Kitobni o'qish: «Вояка среднего звена»

Дмитрий Казаков

* * *

Глава 1

Из желающих прикончить меня можно составить длинную очередь.

Тут вам и тайное общество, и враждебные инопланетяне, звездные принцы и их кровожадные подручные, ретивые контрразведчики и просто личные враги, которые не любят меня только потому, что я – это я. Я влез в разборки между несколькими цивилизациями, каким-то макаром зацепил драку за трон и ухитрился поцапаться с женой!

Не слишком ли много для одного человека?

Нет, если он осознанно пошел на риск ради любимой дочери.

* * *

Повара в нашей столовке, судя по всему, расстреляли за измену родине и лично товарищу Гегемону. Но на его место ухитрились найти другого, еще лучше, и тот решил любой ценой остаться в живых.

По крайней мере все, что я пробовал, заходило в меня с треском и чавканьем: блинчики с мясом, политые маслом, рыбные фрикадельки с фруктовой начинкой, освобожденные от панцирей раки вроде наших, земных, только чуть больше, истекающие жиром куски мяса, ради которых погибли то ли свиньи, то ли бараны, то ли вообще какие-нибудь чешуйчатые рогатые твари.

Но орудуя ножом и вилкой, я совсем не думал о том, что это за живность.

– Ну вапще… класс… ой… – изрекал Макс, набивавший утробу рядом.

Дю-Жхе жевал молча, не отставали от него прочие опытные бойцы, а вот новички, которых к нам прислали буквально несколько дней назад, оживленно болтали, вспоминая сегодняшний бой.

На линкор мы вернулись буквально только что, измученные, мокрые и грязные. Отправили же нас в поле буквально на следующий день после моего перехода с Земли, так что на «Гневе Гегемонии» я не провел и суток, и у меня не было шансов заняться тем делом, ради которого я сюда явился.

– Как я его, а? Одной левой? Викинг я или где? – басом вопрошала наша с Максом землячка, мужеподобная шведка по имени Марта, отмороженная на всю белобрысую круглую голову.

Поначалу я обрадовался, увидев ее, но быстро понял, что с этой дамой каши не сваришь. Еще большую «радость» мне доставил появившийся у меня под началом игва, сородич Молчуна, весь кривой и перекошенный, как сухое дерево, и умевший изъясняться так неразборчиво, что перед ним пасовал даже переводчик.

Прибор этот я включал редко, поскольку в общем языке наблатыкался так, что разбирал почти все и говорил без проблем… хотя последнее было не обязательно, меня поняли бы и так. Спасибо Етайхо, которая потратила кучу времени и сил, чтобы научить меня, а потом собственной смертью избавила меня от серьезной проблемы.

Как может разумное существо с такой легкостью принести себя в жертву ради каких-то принципов?

При воспоминаниях о гирванке настроение у меня испортилось, даже десерт – многоярусная башня из «шайб», наполненных кремом разного вида – утерял часть вкуса. Вспомнились все погибшие за то время, которое я провел на «Гневе Гегемонии»… десятник Йухиро, сержант-техник Диррг, Диль… и ладно бы от руки врага, многих ведь убили свои.

– И как я тогда попала? Валькирия я или кто? – продолжала похваляться Марта.

– Однажды Первый Охотник выпил много мухоморовой настойки, – заговорил Дю-Жхе, и как обычно, все замолчали: даже самые тупые новички уже осознали, что когда ферини начинает рассказывать свои байки, то лучше слушать. – Развел большой костер. Уселся около него и стал хвастаться своими подвигами… как он еще в колыбели удушил Змей-Призраков, как он победил Катящегося Медведя, как встретился в горах с Оползнем-Ползуном и загнал того в ущелье, откуда тот не мог выбраться…

Уж лучше очередная легенда племени, от которого остался вот этот невысокий, узкоглазый тип, лучший стрелок, которого я знаю, чем многословная болтовня о банальной стычке: патрулировали лес, налетели на отряд бриан, немножко постреляли друг в друга, у нас пара раненых, у них наверняка тоже, а все похвальбы Марты о ее великих победах не более чем пустой треп.

