Kitobni o'qish: «500 лет назад – 3.1, или Кавалеры ордена»
1
Отряд шел по зимнему лесу двумя неровными колоннами. Николай Федорович держался ближе к концу, со своим четвертым десятком. После рывка от границы примерно на пять километров и короткого привала, только чтобы отдышаться, они прошли еще километра три-четыре по полянам с перелесками до серьезного леса. Видимо, приметы, куда идти, были даны точные, так как после совсем небольшого отдыха на опушке, минут на десять, чуть левее из леса выскочил лыжник и замахал им палками – дорога была найдена. Как оказалось, на эти поляны из ближайшей деревни тоже ездили за сеном, так что, хоть и узкая и петляющая, но дорога по лесу была пробита. Дальше они уже пошли по ней в спокойном темпе. Груз у людей был приличный, первый рывок дался тяжеловато, но сейчас все отдышались и втянулись в ходьбу. Седов хоть и знал по тренировкам, что по своим силам не хуже большинства в отряде, но все же несколько переживал на этот счет, однако практика показала, что опасаться ему нечего. А с учетом того, что термобелье высыхало прямо на нем, позволяя двигаться в сухом, а не в пропотевшем, пожалуй, ему было сейчас комфортнее многих, так что он еще мог на ходу приглядываться к дороге, имея в виду проведение по ней машины. От деревни до речки, а там по льду – вполне можно было проехать, со льда – тоже, но уже нужны были лопаты, в общем, реально, но не сейчас, а если все пойдет нормально…
«Ниссан», сейчас стоящий в сарае под присмотром Федора и так здорово выручивший их при рывке от Рязани до Углича, отлично сработал и на заимке у Сига – именно благодаря ему весь отряд считал перенос старца из будущего доказанным с полной ясностью. На живых картинках старца в будущем сотни таких машин? Картинки – то такое, а вот вам одна, но которую можно потрогать, в которой можно проехать и все ее чудеса увидеть (и тоже пощупать). Ну, а те, кто больше других имел дело с железом и разными телегами, могли оценить и ее… реалистичность, если говорить современным языком. Все эти потертости бамперов, ржавчина и грязь на корпусе, да даже замерзающие стекла, которые надо было отогревать – делали машину хоть и совершенно невероятной для этого времени, но все же обычной повозкой. Поэтому очень большая часть вопросов, которые Седову задавали в отряде при случае обычные бойцы, относилась именно к машине. Так что про оси, подшипники, амортизаторы и сцепления он наговорился от души.
А вот из прочих вопросов чаще всего спрашивали – неужели и дальше, все пять сот лет, Русь будет воевать со всеми соседями, причем со все увеличивающимся числом потерь?… И тут Николаю Федоровичу было гораздо сложнее. У него был большой соблазн просто заявить, что да, все кругом нам смертные враги на всю жизнь, без особых пояснений, и его ответ бы приняли, и даже, пожалуй, это был не худший вариант. Но… ему хотелось большего. И он, при удобных случаях, рассказывал, что те же германские немцы живут на землях западных славян уже веками, и теми же веками ведут свой «дранг нах остен», хотя и не стали менять старые названия рек и даже городов; что турки давно отуречили южных славян и в основном из их детей (а еще – из покупных славянских же рабов) выращивают янычар, самое сильное свое войско; что северные народы, с былинных викингов до шведов в 18 веке, рассматривали Русь, как территорию для грабежей и ловли рабов, и только потом, неоднократно получив по щам, чуток успокоились… Ну и что в дальнейших войнах как минимум два раза на Русь приходила сборная солянка армий даже тех стран, которые и о местонахождении-то России имели очень слабое представление, однако не отказывались ее захватить, ну, или хотя бы пограбить.
А проистекало это все от того, что законы у них были… волчьи, что ли (ну, или шакальи – кому что ближе), а людей (и своих, и – тем более – чужих) они рассматривали лишь как рабов, говорящий скот, и противостоять этому нужно не только военной силой крепкого государства, но и разъяснением, отчего так. Причем, чтобы понимали и наши, и они – что мы все понимаем, и рассчитываться с ними, если что, будем с запасом. Седов старался это объяснить, понимая, что этим пяти десяткам человек он еще может попытаться сейчас дать развернутую картину, а надеяться на «когда-нибудь потом» – времени нет.
