Kitobni o'qish: «Код тьмы», sahifa 4

Стальная сейф-дверь комнаты охраны была приоткрыта, а на полу в коридоре лежали три тела – мужчины и двух женщин в одежде медперсонала, а мужчина в форме охранника припал к горлу одной из женщин и с громким хлюпаньем… насыщался. Даже на их шаги этот новоявленный вампир обернулся не сразу. А когда обернулся… Петр Леонидович, наверное, никогда не забудет этой дикой окровавленной физиономии, искаженной печатью голода и неутолимой злобы. Монстр (а у Покрышкина язык не повернулся бы назвать ЭТО человеком) оскалился во все тридцать два покрытых кровью жертвы зуба и зарычал. Потом Петр Леонидович даже затруднился сказать, что на него нашло. Просто глаза заволокло кровавым туманом, а руки словно обрели некую самостоятельность, временно избавившись от власти мозга. Наверное, заставь его еще двадцать раз повторить этот удар – у него так не получится. Но тут штык лопаты просто снайперски и с удивительной силой вонзился в небольшой участок открытой шеи солярника. Глубоко вонзился. Кровь хлынула потоком, солярник захрипел и опрокинулся навзничь. Покрышкин же шагнул вперед, занес свое импровизированное оружие и весь свой вес, всю силу, всю ярость вложил в следующий удар. Лопата была хорошо заточена, и удар этот, пожалуй, сделал бы честь средневековому палачу. Голову отделило от туловища с одного раза, и она покатилась в сторону, разбрызгивая кровь во все стороны.

– …стрее! Идемте же, ну!!

Петр Леонидович даже не сразу осознал, что Фролов обращается к нему и, более того – изо всех сил тащит за руку к двери помещения охраны, а топот набегающих солярников слышится уже совсем близко. А когда осознал, ступор слетел с него мигом и его словно пришпорил электрический заряд. Они успели, можно сказать, в последний момент: все втроем ворвались в комнату охраны и с грохотом захлопнули за собой сейф-дверь.

* * * *

Беглый осмотр помещения выявил разгром средней степени и бесчувственное тело еще одного охранника на полу. Дверь за спиной грохотала от ударов остервенелых солярников. Впрочем, на них можно было не обращать внимания – такую дверь им нипочем не выбить, зато вот на тело на полу внимание обратить очень даже следовало. Видимых ран на нем не имелось, но это еще ничего не значило: бедолагу Антона пациент-ноль Грицук укусил в ладонь – и вот вам результат. Пока Петр Леонидович оглядывался в поисках наручников или чего-нибудь, чем охранника можно было бы связать, Анна Зонина достала спектрограф и присела рядом с бесчувственным телом, чтобы взять у него пробу крови. Покрышкин заметил это слишком поздно и успел только открыть рот, чтобы предупредить ее…

Охранник рванулся со скоростью атакующей змеи и впился зубами в руку Зониной. Она закричала от боли и ужаса, попыталась вырваться, да куда там – дюжий мужик держал ее крепко. Петр Леонидович подскочил к ним и с размаху плашмя опустил лезвие лопаты на макушку солярника. У того закатились глаза, и он потерял сознание.

Зонина смотрела на Фролова и Покрышкина. Глаза ее были наполнены слезами, в них застыли страх и мольба. «Пожалуйста! Пожалуйста!» – почти беззвучно шептали ее губы. Но умолять было бесполезно. Это знали все трое. Фролов вытащил транквилизаторный пистолет (бог знает, где он находился все это время) и нажал на спуск. Зонина свалилась на тело охранника.

– Твою вакцину… – выдохнул Петр Леонидович и, ощутив внезапный приступ слабости, тяжело оперся на стол.

