Kitobni o'qish: «Война глазами солдата»

Предисловие

В огромном театре, стоящем на Покровской горе, проходит собрание партийного актива города Иваново. Здание, в виде римского Колизея, наполнено до отказа. Ткачи, ткачихи, металлисты и строители, представители воинских частей, интеллигенция. Люди собрались не для обсуждения текущих хозяйственных или культурных дел, а для того, чтобы ответить на страшный вопрос: "Быть или не быть советскому государству, советской власти и всем им. Что делать? Бросать всё, бежать? Эвакуироваться на Восток, за Урал?

Среди присутствующих я вижу старых коммунистов, которые на своих плечах вынесли тяжесть трёх революций и годы гражданской войны, восстановление народного хозяйства, пятилетки индустриализации. Многие из них сражались под командованием М.В. Фрунзе, в Чапаевской дивизии, воевали с Колчаком, освобождали Крым и Туркестан. Многие коммунисты пришли на собрание в спецовках, только что закончилась рабочая смена. Сидят сосредоточенные, перебрасываясь между собой скупыми фразами, поглядывая на молодёжь, словно оценивая: "Выдержат ли?"

Тускло горит в зале электрический свет. Война даёт о себе знать – начинаются перебои с топливом. Собрание открывается без выборов президиума. Руководитель Ивановской парторганизации подходит к трибуне и негромко начинает свою речь. Зал, полный народу, притих. Слушают о положении на фронте.

Как тяжёлые глыбы падают в зал слова: "Наша армия с боями отступает. Мы оставили сотни городов и тысячи деревень. Но хуже всего, что колонны прорывающихся вперёд немецких танков наводят панику на десятки тысяч бойцов. Я не говорю, что сотня танков не является силой, но тысячи людей нашли бы средство остановить их. И только немногие подразделения сражаются где-то вблизи наших границ.

Как могло случиться, что мы отступаем?" – задав этот вопрос докладчик остановился, – "Неужели мы оказались так слабы? Неужели годы напряжённого труда двухсотмиллионного народа прошли даром? Мы недоедали, мы отдавали всё, чтобы создать тяжёлую индустрию, выпускать металл и машины. Мы отказывали себе во всём во имя того, чтобы враг не застал нас врасплох! Да как могло случиться, что враг оказался сильнее нас?!"

Оратор не нашёл ответов на свои вопросы, клином засевшие у собравшихся в головах, и вынув из кармана газету, прочитал выдержку из речи руководителя партии и правительства, словам которого привыкли верить безоговорочно: "…внезапность нападения, мобилизованность противника, преимущество противника в танках и самолётах."

Но как же так? Неужели можно незаметно двинуть сотни дивизий к нашим границам? Где наши глаза и уши? Но мы же воевали! Не так давно умолкла канонада на Дальнем Востоке, на Карельском перешейке, на полях Западной Украины и Белоруссии. Это тоже были не прогулки! Неужели эти бои не научили нас ничему? А танки, а самолёты? На каждом параде нам показывали новые виды военной техники. Неужели их у нас не оказалось? А люди? Разве наши люди разучились воевать? Ведь Ворошилов говорил, что русский человек вообще любит подраться и никому не уступит в бою!

Все эти вопросы на языке у каждого сидящего в зале, но оратор уже перешёл к вопросам, стоящим перед партийной организацией. А задача была такая: мобилизовать и отправить на фронт 100 тысяч коммунистов и комсомольцев от Ивановской области, тем самым повлиять на ход военных событий. Грудью отстоять нашу землю, что бы то ни стоило. Надо исправлять сделанную когда-то, кем-то ошибку. А это может сделать только народ, партия.

Уже ясно, что делать дальше. Надо вооружаться и идти в бой, может быть в последний и решительный.

