Kitobni o'qish: «Тимбервольф»
«Все, что может быть использовано как оружие,
будет использовано как оружие».
(Станислав Лем)
Волк тяжело, прерывисто дышал. По телу прокатывалась крупная нервная дрожь, а уставшие мышцы со стоном просили отдыха. Легкие насыщали кислородом изможденный длительной погоней организм, заставляя учащенно биться сердце. Снег припорошил серую шерсть волка, пряча измученного зверя посреди бескрайней унылости белого поля, пересеченного грязными, незамерзающими оврагами. Но блеск глаз загнанного зверя, на мгновенье отразивших редкий луч света, прокравшийся сквозь пасмурное небо, не ускользнул от взгляда охотника. Взгляда, направленного вдоль потертого ствола старого дедовского карабина. Его глаз, с заледеневшими ресницами, едва просматривающихся за маской, скрывающей лицо стрелка. Мягкая шерсть надежно укрывала кожу от леденящего бокового ветра и прятала пар изо рта, способного выдать его лежку. Казалось, даже время притихло, напоминая о себе лишь завыванием ветра, стонущим скрипом деревьев, да тяжелым, пульсирующим стуком в висках. Соперники замерли, нетерпеливо выжидая, кто же из них первым дернется со своего места. И как только волк, не выдержав напряженного ожидания, чуть показал из-за укрытия нос, охотник приник к прикладу карабина, готовый нажать на курок. Плавным, отработанным до автоматизма движением, кожей чувствуя каждый сантиметр своего тела, он мягко оттянул боёк, и, замерев на несколько секунд, словно что-то вспомнив, отвел взгляд от прицела. Оставив лежать волка одного, в снегу, с обреченным ожиданием скорого конца, он сполз в окопчик и медленно перевернулся на спину. Стянув маску, охотник, чертыхнувшись, выдохнул густой пар разгоряченного тела. Шепнув едва слышно несколько слов из старой карельской сказки, рассказанной когда-то его бабкой; слов, которые он произносил редко, шептал, как молитву, охотник одним движением отвел от себя винтовку и выстрелил в воздух. Волк словно ждал этого звука, пружиной разжавшись из своего укрытия. Длинными прыжками он покидал поле, стремясь к широкой лесной опушке – к спасительной полосе непроглядной стены сосен. А солнце, наконец, пробилось сквозь плотную пелену низких пепельных туч, заиграв радужными цветами на крупных каплях пота, перекатывающихся по оттаявшим ресницам охотника.
Пролог
«…это была Последняя война, война без ясных целей и планов. Война на истребление, война на выживание. Она словно средневековая старуха в черной хламиде, с косой из стали, не знающей усталости, собирала свой мрачный урожай. Кладбища окружили когда-то цветущие города, теперь нося их названия. Бедствия, пришедшие с этой войной, бесконечно умножали человеческое горе, стирая в памяти имена умерших, опустошая души выживших. И лишь тогда смерть утолила свой волчий аппетит, когда последний из миллионов уставших солдат с проклятьем отшвырнул в сторону оружие. И орудия смолкли навеки, уступив место давно забытой тишине. С тех самых пор слова война, оружие и убийство стали бранными и смысл их с каждым последующим поколением размывался, растворяясь в обыденном течении мирных дней. В мире, отказавшемся после разрушительной, опустошающей войны от оружия, любое упоминание о нем являлось противоестественным и предосудительным, а проявления насилия наказуемы, вплоть до полной изоляции от общества. Казалось, стремясь забыть о войнах и убийствах, люди навсегда надеялись избавиться от жестокости и насилия. Так и произошло, в мир людей вернулись спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Но запертые в глубинах души человека вечная неудовлетворённость и страсть к насилию не переставали искать путь на свободу…»
***
Командир мрачно отвел от глаз бинокль, сощурившись от боли в глазах. Пора заканчивать эту бойню. Это понимали все. От рядовых бойцов и окопных офицеров до генералов. Город лежал в руинах от многомесячных бомбежек. Бои велись остатками подразделений зачастую без огнестрельного оружия – одними ножами. Один автомат приходился на троих, а то и четверых солдат. Но с кем договариваться? С такими же, как и он, озлобленными командирами? Выхода из этого тупика он не видел. Еще неделя боев, и в его батальонах останется по двадцать – тридцать человек. Бранд осмотрел обугленных, немытых, обреченных солдат, уже забывших слово вера, и прикусил губу. Он уже давно смирился с тем, что навсегда останется в этих руинах. Неба уже не было. Лишь днём отблески солнца, пытающегося пробиться сквозь непроницаемую занавесу из дыма, озаряли небо алыми цветами. Все остальное время выжившие сидели у бочек с огнем, согреваемые их теплом, ловя жалкие отблески света. Был момент, за который ему потом было непереносимо стыдно. Момент, когда он собирался стволом пистолета разжать себе зубы. Стыдно было не только перед подчиненными, но и перед гражданскими, которые прибивались к ним в поисках еды и защиты.
