Kitobni o'qish: «Без сна»

Сон – наше все. Так говорили еще, пожалуй, древние греки…

Кто-то однажды сказал, будто для того, чтобы хорошо спать по ночам, нужно либо за день настолько сильно вымотаться, чтобы потом вожделенные подушка и одеяло показались тебе благом и самым настоящим подарком с небес, либо же абсолютно ничего не иметь в голове, и тогда все твои отсутствующие мысли уж точно никоим образом не смогут помешать провалиться в чистый и глубокий сон, а затем проснуться поутру отдохнувшим и выспавшимся.

Черт возьми, я не могу не согласиться с этим великим утверждением! Плевать на то, кто является автором сих слов – человек этот (человечище!) вне всяких сомнений гениален!

Все дело в том, что вот уже неделю я не сплю. Нет, вы, конечно же, можете усмехнуться сейчас и заявить, будто бессонница рано или поздно обязательно проходит, наберись терпения, парень, мы с тобой и все такое прочее, но… Как мне кажется, здесь все гораздо сложнее. Честно признаться, я даже не знаю, к какому именно доктору смогу обратиться с подобными проблемами, если все это дело вдруг перешагнет всякие границы разумного и, в конце концов, выйдет из-под контроля. Если только это, упаси Господи, уже не случилось…

Впрочем, я продолжу.

Все началось в минувший четверг (по крайней мере, лично я так для себя решил!), когда поздно вечером (часов в одиннадцать, никак не раньше) мне вдруг позвонил Шура и принялся торопить с историей, работу над которой я начал еще в прошлом месяце, и которая вдруг ни с того, ни с сего неожиданно застопорилась примерно на середине рассказа и все никак не желала двигаться дальше. Собственно, сюжет там не слишком и вычурен (молодая мамаша пытается свести концы с концами и после ухода из семьи мужа прокормить двоих детей, когда однажды вечером встречает в супермаркете незнакомца и тот предлагает ей одну весьма заманчивую сделку), но рассказ все равно шел, признаться, чертовски туго.

– Старик, я уже пообещал Питерсу, что готовая рукопись ляжет ему на стол не позже десятого числа следующего месяца, – Шура, как всегда, несколько торопил события (и, быть может, перегибал палку), потому как с мистером Альваро Питерсом (главным редактором второсортного журнала, посвященного фантастике, «The Torch») шутки были, в общем-то, плохи. – Как считаешь, есть смысл поторопиться? В этот раз колумбиец готов заплатить сразу и наличными.

Я оторвался от монитора, на котором до этого просматривал весь написанный за день материал, после чего, сдвинув на лоб очки, принялся массировать подушечками пальцев глазные яблоки.

– Не думаю, что закончу работу в срок, – я не особенно любил подобный треп (тем более, в телефонном режиме), и Шуре было хорошо об этом известно. Черт возьми, я вообще не люблю, когда меня торопят! – Могу подкинуть ему взамен кое-что другое. Тема давно готова, осталось только несколько отредактировать – и можно в печать.

Я надеялся купить этими словами Шуру, но где-то там глубоко в душе все же понимал бессмысленность этой затеи. Пусть мы с ним и болтались лишь только на уровне второсортных, почти неизвестных миру журнальчиков, работу свою надо было делать честно и, по возможности, в срок.

Он тяжело выдохнул.

– Приятель, до десятого числа еще двенадцать чертовых дней! – голос Шуры в этот самый момент, как мне показалось, был нарочито искусственным, словно он сейчас объяснял какому-нибудь несносному сопляку, как правильно вести себя за столом во время семейного ужина. – Неужели ты не сможешь закончить проклятый рассказ за это время, старик? Ведь Питерсу абсолютно плевать на то, каким именно получится у тебя объем.

Я хотел было завести речь о том, что во время работы предпочитаю не думать больше ни о чем другом, кроме рассказывания самой истории (быть может, сочтете меня глупым и немного не в себе, но я все же считаю, будто лучше копать «вглубь», чем «вширь»), но потом отказался и от этой затеи. Сообразил вдруг, что все эти мои сопли о том, будто мне не важны суммы гонораров и объемы самих произведений, лишь бы только работать, работать и еще раз работать, абсолютно никоим образом не отобразятся на собеседнике, и будет лучше, если я просто лишь вежливо пообещаю сейчас Шуре сделать все, что смогу, а затем и вовсе без лишних слов положу трубку, да и дело с концом.

– Хорошо, – я облизал губы и вновь принялся таращиться на монитор своего старенького ноутбука. – Я посмотрю, что можно сделать. У тебя все, мой верный Санчо Панса?

Последние слова явно подзадорили собеседника.

