Kitobni o'qish: «Понедельник – день тяжелый…»
– Земля, Земля, что у вас происходит? Почему молчите? – настойчиво пытался выйти на связь с ЦУПом Майкл Торнтон – астронавт Международной космической станции. Паря в невесомости возле иллюминатора служебного модуля Звезда, он наблюдал через толстое, слегка затемненное кварцевое стекло за быстро восходящим над горизонтом Солнцем.
Астронавт уже позавтракал, причем в одиночку, заполнил бортовой журнал, пробежал на беговой дорожке десять километров, полюбовался очередным восходом Солнца, затем, как положено, доложил командиру корабля Александру Громову о своей полной готовности к несению космической вахты.
Ответом от командира было следующее:
– Майки, отдыхай, у тебя же сегодня почти юбилей. Поздравляю! А работа не волк – в лес не убежит, леса тут нет, – Громов засмеялся. – Впрочем, позвони домой – может, они и разрешат тебе что— нибудь сделать.
– Звонил уже.
– И что говорят?
– Отдыхай, говорят…
– Ну, им оттуда иногда виднее. Я скоро буду – уже заканчиваю.
В ЦУП астронавт действительно «дозвонился» с утра уже трижды: и как проснулся, и после завтрака, и отстегнувшись от беговой дорожки. Ответом во всех трех случаях была одна и та же команда – отдыхать.
С тех пор прошел час, затем еще полчаса… Ничего не менялось. Солнце опять вынырнуло из-за горизонта и быстро полетело по черному бархату космоса, в седьмой раз с начала двенадцатой рабочей недели Майкла, и второй раз – с тех пор как он сегодня проснулся.
«Понедельник – прямо— таки пахнущее работой название! Но для меня он явно не собирается становиться рабочим, – с досадой думал американец. – А русские еще говорят: «Понедельник – день тяжелый». Не так я себе представлял этот день – семьдесят восьмой день на орбите и одновременно тридцать пятый день моего рождения! Не так…»
Надо было срочно себя чем-нибудь занять. И Майкл начал вычислять, сколько километров он «накопил» за время его космической одиссеи. В уме считать не хотелось. Астронавт подлетел к закрепленному на стене айпаду, нашел калькулятор и ввел друг за другом, цифры: первая – четыре пятерки – среднее время в секундах, уходящее на один виток станции вокруг планеты, вторая – семь целых и шесть десятых – обозначала скорость движения МКС по орбите Земли в километрах в секунду, третья – пятнадцать с половиной – количество витков за одни земные сутки, и последняя – семьдесят семь – количество суток, проведенных Майклом на МКС. Он поднес палец к знаку «равно», и на экране планшета появилась очень интригующая цифра… Чуть более пятидесяти миллионов километров!
– Во как! – торжествующе улыбнулся он. – Вчера вечером ровно полтинник был! Здорово! – Затем прикинул что— то в уме и гордо произнес:
– Командир, я пролетел пятьдесят миллионов километров с начала экспедиции!
– Ну вот, – бодро отозвался Громов, – А ты говоришь, что без работы сидишь. Ан нет, весь-то ты в трудах и заботах!
– А ты, Саша, по моим подсчетам, в этот раз сделал чуть больше ста пятидесяти миллионов километров. А ведь это расстояние от Земли до Солнца!
– Вот видишь, ты и меня посчитал.
– Ну, это не сложно.
– Ясно, Майки. Мне теперь обратно с Солнца домой надо возвращаться. На звезде оставаться опасно, сгореть не мудрено.
– Это точно, – заметил Майкл, – но это только теория…
– Знаешь, Майки, – подумав, продолжил Громов, – многие думают, что подготовка к полетам в космос – это в основном изнурительные физические тренировки… На самом деле, это не совсем так. Большая часть подготовки – это теория, братец мой, теория, когда ты сидишь над схемами битый час, ходишь туда-сюда ночью дома по кухне и мысленно представляешь, как должна работать та или иная система на самом деле, а не так, как думают в теории. И она, эта система, начинает работать сначала на кухне – в твоей голове, а уж потом здесь, в космосе. Ты меня слышишь? Или заснул там?
– Слушаю, слушаю, продолжай, Командир.
