табличках слова для занятий правописанием, украшала класс к праздникам. При виде матери Натан каждый раз гордо и радостно улыбался. Но Мэгги Эндрюс уже давно не появлялась в школе.

А однажды в школу пришел Джек, отец Натана, и сообщил, что его жена тяжело больна: последняя стадия рака. Неудивительно, что мальчик стал часто отвлекаться на уроках. Он был слишком маленьким, чтобы полностью осознать происходящее, и еще не понимал, что его мать умирает, но Дорис видела в его глазах знакомую тоску.

Самой Дорис было двадцать лет, когда ее мать умерла от рака, и это событие оставило неизгладимый след в ее жизни. Теперь она с болью в сердце наблюдала за тем, как мальчик протирает дырку в тетрадке ластиком, маленькой ладошкой размазывает по щеке слезы и продолжает работу. Раньше у Дорис никогда не было учеников, оставшихся без родителей, и она не знала, как вести себя, как утешить ребенка. Детей, потерявших домашнего питомца или дальнего родственника, Дорис успокаивала ласковым словом или освобождала от уроков, но она сомневалась, что это поможет в данном случае. Дорис помнила, что после смерти матери от банальных соболезнований становилось еще хуже. Иногда лучше молчать, – думала она, глядя, как Натан борется с непослушной точилкой, и молилась про себя, прося Бога согреть мальчика в своих объятиях.

Я возмущенно отшвырнул телефонную трубку. В который раз набирая номер, слышал лишь короткие гудки. Итак ничего не успеваю, никакого терпения не хватит!

– Скажет мне кто-нибудь, как работает эта идиотская система? – заорал я через открытую дверь своей секретарше.

Гвен Стедивант, проработавшая со мной уже добрый десяток лет, поспешила на помощь.

– Во-первых, выбери свободную линию, где не горит красная кнопка, – начала она.

– Я знаю, Гвен, – раздраженно перебил ее я. – Мне тридцать восемь лет, и я умею пользоваться телефоном. Лучше скажи, почему я без конца слышу короткие гудки!

– После набора номера нужно дождаться сигнала и набрать код клиента, которому ты звонишь, чтобы он мог оплатить счет за разговор.

Гвен спокойно продемонстрировала всю операцию от начала до конца.

Когда я пришел работать в эту фирму, телефонные счета, коммунальные услуги и офисные принадлежности оплачивались компанией как текущие расходы. Теперь все оборудование – факсы, ксероксы, телефоны – имело особый код. Скоро они закодируют даже мой пейджер. В результате простейшие действия вроде телефонного звонка превратились в многоэтапные манипуляции, чтобы фирма могла выставить клиентам счет за каждый потраченный на них пенни.

– Короче, соедини меня с Дугом Креншо! – простонал я.

Я работал в юридической фирме «Мейтерс, Уильямс и Херст» уже тринадцать лет. Как все выпускники юридического факультета, я пришел сюда с горящими глазами, полный наивного оптимизма. Тогда это была не очень большая контора, всего шестнадцать адвокатов, но мне подходило, что офис расположен в нескольких милях от дома моей матери. Пятью годами раньше от сердечного приступа скончался отец, и я хотел быть поближе к маме, чтобы приглядывать за ней. Родители жены жили всего в трех часах езды, и она очень обрадовалась, когда я устроился в эту фирму.

Мой первый рабочий день в «Мейтерс, Уильямс и Херст» начался с совещания, и мне порой кажется, что вся моя работа – одно непрерывное совещание, которое длится уже тринадцать лет. Совещания с клиентами, совещания с партнерами, совещания с адвокатами противоположной стороны, совещания с секретарями, совещания с помощниками, совещания во время обеда, телефонные совещания. По мере того как мой стол заваливали все новые дела о банкротстве, мечты о том, как мое красноречие повергает в восторг зал суда, постепенно тускнели. Поначалу я не возражал. Мне было интересно помочь владельцам небольших предприятий расправиться с долгами, я искренне радовался, когда внушительная сумма их задолженности превращалась в ноль. Но с годами я превратился в «нашего специалиста по банкротствам» и окончательно осознал, что моей мечте покорить мир скандальными победами не суждено сбыться. Дела о банкротстве, если и доходят до зала суда, сводятся к скучной констатации фактов, а не к битве умов, о которой я мечтал. Справившись с разочарованием, я с еще бо́льшим усердием зарылся в папки с делами, теперь уже с целью зарекомендовать себя перед коллегами. Упрочив свое положение, я сосредоточился на задаче, стоящей перед всеми молодыми юристами: за семь лет стать партнером фирмы.