– Охотник рассказывал и рассказывал, и пламя в костре начало менять свой цвет, – продолжал Дю-Жхе, – а языки его корчились, словно испытывали боль от собственного жара. Наконец они сложились в изогнутый рот, который произнес в треске и шуршании раскаленных углей…

Что именно выговорило задолбанное хвастуном пламя, я не услышал, поскольку рядом с нашим столом объявился некто высокий, плечистый, с лысой головой и красной мордой, на которой сверкали такие же алые глаза, один побольше, другой поменьше.

– Смирно! – рявкнул он.

Равуда! Приятный бонус к службе!

Загромыхали отодвигаемые стулья – когда центурион приказывает, нужно подчиняться. Я нехотя отложил ложку и поднялся, задрал подбородок, глядя в эту ненавистную физиономию.

Когда уже бриан наконец пристрелят его?

– Развлекаааетесь? – прошипел Равуда, раздувая ноздри. – Треееплетесь?

За спиной у него, как обычно, маячил Молчун – бледная уродливая физиономия, тонкие губы, похотливый взгляд, после которого хочется вымыться в душе, да с мылом, да пару раз. И рядом с ним – еще парочка здоровяков, нечто вроде личной охраны, хотя ни в какой охране мой заклятый друг не нуждается, сам как боец стоит пятерых.

– Никак нет! – отчеканил я. – Производим прием пищи в специально отведенном помещении!

– О да, да, конечно… – Равуда двинулся в обход стола, по дороге отвесил подзатыльник Ррагату, и тот качнулся, едва не упал физиономией в стол, лицо его исказилось от ненависти.

Ну да, кайтерит, ставший в очередной раз моим командиром, умел вызывать к себе любовь. Последние дни он вел себя на редкость спокойно и аккуратно, почти не обращал на меня внимания, и это внушило мне надежду, что может быть этот гад наконец успокоился, забыл обо всем, что было раньше.

Но видимо нет.

– А ты ничегоооо… – пробормотал Равуда, осмотрев Хэль, еще одну новенькую, из народа вилидаро.

Та покраснела до коней роскошных черных волос, и я краем глаза заметил, что лицо Юнессы перекосилось от гнева. Ну да, она побывала у кайтерита в койке, и покинула ее вовсе не с самыми радостными воспоминаниями.

– Смирно, десятник, я сказал – смииирно, – протянул он, очутившись рядом со мной.

Я вытянулся так, что в спине захрустело.

– И это существо кем-то командует? – Равуда вздохнул, и его тяжелый, угловатый кулак врезался мне в поддых.

Ладно еще я был готов и успел немного сдвинуться, чтобы удар хоть частично приняли на себя ребра. Но все равно от боли я задохнулся, в голове зазвенело, перед глазами заплясали черные круги.

Но я не согнулся, даже не склонил головы – только не на глазах своих бойцов.

– Служба – это наслаждеееение… мне ли не знать? – выплыл из звона в ушах ненавистный голос Равуды.

Я пытался дышать, вталкивая в себя воздух маленькими порциями, но получалось не очень хорошо.

– Не слышу ответа! – рявкнул центурион, и я ощутил ухом и щекой его раскаленное дыхание, капельки слюны, что едва не прожигали кожу.

– Так точно… – ухитрился выдавить я.

– Хреново отвечаешь, – протянул Равуда.

Твою мать, и стоило пройти две кампании, стать десятником, выжить в десятках боев и вернуться из плена, чтобы этот упырь мог издеваться надо мной так же, как в первый день в казармах?

Мне прилетело второй раз, на этот раз в живот, и утрамбованная в него жратва недовольно квакнула. Накатил рвотный рефлекс, и сдержал я его с немалым трудом, непонятно какими уже резервами стойкости.

А то не хватало еще облевать старшего по званию. Измена, не иначе!

– Центурион, ты потише… – подала голос Фагельма, чей десяток насыщался за соседним столом.

– Криворуким слова не давали! – гаркнул Равуда.

Но если бы не она, то наверняка он врезал бы мне и в третий раз, а так всего лишь нагнулся к уху и зашептал:

– Убить я тебя не могу, волосатик, о да, дааа… это очень жааль… вот прямо здесь… Вилкой выковырять твои глаза… расковырять брююююхо… и смотреть, как ты дохнешь…

Я молчал, понемногу приходя в себя.