– Так вот, мой дорогой Майки, – Громов, произнося это, крякнул, видимо, что— то с усилием прикручивая, – штатная программа, по крайней мере, у нас в России, берет процентов пятнадцать— двадцать от всей подготовки, а остальные добрые восемьдесят процентов занимает подготовка к ситуациям далеко не штатным. Въезжаешь, к чему клоню, куда направляю?
– Так точно, сэр! Въезжаю, – отрапортовал астронавт.
– Сэр.., блин, – напряженно усмехнулся Громов, – Ну ты, Майки, скажешь тоже.
– Согласен, командир, – быстро исправившись, продолжал Майкл, – знания крайне необходимы, ведь здесь, в космосе, можно действительно столкнуться с чем угодно. Но ведь невозможно заранее быть готовым ко всему?
– Невозможно, – согласился Громов с явным облегчением в голосе и еле слышно прошептал себе под нос: вот и тренируй свои мозги, парень, пока нет основной работы. Слава Богу, у тебя в твоей американской голове есть что тренировать…
– Что, командир? Не расслышал.
– Отдыхай, говорю, пока, Майки, еще будет время потрудиться.
… И с этого разговора прошло уже минут десять. Наконец Земля вышла на связь, Майкл принял всю информацию и заскучал еще больше. Запланированная коррекция станции была перенесена на более позднее время, и проводить ее собирались с Земли.
Теперь молчали все: Майкл, Громов и Земля. Сегодня, 3 июля по земному календарю, станция находилась на своей самой низкой орбите. Сейчас, облетая Землю, МКС пролетала над восточным побережьем Южной Америки и двигалась в сторону Южно–Атлантической аномалии – зоны с особой концентрацией прилетающих от Солнца высокоэнергетических частиц.
Груз, доставленный европейским транспортным кораблем АТВ— 5, удобнее было принять именно в этом месте. Но перед расстыковкой и возвращением «европеец» должен был откорректировать своими движками орбиту МКС, подняв её на более высокую.
Майкл сообщил на Землю о необходимости начала коррекции, но теперь Земля почему— то не реагировала на его сообщения… Какая— то необъяснимая внутренняя тревога вновь отправила его к иллюминатору и заставила посмотреть прямо на Солнце. И не зря! Майкл увидел колоссальную разницу во внешнем облике Светила… То будто подменили.
«Кто— нибудь из тех, кому положено смотреть за Солнцем, уже сделали это сегодня, интересно мне знать?– искренне заволновался Майкл. – Или вы там все спите?!»
Он все чаще и настойчивей пытался связаться с Землей. Но та молчала…
Служебный модуль «Звезда» – один из модулей Российского сегмента Международной космической станции. На ранних этапах строительства МКС двадцати тонная «Звезда» выполняла функции жизнеобеспечения всего, что вокруг нее собиралось, осуществляла контроль высоты комплекса над Землей, его энергоснабжения, а также служила вычислительным центром, центром связи и основным портом для грузовых кораблей «Прогресс». Со временем многие функции были переданы другим модулям. Однако «Звезда», что называется, сохранила за собой все свои привилегии и возможности управления до сегодняшнего дня. И здесь по— прежнему находился центральный пост управления МКС с необходимой аппаратурой контроля за всей деятельностью станции.
Так что сейчас, находясь именно в этом модуле, американский астронавт Майкл Торнтон мог получать всю необходимую информацию, мог в одиночку провести орбитальную коррекцию всей пятисоттонной сегодняшней МКС, а затем отстыковать грузовик и отпустить его с Богом. Мог. Но команды на это не поступало. И это был уже второй нехороший звоночек…
Командир корабля Громов со вчерашнего вечера оставался в российском научном модуле «Наука» – готовился к очередному выходу в открытый космос.
– Земля! Земля! Почему молчите? – Майкл уже почти кричал в микрофон, когда Громов медленно вплыл в «Звезду».
– Ты что так разбушевался, Майки? – спокойно спросил он, – тебя по всей станции слышно. С днем рождения тебя! Счастья и здоровья, как говорится. Подарок с меня, но чуть позже. А вот кричать так не надо. Океюшки?
– Океюшки, командир, – улыбаясь, согласился Майкл и сразу сменил тон на деловой. – Время, командир.
– Что время, Майки?