Последнюю атаку они отбили, потеряв половину в перестрелке, рукопашном бое, от ранений. Бог знает, сколько еще гражданских попали им под ноги и под шальные пули. Их никогда и никто не считал. Калькуляция велась только по личному составу. Бранд прикинул в уме, что еще одна такая вылазка, и он останется наедине со своим браунингом.
– Вы не удержите этот квартал силами одной бригады, – Бранд обернулся, одернул куртку с погонами майора и отдал воинское приветствие. По коридору, обходя раненых и спящих бойцов, в сопровождении охраны из числа спецназа, двигалась женщина в погонах полковника.
– Госпожа полковник, – скорее вопросительно, чем почтительно произнес Бранд, удивленный прибытием начальника штаба армии.
– Сколько сейчас в ротах людей? – коротко, вместо приветствия бросила она и бесцеремонно прошла мимо него в караульную комнату, – за мной, майор, и прикройте дверь. – Она повернулась к нему, убрав руки за спину, внимательно осмотрела Бранда и резко продолжила, – давайте без званий, Бранд, это сейчас ни к чему, просто Александра.
Бранд коротко кивнул, и, свистнув, позвал караульного:
– Принеси нам кофе, и никого не впускай.
Александра, в свою очередь, кивком головы отпустила свою охрану.
– В ротах осталось по десять, в лучшем случае пятнадцать бойцов, – мрачно отрапортовал он. – Какими судьбами, госпожа? – он осекся, и, прокашлявшись в кулак, продолжил, – Александра.
Та ответила улыбкой, обезображенной страшным шрамом на левой щеке, улыбкой, скорее похожей на звериный оскал.
– У нас одна судьба Бранд. С некоторых пор, – добавила, чуть задумавшись, она. – Удержать этот город или умереть. Какими бы силами вы не располагали.
– Почему моя бригада? – хрипло спросил он.
Александра промолчала, пристально оглядывая Бранда, словно изучая его.
– Подойдем к карте, – ответила она.
Бранд почесал щеку и, поднявшись, подошел к столу с разложенной картой. Смахнув с нее крошки от вечернего перекуса, он жестом пригласил Александру подойти.
– Что ж, – сказала она, склонившись над столом, – неплохая карта. Только вот информация по рубежам обороны у вас устаревшая.
– Я знаю, – почти обреченно ответил Бранд, – я уже неделю не заглядывал в нее. Окопы друг от друга на расстоянии пистолетного выстрела. Движения никакого. А смысл? – почти выкрикнул он. – Взводами командуют ефрейторы, а ротами сержанты. Офицеры – на вес золота. Эта крысиная война не для моих бойцов. У меня штурмовая бригада. Меньше всего эти парни умеют окапываться и возводить баррикады. Да еще эти снайперы. Я вчера отправил восемнадцать похоронок, из них на семь офицеров. Еще неделя таких боев, и от бригады останется батальон.
– Потому я здесь, Бранд. Для взаимодействия со штабом фронта и пополнения резервами нужна устойчивая связь. – Бранд хмыкнул и неопределенно махнул головой. Доступный им радиус в УКВ-диапазоне составлял не более пяти километров. Этого хватало лишь для координации сил бригады. Спутниковые телефоны, по одной только богу известной причине, отказывались ловить сигнал. По сути, они были заперты в городе, остатки армии, некогда легендарной 8-й армии – триумфатора Североафриканского конфликта. От армии остались одни ошметки. А город держался только усилиями его бригады, ударным кулаком которой было пресловутое подразделение «Timberwolves».
– «Лесные волки», едва ли не единственное боеспособное подразделение, которое находится в вашем распоряжении. Бранд. Нужно собрать из их числа штурмовую группу.