– Отрезать то, что у тебя между ног болтается, – продолжал Равуда. – Пажааарить… Заставить сожрать. Эх, не могу… Разве что в лесу, где нет камер, нет командиииров… Тооолько мы…

– Да ты струсишь, как обычно, – выдавил я.

Ну как всегда – собственный язык мне такой враг, что никаких центурионов не надо.

Но Равуда только рассмеялся.

– Зато я могу сделать так, что ты сам повесишься, – сообщил он радостно. – Довести. Раньше я спешил, был нетерпелииив… Но теперь я буду действовать медленно, спокойно. Только ты все равно умрешь… и твоя дочь тоже.

Вот последнего ему говорить точно не стоило!

Кровь бросилась мне в голову, стало жарко, кулаки сжались сами собой, а волосы на затылке встали дыбом. Самое время броситься на красноглазого урода, и для начала уронить его на пол сильным ударом в челюсть.

Но тогда… тогда меня точно отправят домой, на Землю, к Сашке.

И я не смогу добыть то, ради чего я тут нахожусь, ради чего я готов вытерпеть все, что угодно… ну, почти.

– И кто тут струсил? – спросил Равуда.

Я медленно, преодолевая сопротивление перекрученных судорогой мышц, разжал кулаки. Затем повернулся к центуриону, посмотрел прямо в его физиономию, в глаза цвета крови, один больше другого едва не в два раза.

– Я струсил, так точно.

Еще год назад я бы и сам себе такого не сказал, а тут перед толпой соратников, тех, кем я командую. И сейчас я ощутил мгновенную, но острую вспышку стыда – точно укол прямо в сердце.

Но быстро ее погасил… значение имеет только одно, Обруч, который я должен найти. Отыскать в громадном летучем городе под названием «Гнев Гегемонии», и привезти дочери, а для этого одолеть все препятствия, какие только можно представить, в том числе и те, что внутри меня.

Равуда резко повернулся и зашагал прочь, свита во главе с Молчуном двинулась следом.

Я стоял, тяжело дыша и вытирая со лба пот, я думал о том, сколько я протяну в лапах такого командира. Я знал, что он использует первую же возможность, чтобы избавиться от меня, не станет медлить, если получится убить меня быстро, сразу, без мучений, но наверняка.

И это значит – времени у меня не так много.

* * *

Новый универсальный станок у меня был такой же, как старый, даже чуть лучше. Идеальная штука, чтобы возиться с оружием в полевых условиях – доводить, чинить, совершенствовать.

Установили его мне в оружейке, и я проводил там все свободное время.

Увы, но снаряга, которой Гегемония снабжала своих защитников, лучше не становилась. Автоматы выглядели так, словно валялись на полу склада лет пять, шлемами интенданты явно играли в футбол, а бронезащиту грызли особенно голодные и неразборчивые крысы. О маскировочных сетях или полевых ботинках, которые обычно просто не работали, я вообще не говорю.

Поэтому пахал я будь здоров, и ничего удивительного, что очередной класс словил в тот момент, когда высверливал глушитель – в исходном варианте он вообще не налезал на ствол. Браслет мой брякнул, над ним высветилась красивая синяя цифра «двенадцать», замерцала сумма опыта… превысил тридцать пять тысяч, и это значит, что четыре тысячи можно распределить.

Да, свое знание оружия я прокачал достаточно, я примерно представлял устройство всего, с чем может иметь дело пехотинец – танка, транспортера, бортового орудия, даже самолетов. Но нигде в мануалах не было ни малейшего упоминания, как работает система социальной мобильности, на которой во многом держалась Гегемония.

Интересно, до какого класса надо дорасти, чтобы получить доступ к этой информации?

Так, с опытом все же надо разобраться – пять навыков, которые доступны всем бойцам, силой, меткостью и скоростью я особенно не занимаюсь, наращиваю по остаточному принципу, а вот о выносливости вспоминаю регулярно, без нее я давно кинул бы копыта в джунглях; пятый – это знание оружия, только на него у меня ушло почти десять тысяч; пять навыков командирских, и тут я решил добавить побольше на лидерство, глядишь чуть увереннее буду чувствовать себя в роли командира, ну а память, хитрость, знание стратегии и ориентация подождут своего часа.