Собрание было короткое. Коммунисты понимали свою задачу: быть в авангарде народа и в смертельном бою с врагом. Один рабочий-коммунист Меланжевого комбината выступил и высказал такую мысль: "У нас в городе появились паникёры, которые хотят удрать от опасности подальше. Надо таких выбрасывать из партии. Надо сделать каждый город крепостью, чтобы враги разбивали о них свои лбы. Мы не для того революцию делали, чтобы через двадцать лет отдать наши завоевания Гитлеру – фашисту, мракобесу рода человеческого. Нет, товарищи, как не трудно будет, но свои завоевания мы никому не отдадим! Мне уже больше пятидесяти лет, и я первый иду на фронт!

Вслед за ним начали выступать и другие. И все в один голос говорили о том, что партия вместе с народом должна отстоять страну. И она может это сделать!

Возбуждённые расходились в ночную тьму и шли по затемнённым улицам. В Иваново ни один фонарь не горел, в окнах домов не было видно ни одного огня. Война подходила к городу.

Первые бои

20 декабря 1941 года. Сегодня сдал дела в Спецшколе ВВС, где работал директором, и завтра отправляюсь в часть, которая формируется здесь же.

В повестке сказано: прибыть в штаб, в дом бывшего фабриканта Полушкина. Это около парка. Вхожу. Знакомое здание. Здесь в 1919 году был Губком Комсомола. Тут началась моя молодость. Здесь двадцать лет тому назад формировались молодёжные отряды и ехали на фронты Гражданской войны, здесь же на губкомовских столах мы оставались ночевать и вели долгие споры о том, как привлечь в свои ряды молодёжь. В этих просторных залах проходили дебаты с политическими направлениями так называемого Социалистического союза молодёжи, анархиствующими парнями из организации "Набат". Было тяжёлое и трудное время. И теперь мне под сорок лет.

Я вхожу по лестнице и сразу попадаю к начальнику штаба дивизии. Представляюсь. Он направляет меня в штаб полка, который разместился в клубе фабрики Большой Дмитриевской мануфактуры имени Балашова.

И опять места, связанные с лучшими днями моей молодости. Здесь, среди рабочих ребят и девчат я получил политическую, физическую и духовную закалку. Там, где когда-то была комната отдыха молодёжи, теперь грязно и шумно. Начальник штаба полковник Лапшин кричал по телефону, с кем-то ругаясь, то подбегал к нам, пришедшим командирам, хватал наши бумажки-направления и торопливо писал на них свои размашистые резолюции: "…командиром взвода I-й роты, командиром минроты", а потом снова подбегал к телефону. Когда дошла очередь до меня, он бегло задал несколько вопросов, а затем направил в миномётный батальон. Так я стал миномётчиком.

26 декабря 1941 года. Штаб батальона разместился в клубной кинобудке. Внизу в зрительном зале – бойцы.

Но их ещё немного. Кроме миномётного батальона, здесь должны были размещаться артиллеристы батареи 45 мм пушек. Постепенно прибывают первые партии солдат из контрольно-распределительных пунктов города Иваново. Начинаем формировать роты.

20 января 1942 года. Почти за месяц батальон и полк спешно комплектуются. Наша казарма – зрительный зал клуба целый день наполнен людьми, прибывшими на укомплектования. Становится тесно: спим на полу, на соломе, вповалку. Из-за тесноты не можем навести элементарный порядок. Приступили к изучению материальной части миномёта, которой из нас почти никто не знает. В столовую ходим километра за два, в одну из школ Рабочего посёлка. Там столуется весь полк. Расписание приёма пищи нарушается подразделениями, поэтому в столовой беспорядок. В ожидании обеда проходит много времени. Командный состав обедает в городе. На это тоже уходит много времени.

В приказах по полку отмечается, что младшие командиры и красноармейцы не знают своего места в строю. Пользуясь беспорядком, наблюдаются случаи самовольных отлучек и даже дезертирства, за что двух солдат предали суду военного трибунала.

28 января 1942 года. Первая боевая тревога гарнизона, во время которой наблюдалась слабая дисциплина, крики и куренье.