– Задача? – коротко спросил он.
– Телекоммуникационная башня, – ответила она, и подняла на него глаза.
«А она оказывается красивая», – вдруг подумал он.
Карие, широко посаженные глаза, пухлые губы, с впадинками по краям рта, высокие скулы, широкий, отнюдь не портивший впечатления нос, по-видимому, доставшийся ей от предков с Востока. И даже шрам не выглядел уж так ужасно, подчеркивая ее необычную притягательность.
Он не выдержал ее прямого, немигающего взгляда, и отвел глаза. В дверь, как нельзя кстати, вошел караульный с кофе. Поставив стаканы на стол, он покинул караулку, искоса поглядывая на женщину в погонах старшего офицера.
– Два кордона, – произнес он, – нам предстоит преодолеть два хорошо организованных рубежа обороны. И минное поле. Самоубийственное задание.
– Да, задача как раз для «Timberwolves», – согласилась она, таинственно улыбнувшись. – Разомнетесь, – уже без доли улыбки добавила она. – Совсем, наверное, в окопах-то завшивели. А, майор? – ехидно спросила она. – Бранд посчитал, что лучше промолчать и в ответ только лишь хмыкнул.
– Отряд выдвинется ночью, – продолжила она, сосредоточившись на карте, – погода и новолуние будет вам благоприятствовать. – В ее голосе чувствовалась чудовищная усталость и еще, наверное, заторможенность, вызванная хроническим недосыпом. – Нужно будет разделиться на несколько групп по два-три человека. Скрытность и бесшумность – главные ваши козыри. Без надобности в бой не вступать. Помните, главная цель добраться до башни и включить передатчик. Есть техники с подходящей квалификацией?
Бранд механически кивнул, уже прикидывая в уме, кого лучше послать.
– Хорошо. У вас, – Александра посмотрела на часы, – двенадцать часов. Кто пойдет?
«До ближайшей телекоммуникационной вышки нужно проползти под пулями полмили», – размышлял Бранд, поглядывая на покусывающую губы Александру, – Безумная идея. Но других у него не было. Он прикинул, сколько у него осталось здоровых бойцов. Тех, кто еще был в сознании. Не уснул, не лежал раненый, не упал без сил, не стонал и с обезумевшими глазами не скрежетал зубами по ржавым бочкам в бессильной злобе. Ему нужно было шесть бойцов. Кто? Выбор был не велик. Скотт, Артур – отличные штурмовики, равных которым в ближнем бою никого не было. Иван Радуга – единственный инженер-электронщик, его кандидатура не вызывала вопросов. Кто еще? Пожалуй, Желудь, несмотря на свой отвратительный характер и полное отсутствие субординации, самый опытный среди отряда. И, наверное, Танели. Снайпер от бога».
– Как вы сказали? – Александра вздрогнула и вздернула головой, – Танели? Ранта?
– Вы знакомы? – удивленно спросил Бранд, и в ответ на хмурое молчание Александры улыбнулся, – надо же, наш Танели полон сюрпризов.
– Будьте любезны, господин майор, – по слогам произнесла она, не глядя на него, – вызовите этого бойца, мне нужно поговорить с ним, – она подняла на Бранда глаза, – наедине.
– Конечно, – Бранд проглотил комок в горле, опешивший от ее реакции, – он сейчас в отдыхающей смене. Подождите несколько минут, я схожу за ним.
– Спасибо, Бранд, – натянуто улыбнулась Александра. – Думаю, разговор не займет много времени, – добавила. – А пока… Пока можете идти.
Александра в ожидании отмеряла шагами комнату караулки, нервно теребя пуговицы на куртке. Она так долго ждала этой встречи, что теперь, когда она случилась, Александра просто испугалась. Страшась прислушаться к своим эмоциям, она не решалась посмотреть в сторону двери, тем не менее, прислушиваясь к каждому звуку, раздающемуся за стеной.
– Мэм, – Александра почувствовала, как от его голоса по спине побежали мурашки, а сердце сжалось, и обернулась, встретившись с его взглядом. Танели побледнел, узнав ее, и смог лишь выдавить из себя только одно, – Александра?
Она подошла к Танели, прикоснувшись ладонью к его лицу, как слепые ощупывают лица, в поисках знакомых черт. Он вздрогнул от холода руки, но глаз не отвел, замерев от ее прикосновения.