Пока, впрочем, время было. При последнем обсуждении маршрута первого этапа, уже здесь, под Гдовом, с картами и пояснениями от местных, Николай Федорович обратил внимание, что и князь, и Петр, и все десятники закладывают на первый день уйти верст на 20-25, причем ни о каких стычках с орденцами на это время и не думают. Карты составляли вместе, так что Седов знал, что на этом отрезке ожидается два-три небольших поселения, но… неужели там не будет никого из войск Ордена? Ему сказали, что в деревнях – нет, но он все равно не верил в это до конца. Может, увидев лениво передвигающийся по берегу Нарвы орденский дозор всего из трех человек, он бы переменил свое мнение – но основная часть отряда сидела тогда далеко от берега. Все представления из 21 века о границах здесь, конечно, не подходили, это он знал, но знать, как все это сейчас устроено – это одно, а вот увидеть своими глазами – совсем другое, кто понимает.
Поэтому отряд, в отличии от Николая Федоровича, шел хоть и молча, но довольно спокойно, по сторонам оглядывалась только молодежь, да и на что там смотреть – лес. Где-то в этом лесу боковым дозором шла пара из десятка Гриди на лыжах, еще пара выдвинулась вперед, поэтому большинство бойцов спокойно шли, экономя силы и таща довольно увесистую поклажу. Метель в лесу совсем не ощущалась, так, сыпало немного сверху, народ впереди время от времени менялся, набивая широкую тропу (две, по числу колонн), но и идущим впереди пока было удобно – и снега было сантиметров 30, и две лыжни ушедших вперед разведчиков помогали. Еще немного прошли они по лесу, и колонна встала. Видно было, что спереди прибежал один из лыжников, однако тревогу поднимать не стал, да и бежал-то только за счет того, что лыжня была уже набита (а лыжи просмолены). Отряд, впрочем, остановили. Несколько человек сразу же ушло вперед, вместе с разведчиком, остальные пошли за ними, но гораздо медленнее. Когда стала просматриваться опушка, всех снова остановили. Минут пять ожидания – и отряд пошел дальше, правда, выйдя из леса, колонны сразу разделились, обходя небольшой, домов на пять, хутор, который стоял на открывшейся им большой поляне, с двух сторон.
Здесь уже пошли помедленнее – и лыжни не было, и насторожились все, хоть команд никаких и не доводили. От заборов отошли с запасом, метров на тридцать. Колонна, в которой был Седов, обошла хутор справа и встретилась там со второй колонной, подошедшей слева. Здесь они снова встали (на открытом месте ветерок со снегом был ощутим), но простояли совсем недолго. Из хуторских построек к ним выдвинулось человек семь, и первыми там шли Гридя с Семеном. Дойдя до тыла отряда, они махнули руками – пошли дальше, мол, и заторопились в голову колонн. Николай Федорович все же тормознул Гридю, когда тот проходил мимо:
–Что там, Григорий?…
–А, старче – остановился тот на секунду – да ничего. Предупредили их, чтоб не шалили – и побежал вперед.