9 февраля 1942 года. Формирование полка считается законченным. Начальствующий состав, направленный штабом дивизии, считается допущенным к исполнению своих обязанностей. Кто же они эти командиры, которые должны повести бойцов в бой?

I-я группа – кадровые командиры, которые были ранены в первых боях и направлены в госпиталя Иваново и Ивановской области. Большинство имело звания младших лейтенантов и лейтенантов, недолгое время побывавших на фронте.

II-я группа – командиры запаса, по возрасту старше, но менее опытные в военном деле.

III-я группа – командиры только что окончившие военные школы.

Теперь о составе красноармейцев.

I-я группа – кадровые бойцы, получившие ранения на фронте и после выздоровления направленные в наш полк. Со всеми прибывшими проводились персональные беседы.

II-я группа – бойцы, призванные из запаса, составлявшие большинство личного состава. Многие из них никогда не служили в армии и больше всего хотели служить в обозе. По своему возрасту – довольно пожилые. Среди них отмечалось посещение санитарной части без уважительных причин.

Обучение этих кадров проходит наспех. Так программа для подготовки снайперов рассчитана на 98 часов (10 дней), но эти курсы в полку не состоялись.

Истребительная команда танков должна была обучаться 32-39 часов, но, позанимавшись несколько дней, закончила обучение.

Миномётчики и артиллеристы обучаются под руководством опытных инструкторов, присланных из округа.

Учебный день начинается в 6 часов утра. Бойцы поднимаются с грязного пола клуба, где они спали в ряд, наскоро умываются, завтракают, забирают с собой матчасть и уходят вдоль реки Уводы, к парку Культуры и отдыха имени Степанова, там тренируются. Но командный состав и сам плохо знал миномёт. Инструкторы из отдела боевой подготовки МВО, которые и проводили занятия со средним и младшим составом, занимались с командирами в течении пяти дней. Практическая стрельба из миномёта была только один раз.

Стрелковые подразделения тоже спешили с обучением. В морозный день, с утра до вечера, всё ещё в своей одежде, бойцы учились перебежкам. По пересечённой местности там и тут они бегали по сугробам. Отделения, взводы, роты учились наступать. Иногда в морозном воздухе звучало не очень дружное "Ура!".

Бойцы учились ходить в атаку.

6 февраля 1942 года. В полку прошли штабные командирские учения – попытка наладить управление боем. Проводили занятия представитель дивизии полковник Бабак и капитан Зверев – командир полка. Обойдя с группой командиров воображаемый передний край обороны и поставив наскоро задачу батальонам, капитан Зверев удалился. Штабы разошлись. Что делали они, где были, так никто и не узнал до конца занятий.

Подготовка войск шла старым способом периодических территориальных сборов, вычёркивался или просто не воспринимался опыт войны, и никто не хотел подправить. И только изредка кадровые командиры вспоминали о своих солдатах, говоря: "Вот это были бойцы! Бились, не щадя жизни!" И рассказывали, что куда командир, туда и они. А про переменников (запасных) говорили: "Эти все стремятся уйти от командиров подальше". Но кадровых бойцов осталось мало. Многие полегли в Западной Украине, Литве, Латвии, Эстонии, Белоруссии… Те, которые были ранены и находятся в полку, бегают вместе с "переменниками" в худых шинелишках, полученных в госпиталях, и тоже не особенно рьяно занимаются военным обучением.

Около казарм, где разместились батальоны, каждый день толпа женщин. Это пришли к своим мужьям жёны, к братьям – сёстры и просто знакомые женщины. Поэтому нередки самовольные отлучки. В приказе №8 от 24 января 1942 года сказано: " Красноармейцев 3 взвода 3 стрелковой роты Груздева и Евлампова за самовольную отлучку 22 по 24 января 1942 г. предаю суду военного трибунала". В приказе №II от 27 января 1942 года: "Курсанта ускоренных курсов Лапина Н.И. за совершённую самовольную отлучку в течении 2-х часов, арестовываю на 5 суток с содержанием на гауптвахте".