Уф, справился, можно дальше работать руками.

– Ну, иди к папочке… – пробормотал я, вынимая из креплений подсверленный глушитель.

На этот раз я сумел накрутить его на ствол, но недостаточно глубоко.

– Зарраза… – кряхтя и пыхтя, я принялся снимать непокорную деталь, чтобы еще разок проехаться по ней сверлом.

Или взять другой? Вдруг с ним пойдет лучше?

Глушителей у меня был с десяток, один другого «лучше» – ржавые, перекошенные так, словно по ним лупили молотком, с трещинами и разломами, то есть совсем никуда не годные. Даже глядеть на них не хотелось, поэтому станок мой вновь зажужжал, по оружейке поплыл запах разогретого металла, на базу станка полетела серебристая стружка.

И тут я решил позвонить жене.

После возвращения на линкор я пару раз пытался, но всякий раз система связи, встроенная мне в голову, отказывалась работать – я просто не ощущал, что она существует. Тиззгха в нашей когорте не появлялись, так что высказать претензии мне было некому.

Я напрягся, представил, что на переносице у меня вырастает древесная почка, распускается.

– Ой, – только и сказал я, когда понял, что получается.

В дверь оружейки заглянул Везиг, начал что-то говорить, но я его не услышал – меня уже окутал пузырь тишины, отрезал от прочего мира. Поэтому я замахал на него, а когда понял, что боец-вилидаро ни черта не понимает, рявкнул:

– Отвали!

– Это ты мне? – спросила Юля. – Прекрасное начало. Сразу видно, что соскучился.

От одного ее мягкого, звучного голоса у меня стало тепло на душе, и не только на душе. Понятно, что в оружейке не холодно, но тут я мигом вспотел, как в одну из тех ночей, которые мы с ней провели вместе.

Вспомнил разом все… бархат ее кожи, напрягшийся сосок между губ… скользящие по моей спине ладони… жар ее собственного тела, такого гибкого и сильного, и в то же время хрупкого… Эх, если бы я мог ее обнять прямо сейчас, прижать к себе, погладить по волосам, заглянуть в глаза!

– Да не тебе, – буркнул я. – Ходят тут всякие, разговаривать мешают. Дело такое.

Везиг тупо пялился на меня, открыв рот, и я продемонстрировал ему кулак, показал на дверь – исчезни!

– Променял меня на этих всяких – терпи! Эх, ты, – в голосе Юли звякнул металл.

Расстались мы не очень хорошо, и понятно, отчего – она не хотела, чтобы я уходил, снова рисковал жизнью, ведь непосредственной опасности для жизни Сашки нет, ей куда лучше, чем даже после первой операции. Но я решил, что проблему нужно решить раз и навсегда, и понадеялся, что жена остынет, передумает, простит.

И тут такой тон!

От этого металла руки у меня дрогнули, и глушитель качнулся чуть в сторону, станок недовольно взвизгнул.

– Чтоб я сдох, я тебя ни на кого не променял и не променяю! – я торопливо вытащил глушитель из крепления: вот зараза, испорчен, и это значит, что придется возиться с другим.

Везиг по-прежнему топтался у двери, лилово-серое лицо его было искажено недоумением.

– А по-моему, променял, – сказала Юля.

Я легко мог представить, вызвать из памяти ее лицо, такое красивое, такое родное – сотни раз я видел его искаженным от страсти, в поту, с затуманенными от наслаждения глазами, и радовался, понимая, что ей рядом со мной хорошо. Но сейчас из памяти выплыл другой образ жены – слегка нахмуренной, с прикушенной нижней губой.

О, если губа прикушена, то это все, то другая женщина била бы тарелки и орала.

Я показал бойцу кулак и показательно отвернулся, чтобы этот идиот хотя бы не маячил перед глазами.

– Э… но на кого? – спросил я. – Ты что, ведь я…

– На тех баб, которых ты там наверняка щупаешь, – перебила меня Юля, и все возбуждение, которое я испытал, только услышав ее голос, схлынуло, остались разочарование, печаль и раздражение.

– Да какие бабы?! – воскликнул я. – Что за ботва началась?