– Будут новости – позвоню, – он дал отбой, перед тем издав почти жизнерадостный смешок, и я остался сидеть в совершенно пустой и темной квартире перед сверкавшим в ночи ноутбуком, наедине с собственными мыслями.

После звонка Шуры в тот вечер я поработал еще около получаса, после чего вышел из комнаты, прошел в ванную, стащил там с себя всю нехитрую одежду (потертый зеленый халат, подаренный кем-то когда-то – уже и не вспомнить! – да нижнее белье) и, наконец, стал под душ.

«В этот раз колумбиец готов заплатить сразу и наличными…» – так сказал Шура, и почему-то именно эти слова взбрели мне в мозг в тот самый момент, когда я принялся намыливать волосы. Я вдруг задался вопросом, а стоит ли вообще вся эта моя писанина (которая, если верить словам Шуры, из года в год становится все более качественной) тех жалких монет, что нам готов заплатить их за нее коммерсант Питерс? Понимал всю абсурдность данной мысли, ведь на безрыбье и рак – рыба (звезд с неба мы с моим редактором уж точно не хватали!), да и цену себе набивать почем зря тоже в этот самый момент, пожалуй, не следовало, но размышления эти отчего-то все никак не покидали моего сознания.

Кончив мыться, я насухо вытерся огромным полотенцем с логотипом «Блейз», после чего, в костюме Адама (самом удобном и практичном из всех, кои только у меня имелись!), прошел в спальню и как подкошенный рухнул в кровать.

– Черт возьми, а ведь эти самые словечки «сразу» и «наличными» – тот еще, надо признать, двигатель! – я даже и сам не понял, с чего это вдруг подобная фраза вырвалась у меня изо рта. А ведь раньше я никогда не произносил подобного вслух. Плата за работу меня не интересовала почти, что в принципе, хотя, конечно же, и до чертиков приятно было слышать, как тебе на сотовый приходит сообщение о том, будто на номер вашей карты переведена очередная сумма, и вы прямо сейчас можете ринуться к ближайшему к вам банкомату с тем, чтобы тут же ее обналичить! Знакомое чувство?

Но я опять отвлекаюсь. Ухожу в сторону, подальше от тропы повествования (как почти наверняка ознаменовал бы сейчас все это Шура), и с этим надо что-то делать.

В общем, заснул я в ту ночь (кстати, с четверга на пятницу – смекаете, в чем здесь все дело?) никак не раньше полтретьего утра (Боже ты мой, а ведь еще два дня назад в это время я мог проснуться разве что только с тем, чтобы попить водички из холодильника!) и снился мне сущий бред.

Какая-то дамочка, стоящая прямо передо мной в очереди в супермаркете, сначала терпеливо ждала, когда же уже, наконец, подойдет ее черед платить по чеку (я успел заметить, что покупки ее были не столь уж и хитрыми – палка колбасы, батон хлеба, пакет молока и, как ни странно, упаковка семечек), а затем, должно быть, устав от томительного ожидания, принялась причитать что-то типа «как мне надоел уже этот ваш развитой капитализм, верните обратно товарища Брежнева!». В общем, все в духе бабушек, целыми днями сидящих во дворе и без конца перемывающих кости какому-то инженеру Петру Павловичу из третьего подъезда.

Я проснулся едва ли не в холодном поту, посмотрел на часы и тут же осознал, что еще до одури рано. Перевернулся на живот (до того спал на правом боку) в надежде вновь отправиться в страну грез (вот только уже в совершенно иной ее отсек), но не смог. Так и провалялся без сновидений до полшестого утра (мое обычное, «рабочее» время), когда вскочил на ноги, спешно заправил постель и отправился в душ.

Черт возьми, в пятницу до шести вечера я не смог написать (выдавить из себя – называйте, как хотите!) ни строчки. Лишь только ближе к началу седьмого пополудни пальцы мои, наконец, настучали на клавиатуре небольшую фразу «Она вновь вскрикнула, после чего выбежала из комнаты прочь» и мне, признаться, от всего этого стало грустно. А ведь еще до недавнего времени я, знаете ли, старался писать хотя бы по две страницы в день.

В восемь позвонил Шура.

Сначала привычно справился о том, как мое ничего, как себя чувствует творец строки из седьмого подъезда (а я и правда живу именно в подъезде с таким номером!), на что я ответил, будто все хорошо, работаю в поте лица и времени на этот его извечный треп, как всегда, нет.

– Старик, я сегодня поговорил с Питерсом, – наконец-то Шура перешел к сути дела. – Он готов несколько подождать и напечатать твой новый рассказ в номере, скажем, за пятнадцатое сентября.