Командный и политический состав хотя и занят до позднего часа в казарме, но всё же находит время наверстать упущенное. Почти у каждого есть жена, подруга, к которой он ходит на часок, на два, а иногда свидание затягивается. И тогда в приказе по полку мы читаем, что 22 января командир взвода, лейтенант Кошкин Н.С. и командир взвода, лейтенант Банников явились в роту на занятия с опозданием на 1 час, и это повторилось уже второй раз.

Командиры, большинство раненые, уже испорченные войной и исковерканные жизнью, хотят найти утраченную молодость, а некоторые настолько загуляли, что наносят ущерб полку. Предстояла большая работа по воспитанию людей.

7 февраля 1942 года. Состоялись смотр полка и построение ночью.

9-10 февраля 1942 года. Происходила выдача обмундирования и тёплой одежды, но не всем достались валенки.

11 февраля 1942 года. Смотр полной боевой готовности полка проводили комдив и представитель из Москвы.

12 февраля 1942 года. Состоялось вручение знамени от рабочих Фрунзенского района города Иваново. Знамя передавал секретарь фрунзенского райкома ВКП(б), принимал комиссар полка Шестаков.

13 февраля 1942 года. Вечером объявили, что дивизия уезжает на фронт. Начались сборы. Выдавалось обмундирование, дополучали оружие, доделывались волокуши, лыжи для миномётов и пулемётов.

14 февраля 1942 года. Люди все ушли на вокзал. К 10.00 казармы опустели. Началась погрузка полка в эшелоны, проводилась она неорганизованно и длилась целый день. Тем временем, на станцию прибыло несколько эшелонов с ранеными. Хлеб, лежащий на платформе и предназначавшийся для нас, растаскивался ими. Наконец в 16-00 поезд тронулся на Москву.

15 февраля 1942 года. В 15-00 поезд подошёл к Москве. По дороге уже увидели следы разрушения. Вокзал станции Александров наполовину разрушен авиационной бомбой. В Москве мы стояли три дня, здесь и пополнились боеприпасами. Столица потихоньку начала оправляться от ран, нанесённых ей войной. Движение оживлённое, но больше двигаются воинские части, армейские автомашины с грузом. Не город, а огромный военный лагерь.

19 февраля 1942 года. Тронулись по Савеловской ж/д. Следы разрушения видны всё больше. Мост через канал разрушен, построен временный деревянный мост, через который, на малой скорости, проходят тяжело гружёные поезда. Большое скопление эшелонов. Днём на большой высоте появляются немецкие самолёты-разведчики.

21 февраля 1942 года. Прибыли на станцию Бологое. Ночью станция подверглась ожесточённой бомбёжке, но попаданий ни в здания, ни в эшелоны не было. Железнодорожники ликвидировали пожар. Утром 22 февраля снова двинулись в путь.

24 февраля 1942 года. Мы на станции Горовастица. Здесь выгрузка нашего соединения. Она продолжалась всего 1 час 30 минут. Все почувствовали серьёзность положения. Опыт учит. Части быстро ушли в лес, так как станция часто подвергалась налётам авиации противника. К вечеру построились на марш, двинулись вперёд. Когда отошли несколько километров от Горовастицы, началась бомбёжка станции. Шли всю ночь. По пути полк подвергся обстрелу с самолётов. Выглядело это так. Морозно. Среди снежной равнины и перелесков, по узкой дорожке, растянулась серая лента людей и лошадей. Вечерело. Откуда ни возьмись, из-за леса, на бреющем полёте, появилось звено немецких самолётов. По колонне застрочили вражеские пулемёты. Люди бросились в стороны от дороги и залегли. Но остались обозы. Ожидали второго захода, но, видимо, немцы спешили домой и больше не возвращались. Да и темно становилось. С трудом удалось поднять людей и собрать по местам. Двинулись в путь. Навстречу ехала легковая машина. Чтобы её пропустить, потребовалась свернуть в сторону всему полку, а лошадей с санями загнать в сугроб. Когда машина поравнялась с нашим батальоном, к ней подбежал один из миномётчиков и остановил её. Из машины выглянул генерал.