– Танели, – всхлипнула она и повисла на его шее. – Я думала, что потеряла тебя, – сказала она, подняв на него заплаканные глаза. Ты, ты, – запнулась она, не в силах больше выдавить из себя ни слова, и разревелась, крепко к нему прижавшись.
Майор стоял у запертой двери караулки, поглядывая на хронометр. Странное знакомство начальника штаба армии и рядового снайпера настораживало и беспокоило его. В другое время эта ситуация скорее позабавила бы его, но не сейчас. То, что у Александры и Танели что-то было, он сообразил сразу. Но сейчас эта их встреча скорее навредит, чем поможет предстоящей операции.
Неожиданно дверь распахнулась и мимо него, даже не удосужившись на пару слов, пробежала раскрасневшаяся Александра, едва сдерживая слезы. Хмыкнув, Бранд зашел в комнату и с иронией посмотрел на угрюмого Танели.
– Я вот что подумал, – произнес Бранд, – а не дурак ли ты? Или это просто молодость?
– Разрешите идти, – спросил вытянувшийся по стойке смирно Танели.
– Иди уж, – вздохнул Бранд. – И Танели, – тот обернулся на окрик Бранда, замерев на полушаге, – приведи себя в порядок. Сегодня нам предстоит дело. Отдыхай пока. Сбор через пять часов.
Пойдут они. Те, кого он выбрал. Он даже не допускал мысли, что кто-то откажется. И все будет зависеть от них. Их дальнейшее выживание. Их дальнейшее существование, которое уже давно мало кого интересовало. Но жизнь как гидра крепко-накрепко цеплялась за любую возможность увидеть еще один сумеречный рассвет, который, впрочем, ничего кроме горя и страданий не принесет. Но инстинкт самосохранения перевешивал все логические доводы.
Бранд собрал Скотта, Ивана, Желудя, Артура, Танели вокруг стола с интерактивной картой, подсвеченной контрольными точками. Все мрачно молчали, понимая, что обратного пути не будет. Желудь хмуро играл желваками, исподлобья рассматривая собравшихся бойцов.
– Вот так братцы. Таков приказ штаба армии, – Бранд встретился взглядом с Танели, – и он не обсуждается. Может, не пойдешь, Желудь? – спросил Бранд, взглянув на огромного патлатого норвежца, отрешенно чесавшего свою шею.
– Не дождешься, – беспардонно ответил тот, – куда вы без меня.
Бранд осмотрел собравшихся молодых парней, с напряжением ожидавших его распоряжений.
– Хорошо, в общем, картина вам ясна. Впереди два кордона. Как будто и немного, но попотеть придется. Оружия берем минимум, мы должны будем передвигаться быстро.
– Мы? – вскинул голову Танели, – командир, ты с нами?
– Да, и, разумеется, это не обсуждается.
– Хоть повеселимся, – совсем невесело произнес Желудь, внимательно осматривающий затвор пистолета, – а то скоро протухнем в этих окопах.
– Веселье я вам гарантирую, – добавил Бранд. – Разделимся на три группы. Врать не стану, будет тяжко, но нам нужно создать видимость наступления. Одна группа прикрывает, две прорываются. Скотт и Артур в прикрытии. Иван с Танели, я с Желудем. Всем все ясно? Хорошо, выдвигаемся под утро. Сейчас проверяем оружие, обмундирование, затем еда и сон. Подъем в два ночи.
Ночь выдалась темная. Луна, предательский фонарь, теперь уже не скоро появится, а небо, туман пепельного цвета, давно отучил людей от ясного света ночных звезд, которые они видели лишь во сне.
В начале третьего Бранд тихо разбудил сонных бойцов, дав им время на оправку. В 2.30 группа уже стояла перед ним в мрачном ожидании.
– Итак, – подытожил он, – в каждой группе назначен старший. Первая – Скотт, вторая – Иван, третья – я. Выдвигаемся с интервалом в три минуты. Скотт завязывает короткую перестрелку у первого кордона, остальные незаметно просачиваются, минуя первую линию, выходя в соприкосновение со вторым кордоном. Там мы остаемся с Желудем. Ивану и Танели, таким образом, до башни останется всего сто шагов. Дальше вы, парни, будете предоставлены сами себе. Твоя задача, Радуга: запустить основной контур башни и саму станцию. Аппаратура старая и давно не эксплуатировалась. Собственно, потому вы и попадали в третью группу. Ты как наш единственный электронщик, Танели как лучший стрелок. Он тебя прикрывает и зачищает станцию. Иван, позывные и частоты ты знаешь. Главное, наладь мне связь.