Ну да, князь в итоге принял половинчатое, как показалось Седову, решение: в мелких деревушках на землях Ордена не останавливаться, а в крупных – все же тратить некоторое время на разъяснение, так сказать, новой политики партии и правительства. Теперь Николай Федорович с любопытством ждал, как будет выглядеть первая такая остановка. Уж какая-то из ближайших деревень будет достаточно крупной. Правда, в ближайшей деревне с равной вероятностью может оказаться застава ливонцев, или как тут у них организованы орденские пункты, тогда придется не разговоры разговаривать, а проверять боеготовность отряда…
Но ближайшая деревня, к которой они пришли километра через три, оказалась чуть побольше первой, правда, дорога к ней шла уже не по лесу, а больше по полям (кусты и отдельные рощицы встречались, правда), хотя и южнее, и севернее можно было сквозь редкую пелену снега разглядеть матерый лес, отстоящий недалеко. При этом с юга была одна из тех двух чащоб, о которых им говорил еще Петр. Именно так и планировалось – пройти по достаточно узкой заселенной полосе, где точно должны были быть (и нашлись) хоть какие-то дороги. Дорога сама вывела их ко второй деревне, которую они прошли насквозь, задержавшись на те же пятнадцать-двадцать минут, пока разведчики достали старосту, или кто тут у них был за главного, а десятники предостерегали того от… всяких шалостей. Николаю Федоровичу было бы интересно посмотреть на этот процесс поближе, но… ситуация поменялась, и, хотя ему предложили двигаться впереди, вместе с руководством – он сам отказался, не желая путаться под ногами в этой части операции, где уже начиналась, собственно, война. Сейчас он был обычным копейщиком четвертого десятка. Точно так же вместе со всеми, только в другой колонне, шли сейчас и Ефим с Михайлой, разве что из общего груза у них были в основном лекарства, да копьями их вооружили полегче, метра с два. Здесь же, в хвосте отряда, вели и заводных лошадок.
После второй деревушки менять ничего не стали, разве что один лыжник из десятка Гриди немного поотстал от замыкающих, страхуясь на тот случай, если жители двух пройденных поселений все же не проникнутся серьезностью предупреждений. Отряд в таком же среднем темпе прошел еще примерно с час, поляны чередовались с лесом, серость над головой стала потихоньку темнеть. Да и люди уже устали, Седову это было заметно. Но тут по колонне проскочил еще один разведчик, передав – готовим на всякий случай оружие, впереди большое село, будем ночевать. Все напряглись и подтянулись, невольно прибавив шагу. Задние догнали передних, и несколько растянувшийся ранее отряд пошел плотным строем.
Дорога обогнула очередные кусты, и Николай Федорович увидел село. Было оно не сказать, что сильно больше первых деревень, дворов двадцать, и располагалось с небольшим изгибом… ну точно, на берегу небольшой речушки, сейчас полностью занесенной снегом. Была эта речка явно мелкой, обрыв на одном из берегов хоть и был заметен, но не превышал и метра, как можно было разглядеть сквозь снег. Кое-где над деревней видны были дымки, гавкали собаки (все сильнее по мере приближения отряда), людей же пока видно не было. Когда они подошли к домам поближе, Седов обратил внимание, что здесь на задах участков есть и огороды, или, может, выгоны (под снегом не было видно), огороженные простыми загородками в две горизонтальные жерди. «Технология, пережившая 500 лет» – хмыкнул он про себя.
А на единственной улице, если можно так назвать проход между двумя рядами домов, примерно в центре поселения, к тому моменту, как весь отряд подтянулся, уже стояла небольшая группа людей. Там были пара человек в белых накидках разведчиков, еще кто-то из отряда, и Гридя с Черным, разговаривающие с кем-то из местных. Отряд не стал скучиваться в толпу, было у них, с подачи Николая Федоровича, и несколько занятий по боевым действиям в населенных пунктах. Точнее, он рассказал, как это происходит в 21 веке, а десятники творчески все это наложили на реалии 16 века (луки, копья, холодняк), особенно для штурмовиков. Но и всем остальным несколько тренировок провели, так что четвертый десяток отошел ближе к заборам, в мертвые зоны, и стал контролировать обе стороны улиц. Хотя, конечно, все одним глазом поглядывали на группу в центре.