Я и правда на других женщин старался не смотреть, хотя и близняшки-веша бросали зазывные взгляды, и Юнесса все так же потряхивала грудями, за которые взгляд цеплялся сам, и новенькая-вилидаро была такой красавицей, что не только закачаешься, но и упадешь в койку вместе с ней. Но я крепился и держался, помнил, что я тут ради семьи, ради дочери.

– Ты бросил нас. Ты ушел.

– Да никуда я не ушел! – я оглянулся и с облегчением увидел, что Везиг наконец свалил.

– Да? – ядовито спросила Юля. – Мы сидим у нас на кухне и пьем чай?

Я никогда не слышал, чтобы она разговаривала так.

– Ты чего? – спросил я ошеломленно.

– Первые два раза я готова была понять, – продолжила она все более и более напряженно. – Я терпела и ждала, поскольку я люблю тебя. Но сейчас ты просто сбежал. Удрал. Нельзя же так!

– Я пытаюсь добыть то, что вылечит Сашку навсегда! – отрезал я.

– И что это?

– Ну… – я замялся: рассказать жене о том, где я и чем именно занимаюсь, я не мог; начни я вещать про Гегемонию, что раскинулась на сотни звездных систем, про линкор и сражения в джунглях на другой планете, Юля мигом решит, что я вру как сивый мерин. – Понимаешь, я тоже тебя люблю!

– Очень сомневаюсь.

Ну вот, и универсальная фраза-успокоитель не сработала… что ж за засада сегодня? Сначала Равуда докопался до меня в столовке, теперь вот любимая жена разговаривает как с врагом!

– Но что мне сделать, чтобы это доказать? – спросил я.

Юля выдержала паузу, и я вновь представил, как она сидит у нас на кровати, грива светлых волос отброшена на плечо, как она любит, в растянутой майке и шортах, как почти всегда дома… И мне до боли в животе захотелось туда, к ней, домой, прочь от этой обрыдшей войны.

– Возвращайся к нам. Немедленно, – это прозвучало как приговор.

– А что с Сашкой тогда?

– Я говорила уже, что могу обратиться к родственникам, – это было сказано без особой уверенности.

– К тем, с которыми ты не общалась много лет? – спросил я, не пряча сомнений.

– Это неважно! Они помогут.

– Я в это не верю, – я покачал головой. – Ты мне не рассказываешь, но как-то оно… Наверняка им наплевать на тебя и твою дочь. А мне нет. Я хочу, чтобы Сашка выздоровела. Совсем.

О мою ногу потерлось нечто мохнатое, и опустив взгляд, я обнаружил Котика. Вопросительно изогнув хвост, он посмотрел на меня, замерцал черными глазами с золотом зрачков.

– И я, – тут голос Юли стал совсем ледяным. – Поэтому либо ты возвращаешься. Либо… я подаю на развод.

Меня словно бревном ударили по голове, показалось, что стены оружейки рушатся.

– Э… да ты что… как? Зачем? – забормотал я.

– А вот так. Пока, – и она отключилась раньше, чем я успел сказать хоть что-то внятное.

– Хр, – сказал Котик, неодобрительно шевеля окисточенными ушами.

– И не говори, блин… – я напрягся, пытаясь установить соединение вновь.

Нет, мы не договорили!

Все получилось, я ощутил контакт, но в следующий момент он лопнул, точно порванная струна. Я попытался снова, и повторилось то же самое, я почти физически ощутил, как рвется связь. В третий удар оказался сильнее, и в ушах у меня зазвучали короткие гудки – то ли настоящие, то ли выдуманные.

Это что, Юля сбрасывает, не хочет говорить? Вот это поворот!

Глава 2

Я лежал, вжавшись мордой в мягкую землю Бриа, с которой почти сроднился за эти месяцы. Очереди стригли небо над нашими головами, неподалеку рычал полуживой огнемет, и оставалось только молиться, чтобы он не забрел в нашу сторону – окопов мы вырыть не успели, влетели на врага с ходу.

Громыхнул разрыв гранаты, другой, пара осколков ударила мне по шлему, и я понял, что пора убираться, иначе все тут и останемся.

– Дю-Жхе, что сзади? – спросил я в микрофон.