Иван вначале неопределенно кивнул, но затем четко ответил, что связь будет.
– Хорошо, – Бранд хлопнул в ладоши, – экипируемся.
Бойцы мрачно облачались в накидки защитного цвета. Вымазывали лица, скалясь и тыкая пальцами друг на друга.
«Как дети. А сколько-то им лет. Самому старшему Желудю еще и тридцати нет. Остальным и того меньше», – неожиданно подумал Бранд и от этой мысли ему вдруг стало невыносимо тошно.
– Так, рюкзаки накинули, попрыгали, проверили разгрузку. Берем только по две гранаты, пистолет, винтовку и два магазина. Желудь, это тебя особенно касается.
Желудь, что-то пробурчав про себя, откинул в сторону две лишних гранаты, пистолет и длинный нож.
– И куда в тебя все это влезает, – подивился Бранд и погрозил тому кулаком. Нож можешь оставить, – добавил он просиявшему Жёлудю. – Всё, группа, выступаем. Первый Скотт – пошел.
Случилось то, чего так боялся сказать вслух Бранд – Скотт и Артур так и остались лежать там, у первого кордона, глядя открытыми безжизненными глазами в черное небо, подсвечиваемое сигнальными ракетами. Но две группы прошли, проползли, перемешивая грязь с вдруг навалившимся дождем. Со вторым кордоном нужно было повозиться. Пришлось занять огневую точку и держаться, пока третья группа не доберется до башни. Мало того, пока Бранд не убедится, что питание в башню подано, они должны будут держаться любой ценой. Первым патроны закончились у Бранда. Гранат уже не было, оставалось три патрона в браунинге. Желудь был более хладнокровен, отстреливая только тех, кто приближался на расстояние пистолетного выстрела. Бранд оглянулся и вздохнул с облегчением – ребята уже были внутри. Нужно было еще немного потянуть время, и он решился.
– Эй, на той стороне, мы сдаемся, – Желудь, почти с ненавистью, посмотрел на командира, но через мгновение гнев сменило понимание – понимание неизбежного. – Не стреляйте, нас только двое, – выкрикнул Бранд, помахав рукой.
«Только бы успели», – подумал он и швырнул пистолет в сторону врага.
– Выходите по одному, – гаркнули с той стороны, погрозив автоматами, – руки за голову.
Бранд на одной коленке выпрыгнул из бруствера и сверху кивнул Желудю. Тот, выматеревшись, скинул с себя разгрузку и вылез из окопа.
– А тебе что, особое приглашение нужно? – скомандовал офицер противника, тыкнув в Желудя пистолетом, – руки в гору.
– Ладно-ладно, – сплюнул Желудь, но руки убрал.
«Только бы успели, только бы успели», – как заповедь произносил про себя Бранд и когда в очередной раз он обернулся в сторону башни, то почувствовал, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди от радости. Башня, до того момента мертвая, вдруг вспыхнула всеми цветами радуги.
– Да что это такое? – выкрикнул командир противника и передернул затвор.
– Командир, – выдохнул Желудь, успев прикрыть Бранда, и принять на себя пулю офицерского пистолета.
– Желудь, – прошептал Бранд, спускаясь на колени вместе с умирающим товарищем. – Желудь, – только и смог произнести он, почувствовав, как предательски к горлу подкатывает комок.
«Успели», – лишь одна мысль не отпускала его, кощунственно заслоняя смерть друга.
***
– Силовую установку давно не запускали, – задумчиво произнес Иван.
Танели с пистолетом в руке придирчиво обошел все помещения агрегатной.
– Чисто, Иван, – выкрикнул он, – у нас получится?
– Да, наверное, – Иван, задумчиво почесал подбородок. – Танели, я запущу установку, а ты найди станцию, она должна быть несколькими этажами выше. Ищи помещение со знаком, – Иван пальцами нарисовал в воздухе замысловатый значок, – похожим на антенну со стрелками.
В ответ Танели кивнул и кинулся на лестничную клетку.
«Ну, что, смахнем с тебя паутину», – улыбнулся Иван и щелкнул первый автомат.