– Чего тебе?

Миномётчик возбуждённо заговорил: "Что же это такое, товарищ генерал? Где же наши самолёты? Почему летают только немецкие, стреляют и бомбят нас?"

Генерал махнул рукой и ответил: "И дальше будут стрелять и бомбить". И закрыл дверь. Машина с воем понеслась вперёд.

А миномётчик остался посреди дороги и долго смотрел вслед машине. Затем поправил шерстяной подшлемник, пощупал на себе каску и крепко выругавшись, процедил: "Утешил, нечего сказать!" Надев на себя верёвку, которая была привязана к самодельным санкам-волокушам, на которых лежал миномёт, и, поднатужившись, потянул их за собой.

Во время налёта была убита одна лошадь. Люди не пострадали. Наконец, после дневного утомительного перехода, подошли к деревням Орехово, Глебово и Заболотье, что около озера Селигер. Здесь полк разместился на отдых.

3 марта 1942 года. Противник мелкими группами занимает опорные пункты в районах Полко, Селигер, Жабы, Мошенка. Наш полк одним батальоном занял рубеж обороны в районе Заболотье, на северо-западном берегу Селигера, сменив 86-ю стрелковую бригаду и теперь ведёт разведку в направлениях Заболотье, Мошенка, Трунёво, Жабы, Залесье.

Недостаточное питание войск приводит к тому, что бойцы обменивают свои вещи на хлеб, а то и просто берут его у жителей. Произошло чрезвычайное происшествие. От взрыва ружейно-противотанковой гранаты ранено 4 человека, в том числе командир 2-й роты лейтенант Перечин. Появились вражеские самолёты. 2-я мин.рота нашего батальона, расположенная в деревне Орлово, обстреляна с воздуха. Сержант Вольбан, под маркой обстрела самолётом, произвёл самострел в кисть.

С утра произошёл налёт авиации на расположение полка и дивизии в деревнях Орехово, Глебово, Орлово. В результате налёта один боец убит, двое ранено. Кроме того, убито несколько местных жителей. В числе раненых оказался и командир нашего полка Зверев. Ему осколком стекла повредило глаз. Командование принял командир 3-его батальона старший лейтенант Русаков.

По дороге, вдоль озера Селигер, идёт беспрерывное движение частей, обозов. По деревням, в которых расположились полки 117-й стрелковой дивизии, заметно бесконечное движение бойцов и командиров из штаба в штаб, в тылы полка и обратно. Самолёты-разведчики противника установили расположение частей и штабов, а в полдень над деревнями Орехово и Глебово появились бомбардировщики, или как их окрестили солдаты "ягуары". Сделав заход с северной стороны, они сбросили бомбы. В Глебово, где мы стояли, бомбы упали в 100 метрах южнее деревни, в поле. А в Орехово угодили в дома, где был штаб полка, и в повозки, стоявшие вверх оглоблями, очевидно принятые противником за "катюши".

После этой бомбёжки появился приказ, в котором говорилось: "Отрыть все щели, установить посты ВНОС, прекратить излишнее хождение по улицам, не допуская скопления людей, машин и обозов. В течении 2-3 дней подразделения работали на рытье укрытий. Задача облегчалась тем, что щели и окопы были вырыты, но занесены снегом. Жителям скопление войск причиняло множество неприятностей, привлекало немецкую авиацию. Но самое удивительное, что никто не организовал стрельбу по самолётам из винтовок и пулемётов ни во время марша, ни во время стоянки. Исключительная самолётобоязнь. "Не раздражать противника", – вот основная мысль. Недаром по фронту, приказом от 25 февраля указывалось: "Командиры забыли основное требование устава Красной Армии по ПВО войск и не обучают своих подчинённых методам борьбы с авиацией противника".