Систему связи я установил в шлемы ближайшим друзьям самолично, поскольку рядовым бойцам ничего такого не положено.

– Чисто. Но заходят справа.

– Давай отходить. Ты веди, чтоб я сдох, – приказал я, приподнимаясь. – Огонь, все!

Автомат задергался в руках как попавшая в сеть рыба, задвигалась по забралу алая точка прицела. По касательной меня зацепило в плечо, но бронезащита выдержала, я даже на ногах устоял, только покачнулся.

– Назад! Всем отходить! Назад!

И плевать, что я не дождался приказа Равуды, который упорно не отвечает на мои вызовы.

Рядом вскочила на ноги Юнесса, сверкнули под забралом ее синие глаза, дальше поднялся Ррагат. Пригнувшись, стреляя на ходу, они бросились через жидкие заросли туда, откуда мы недавно пришли, к тянущейся через лес дороге, где наша бронетехника, где по нам не дадут лупить так безнаказанно.

Взревел огнемет, язык пламени потянулся через лес, толстенные стволы начали вспыхивать как спички. С визгом ринулись прочь обитающие в листве крылатые твари цвета пепла, посыпались чешуйки. Один из новичков вскрикнул, в панике ринулся прочь, сбивая с плеч языки пламени, но его тут же поймали, швырнули на землю – водой эту дрянь не потушишь, а уж бегать с ней вообще не рекомендуется.

С гулом упал один лесной великан, второй накренился и повис на лианах как башня на тросах.

– Сзади чисто, – доложил Дю-Жхе. – Вижу наших.

– Слева чисто, ух мы им покажем! – это Макс.

– Отл… – начал я, и тут обнаружил, что один из бойцов остался на месте.

Везиг сидел на четвереньках, ошалело крутил башкой, и над ним нависало пылающее, готовое рухнуть дерево.

Вот черт!

Я бросился к нему, не колеблясь, ни на секунду ни задумавшись о том, что и как. Ухватил за плечо, рванул на себя, обнаружил белое, перекошенное лицо, выпученные глаза, в которых плескался страх.

– Шевелись! – рявкнул я и потащил за собой.

Мы одолели буквально несколько метров, и тут лианы лопнули и дерево пошло вниз. Окутанная пламенем громада шарахнулась оземь там, где Везиг сидел только что, в стороны полетели алые головни, одна шарахнула меня в бок с такой силой, что я едва не свалился.

– Ой-ой-ой! – тонко воскликнул вилидаро, и на лицо его вернулось подобие жизни.

Второе дерево упало прямо перед нами, в лицо пахнуло жаром, мы окунулись в огненный ад. Я глотнул гари, закашлялся, но потащил бойца дальше, на открытое место, подальше от бушующего пожара.

Бриан взяли нас на прицел почти тут же – очередь прошла спереди, другая сзади.

– Лечь! – рыкнул я, и Везиг упал уже сам. – Сеть!

Маскировочные сети у всех своих проверял и чинил лично я, поэтому они всегда работали.

Мир вокруг поблек и задрожал, краски выцвели, пожирающий стволы огонь стал не таким ярким. Но и мы сами для всех со стороны превратились в размазанные пятна, полоски теней на земле, пустое место.

– Помилуй нас Святые Предки, – бормотал Везиг, за которым я раньше не замечал особой религиозности. – Гегемона Силой и Светом мы сохраняем ясность разума, да пребудет он с нами вечно, приносящий Главную Жертву, и оборонит нас от недругов, зла желающих. Милостью его в благолепии пребываем мы, и милостью его пребывать и далее будем, за что вознесем же хвалу ему…

– Егор? – прорезался в наушниках голос Дю-Жхе.

– Живы, – ответил я. – Сейчас вакханалия окончится – выйдем. Пока дело швах.

Бриан не лезли вперед, но стреляли с таким рвением, словно я лично им чем-то насолил. Они не видели нас, но примерно догадывались, где мы можем быть, так что смерть шарила пальцами вслепую, но знала, где нас искать… а если откажут сети, то все, нам крышка.

Везиг закончил молиться, всхлипнул несколько раз и неожиданно сказал:

– Десятник, прости меня.

– За что? – спросил я, высматривая путь, по которому можно двинуться ползком. – Давай, пожалуй надо шевелиться.