– Хьюстон нас к этому времени уже по полной программе загружал всем, чем только возможно, а ваши вышли на связь как— то даже неохотно, что ли, сообщили то, что я и так знал, и вот уже с полчаса как молчат…
– Молчат, значит, наши, – не изменяя веселому тону, уточнил Громов и подмигнул. – Как партизаны, говоришь?
Круглолицый брюнет с подернутыми сединой висками, ростом чуть больше ста шестидесяти пяти, крепкий, коренастый, можно сказать, жилистый, для своих шестидесяти лет Громов выглядел очень по— спортивному. «Фигура у Сашки плотно сбитая, а душа открытая, одна усатая улыбка чего стоит, – говорили о нем в отряде, – и энергетика бьет через край».
Настроение у Громова сегодня было явно отменное. Все, за что он с самого утра брался в модуле «Наука», – у него ладилось; все, чему нужно было срастись, – срасталось, схватиться – схватывалось, склеиться – склеивалось.
В «Звезде» же прорастала тоска зеленая…
– Как партизаны, – подтвердил астронавт, по правде сказать, не очень— то понимая, как именно молчат партизаны.
– И ты решил, значит, в окошко, – Громов указал на иллюминатор, – на них сверху прикрикнуть? Да? Правильно, так им!.. Только ЦУП с другой стороны планеты, Майки,– они могут и не услышать тебя.
– Нет, Саша, – хмуро произнес американец, не поддерживая иронию командира, – они молчат не как партизаны, они молчат нехорошо… Очень долго и нехорошо.
После слов « очень долго и нехорошо…» улыбка исчезла с лица космонавта, веселые морщинки у глаз переместились на его и так морщинистый лоб и стали там очень серьезными. Губы вытянулись в трубочку, сжались, затем резко разжались и спокойно, холодно произнесли:
– Разберемся, Майки. Мы с тобой во всем обязательно разберемся, мы же команда.
С этими словами Александр, напевая «Команда молодости нашей, команда, без которой мне не жить», аккуратно закрепил на столе принесенный с собою квадратный металлический контейнер, на котором было написано «Блок коммутации главной шины энергетической системы МКС – MBSU— 2B», затем помолчал, посмотрел в сторону Майкла и вдруг, растягивая слова, спокойно стал рассуждать:
– Значит, молчат, как партизаны, молчат нехорошо и не смотрят на Солнце. Так, значит. Майки, а зачем им смотреть на Солнце? Те, кто в ЦУПе, Солнца не видят. А те, кто только на работу собирается, еще дома сидят себе сейчас за утренним кофе, в тапочках и халатах, потягиваются, просыпаясь, новости по телевизору сквозь газету слушают. Ты на часы— то посмотри! А те, кто уже на работу едет, – те в пробке утренней стоят, по телефонам говорят, радио слушают. Ты когда в пробке стоишь, ты за Солнцем смотришь?
– Нет, не смотрю, Командир.
– Вот то— то и оно, Майки. Опять же, понедельник сегодня – день, как говорится, тяжелый. Не все еще наши, знаешь ли, отошли от выходных, не все, – тихонько усмехнулся Громов. – Эх…
Майкл прекрасно знал, что скрывается за подобной разговорчивостью командира. В такие моменты Александр Громов всегда обдумывал что— нибудь гораздо более важное, нежели произносил вслух.
– Шутишь, командир? – с еле скрываемым недовольством, не оборачиваясь, заключил Майкл и иронично процитировал их общего знакомого: – Опять твои колкие шуточки, Саша!
– Ну ладно, ты не унывай, – подбодрил напарника командир, – Нас сейчас грузовик будет поднимать, «Все выше,.. и выше,.. и выше», – вот и задача нам с тобой на час— другой будет, – Так что не переживай – безработных на МКС не бывает, здесь всегда все при деле!
– Так уж и все? – усомнился Майкл.
Он уже не мог отделаться от нарастающего внутреннего волнения… Земля на его памяти никогда так долго не молчала.
– Ну, возможно, в момент коррекции орбиты, – задумчиво произнес Громов,– Бывают временно не трудоустроенные астронавты и некоторые космонавты, – он указал сначала на Майка, а потом на себя и усмехнулся, – будем с тобой в иллюминатор за подъемом станции смотреть – это тоже работа, и очень ответственная, между прочим. Ты с утра на посту. Вот и я. Сейчас все будет. Вахта продолжается!