Я сдвинул бровями.

– То есть, ты выбил для меня лишние пару дней? – в моем исполнении все это прозвучало, должно быть, как что-то, отдаленно похожее на благодарность фарисея. – О, великий редактор Шура! Пусть боги благословят тебя и ниспосылают только самые светлые свои дарования!

Несмотря на весь трагизм ситуации, слова сии (глупые, бессмысленные и, наверное, попросту неуместные здесь) дались мне, в общем-то, легко и непринужденно.

Но Шура все же пропустил их мимо ушей.

– Братец, ты должен удивить нас этой историей, – казалось, мой редактор верит в меня даже больше, чем я сам. – Как на счет совместного обеда завтра? Где-нибудь в «Южном Вокзале» или в «Парижанке»?

Шура, в общем-то, знал, куда бил (во всяком случае, целился верно!), и я на коротенький миг даже уже успел представить себе все те яства, что их мы с ним вполне могли бы отведать завтра в каком-нибудь из заведений. Но следующая мысль, влетевшая в мое сознание, о том, что «у тебя, дружок, творческий затык!»(быть может, то была просто лишь «черная полоса в жизни», если выражаться на манер все тех же бабушек возле подъезда), в конце концов порядком остудила весь прежний пыл.

– Мне некогда, и ты об этом знаешь, – быть может, слова сии слетели с моих губ и несколько резче, чем я рассчитывал, но Шура уж точно правильно их для себя истолковал. В конце концов, это ведь его работа.

– Ладно, старик, – он откашлялся. – Тогда до скорого. И помни – у тебя в запасе два лишних дня.

Мы попрощались с редактором, и я вновь принялся таращиться на экран ноутбука, абсолютно не ведая о том, каким именно образом можно было бы сейчас продолжить начатое повествование. Собственно, два лишних дня у меня появилось (в оставшиеся три надлежало сначала отослать рукопись в редакцию, а затем ожидать, пока ее там просмотрят и, наконец, напечатают), но что мне это дает? В какой-то момент времени я даже начал было задаваться вопросом, а не проще ли сразу рассказать обо всем Шуре, вместо того, чтобы продолжать и дальше изображать из себя успешного второсортоного писаку, торгующего своими жалкими историями (россказнями, если уж быть до конца откровенным!), словно какая-то там баба Маня на рынке горячими пирожками?

Это самое сравнение (быть может, даже аллегория, хоть до нее тут, как по мне, далековато) несколько все же пробудило мой разум, и я сходу напечатал еще два небольших, но вполне себе состоятельных абзаца. По всему выходило, что моя героиня таки принимает предложение пока еще таинственного незнакомца (прийти на встречу с «нужным человеком» завтра в шесть вечера на Павловском мосту), ибо терять ей, в общем-то, нечего, а потому все в итоге закончилось не так уж и скверно, как могло бы показаться на первый взгляд.

В тот вечер в постель я отправился в десять.

Заснул сразу, и мне тут же приснился выводок белокрылых гусей, пасшихся у пруда, пока за ними не пришел босоногий мальчуган и не принялся гнать их бамбуковой удочкой к дому.

Проснулся я в половине двенадцатого, с искренним удивлением в душе осознав, будто за окном по-прежнему пятница. Вот уж черт!

– А что, если именно так и начинается паранойя? – этот без малого не полуночный вопрос я адресовал, должно быть, стенам, но они уж конечно не потрудились мне на него ответить.

Примерно с полчаса я широко раскрытыми глазами всматривался в белый прямоугольник потолка над головой (в какой-то миг даже принялся было размышлять о том, а чем именно в этот самый момент занята соседка сверху, красавица Тамара, живущая одиноко и работающая в депо), но потом, из-за разгулявшейся вдруг фантазии (профессиональный недуг!), быстро отмахнулся от этой мысли.

В половине второго в квартиру по соседству воротился пьяный Сергей Павлович Синицын (их семья переехала в наш дом три года назад и подобные явления Христа народу были отныне не такой уж и редкостью), после чего что есть мочи принялся лупить тростью по стенам, требуя от жены «налить рюмашку» перед сном. Честно признаться, я не верил в то, что Вера Ильинична пойдет на это.

В три утра ругань за стеной, наконец, смолкла (должно быть, бедного Сергея Павловича все-таки – в отличие от меня! – сморил хмельной сон) и на этаже вроде бы воцарился покой. Я ворочался из стороны в сторону на влажной от пота белой простыне, считал овечек, вспоминал приятные моменты из жизни и даже пробовал молиться (единственное, на что сподвигся, так это «Милый Боженька, прошу, выруби меня поскорее и даруй хороший и светлый сон, желательно без сновидений!»), но все было тщетно. Судьба (а, быть может, злой рок), казалось, попросту издевается надо мной.