В голове царил форменный кавардак. Мысли метались, словно муравьи в муравейнике, в который ткнули палкой. А по поводу извечного русского вопроса «что делать?» не возникало ни одной внятной идеи… Хотя нет, одна все же возникла, когда взгляд упал на лежащих без сознания охранника и Зонину. Этих двоих надо как-то связать или обездвижить иным способом. К счастью, у охраны нашлись наручники, аж две пары, хотя кто бы мог подумать, что этот предмет окажется актуальным в больнице. В углу помещения стоял тяжелый металлический стеллаж. К его угловым стойкам и пристегнули зараженных. Теперь главное – всегда помнить о них, как о злобных цепных собаках, и стараться держаться вне досягаемости их цепей…

Покончив с этим очевидным и срочным делом, Покрышкин ощутил, как на него накатила волна усталости и апатии. Он почувствовал себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух. Это состояние словно таилось в засаде, поджидая, когда прямая и непосредственная угроза жизни Петра Леонидовича отойдет на второй план, а дождавшись, навалилось на него. До сих пор адреналин как-то помогал ему держаться, но вот…

– Посмотрите-ка на это, – Фролов тронул его за локоть.

Покрышкин повернулся к мониторам, на которые выводились изображения со всех камер наблюдения в больнице, и сжал зубы, чтобы не выругаться, хотя и ожидал чего-то в этом роде. В больнице творился форменный хаос: солярники охотились на здоровых почти везде: гонялись за ними, нападали из засады, валили на пол, впивались зубами. Кого-то убивали и начинали жадно пить кровь, а кого-то оставляли после одного-двух укусов. Солярников даже на черно-белых изображениях было легко отличить от обычных людей по дикому выражению лица, кровоизлияниям в глазах и дерганым нервическим движениям. Кое-где здоровым удавалось закрыться от зараженных в палатах или кабинетах и забаррикадировать двери, в которые солярники яростно ломились какое-то время, но, если не удавалось добиться успеха сразу, им это надоедало и они шли искать добычу полегче… Видимо, то же самое через некоторое время должно произойти и здесь.

Первым порывом Петра Леонидовича было отыскать здесь какое-нибудь оружие и броситься спасать людей, но он удержал себя, прекрасно понимая – там он только погибнет без всякой пользы, а здесь… А что он может здесь? Фролов хотя бы сейчас сможет заняться настройкой излучателей, а медицинское светило, кандидат наук Петр Леонидович Покрышкин? Будет сидеть и ждать, когда кто-то другой сделает всю работу и всех спасет? Если этот другой еще сможет, что не факт. Нет уж, братцы, так дело не пойдет! Принцесса, томящаяся в замке дракона в ожидании рыцаря-спасителя, – не его амплуа. Никогда не было и никогда не будет. Петру Леонидовичу вспомнились его юношеские максималистские амбиции, когда он только решил идти по медицинской стезе. Сколько раз в своих грезах он попадал в подобное положение и оказывался в роли спасителя человечества от страшной эпидемии? Вот то-то же! Конечно, возраст сделал его более серьезным и прагматичным, но вот эти юношеский задор и романтизм никуда не делись, лишь затаились до поры, карауля момент, чтобы поднять голову. Он и в эту больницу перевелся не просто ради денег – знал же, чувствовал, что здесь не просто частная лавочка с ВИП-сервисом для тех, кто деньги не считает. Нет, тут сразу было видно, что больница эта – одна из тех, что стоят не переднем крае медицины. И если что-то в душе Петра Леонидовича все еще ищет то самое место подвигу, то отсюда до него ближе, чем откуда бы то ни было еще. И вот ведь – как в воду глядел! Только вот оно, твое место подвигу, кандидат наук Покрышкин, и что? Скромно постоишь в сторонке, подпирая стену, потому что, как говорил один герой американского боевика, «ты слишком стар для этого дерьма»? Нет, нет и еще раз нет!

– Почему они так себя ведут? – спросил он Фролова, совсем уж было собравшегося заняться излучателями.

– Как?

– Одних убивают, других только кусают.

– Ими руководят два инстинкта – голода и размножения. Болезнь вызывает дефицит некоторых веществ, содержащихся в крови здорового человека. Поэтому они убивают и пьют кровь. А размножение… Принцип «нас больше – значит, мы сильнее». В голодные зимы волки сбиваются в большие стаи. Здесь примерно то же самое – они создают свою стаю… Черт, я не умею нормально объяснить – по этой части у нас… – короткий взгляд на двоих прикованных зараженных, – Анна. По научной части она бы все по полочкам разложила…

– Если бы захотела, – вставил Петр Леонидович.

