Kitobni o'qish: «Чунька»

Глава 1

– Просыпайтесь, бездельники! Подъем! Подъем!

Хриплые истеричные вопли дежурной вороны будили стаю, зажившую на деревьях между двумя пятиэтажными "хрущёбами".

Каждый новый день, ровно в полпятого утра, начинался сущий бедлам. Смотрящие стаи прочищали мозги нерадивым собратьям, распределяя их по помойкам, полям и прочим местам вороньего промысла.

– Марш по помойкам, дуры набитые! – драла глотку ответственная за побудку ворона – дневальный, затыкая огрызающихся соплеменниц. Голос у нее был такой резкий и наглый, что через несколько минут пререканий даже самые молодые и здоровые соперники сдавались.

Процедура покидания насиженного места длилась с полчаса, а потом все заканчивалось, и на ветках тополей оставались только часовые, лениво покаркивающие в течение дня, чтобы чужакам было ясно: тут территория стаи.

Чунька изо-всех сил ненавидела эту крикливую воронью бестию. С первым истошным криком маленькая кошечка просыпалась и больше уже не могла заснуть, пока стая не улетала. "Ух, жаль что я пока котёнок и не могу подпрыгнуть высоко-высоко, залезть на дерево и вцепиться этой гадине в хвост", – думала она. Еще мир казался ей страшно несправедливым от того, что малышам надо учиться лазить по деревьям, в отличие от взрослых кошек и котов.

Представив себе, как живущий при школьной столовой кот Рыжик ловко скачет по веткам, Чунька от зависти громко чихнула.

Чих получился, наверное, оттого, что вместе с котом, пахнувшем, по ее мнению, самым заманчивым кухонным образом, вспомнилось вчерашнее происшествие.

Небольшая собачья тусовка, обитавшая рядом со школой, подалась на стадион, дабы в полной мере насладиться облаиванием выставки декоративных собачьих пород. По мнению предводителя стаи Ромула, ничего позорней и отвратительней чем мальчики-болонки в руках у престарелых теток в мире не существовало.

Стая Ромула почти не обращала внимания и не трогала кошачьи семьи, жившие по соседству, в подвале одной из пятиэтажек по Витебскому проспекту. Так уж получилось, что сам Ромул вырос в этом подвале, вместе с Чунькиной мамой и другими бездомными кошками.

– А девочки-бульдожки симпатичнее, чем мальчики-болонки? – наивно спросила Чунька у Ромула, услышав его рассуждения по поводу собачьей выставки.

– Уф?! – от такой наглости пёс задумчиво почесал правой задней за ухом, но потом сказал:

– А ты что, малявка любопытная, никак хочешь с нами пойти? Ты же не лаешь!

Чунька не нашла что ответить, и её с собой не взяли.

Ну не взяли, так не взяли… Она долго не горевала, а пошла на разведку в школьный двор.

Уроки уже закончились. Поэтому, хватающих, тискающих, и треплющих за уши детей можно было не опасаться. Несколько старшеклассников, курящих на задворках, лишь лениво покискали вслед и тут же забыли. Зато от столовой все еще исходил манящий котлетный дух.

Около дверей сидел Рыжик и задумчиво икал. Перед ним лежала недоеденная котлета. Когда тщедушная чёрненькая девчонка появилась из-за угла, кот как раз раздумывал над тем, продолжать давиться куском или спрятать его в щель между стеной и плинтусом в коридоре.

Увидев котёнка, Рыжик растопорщил усы и подвинул котлету себе под брюхо.

– Тебе чего?

Но Чунька уже во всю гипнотизировала еду. Не отводя взгляда от кусочка котлеты и сделав глаза блюдцами, она сглотнула слюну:

– Вкусно?

– Ха! – кот даже позабыл о донимавшей икоте, – Может тебе еще и сметаны предложить?

– Сметана? – Чуня удивленно вскинула мордочку, – А что, это тоже вкусно?

– У людей все одна сплошная вкусность. И за что их бог так любит? – буркнул Рыжик. – А почему ваши тётки вас не покормили? Я их между прочим видел… На стадион небось дернули, посмотреть?

– Ничего не осталось,– вздохнула кошечка, – Ромул с Пицундой всё из кошачьих мисок слопали.

Кот благодушно пригладил роскошный рыжий бакенбард. Он был так сыт, что решился на благородство.

– Ладно, доедай, коли невмоготу.

Чунька проглотила котлету в один присест и с обожанием взглянула на Рыжика. Тот опасливо посмотрел на неё.

– Только без поцелуев. Меня ведь и вывернуть может.

Чуня спросила:

– Говорят, котов люди больше собак любят, вот потому и дают всегда самое вкусное, а потом, даже, зимой в своих домах жить разрешают?