Кстати, и заборы, и сами дома оказались для Седова как-то низковаты, по сравнению с теми, что он видел раньше. «Снег, что ли, уже таким слоем? – удивился он – да нет вроде, не успело еще столько нападать». Забор ближайшего дома вообще был чуть ниже его роста, и шагах в пяти от него между тонких бревнышек (или толстых жердей) торчала мальчишеская голова с всклокоченными, нестрижеными волосами. Он хотел шугнуть пацана, но тот увлекся происходящим на той стороне улицы и его пока не замечал. А там продолжался разговор со старостой села, и главным действующим лицом в нем был почему-то Гридя, хотя и князь, и Семен, и остальные стояли здесь же. Гридя же шутил, похлопывал старосту по плечу, и вообще, как стало слышно Николаю Федоровичу, вел разговор в стиле «принимай гостей, хозяин, теперь мы хозяевами будем». Сам же староста то кивал, то кланялся, а если ни то, ни другое – то стоял, склонившись перед Гридей, и глядя даже не на сапоги тому, а куда-то в снег перед ними. При этом не сказать, чтобы он молчал, но все… слова и звуки, которые он произносил, были этакими одобрительно-согласительными высказываниями. «Ага», «угу», «а то как же», «конечно», да еще почему-то «панове».
«Поляк, что ли? – удивился Седов – откуда тут? И вообще, чего-то они темнят…». Сценка эта, на его взгляд, выглядела как-то фальшиво, причем с обеих сторон. В это время Гридя в очередной раз хлопнул старосту по плечу и заявил на всю улицу:
–Ну, веди, угощай, что ли! Расходись на постой, бойцы, отдыхаем!
Староста на этих словах ощутимо напрягся, но, увидев, что народ не кинулся с криками по дворам ловить курей или типа того, а по знакам десятников стал разбираться по трое-четверо и спокойно расходиться по деревне, как-то расслабился и стал приглашать все руководство к себе во двор (у которого они и стояли, напротив Седова). Николай Федорович, отметив, что разведчики в своих накидках снова пошли из деревни, потянулся за четвертым десятком.
Зайдя еще с тремя своими во двор, на который им махнул рукой Семен, Николай Федорович приотстал на секунду, осматриваясь. Никакого сравнения с усадьбой Никодима или Сига, или даже с двором Пимена быть, конечно, не могло. Маленький двор, пара сарайчиков из каких-то жердей. Низкий дом (не показалось, гм), топящийся по-черному. Сени – тоже насквозь дырявая загородка из тех же жердей. Пока он все это осматривал, бойцы прошли вперед него. Из дома раздался какой-то шум, тут же прекратившийся, однако. Седов прошел в низкую дверь, пригнувшись (он уже привык наклоняться в дверях со своим ростом), и оценил картину: низко (полностью разогнуться ему так и не удалось), дымно (он наклонился еще ниже, сдержавшись, чтоб не закашляться). Напротив входа печка, точнее, очаг, выведенный на высоту чуть выше пояса. Большая влажность. Тепло. Два оконца с пузырями света уже не дают, возле небольшого стола горит лучина. У самого стола стоит женщина… нет, тут он не взялся оценивать возраст, от 20 до 40 местных, не сильно укутанная в платья, но все какое-то… бесформенное. Из-за ее спины, где угол у очага отгорожен занавеской (из какой-то, блин, дерюги, у него чехол на машину лучше), торчат две, нет, три детские мордочки. По стенам избы стоят лавки, в полутьме не особо видно. На полках какие-то плошки и горшки. Все. Ах, да, пол земляной.
–…Так что, хозяйка, мы переночуем, да и дальше пойдем – заканчивал тем временем речь один из его десятка – а хозяин твой где же?
Женщина не выглядела испуганной, но была какой-то взъерошенной, что ли. На вопрос она явно порывалась ответить что-то резкое, но лишь пожала плечами (мужики все же были с копьями и при ножах) и сказала неразборчиво:
–В ополчение… еще в прошлом годе… да и все.
–С кем же Орден воевал в прошлом году? – счет уместным переспросить Седов.
–Нам не докладывали – с ясно слышимой горечью ответила женщина, теперь уже смотря на этого нового верзилу – сами-то вы… кто будете?…
–Русские – охотно откликнулся Николай Федорович, пристраивая копье к остальным и снимая свой рюкзак – пришли, вот, с Орденом воевать – и подмигнул.