– Я предал тебя. Я не хотел… но он меня заставил! Клянусь Светом Гегемона!

Тут мне стало холодно, несмотря на бушующее рядом пламя.

– Ктоблин?

– Трибун Геррат! Он обещал мне дать еще денег! А они мне нужны! Не для себя! Десятник! У меня тройня, надо кормить! Жена дома, я тут… и я согласился ему докладывать. Только я не хотел…

И дальше он скатился в нестройное бормотание, перемежаемое всхлипами.

От ярости я на мгновение забыл о том, где я нахожусь, и что вокруг идет бой. Захотелось отключить маскировку, взять за грудки этого мудака, которого я только что спас от смерти, и встряхнуть как следует, а потом дать по морде.

Но я сдержался.

Он сделал это не ради себя… он просто трус… и он в конечном итоге признался… вспомни, как ты сам едва не стал стукачом, и только благодаря везению в конечном итоге не стал… и Геррат способен превратить в свое оружие кого угодно, а уж этого простого парня…

– Почему раньше не сказал? – прошипел я.

– Я боялся… У меня трое детей… мне кормить… я деньги… – и дальше последовали многочисленные «я не хотел», и обрывки молитв Гегемону. – Не убивай меня, десятник. Только не убивай!

Я сглотнул пересохшим горлом.

Ну да, у тебя трое, и ради них ты пошел на такое, у меня одна, и ради нее я… эх.

– Дело такое, – сказал я. – Сейчас мы с тобой выберемся отсюда. Медленно и спокойно. Ты никому больше не скажешь, что работаешь на Службу надзора. Понял?!

– Да, да… – я не мог его видеть, но Везиг наверняка закивал.

– И продолжишь докладывать Геррату, как раньше, чтобы он ничего не заподозрил.

– А чего? Это как?

– А вот так. Никаких умолчаний, искажений, ничего. Ты можешь быть не один такой.

Судя по судорожному всхлипу, это не приходило вилидаро в голову.

– Все понял? Не слышу ответа! – рыкнул я.

– Так точно!

– Вот и хорошо, – я приподнялся, на руках, осматривая заросли. – А теперь за мной. Быстро…

* * *

– Итак, вашу мать, это автомат, называется он «Игла», – подробности я опустил, поскольку новички и так смотрели на меня без понимания и приязни: упасть бы и поспать, а этот урод-десятник заставляет возиться с оружием. – И он не раз спасет вам жизнь… – пауза, – только если вы будете правильно за ним ухаживать!

Красавица-вилидаро по имени Хэль, которую муж вышвырнул из дома, когда она оказалась бесплодной, а родители не приняли дочь обратно, потому-что это позор на весь род…

Игва, откликавшийся на Орз-Банга, аристократ, проигравший себя в карты и отправившийся в армию, чтобы отдать долг, оставивший дома беременную жену – это я из его бормотания понять сумел.

Отмороженная на всю голову лесбиянка-шведка Марта, адреналиновая наркоманка, попробовавшая весь экстрим, который ей только предоставили на Земле, и решившая поучаствовать в настоящей войне…

Другие, всего восемь бойцов, почти все взяли автомат в руки впервые несколько дней назад и сразу пошли в бой. Им не досталось даже той рудиментарной подготовки, которую обеспечил нам в свое время Йухиро.

Возились мы на травке рядом с палаткой, что стала нам домом вчера вечером. Окутанный туманом лагерь понемногу затихал, доживая последние пятнадцать минут перед отбоем, только шумел в кронах ветер.

– Оружие надо чистить, смазывать и делать это регулярно, – сообщил я. – Дело такое. Повторяй за мной…

Собирать и разбирать «Иглу» они уже умели, но справлялись медленно и не всегда. Возиться с тряпками и маслом им ни капли не хотелось, но я был совершенно безжалостен – заклинит у такого лентяя автомат во время боя, и погибнуть может не только он, но и другие.

А я жить хочу, мне еще домой возвращаться… да и друзей терять не хочется.

Терял уже, хватит.

– Так-так, правильно, – подбодрил я Хэль. – Руки замарать не бойся… отмоешь потом.