Фролов чуть усмехнулся.

– Это да. Секретничать она умеет.

– И не только она.

Олег отвернулся и промолчал, оставив шпильку без ответа.

– Сколько у нас осталось времени на решение проблемы? – стараясь говорить спокойно, произнес Покрышкин. – До того как нас уничтожат согласно директиве семь-четыре?

Фролов глянул на свой браслет.

– Шестьдесят восемь часов.

– Думаю, минут сорок погоды не сделают, так?

– К чему вы клоните, доктор?

– Давайте вы уже перестанете изображать из себя партизана на допросе и расскажете мне все про солярный синдром. Все, что нужно, чтобы я смог помочь вам настроить излучатели. Насколько я понимаю, это сплав инженерной мысли и науки. Научная часть в лице вашей напарницы сейчас вне игры. Я могу ее заменить… Ну же, решайтесь!

* * * *

– Сразу должен сказать, что знаю я далеко не все, – начал Фролов. – Только то, во что меня сочли нужным посвятить, когда привлекали к работе. Крымская астрофизическая обсерватория и Горная солнечная станция Пулковской обсерватории около Кисловодска уже давно ведут изучение Солнца. Они собрали огромное количество данных и сумели создать программу прогнозирования поведения нашего светила на основе очень подробной математической модели. Среди целей этой программы – прогнозирование вспышек на Солнце и особо сильных магнитных бурь… В общем, когда эта программа заработала в полную силу, она выдала предсказание в недалеком будущем сильнейшей солнечной вспышки, которая должна вызвать на земле эпидемию очень опасного заболевания. Заболевание это получило условное название солярного синдрома. Опасность была признана достаточно серьезной, чтобы принимать самые кардинальные и безотлагательные меры. Тогда-то и была создана компания «Заслон».

– Тогда-то – это когда? – уточнил Покрышкин.

– Примерно двадцать лет назад.

– Твою вакцину! То есть вы уже так давно знаете обо всем этом?!

– Давно, – кивнул Фролов. – И в то же время для подобной задачи, можно сказать, совсем недавно. Компания «Заслон» получила финансирование по высшему разряду, в ее ряды привлекли лучшие научные и инженерные умы страны, потому что вопрос защиты человечества от солярного синдрома, потенциально способного уничтожить две трети населения Земли, был архиприоритетным. Само собой, все было засекречено, потому что, узнай широкая общественность о том, над чем трудится «Заслон», поднялась бы страшная паника. Ученым «Заслона» удалось определить параметры излучения, которому должна подвергнуться Земля во время этой солнечной вспышки, а инженерам – воспроизвести это излучение. В различных наших исследовательских центрах этому излучению подвергали добровольцев и пытались найти средство от этого недуга. Все попытки создания вакцины или медикаментозного лечения солярного синдрома провалились. Тогда-то и пришла очередь волновой терапии. Вот к этому направлению меня и привлекли, потому что излучатели – мой конек. К созданию излучателя, имитирующего ту самую вспышку, я причастен самым непосредственным образом. Наша команда разработчиков действовала по принципу «подобное побеждают подобным». Мы пытались создать такое излучение, которое сможет нейтрализовать пагубное воздействие вспышки, своего рода антиизлучение. Наш проект получил название «Код тьмы», ну как бы антипод убийственному Солнцу… Беда в том, что подобрать параметры антиизлучения оказалось не так-то просто, а каждая наша неудача – это еще чья-то жизнь. Человеческая жизнь. Но на кону-то стояли многие миллионы и даже миллиарды других!

– И много у вас таких… добровольцев?

– Около десятка. В разных клиниках. На них мы пробовали разные версии «кода тьмы». Но нигде не происходило сдвигов. Никаких – ни к лучшему, ни к худшему. Базовый вариант – вы, врачи, называете это штаммом – солярного синдрома обладает минимальной заразностью. Достаточно простейших мер предосторожности, чтобы уберечься. Но у вас… У вас что-то пошло не так, и ваша версия «кода тьмы» вместо излечения усилила болезнь, перевела ее во вторую фазу.