Шуток тут, на самом деле, не было никаких. На последнем этапе подготовки было решено здесь, в Ливонии, и от простых людей не скрывать их цели, наоборот – сразу их обозначать. О том была беседа и со всеми бойцами, и (наверное) так или иначе эту же новость узнают сейчас в остальных избах этой деревни. Другое дело, что кто-то любит поболтать, а кто-то – не очень, но при наличии старца бойцы, естественно, доверили это дело ему. Женщина бросила мешать, что она там мешала, и посмотрела на Седова… пожалуй, что со страхом. Повисла неловкая пауза, но тут один из бойцов, уже сидя на лавке, попытался успокоить женщину:
–Старче верно сказал, но ты не пугайся, хозяйка. Кипятку бы нам, поснедать пора.
–Нечем мне угощать вас – через паузу откликнулась та – у самой, вон – и кивнула на три детские головы, так и торчавшие все это время из-за занавески.
–Так у нас с собой есть – отозвался тот же боец – и вам угоститься хватит, а вот кипяточку бы?… И руки где сполоснуть?
–Воды не жалко – совсем другим тоном сказала хозяйка, бухая на очаг горшок – и там вон, у дверей, в кадушке возьмите…
Прошло еще несколько минут, и дверка из сеней хлопнула, а в хату просунулась голова:
–Старче у вас?… Старче! Пойдем, князь кличет.
Седов, переглянувшись со своими, подхватил копье и рюкзак и вышел вслед за посыльным, а женщина, обернувшись к остальным, почти сразу после его ухода спросила, уже с открытым любопытством:
–А это он что, взаправду говорил? А он кто? А с вами и князь идет?…
–Старче-то? Конечно. А с нами не то что князь, а бери выше – сам пресвитер Иоанн! – отвечал все тот же словоохотливый боец (из любых трех один такой всегда найдется), пока остальные шуршали мешками – сейчас, поснедаем да обскажем…
Тем временем Седов, выйдя во двор, с удовольствием вдохнул холодного, но чистого воздуха после дымной избы (даже голова немного закружилась), и в наступившей темноте прошел за сопровождающим. Тот, подобрав из сугроба воткнутый факел, довел его до дома старосты, после чего убежал куда-то дальше по своим делам, а Николай Федорович прошел через сени (нормальные, и дом побольше) и вошел внутрь. Разница в достатке чувствовалось, но и у старосты печь была без трубы. Хотя и сруб был большой, пятистенок с перегородками, и пол дощаный. Но свет, например, тоже был от лучин, хоть и было их много. В самой же избе, кроме князя и хозяина, обнаружился Петр, Ефим (с картой) и еще пара человек. Кто-то из хозяйских женщин собирал на стол (один из бойцов помогал, доставая припасы отряда). Сам староста сидел тут же, но выглядел совсем другим человеком, не так, как на улице. Он как-то распрямился, скинул верхний кожух и остался в обычных домотканых (грязноватых, чего уж там) штанах с рубахой, и довольно-таки старой и засаленной овчинной безрукавке. Но самое главное – изменилось выражение его лица. Сейчас оно было не угодливым, а каким-то обалдевшим. Он переводил взгляд с одного на другого нежданного гостя, спохватывался, опускал глаза, и снова начинал в кого-то из них всматриваться.
«Сказали, кто мы и зачем – понял Седов – а он еще не верит, видимо». Но дело оказалось не совсем так. Когда он снял рюкзак и кафтан (копье он еще в сенях пристроил), князь кивнул ему на скамью рядом с собой. В доме у старосты тоже было тепло, но сухо, и дым почти не чувствовался. Ноги у Николая Федоровича успели отдохнуть, и сейчас только слегка ныли икры. Князь, когда Седов уселся, негромко сказал ему:
–Подсказал нам вуйко Вацек, что живет здесь неподалеку управитель, поставленный над ними Орденом. Так Гридя пошел его… проведать.
Николай Федорович застыл на секунду, соображая. Мозг включился почти сразу, и он спросил:
–С товарищами пошел-то?… А мы, значит, тут пока… погостим?
–С товарищами, ага – согласился князь – Степана взял и… еще кое-кого. Должен быстро обернуться, Вацек говорит, тут недалеко.
Староста, вслушивающийся в этот разговор, подтвердил:
–Так, панове. И версты не будет, ну, может, верста.