Рыжик весьма обрадовался такому предположению.

– Ну, в общем, да. А ты хоть знаешь, что такое зима?

Но тут на форточку столовского окна приземлилась молодая ворона.

– Здор-рово!

Чуня изогнулась, напушила хвост и, как могла, грозно шикнула:

– Прочь, пернатая!

Ворона склонила голову на бок.

– Как же, разбежалась, щен пузатый!

– Я не щен! Я – кошка!

Ворона, обращаясь к коту, поинтересовалась.

– Что за др-ребедень? Ты чегой-то рыжий со всякой мелюзгой якшаешься, сбр-рендил?

Кот на удивление никак не отреагировал, а удобно улегся на пороге, подложив под себя лапы кренделем.

– Это Марьяшка. Не обращай внимания, она чокнутая. Совсем рехнулась после жизни в одной семье. Чуть-чего впадает в паническую меланхолию. По-ихнему голосит. Да что по-ихнему, даже по-собачьи не стесняется. И никакой внутренней дисциплины.

Он обернулся на ворону.

– А? Что я говорю? Ваши-то все на помойках да на свалках давно вкалывают, а она видите-ли, "свободная натура"!

– Ой, ой! Кто бы говорил! – Марьяша картинно приложила крылья к голове, и вдруг выдала человеческим контральто: "Эх, звучи-рассказывай тальяночка сама, о том как черноглазая сошла с ума!"

Чунька так и села на пятую точку: "Ну и ну!"

– Нет, а что? – Рыжик задумчиво почесал за ухом. – Если б она, скажем, в присутственном месте выступать начала, может и разбогатела. Тебе продюсер случайно не нужен, а, меломанка?

– Са-ам та-акой! – голосом томной блондинки нараспев ответила ворона.

– А где это, "присутственное место"? – поинтересовалась Чуня. – Там помойки есть?

– Наверняка, – уверенно кивнул кот, – это места, где люди в большом количестве собираются. А где они, там хотя бы одна помойка да найдется. Они ведь за собой не закапывают.

Марьяша приняла вид оскорбленного народного избранника.

– Не дождетесь! Я пр-ротестую! Я на помойках не выступаю, однозначно!

– Протест отклонен, – сухо парировал Рыжик.

– А судьи кто?! – градус вороньего душевного надрыва заставил Чуньку вскочить.

Кот брезгливо поморщился:

– Тьфу, наказание какое! Полгода строгой изоляции, и на тебе: телевизор вместо башки.

Он недвусмысленно вытащил из-под себя правую лапу и, с шипением, показал вороне когти.

С обиженным криком "Клим дурной! Дурной!" Марьяша рванула с места.

Дружный лай, доносившийся со стадиона стал затихать. Собачья стая должна была скоро вернуться. После того, как Рыжик пообещал показать на днях, что такое телевизор, Чуня, быстро перебирая тонкими лапками, затрусила в обратном направлении.

"Пока идут, я подбегу первая к кошачьим мискам и сделаю самый голодный вид, а может даже и больной, – решила она. – Тогда мне обязательно что-нибудь хорошее перепадет. Женщины из третьего подъезда, которые нас кормят, очень добрые".

Единственный маленький котёнок в подвале, Чуня могла рассчитывать на большую заботу о себе, как людей, так и своих бродячих кошачьих родственников – дядек и тёток. А то что стали бы говорить домашние собаки и кошки из соседних пятиэтажек? Если Ромулу, огромному угрюмому серому псу, было наплевать на чужое мнение, то дамы: и его подруга Пицунда, и Чунины тётки дорожили мнением питомцев с "положением".

В подвале "хрущёвки" маленькая чёрная кошечка оказалась около месяца назад. Она помнила те дни, когда, расталкивая других котят, хватала губами полную вкуснейшего молока грудь и жадно пила, набираясь сил для подслеповатой младенческой возни. Но однажды, замерев, она заглянула в эти жёлто-зелёные, ласково смотрящие на нее глаза… С тех пор этот взгляд и этот запах, вкус молока, этот заботливый мягкий язык, стали образом ее матери.

Чунька не знала, почему ее оторвали от материнской груди и оставили одну. Тётки поговаривали, что мать, после смерти человека-хозяина забрали в какой-то питомник, а братьев и сестер скорей всего распродали. "Только одну тебя почему-то на помойку выкинули, – ехидничала вертлявая, черепаховая кошка по кличке Кегля, – наверное ты бракованная".

Быть купленным котёнком, в подвальной среде, считалось отличным началом карьеры. Конечно всякое может быть потом, но когда за тебя платят, хоть кормить будут. Почему за Чуньку никто не дал всемогущих "хрустящих бумажек", которые люди носят за пазухой или в сумках, никто объяснить не мог. Лапки, хвостик, ушки, звонкий голосок, все вроде было на месте. Только старый, одноухий и полосатый кот как-то предположил: «Наверное, потому что ты чёрная".