Когда на следующее утро я уселся за компьютер, глаза у меня слезились.

Проклятые знаки сливались воедино, маршируя то вправо, то влево, что-то натужно грохотало в голове, словно там из игла в угол ездили танки, а руки тряслись настолько неистово (в какой-то момент времени я с ужасом отметил это про себя!), что невольно у меня возник вопрос, а что, если накануне вечером пил не Сергей Павлович – тот, который сосед, – а я?

Кое-как одолев положенные две страницы, я поднялся на ноги, прошел на кухню и приготовил себе крепкий кофе. Включил небольшой телевизор, стоящий на пенале (подарок от сестры три года назад на Рождество) и, пока хлебал горячий напиток, клацал программы.

– Этот уникальный шанс улучшить собственный сон обойдется вам всего лишь в двадцать три американских доллара, – завещал вдруг на одном из телеканалов хорошо сложенный, представительный мужчина в костюме троечке, вращая в ладонях какой-то пузырек с таблетками. – Новейшая разработка израильских специалистов в области сна уже в самом скором времени заставит вас позабыть о том, что такое бессонница.

Я смотрел на экран едва ли не с самым настоящим замиранием сердца, но, конечно же, глубоко внутри понимал, что на золотые горы рассчитывать сейчас все же не стоит. К тому же, быть может, что лично моя проблема не так уж и велика. Нужно просто успокоиться, быть может, немного перевести дух (на самый крайний случай всегда можно съездить к брату в Солнечный Острог, давно зовет), и все обязательно наладится. И не придется тратить никаких американских долларов, коих у меня, к слову сказать, и вовсе нет.

Допив кофе, я выключил несносный ящик (всегда звал его так, когда демонстрируемое по ТВ вдруг начинало меня нервировать), после чего вымыл чашку в раковине и потянулся за ключами от квартиры.

– Доллары мы тратить не станем, – сам себе пробормотал я, уже стоя в прихожей и ища глазами удобные, мягкие туфли, – а вот какое-нибудь средство подешевле все же купить, пожалуй, необходимо.

Лифтом я съехал на первый этаж (живу, к слову сказать, на восьмом), после чего вышел на улицу (последние солнечные лучи стремительно уплывающего за горизонт лета палили почти немилосердно, на лбу у меня тут же выступил пот), после чего вышел со дворика (разумеется, перед этим любезно поздоровавшись сначала с Ниной Никитичной, а затем и с Зинаидой Петровной, по своему обыкновению несшими неусыпную службу у подъезда на лавочке), и направился к ближайшей аптеке за снотворным.

В тот день, воротившись домой, я еще где-то с час пытался развивать историю (получалось, откровенно говоря, с трудом), после чего, почти отчаявшись задобрить музу (в моем понимании это всегда была женщина средних лет, блондинка с зелеными глазами, опрятная на вид, с глубоким, пронзительным взглядом и приятной улыбкой), выключил ноутбук из сети и встал под душ.

Около девяти вечера (на Шестом канале вот-вот должны были начаться итоговые новости) из квартиры все тех же Синицыных вновь послышалась какая-то возня. Приглушенные голоса, казалось, что-то выясняли между собой (судя по всему, говоривших было двое – мужчина и женщина; Сергей Павлович и Вера Ильинична, смекнул я), но самих слов было почти не разобрать.

– Ты постоянно донимаешь меня проклятыми деньгами, хотя и сама прекрасно знаешь, какого числа у меня пенсия! – я все-таки приложил ухо к разделяющей наши квартиры стенке (иногда все же проделывал подобные пакости – исключительно забавы ради!), после чего диалог на повышенных тонах стал слышен мне более отчетливо.

Вера Ильинична не пасовала.

– Танечка, наш почтальон, мне вчера сказала, будто пенсию в этом месяце сильно задерживают, – голос старухи дребезжал, как всегда бывало, когда женщина очень нервничала. – Сейчас дают только за девятнадцатое, хотя сегодня уже двадцать восьмое. Отсюда вопрос, старый ты пропойца, откуда деньги на водку?

Я иронично усмехнулся. Ах, вот оно что. Не допилила вчера, допиливает сегодня.

– Уйди! – почти, что взревел Сергей Павлович (мужчина высокий и статный, бывший моряк), после чего даже мне в своей квартире за стенкой разом стало как-то неуютно. – Пойди, принеси мне лучше чего-нибудь почитать. На кухонном столе, я видел, лежала какая-то книжица, давай ее сюда!