Если я ставлю перед собой цель и неуклонно работаю над ее достижением, у меня все получается. Это правило сработало и с женой.

Я встретил Кейт Эббот на последнем курсе университета и влюбился в нее с первого взгляда. Она недавно переехала в район, где я снимал дом на время учебы с пятью другими студентами. За книги и обучение платили мои родители при условии, что средства на все остальное – еду, одежду, жилье и старенький автомобиль – я буду зарабатывать сам. Питался я в те дни в основном макаронами с сыром или лапшой быстрого приготовления и только изредка позволял себе роскошь съесть гамбургер по скидке в близлежащем «Бургер Касл». Мой гардероб состоял из костюма, купленного родителями в честь окончания школы, трех пар джинсов, нескольких растянутых свитеров, двух рубашек, пары мокасин с дырой в подошве и едва живых кроссовок. Меня это не смущало, поскольку у всех моих соседей дела обстояли примерно так же.

Я впервые увидел Кейт, когда она выгружала из фургона какие-то коробки и старую мебель. Я сразу решил, что познакомлюсь с ней, и тут же понял, что она должна стать моей женой. Ее блестящие иссиня-черные волосы и прелестные черты лица сразили меня наповал. В ее смехе слышался нежный перезвон колокольчиков. Мы поженились, едва я окончил университет.

Как большинство выпускников, я был беден и по уши в долгах. Пока я искал работу, Кейт трудилась в отделе маркетинга небольшой местной больницы. Ее скромной зарплаты хватало лишь на аренду крошечной квартирки, да еще иногда на бензин для сильно подержанного «плимут-чемпа». Мы оба знали, что в ближайшие пару лет придется трудно, но как только моя карьера начнет набирать обороты, мы заживем.

Когда мое положение в «Мейтерс, Уильямс и Херст» упрочилось, у нас появились деньги. Кейт предлагала остаться в той же квартирке или переехать на несколько лет в небольшой кондоминиум, чтобы начать откладывать средства на будущее. Я не согласился: как я буду приглашать в гости коллег в тесную каморку, обставленную мебелью с благотворительных распродаж? Хочешь быть успешным юристом – надо соответствовать, и мне казалось, что это правило распространяется и на дом.

Мы купили солидный кирпичный особняк в респектабельном районе и обставили его новой мебелью. Мой непритязательный студенческий гардероб быстро сменили накрахмаленные рубашки, дорогие костюмы «Хартмаркс» и туфли из натуральной кожи. Старенький «плимут-чемп» я счел недостойным нового статуса Кейт, продал его за пятьсот долларов и купил ей подержанный «вольво». Она называла его «безликим», и все же он занял место в гараже рядом с моим новым «БМВ».

Оба автомобиля, дом и мебель приобретались в кредит. А Кейт выросла в семье, где никогда ничего не покупали в долг. У ее родителей даже не было кредитной карточки, пока она не поступила в колледж. Когда карточка все же появилась, ею пользовались только при крайней необходимости, а баланс выплачивали в начале месяца. Кейт, как ни старалась, не могла понять, зачем нам нужны новейший проигрыватель компакт-дисков, магнитофонная дека, мощные колонки, дорогущий видеомагнитофон и огромный телевизор. Но я всегда настаивал на своем. Аппаратура была самая дорогая из той, что мы могли себе позволить, и я оправдывал покупки, говоря: «Деньги у нас есть, детей мы еще не завели, так давай побалуем себя, пока есть возможность». А когда Кейт жаловалась на то, что дом слишком велик, я напоминал ей, что скоро нам понадобятся детские комнаты.

Незадолго до пятой годовщины нашей свадьбы Кейт забеременела. Если честно, я бы подождал с детьми еще пару лет. Однако уже через несколько месяцев решил, что надо искать жилье поближе к хорошим школам.

– Роберт, до школы еще далеко, – возражала Кейт.

– Родится ребенок, вещей станет вдвое больше, и переезжать будет в два раза сложнее, – сказал я. – Надо сейчас.

Мы выставили дом на продажу и приступили к поискам нового. Некоторые мои друзья-адвокаты жили в Адамс-хилл – респектабельном районе со старыми домами. Его назвали в честь Томаса Адамса, одного из первых местных жителей, который якобы приходился родственником президенту Джону Куинси Адамсу, чего, впрочем, никто не проверял.