Ефим тем временем закончил рисовать на карте и протянул ее Седову. С его подачи (про карандаши) он набрал себе мелких, но крепких угольков, обточил их на небольшие цилиндрики, и временные заметки делал ими. А сажа что, сажу с пальцев оттереть недолго.
Взяв карту, Николай Федорович нашел Нарову, речку, по которой они сегодня зашли на территорию Ливонии, и отмеченные угольным пунктиром дорогу и деревни, пройденные сегодня. Надо сказать, что на вечерних посиделках с десятниками у Сига карты были на столе практически всегда, и народ потихоньку учился работать с ними. Учился – потому как с реальным масштабом до того дела никто не имел, но к хорошему привыкаешь быстро, да еще атлас под рукой… Так что кто лучше, кто хуже, но запоминать дороги и ориентиры и отражать это все на карте научились все. Но основным картографом остался, конечно, Ефим.
«Километров 20 прошли – прикинул Седов – напрямую от границы, конечно, меньше, но тоже ничего». На карте была уточнена северная граница чащи, находящейся от них с юга, та самая речка, которая от этой деревни впадала потом в Нарову, оба хутора, дорога и… точка на месте усадьбы того самого орденского управителя.
–А что – спросил он, возвращая Ефиму карту – много ли у того… управителя людей?
–Вацек говорит, что немного – снова негромко отозвался князь.
–Так есть, панове – откликнулся тот – сам Ёган, он из наемников орденских, да еще двое таких же в помощниках у него.
–Ёган? – удивился Николай Федорович – а, это, наверное, Иоганн. А ты, Вацек… Вячеслав? Или, как это у вас, Вацлав?
–Вацлав – отвечал тот, с удивлением глядя на Седова, и пытаясь определить, кто такой этот… старче в странной вязаной одежде с… оленями?, с которым так уважительно говорит тот, кого они называют князем. Не священник, волхв, что ли?… Нет, князь-то как раз похож на настоящего, старому Вацеку довелось повидать и князей, даром что приходилось ему жить в деревне, принадлежащей самим Радзивиллам (правда, их дальней и бедной ветви). А этот… даже постарше него, но сильно высок и крепок, одежда странная, да и говорит как-то… непривычно.
–Что же надзиратель этот, один там живет, с помощниками своими? И почему не тут, в деревне? – продолжал спрашивать тем временем этот старец.
–Как же можно, одному? – удивился староста – в дому баба, скотницы, конюх с мальцом… А что не в деревне, так там у них повыше будет, посуше. У нас здесь сыро, да и болота близко, сразу о том господа из Ордена не проведали, а потом уж и не стали менять ничего, как нас поселили.
–И давно вы здесь? – продолжал любопытствовать старче.
–Да уж лет десять. Как пригнали нас из-под Смоленска, было здесь три домишки всего. Ну, а мы уж и застроились, и распахались, и дальше выселки пошли. Да вы их видели, я так понял.
–Видели, да – теперь уже князь ответил на слабую попытку старосты выведать, с какой стороны заявились эти непрошеные гости – давайте за стол, что ли – вместо хозяина пригласил всех он, видя, что совместными усилиями там все накрыто.
Вацек посмотрел на него в очередной раз, но ничего не сказал. Да и что тут скажешь, когда к тебе в деревню на ночь глядя заявляются пять десятков вооруженных до зубов человек?… Живым оставят, и то ладно. Правда, они ему такое сказали, что поверить он до сих пор никак не мог…
–А Смоленск что же, за поляками тогда был? – все продолжал свои расспросы этот старец – вроде, оно потом только будет, при Смуте. Или Литва?
Все стали пересаживаться за стол, а когда пересели, Вацлав ответил:
–Нет, панове, Смоленск тогда был за Москвой. Там я вашу речь и разучил. А родом я, если спрос об этом, с польских земель. Да только пан мой, имея склонность к выпивке и играм, проиграл всю нашу деревню одному из Радзивиллов, я еще мальцом был. Так что жили мы в Литве, оттуда меня в ополчение забрали, в битве с московскими полками разбиты были, а я взят в плен и поселен под Смоленск. Оттуда же после снова взят в ополчение и уже с московской стороны разбили нас орденцы, и снова взят в плен, и пригнан сюда уже.