За время пути от Иваново до озера Селигер, в полку отстало 9 человек и 8 оказалось в полевых госпиталях. Наблюдались случаи самострелов и дезертирства. В полковой школе были случаи: в минбатальоне дезертировал Юрин И.А., а сержант Вольбан, во время бомбардировки, прострелил себе руку, за что и был предан суду военного трибунала.

4 марта 1942 года. Полк сдаёт свой участок обороны и готовится к длительному маршу. В течение 6 дней дивизия и полк должны пройти со всей материальной частью и боеприпасами 185 километров. В боевом приказе штаба дивизии указано: " 240 полку с мин.дивизионом следовать в составе колонны, после смены его частями 397-й стрелковой дивизии. Район сосредоточения: Шелуднёво, Стихово, Бараново. Время выступления 24-00". Вечером полк начал строиться в походную колонну. Разыгралась метель. Кое-как построились и двинулись в ночную тьму. Путь лежал по дорогам с высокими сугробами снега по бокам. Временами шли, как по тоннелю. Ночь. Люди несут на себе миномёты, пулемёты, миномётные мины, которые раздали по две каждому солдату. Так как подвод не хватало, колонна растянулась на несколько километров и двигалась вдоль фронта. Справа вспыхивали зарницы артиллерийских выстрелов, очереди трассирующих пуль прорезывали ночное небо. Беспрерывно взлетали ракеты. Не прошли и восьми километров, как колонна полка была остановлена застрявшими машинами, идущими нам навстречу. Ни пройти, ни проехать, ни свернуть в сторону из-за высоких сугробов. После часовой ругани, криков и взаимных угроз, машины были продвинуты вперёд силами бойцов к проделанному в снегу разъезду. Колонна тронулась дальше. Путь был трудный. Мы шли по Валдайской возвышенности. В другое время и в другой обстановке можно было бы полюбоваться этими причудливыми возвышенностями, помечтать и впасть в лирику от одного только воспоминания, что с этих гор берёт начало великая русская река Волга. Но теперь эти живописные места, состоящие из сосновых лесов, лощин и многочисленных замёрзших речек, и ручьёв не радовали солдат. Каждый холм и лощина – это мучение для людей и лошадей, это опасность. Немецкие самолёты всё время контролировали эти места невольного скопления живой силы и машин. Около каждого мостика видны десятки воронок, а снег почернел от разрывов немецких бомб. В течении 3-х дней бойцы получили не более 600 граммов сухарей, а прошли 90 километров пути. Люди выбивались из сил, отставали, на ходу засыпали, но превозмогая усталость, поддерживая друг друга, продолжали двигаться вперёд.

Кругом пылало зарево войны, горели сёла, дома, слышался грохот выстрелов и разрывы бомб. Необходимо было спешить. Враг отходил на новые рубежи, сжигая всё на своём пути, выполняя наказ своего людоеда Гитлера превратить нашу страну в пустыню.

11 марта 1942 года. Подошли к деревне Рунница. Командование 3-й Ударной армии решило ускорить наш переход. Ночью началась погрузка на автомашины. В течение ночи и дня происходила переброска людей и боеприпасов в район сосредоточения дивизии, а именно: Шелуднёво, Снопово, Новодворье. Переброска войск прошла благополучно. Бомбы, сброшенные противником, не попали в цель.

Расположились в деревне Янковщина. Подразделения полка приводят себя в порядок. Питание плохое. Фронтового пайка ещё не получаем.

12 марта 1942 год. Получен боевой приказ штаба дивизии, по которому полк имеет задачу: к утру 13 марта сосредоточиться в районе Усть-Наволок, Заходь-Гарь, Заходь-Гряда, Юренки. Перед выходом привезли машину с продуктами и выдали водки по 100-граммов. Мы хорошо поели и выдвинулись. Снова вся ночь прошла в пути. Мы проходим через населённые пункты: Ивановское, Радомы, Алешня, Гладовская, Кузнецово, освобождённые недавно от противника. Полк проходил по узкой лесной тропинке, недавно пробитой лыжным батальоном, идущим впереди нас. Колонна на много километров, шли всю ночь и только к 11-утра достигли исходного рубежа и около деревни Кузнецово занял позицию в лесу. С момента выезда из Иваново, полк, не вступая в бой, потерял по разным причинам две сотни человек.