С самого начала века в этом районе селились люди, обладающие достатком и властью. Улицы Адамс-хилл прячутся в тени красных кленов и гигантских дубов, возраст которых превышает возраст самых старых жителей округи. За газонами и кустами ухаживают садовники. Дома построены из кирпича, камня или дерева, здесь не найдешь ни одной виниловой панели. Внушительные викторианские особняки, окруженные по всему периметру верандами, соседствуют с солидными кирпичными зданиями в колониальном стиле. У каждого дома своя история. Рядом с некоторыми даже стоят таблички, сообщающие год постройки здания и иную информацию, которую должны знать счастливчики, удостоившиеся чести приблизиться к входной двери. Недвижимость здесь не продают, а передают по наследству, и купить дом почти невозможно.

Поэтому когда наш агент увидела объявление о продаже особняка в Адамс-хилл, она немедленно бросилась звонить нам. У меня от волнения вспотели ладони. Даже Кейт не удержалась от восхищенной улыбки, когда нам впервые показывали дом нашей мечты. Фасад был выполнен из серого камня и светлого дерева, весь дом опоясывала прекрасная двухъярусная веранда. Приобретение такого огромного дома означало большой ипотечный кредит, но мне хотелось, чтобы Кейт могла развернуться, создавая идеальный дом для нашей растущей семьи. Как у моей матери, где каждое Рождество горит огонь в камине и сверкает великолепная елка.

В фирме меня ценили, и все же время от времени я жалел, что не открыл собственную компанию, как сделали многие мои сокурсники. Они наняли по два-три помощника и вывесили на дверях таблички с золотыми надписями: «Юридическое бюро Джеральда Гриншо», «Адвокатская контора Кертиса Говарда», «Томас Микельсон и партнеры». Тогда, вместо того чтобы вкалывать восемьдесят часов в неделю на чужого дядю, я работал бы на себя, например на фирму «Роберт Лейтон и К». Однако менять что-либо было уже поздно, и это подтвердил наш новенький кредит на покупку дома. Я променял свободу на уверенность в завтрашнем дне.

На седьмом году службы я, как и планировал, стал партнером «Мейтерс, Уильямс и Херст». Произошло это так: меня пригласили в конференц-зал, где за длинным столом вишневого дерева в кожаных креслах восседали владельцы фирмы. Они объявили о своем решении, похлопали меня по спине, поздравляя с новым статусом, пообещали как-нибудь собраться вместе с женами и разошлись по кабинетам. Долгожданное событие обернулось двумя минутами формальностей. Вернувшись в свой кабинет, я захлопнул дверь и углубился в очередное дело о банкротстве.

Остаток дня я был так занят, что даже забыл позвонить Кейт и сообщить ей новость. А когда приехал домой, свет в окнах уже погас. Должно быть, жена, пребывавшая на седьмом месяце второй беременности, утомилась целый день бегать за двухлетней Ханной и легла, не дождавшись меня. Вторую беременность мы тоже не планировали. Честно говоря, я бы не спешил и со вторым ребенком. У меня не хватало времени и на Ханну, и я боялся, что не смогу стать хорошим отцом для малыша номер два… если только за счет общения с Ханной, которая и так почти не видела меня.

Ну, а Кейт, разумеется, пришла в восторг. Рождение дочери принесло ей столько радости, что я не сомневался: второй ребенок станет для нее таким же источником счастья. Роль матери давалась ей гораздо легче, чем мне роль отца. Например, мне приходилось прикладывать неимоверные усилия, чтобы разобрать лепет Ханны, а Кейт запросто вела с ней долгие разговоры.

Я открыл дверь в детскую. Меня встретил огонек ночника в виде Винни-Пуха. Подойдя на цыпочках к кроватке спящей дочери, я всмотрелся в ее лицо. Во сне она была удивительно похожа на Кейт, но стоило ей открыть глаза, как сразу становилось очевидным сходство со мной. Моя мать говорила, что в глазах Ханны горит тот же огонек, что горел у меня в детстве. Я поцеловал дочку в лобик, поднял с пола ее любимого одноглазого зайчика Бобо и положил в кроватку. Заглянув в спальню, я увидел, что жена тоже спит, тихонько похрапывая. Я понимал, что она устает, но почему-то подумалось: раньше Кейт всегда дожидалась меня с работы. Пришлось спуститься на кухню и поискать чего-нибудь съестного.