Покрышкину на мгновение захотелось ударить Фролова, и справился он с этим порывом лишь огромным усилием воли. Заслоновцы, черт бы их подрал, хотели как лучше. Но всем известно, что благими намерениями выстлана дорога в ад. И сейчас вся больница уверенно шагает по этой дороге. И вот он, виновник, на расстоянии вытянутой руки от Петра Леонидовича!

– То есть это вам спасибо за эпидемию! – процедил он. – Если бы не ваш чертов эксперимент, бедолага Грицук так бы и лежал себе спокойно в БЭДе!

Фролов вздохнул.

– Я понимаю, что вам сейчас, скорее всего, очень хочется набить мне морду. Но если мы не будем ставить свои эксперименты, когда придет время, ситуация в этой больнице распространится на всю планету. Но у вас произошел сдвиг. Единственный. Я чувствую, что мы в шаге от того, чтобы подобрать нужный код! Это улучшение через ухудшение!

Гнев как-то сразу и вдруг покинул Покрышкина. Он пристально посмотрел в глаза Олегу:

– Вы правда верите в то, что сейчас сказали?

– Не верил бы – не говорил.

– Какие материалы по проекту у вас есть с собой?

– На моем планшете вся рабочая информация. В том числе и параметры излучения. Как базового, так и того, что было применено у вас. Там установлен и симулятор, на котором можно сымитировать лучевое воздействие на человека, больного солярным синдромом.

– Тогда давайте это все сюда и будем работать, пока нас с вами еще не стерли с лица Земли.

* * * *

60 часов до применения директивы семь-четыре

Таблицы, графики, электроэнцефалограммы мелькали перед глазами Петра Леонидовича. Он листал данные на планшете Фролова, погружался в тему и периодически ловил дежа-вю: в памяти всплывали фрагменты его собственных работ – тех самых, которые он никогда и никому не показывал из опасения, что коллеги поднимут его на смех, назовут шарлатаном, и тогда про докторскую диссертацию можно будет забыть – никто и никогда больше не воспримет всерьез врача, засветившегося на такой одиозной теме. Волновая терапия в медицине была чем-то вроде вечного двигателя в физике или философского камня в химии… Эх, ему бы сейчас материалы с его домашнего компьютера! Все наработки по волновой терапии Покрышкин держал там, а если и приходилось что-нибудь делать на работе, в конце дня он уносил все с собой на флэшке, чтобы коллеги не наткнулись даже случайно. Но память… память-то оставалась. Какие-то выкладки были знакомы Петру Леонидовичу, с некоторыми он бы поспорил, а кое под чем подписался бы обеими руками. Но сейчас важно было найти ошибку – тот дефект в «коде тьмы», который превратил нейтрализатор болезни в ее катализатор.

Рычание сзади заставило его вздрогнуть. Он обернулся и поймал бешеные взгляды прикованных зараженных. Заклеить бы им рот скотчем, да приближаться опасно: один укус – и на одного больного в комнате станет больше.

К счастью, в комнате охраны имелся холодильник и, опять же к счастью, не пустой – охранники взяли с собой обед и ужин, плюс пачка печенья на столе и банка растворимого кофе. Электрический чайник также в наличии, а в углу стояла пятилитровая бутылка питьевой воды. При экономном расходовании… при очень экономном… на пару-тройку суток все это можно было растянуть. На зараженных еду и воду решили не тратить: единственная попытка напоить Зонину едва не закончилась для Фролова плохо – она клацнула зубами у самых его пальцев, и он только в последний момент успел отдернуть руку, пролив воду. Покрышкин тогда сказал: «К черту! Без воды человек может прожить до недели, а без еды – до месяца. Этим силы пока не нужны, а вот нам понадобятся. Если мы свалимся от слабости – все, пиши пропало». Логика была железная, и Фролов согласился. И еще одно «к счастью» – в помещении охраны имелся отдельный туалет, чтобы не приходилось надолго покидать пост. Правда, солярников туда водить никто не собирался, так что в комнате постепенно начинало плохо пахнуть.