Поздний ужин начали без здравиц, все прилично проголодались. Перед князем староста не посмел жаловаться на отсутствие еды, и стол был неплох, да и из своих припасов добавили. Когда первый голод был утолен, Седов продолжил расспрашивать хозяина:
–Помотало тебя, я смотрю, Вацлав. А что же, семья была у тебя? Жена, дети?…
–Три. Три раза женат был, первый раз еще батька с мамкой женили. Да только, и не знаю теперь, где те жены, и дети.
Говорил староста об этом совершенно спокойно, как о чем-то, само собой разумеющемся. Князь и остальные тоже не удивлялись, ну, и Седов не стал переспрашивать. Дело обычное, захваченных из благородных родов обычно выкупали, если не было личной вражды или иных причин, с наемниками поступали по разному, а вот такое вот ополчение, попавшее в плен, сажали на землю уже как своих крестьян. А вот другой вопрос князь задал:
–Слышал я, что у Радзивиллов всегда было хорошее войско. С чего ж они крестьян в ополчение ставили?
–То, пан… князь – поправился староста – есть разные Радзивиллы. Хозяин мой, верно, ихнего рода был, но дальней родни, беден, и выставлял за себя всех, кого мог. А москали тогда пошли большой силой.
–А кстати – вспомнил Николай Федорович – а против кого же Орден в прошлом году ополчение собирал, раз с таких деревень даже брать пришлось?
А вот теперь все, включая Вацлава и Петра, посмотрели на него с удивлением. Информация, содержащаяся в паре слов, сказанных оставшейся безымянной хозяйкой избы, еще никому из отряда не стала известна, а староста не мог понять, откуда этот… старец о том знает.
–Говорили, против Литвы – медленно ответил Вацлав, когда взгляды всех переместились на него – да только никто из наших еще не вернулся, чтоб то точно стало известно.
–Разве Литва воюет с Орденом? – а вот этот вопрос, нахмурившись, задал Петр. Они быстро обменялись взглядами с князем и старцем. Если Ордену надо будет оттягивать войска на юг еще и для войны с Литвой, то расклад сил снова меняется, правда, в их пользу.
–Мне доподлинно неизвестно, а только в разговоре господина Ёгана слыхал я о том – разведя руками, ответил староста.
Пока допивали взвар (жидковат оказался), пока убирали со стола, на эту тему больше разговоров не заводили. А вот после Седов быстро уточнил, откуда он узнал об ополчении, а князь посетовал, что Гридя со Степаном не знают, что надо бы… поспрашивать местных орденских прихлебателей и скорее всего попытаются решить проблему сразу и навсегда. Петр его успокоил, сказав, что и дальше будет возможность пообщаться со знающими людьми… более вдумчиво, и они стали дожидаться новостей.
Тем временем в доме (да и во всей деревне) все затихло, лишь ходила пара дозорных, да у старосты не ложащиеся спать Седов, князь и Петр (Ефима все же сморило) все выспрашивали у Вацека об орденцах – какой комтурии принадлежат эти земли, да кто комтур, да что он знает про ближайшие села и замки. Старик знал мало, но кое-что рассказал. Время тянулось медленно, и Николай Федорович, выйдя по нужде во двор, глянул на телефоне, сколько там натикало. Оказалось, еще нет 12 часов. Беседа свернулась, но они так и не спали, лишь погасили пару лучин. Не стал ложиться и староста. Князь довольно заметно, на взгляд Седова, волновался, часто меняя позу. Петр выглядел спокойней, но тоже изредка бросал по сторонам острые взгляды. А сам Николай Федорович сидел и вспоминал: «во сколько мы пришли в деревню? В 7? в 8? Черт, не посмотрел. Темнело уже, но еще не сильно. Потом, если в версте эта… усадьба, и дорога набита, идти… ну, минут 20. Но они же сторожась пошли, да, скорее всего, окружат еще… час? Ну, пусть полтора. Потом… выжидать будут удобного времени? Видимо, так. Ну, само… дело… сколько-то и обратно добежать те же минут 20, тут уже напрямую. Блин, должны уже быть. Хуже всего ждать да догонять, а если ты ждешь, а там люди воюют… Никому бы не пожелал такого».