В холодильнике нашлась котлета для гамбургера и немного макарон с сыром. Поставив тарелку в микроволновку, я задумался: когда уже буду питаться нормальной человеческой едой. Дожил: ем макароны, как бедный одинокий студент. Я не стал искать булку для гамбургера и приправы, чтобы не шуметь. В микроволновке забулькало, я поставил тарелку на стол остывать и налил себе молока. Сидя в полумраке за кухонным столом, поднял стакан с молоком и произнес тост за партнера Лейтона. Часы пробили десять, и я начал есть свой одинокий ужин – резиновую котлету с макаронами.

Однажды вечером, незадолго до Рождества, я приехал домой и обнаружил, что свет везде погашен, только в гостиной мерцает телевизор. Восьмилетняя Ханна и ее сестренка Лили, которой недавно исполнилось шесть, давно спали. В третий раз за неделю я приходил домой поздно: перед рождественскими праздниками у нас всегда аврал. Все работали по восемьдесят четыре часа в неделю, в том числе и я. Кроме того, утром Гвен расплакалась прямо у меня в кабинете. Она заявила, что совершенно вымоталась и больше не может, пригрозила уходом, как делала уже раз восемь в рождественский сезон, и я отпустил ее на остаток дня, зная, что утром она придет на работу в хорошем настроении, довольная тем, что смогла наконец пройтись по магазинам.

Я поставил «мерседес» в гараж и прошел в гостиную, бросив по дороге портфель на обеденный стол. Кейт, наверное, уснула на очередной серии «Я люблю Люси». Однако, к моему удивлению, она бодрствовала.

– Девочки спят? – спросил я, перелистывая стопку счетов.

– Ага.

– Как прошел день?

– Нормально. А ты как?

– Как всегда, полно работы. Сегодня отпустил Гвен домой. У нее опять был «рождественский срыв», – сказал я и по привычке направился на кухню, поискать в холодильнике остатки ужина.

Кейт пошла за мной, остановилась у стола, долго молчала, глядя на меня, и наконец проговорила:

– Я устала, Роберт.

– Иди спать. Не стоило дожидаться меня, – равнодушно ответил я.

– Нет, Роберт. Я устала от такой жизни.

Я как стоял, засунув голову в холодильник, так и замер. В глубине души я понимал, что наш брак распался уже давно, по меньшей мере год назад, но не думал, что кто-то из нас наберется смелости произнести это вслух. Логично, что первой заговорила Кейт: она всегда была сильнее меня. В прошлом году жена решила, что я завел любовницу. Какие там любовницы, если у меня и на саму Кейт не хватало времени! Вначале, засиживаясь на работе допоздна, я говорил себе, что делаю это ради семьи, чтобы обеспечить жене и детям все необходимое, чтобы у них была надежная крыша над головой, чтобы девочки учились в лучших школах. Но постепенно понял, что мне не слишком хочется возвращаться домой и смотреть в лицо грустной действительности: мы стали чужими.

Вытащив из холодильника какую-то запеканку, я медленно достал из буфета тарелку. Я не знал, что сказать.

– Прости, Роберт, я больше так не могу, – продолжила Кейт. – Мне надоело притворяться, что у нас все хорошо. Все плохо, и уже давно. Мы живем под одной крышей, но мы чужие. Мне нужен муж, а не сосед, мне хочется большего.

Я невидящим взглядом уставился на запеканку. «Ей хочется большего, – повторил я про себя. – А я не могу дать большего. Я и так отдал ей все, что мог. Работать больше, чем я, просто невозможно». Однако вслух ничего не сказал.

– Давай посмотрим правде в глаза: ты давно нас бросил. Мы проведем вместе праздники, и все, – спокойно сказала Кейт.

Мне показалось, что объяснение далось ей без особых усилий, как будто она много раз репетировала эту сцену.

– Я не хочу портить Рождество своим родителям и твоей матери. Да и девочки страшно расстроятся, если мы разойдемся прямо сейчас. Но сразу после праздников тебе придется подыскать другое жилье.

Вот и все. Кейт постояла секунду на тот случай, если я захочу что-нибудь ответить, но я промолчал. Она поднялась по лестнице и закрыла за собой дверь спальни.

1.Перевод Нины Воронель. – Примеч. пер.