Начальство всполошилось и решило подтянуть дисциплину. Для этого решили использовать приговор военного трибунала, вынесенный красноармейцу Вольбану, ранее прострелившему себе руку во время авиационного налёта. По гуманным соображениям, приговор не приводился в исполнение до полного заживления раны. И Вольбан со всеми бойцами двигался к переднему краю. Он шёл в пути без охраны, нёс винтовку, патроны. И в суматохе уже начали забывать, что он приговорён к смерти. С ним обращались, как со всеми. Все полагали, что смертный приговор будет заменён более мягкой мерой. Но вот теперь, когда надо наступать, решили использовать случай с Вольбаном. От каждой роты выделили по представителю для присутствия на казни. Но кто должен привести приговор в исполнение? Такие органы в полку были, но почему-то они не взялись за это дело. Поручили мне привести приговор в исполнение. Тяжёлая была задача. Вольбана взяли под стражу и отвели в лес. Представители, выделенные для присутствия на казни, выстроились. Зачитали приговор. Отделению автоматчиков была подана команда: "По изменнику Родины – огонь!" И Вольбан упал сражённый пулей своих же товарищей. Подошли к нему, сняли с него полушубок, валенки, а самого зарыли в глубоком овраге. Обратно шли все удручённые, с тяжёлыми думами.

14 марта 1942 года. Полковая разведка впервые столкнулась с разведкой противника. В перестрелке был убит немец – обер-ефрейтор 86-го артполка 2-й батареи, захвачен его пистолет, автомат и документы. Убитый потом валялся около дороги несколько дней.

Из боевого донесения: "Противник силой до одного пехотного батальона обороняет район Царёво, Тарыжино, Заплатино. 240-му стрелковому полку, к утру 15 марта 1942 года, сосредоточиться в деревнях Заходь-Гряда, Вантеево, Юринки".

Полк имеет задачу сосредоточиться на исходном рубеже для атаки. Батальоны вышли на позиции с вечера 14 марта. Мороз достигал 30 градусов. Дорог не было. Бойцы двигались по сугробам, не изучив предварительно местность. Противник, заметив движение, обстреливал нас из пушек и миномётов. Не вступая в бой, полк потерял за эту ночь: убитыми – 12, ранеными – 19 и без вести пропавшими – 12 человек.

Полк сосредоточился в лесу, около деревни Заходь-Гряда. Весь день шла подготовка к наступлению, проводилась агитационная работа. Командиры провели рекогносцировку, делая всё, чтобы бой оказался успешным. Но полку не хватало главного: не было пушек и снарядов. Артиллерия не могла подъехать на огневые позиции из-за больших снежных сугробов и отсутствия дорог. Только у нашего миномётного батальона имелась 1000 мин для 82-х миллиметровых миномётов и 1500 мин для 50-ти миллиметровых, привезённые на санках и принесённые на себе. Несмотря на отсутствие артиллерии, командование торопит скорее, скорее. И люди торопились.

16 марта 1942 года. Началась "артподготовка". Но артиллерийского огня недостаточно. Только миномёты выпустили 500 мин. Обещанной "катюши" тоже не было.

Кроме нашего полка на деревню Царёво наступал 820-й стрелковый полк. Два полка против одного немецкого батальона. Исходные позиции полк занял на опушке леса против деревни Тарыжино. Впереди расстилалось открытое поле. Вдоль фронта – замёрзшая река Кунья, с крутыми берегами, а за рекой – три небольшие деревни – Заплатино, Царёво и Тарыжино, за ними виднелся густой лес и замёрзшие болота. Ещё дальше – река Ловать, за которой шла дорога на город Холм и Демьянск. Батальон противника оборонял упомянутые три деревни. Укрепления немцев были сооружены наспех: снежные окопы, два или три дзота, блиндажи и укреплённые дома. Разведка донесла, что имеются вкопанные танки.