– Есть, Иван, – перегнувшись через перила, выкрикнул запыхавшийся Танели, – нашел.
– Сейчас, – ответил Иван, и, выдохнув, перевел основной рычаг в верхнее положение. Помещение осветилось неоновым светом, закрутились бобины записывающих устройств, а на лестничных клетках вспыхнули лампы дежурного освещения, – идем, у нас мало времени. Станция допотопная, – скривился Иван, – не уверен, что она работоспособна.
– Не проверим – не поймем, – произнес Танели.
– Давай попробуем, – вздохнул Иван и открыл приборную панель. – Внешних повреждений нет. Сейчас подам питание и попробую настроить частоту.
Как ни странно, станция ожила сразу. В динамиках раздался шум, кратковременно прерываемый короткими, едва различимыми выкриками в эфире.
– Частоту помнишь? – спросил Танели.
– Подожди, – Иван поднял руку вверх, – подожди. – Он постепенно стал поворачивать ручку настройки, не меняя КВ диапазон, – мне кажется, это уже не важно. Вот, – он слегка довернул ручку настройки и прибавил звук.
«Всем, всем, всем. Всем враждующим сторонам, дезертирам, бандам и отдельным преступным элементам. С вами говорит представитель временного правительства. Приказ правительства и совета повстанцев, заключивших перемирие: на всем театре военных действий установлен режим прекращения огня и всеобщая амнистия. Для координации действий противоборствующих сторон к вам будут направлены эмиссары с особыми полномочиями. За поддержанием порядка и соблюдением условий перемирия будут следить специальные отряды, составленные из бойцов спецподразделений. Любое сопротивление будет воспринято как прямое нарушение приказов объединенного правительства и будет караться смертью. Все не подчинившиеся будут задержаны и переданы в распоряжение персонала специально созданных лагерей. Повторяю…».
– Танели, – тихо произнес Иван, – переведи на громкую связь, вон тот переключатель.
– Сейчас, – Танели как в тумане нажал кнопку, одновременно вытаскивая из-за пазухи пистолет.
«…поддержанием порядка и соблюдением…»
«Неужели все, – подумал Танели, – неужели конец, – как во сне он покрутил на ладони пистолет и с остервенением швырнул его в угол комнаты. Иван сидел на корточках, прислонившись спиной к стене, и закрыв лицо руками, мелко вздрагивал, давясь слезами. Танели пытаясь успокоить, взлохматил на голове Ивана волосы. Тот лишь отмахнулся и глубоко вздохнув, вытер лицо, задрав голову к потолку».
– Это все, Танели, мы справились.
Танели механически кивнул и вышел на смотровую площадку, плюнув на все еще исходящую от засевших в соседних зданиях снайперов угрозу.
«Не одни мы устали от этой резни», – он провел ладонями по лицу и взглянул на небо. Ветер гнал низкие, почти касающиеся антенн башни тучи, смешивая их с дымом жженой резины, догорающей уже облупившейся краски на искореженных машинах и самопальных печек из бочек, разбросанных по всему городу. На площадь, которая с высоты была как на ладони, обрушился косой ливень, необычно сильный для этих мест, заглушая звук громкоговорителей шипением затушенных костров.
«Неужели все», – фраза сидела в мозгу, как назойливая заноза.
Смогут ли люди без того, чтобы не утолить жажду насилия, впитанным с молоком матери? Сейчас все устали. Все хотят мира и спокойствия. Но пройдет время.… Не смогут. Наверное, он тоже не сможет, потому, как просто не помнит другой жизни, кроме каждодневного, ежечасного, ежеминутного выживания. Что дальше? Он прислушался к себе и ничего не почувствовал. Ничего, кроме пустоты и мерзкого, металлического привкуса во рту.
– Танели, – неожиданно ожила рация с голосом Александры, – ты жив? Не молчи, ну скажи хоть что-нибудь. Тане…, – он, покрутив в руках рацию, выключил ее, так и не ответив. А тучи совершенно неожиданно рассосались, и на площадь упали первые лучи всходящего, утреннего солнца. А внизу, прислонившись к командиру, умирал Желудь. Боли уже не было, глаза застилала пелена, лишь пальцы все еще механически скребли по земле, словно цепляясь за тающую жизнь. Желудь. Неунывающий, бесстрашный Желудь. Последний убитый солдат. Последней войны.