Раньше Чуня уже замечала, как меняется отношение людей, когда она попадается кому-нибудь на пути. Один парень, ехавший на велосипеде, ругаясь, бросил в неё камень (Слава Великому Кошко, что не попал!). А какая-то пьяная баба начала плеваться и креститься. " И это что, всё из-за моей чёрной, шёлковой шубки? Не может быть! – расстраивалась она. – Ведь моя мама самая умная и добрая. Она не могла родить какого-то нелюбимого всеми уродца!"

После этих печальных случаев Чуня стала осторожней и внимательно смотрела, что собирается сделать человек, находящийся неподалёку. А ещё она себе пообещала, что сделает всё возможное, чтобы разузнать, где может находиться мама. "Я найду её!" – твёрдо решила кошечка.

Следующим днём, когда занятия в школе окончательно закончились, потому что детей распустили на летние каникулы, Чуня отправилась к Рыжику, жившему при школьной столовой и имевшему в лице старой толстой поварихи могущественного покровителя. В столовой чистили огромные кастрюли из-под борща и каши, и ставили их на полки вплоть до начала учебного года. Главная повариха чистила яблоко и смотрела в какой-то стеклянный ящик, где мелькали какие-то говорящие картинки.

– Вот это и есть телевизор! – многозначительно произнёс Рыжик. – Видишь, как на людей действует? Как змея на воробья…

– Раз так действует, – сказала Чуня, – давай утащим что-нибудь у этой зачарованной из-под носа, вкусненькое.

Рыжик недоверчиво посмотрел сначала на гостью, а потом на повариху. Но, постепенно, его взгляд становился задумчиво маслянистым, и он махнул лапой:

– Давай попробуем, но только, чур, ты сама, а то мне нельзя. Я вроде как на службе нахожусь. Но я покажу…

– А что за служба? – не поняла Чуня.

– Мыши и крысы. Но только ты не думай, я такую гадость не ем. Жить при столовой и пробавляться дичью – не комильфо.

Они потихоньку отправились в соседнее помещение, в котором находились огромные гудящие белые ящики.

– Смотри, – показал Рыжик, – это холодильники, в них много всякого интересного, но много бывает и всякой дряни, вроде капусты, морковки и лука. А вот в этом маленьком – колбаса и сметана…

При этих словах кот мечтательно зажмурился.

– Скоро наши тётки уходить будут, а остатки всего того что осталось в холодильниках разберут, чтобы домой унести. Пора действовать.

Холодильник, что поменьше, сказал Рыжик, старый, поэтому легче открывается. Инструктаж был такой: кот повисал на ручке, напоминающей не сильно искривлённый торчащий кверху крюк, до того момента, когда произойдёт щелчок. Тогда дверца под весом кота сама и откроется. Следующее действие за Чунькой, а сам взломщик, по соглашению сторон, должен был сразу ретироваться.

Так всё и вышло. Холодильник открылся, кот спрыгнул и скрылся из глаз, а Чуня… Чуня, вытаращив глаза от удивления, уселась на пятую точку. Такого она никогда не видела. Внутри "белого ящика", из которого дохнуло холодом, лежало несколько батонов колбасы, стояли всякие баночки и, на самой нижней полке, скрутившись змеёй, покоилась связка сарделек.

Что такое сардельки Чунька хорошо знала. Женщины, кормившие уличную живность, нередко нарезали их кружочками, добавляя в разного рода кормёжку или просто выкладывая на отдельное блюдце.

"Жаль, что я такая маленькая и не могу носить в лапках сумки, как люди", – с сожалением подумала Чунька. Глаза её так и разбегались, а в животе, как будь то, что-то шевельнулось.

Но рассуждать было некогда. Слух уловил шаркающие шаги, они приближались. Чуня подпрыгнула и, впившись зубами в сардельку, рванула за собой всю связку. Связка сначала потянулась, но потом за что-то зацепилась. Чуня рванулась изо всех сил, не разжимая зубов. Сарделечная змея разорвалась, но в этот момент с полки холодильника на кошку шлёпнулась початая банка сметаны.

Крики входившей в комнату поварихи всполошили всех остальных. у неё под ногами, чуть не сбив, ракетой проскользнуло непонятное небольшое существо, залитое сверху сметаной, за которым подпрыгивала вереница сарделек.

Работницы столовой бросились ловить похитительницу, но, столкнувшись у входной двери, попадали друг на дружку. "Куча-мала" долго орала и выражалась всякими непонятными для маленькой кошечки словами, но на этом преследование закончилось.