Наступали густыми цепями по глубокому снегу. Наши батальоны располагались в линию, вдоль опушки леса. И только батальонные 82 мм миномёты находились в глубине леса и вели огонь через головы своих войск. Ротные 50 мм миномёты находились вместе с ротными цепями. Противник миномётным и пулемётным огнём из амбразур домов и дзотов не допустил наступающие цепи даже до реки (полкилометра от исходных позиций). В течении ночи, несколько раз, командиры, оставшиеся в живых, пытались организовать атаку. К 2 часам ночи 16 марта на сугробах лежали трупы наших солдат и командиров, одни в белых халатах, другие без них. В один из моментов боя, около 23-00, оборвалась связь между наблюдателями и огневыми позициями миномётов. Пришлось ещё ползти более полкилометра под фашистским огнём и восстанавливать связь. На переднем крае царила неразбериха. Подразделения перемешались. Управление боем отсутствовало. Были отдельные попытки командиров взводов что-нибудь предпринять, договориться между собой. На наши редкие выстрелы немцы отвечали непрерывным пулемётным и миномётным огнём, по пристрелянной ими опушке леса. И только высокие сугробы снега, нанесённые ветром на опушки леса, спасали от большого поражения. Но зато мороз доделывал то, чего не мог добиться враг. Люди уже двое суток находились на 30 градусном морозе и замерзали. К 3 часам 16 марта на позициях осталось очень мало людей. Остались одни телефонисты да миномётчики, остальные ушли греться в тыл, в деревню Заходь-Гарь, где ещё уцелело с десяток домов. А те, кто обморозился, ушли в санчасть.

А что делалось в это время в штабах? На бумаге довольно хорошо были изображены схемы предстоящего боя, аккуратно начерчено наше и противника расположение. Командиры батальонов перенесли методы условных игр мирного времени на военные действия. В батальонах командовали лейтенанты, которые, хотя и были на войне, но всё время только отступали. Поэтому, зная превратности войны, довольно легкомысленно подошли к своему назначению и роли. Расположившись на значительном удалении от переднего края, они руководили боем по телефону. Когда стало ясно, что успеха не получилось, уснули у телефонов. К утру, проснувшись, они обнаружили, "своё войско" около себя, греющееся в уцелевших домах. Командиры начали принимать "меры", гнать людей на передний край. В это же время, рота автоматчиков полка под командованием отчаянного командира лейтенанта Панюшкина, на лыжах, в белых маскхалатах, без единого выстрела подошли к деревне Тарыжино и очистили её от двух-трёх десятков немцев, которые прикрывали свой правый фланг. Основные силы противника отошли к деревне Заплатино.

За первый день боя полк потерял: убитыми 25 человек, 68 ранеными, обмороженными – 52 и без вести пропавшими – 4. А всего потеряно – 149 человек.

Второй и третий дни шла борьба за деревню Заплатино. Она стояла на возвышенности и господствовала над окружающей местностью. Теперь деревня была полуокружена двумя нашими полками. Немцы сопротивлялись упорно. Транспортные самолёты немцев сбрасывали им грузы на парашютах: продовольствие, боеприпасы, но неудачно, часть попала к нам. Так парашюты с минами попали в наше расположение, что было, кстати, так как наши мины были на исходе. Немецкие мины 81,5 мм подходили к нашим 82 мм миномётам, только нужен был дополнительный заряд. Часть груза упала на нейтральную зону, между расположением наших подразделений и деревней, где засели немцы. Обе стороны ревниво следили друг за другом и не подпускали никого к упавшим грузам. В 10-00 19 немцев на 8 подводах пытались вырваться из полукольца по единственной дорожке, идущей в лес и связывающей обороняющийся батальон противника с рекой Ловатью, где располагались более значительные силы, но которые не могли прийти на помощь, так как сами оборонялись от наседавших наших частей. Метким огнём миномётов обоз был разбит и захвачен, в котором оказались продовольствие и спирт.