Седов уже хотел еще раз выйти на улицу (заодно свежим воздухом подышать), но в сенях послышался шум, и в открытую дверь вошел Гридя с такой улыбкой на лице, что все сразу стало ясно (за ним виднелся кто-то из разведчиков, в белой накидке). Князь, увидев его лицо, даже не стал вставать, наоборот, как-то выдохнул и расслабился. Петр и старче сидели спокойно, а Гридя, скинув верхнюю одежду, уцепил на столе кувшин, налил и выпил холодного взвара. Стало видно, что он к ним все же торопился, вспотел.
–Сделали – ответил он на общий молчаливый вопрос – чисто сработали. Окружили, пока пригляделись, где что, и стали собаку дразнить, да не близко, чтоб не порвала, а как будто за забором ходит кто. Они то ли еще не спали, то ли только легли – вылезли на крыльцо почти сразу, да со светом. Двоих сразу из самострелов сняли, да одного сулицей зацепили, в сенях и добили.
–Наши как? – спросил князь.
–Да целы все. Приложили еще одного, в конюшне был, как шум поднялся – кинулся наружу, но того не насмерть, авось отлежится.
–Конюх это, Маркел, из наших – глухо сказал слушающий все это староста.
–Ну да – подтвердил Гридя – мы у второго мальца потом все спросили. Там девки еще, так они все там и сидят. Я своих двоих оставил, да Степан там, вам в ночь туда идти смысла нет, а завтра уж пойдем, заглянем. Мы пробежались по амбарам да погребам – запасы приличные, не на одну седмицу хватит. Перекусили там, а вот выпить бы, да я спать – видно было, что Гридя действительно доволен, что начали хорошо и без неприятностей. Ну, а трое (или даже четверо, с этим неясным Маркелом) мужиков полусотне сделать так и так ничего не могли бы. У князя даже лицо как-то посветлело, Петр тоже улыбался (той самой улыбкой) – с Гридей в основном были его люди, рубакам Степана и делать ничего не пришлось. По такому поводу всем налили по чуть-чуть двойной браги на клюкве, даже Вацеку. Еще успел прийти Семен, сменившийся с ночного дежурства, поздравить друга, да все разошлись спать.
Чем хороша зима? Тем, что ночи длинные, и можно выспаться и отдохнуть. А еще тем, что деревенские все равно вставали рано – скотине-то про зиму не объяснишь, она все равно кушать хочет, так что печи затопили, воду нагрели, ну, и к рассвету отряд уже был готов и собран. Выступили споро, благо, и дорога была набита, и отдохнули хорошо. Да и погода сегодня не мешала – ветер стих, легкий снежок продолжал сыпать с неба. Уже через пять минут после того, как колонна отряда вошла в лес за деревней, начался подъем. Был он пологим и недолгим, однако после его окончания все немного замедлились – вчера-то в основном по ровному шли, а даже небольшой подъем, когда с грузом, выматывает.
Вацек пошел с отрядом, в этот раз Седов шел в передней части колонны вместе с ним и князем. Кажется, только при уходе отряда староста поверил, что их не будут убивать и грабить, но полностью принять сказанные вчера князем слова о свободе и новых порядках, видимо, еще не мог, поэтому пытался с разных сторон зайти к другой теме – как бы деревенским получить часть запасов, собранных для орденцев и хранившихся в усадьбе безвременно покинувшего этот мир Ёгана. Делал он это так прямолинейно, что улыбались все, включая Седова, ссылаясь на неурожай, бескормицу, забранных в ополчение мужиков, плохое лето, не менее плохую осень, и прочее, и прочее.. Но потом Николай Федорович вспомнил вчерашнюю бабу в худой избе и три детские головенки, и улыбка исчезла с его лица (хотя он и до того прятал ее в бороде, конечно).