– Ну ты и спринтер! – Рыжик, запыхавшись, остановился у прилёгшей на землю Чуньки. Сардельки, как патронташ революционного матроса, изображённого на панно первого школьного этажа, обвивали её заляпанное тельце.

– Слижи с меня сметану, всё заляпалось, я до глаз не могу достать, попросила Чуня, но Рыжик, присевший под кустом чайной розы вдруг распушившись, попятился.

– Сейчас мы быстро обработаем, только ты сиди смирно, а то, ненароком, и тебя, котёнок, съедим.

Это подошла тётка Пицунда. Другие собаки глотали слюнки, вытаращившись на сардельки.

– Я пошутила, – многозначительно сказала пожилая собачья леди, обведя взглядом свою свиту, задравшую морды на происходящее.

– Кто тронет кошку, задницу откушу! Вперёд! – последовала команда.

По мордочке Рыжика было видно, что он завидует, но страх перед решительностью собак перевешивал давнее с ними знакомство.

– Я отойду, Пицунда, но доля моя останется, – сказал кот. – Это я её научил. Ты же учишь своих кутят?

– Хорошо, – сказала собака, – хотя ты не очень-то похож на её мамашу.

Рыжика и Пицунду связывали давние детские отношения. Они выросли вместе. Неродного котёнка и чужого щенка, студёной зимой, пригрела одна добрая сибирская кошка, а люди не дали им всем умереть.

Собаки быстро облизали Чуньку, потом уселись полукружком, ожидая дальнейших распоряжений. Сардельки нужно было делить.

Договорились по справедливости – почти пятьдесят на пятьдесят.

– Они нас от чужих охраняют, – сказал Рыжик, – нам с тобой и две штуки за глаза, – пусть насытятся.

Чуня, уходя, ничего не сказала. Да и как сказать, когда в зубах целая огромная сочная сарделька. Наконец-то она села на своё любимое наблюдательное место – в кустах сирени, на пригорке, напротив лаза в подвал пятиэтажного дома и, как следует, пообедала.

Не надо говорить, что после этой "столовской" операции рейтинг маленькой чёрной кошечки в собачей стае повысился. А вот в кошачьем сообществе – совсем наоборот. Всему причиной была обыденная зависть.

"Ну и ладно, пусть себе…", – махнула лапкой на завистников Чуня и вспомнила, что с утра собиралась прогуляться к самому интересному в микрорайоне месту – пивному ларьку. Про это чудодейственное место ей рассказал Васька – старый одноухий кот, бывший среди подвальных на особом положении, ну что-то вроде коменданта, говорившего всем, как надо правильно жить по-кошачьи.

"Там люди, – рассказывал Васька, – пьют всё время противную золотистую жидкость, которая заставляет их есть всякие умопомрачительные вкусности. Люди запечатывают их в пакетики, а потом, после того как отведают напитка, который они называют "пиво", раздобрев, угощают ими и котов, и собак.

Чунька удивилась: "Как, просто так угощают и камнями не кидаются?"

"Да, – подтвердил Васька на полном серьёзе, – и ничего не требуют. Ну, разве что, немного погладят тебя… Так это – пустяк, потом вылижешься".

Подходя к ларьку, Чуня сразу выбрала двух раскрасневшихся мужчин, в довольно солидном, для людей, возрасте, усевшихся на ограждении, которое обрамляло перерезанный тропинкой газон. Перед ними стояли четыре тёмные стеклянные бутылки.

Один мужичок выглядел посытнее и побольше, а второй – худощавый, поменьше ростом, держал в руках то, что пахло просто обворожительно.

Худощавый сразу вынул из пакетика пару кусочков и протянул осторожно подходящему котёнку.

– На, маленькая, не бойся!

Чуня втянула воздух и, сглотнув слюнки, взяла лакомство. Восторгу от этой еды не было предела. Позже она узнала, что её угостили вялеными кальмарами. Потом она пробовала и чипсы, и сушёную рыбу, но первое впечатление на всю жизнь так и осталось самым незабываемым,

У ларька, с обеда и до поздней ночи, кто-нибудь пил пиво. Иногда людей можно было встретить и с самого утра, но такое бывало реже. Вскоре у чёрной кошечки появились постоянные покровители. "Кормильцы" с удовольствием баловали её закусками к пиву, гладили и ласково с ней говорили. Вместе с ней, у ларька вертелись и другие представители кошачьего племени, в основном кошки и котята. Забегали соседские собаки, у которых, с лёгкой руки продавщиц-сменщиц, бытовало отдельное меню из заветренных обрезков колбасы и сыра. Ларёк ещё торговал и молочными продуктами, так что проголодавшимся животным нужно было лишь периодически наведываться в течение дня. На Чунькин взгляд, такое положение вещей казалось гораздо безопасней похода в школьную столовую.