Краем глаза я заметил движение, а повернув голову, обнаружил трибуна Геррата в полевой форме, разве что без бронезащиты. Сердце мое будто сжала ледяная ладонь – только вчера Везиг признался мне, что работает на контрразведку, и вот, ее офицер явился по мою душу.

Совпадение?

Я отдал честь, бойцы засуетились, пытаясь сделать то же самое и не поронять в траву детали автоматов.

– Вольно, отставить, – сказал Геррат, оглаживая мерзкие усишки на желтоватом лице. – В данных обстоятельствах это совершенно не нужно… Десятник, на пару слов.

– Продолжайте, – велел я, и на нетвердых ногах двинулся следом за трибуном.

Мы отошли буквально метров на десять, и тут Геррат вытащил из кармана плоскую коробочку, нажал кнопку на одном из ее торцов, и уши мои заложило, захотелось поковырять в них пальцем.

– Чтобы не подслушали, – пояснил он, и выдержав паузу, во время которой сверлил меня прозрачными глазами, атаковал. – Десятник, не ценишь ты моего хорошего отношения.

Трибун наверняка хотел сбить меня с толку, и ему это удалось.

Хорошее отношение? Это говорит человек, который не просто бил меня, а пытал? Целенаправленно мучил, чтобы получить нужную информацию? Держал в карцере? Допрашивал?

– Э… хм… ну… – только и смог выдавить я.

– Другой на моем месте просто следил бы за тобой со всех сторон, – задушевности в голосе Геррата позавидовал бы хороший актер, – а то и устраивал тебе ловушки, подставы. Ведь так? Я же конкретно вожусь с тобой точно курица с яйцом, – название существа на общем имперском я не знал, но решил считать его для простоты обычной птицей, – вот, пришел сам, даже к себе не вызвал, и сообщаю, что ты по прежнему находишься под подозрением.

И он уставился на меня, откровенно наслаждаясь эффектом.

Под подозрением?

А к чему тогда было судилище, во время которого мне лазили в голову?

– Этсчего? – я заволновался, заговорил торопливо, как обычно. – Этос ккого фига? Мыслещуп же был! Память вывернули наизнанку и перетряхнули, как менты карманы во время обыска! Э?

Геррат покачал головой, потер лоб, на котором выделялись мелкие шавванские чешуйки.

– Помнишь, что я тебе говорил о допросе мятежников, взятых после бунта двенадцать лет назад?

Я напрягся.

– Нуу… да… Дело такое… они ничего не помнили!

– Именно. Некто подчистил им память, изменил ее так, что мы ничего не обнаружили. То же самое проделали и с тобой.

Что за бред! Никто ничего подобного со мной не делал! Я все помню! Или нет?

Сомнение холодной змеей вползло в грудь, обвило сердце, я напрягся, пытаясь вышвырнуть его оттуда, но ничего не вышло – а что если и правда кто-то надругался над моим прошлым, стер оттуда нечто важное… но кто, что, когда? Слишком много вопросов!

– Не может быть! – огрызнулся я. – Кому это надо?

– Вот и я хотел бы знать, – очень мягко сказал Геррат. – У меня есть только догадки. Конкретно кто тебя использует, я сказать не могу.

– Да никто меня не использует! Сто раз говорил!

Трибун посмотрел на меня укоризненно, и я сник – блин, в тех интригах, что тут творятся, я на самом деле не больше чем пешка, мелкая карта, которую разыгрывают втемную, вот только зачем, кому могла понадобиться такая мелочь?

– Так этот тот же индивидуум, что стоит за бунтом? – поинтересовался я.

– Вполне вероятно, – Геррат кивнул. – Это определенно некто, владеющий древним, почти забытым знанием, которое дает возможности делать странные, страшные, темные вещи… именно поэтому некогда Гегемония сделала все, чтобы это знание уничтожить. Наставники его ушли в подполье, но некоторые выжили… и их выкормыши среди нас.

Я вспомнил общество Трех Сил, вроде бы давно уничтоженное, но на самом деле живое и пытающееся добраться до меня.

– Переходи на мою сторону, – теперь трибун говорил спокойно, размеренно, точно вбивал гвозди. – Только тогда я смогу тебя защитить. Только тогда они до тебя не доберутся. Переходи.