Kitobni o'qish: «Кладоискатели (сборник)»
С верой и любовью
Имя писателя Дмитрия Фаминского пока ещё мало кому известно из любителей и почитателей русской литературы. Хотя и совсем новичком на литературном поприще автора книги «Кладоискатели» назвать тоже нельзя. В биографии писателя, кроме выступлений в местной нижегородской печати, есть и заметные публикации в «толстых» литературных журналах «Смена» и «Вертикаль. ХХI век», где увидели свет его первые повести. И всё-таки главное событие для писателя происходит именно сейчас – с выходом в свет этой книги. Потому что он впервые полноценно и глубоко может открыть свои взгляды перед широкой аудиторией читателей, может обратиться к ним со своим словом, со своим переживанием.
Дмитрий Фаминский по своему мировоззрению человек глубоко православный. Но тем и ценнее его проза, что это своё духовное состояние он передаёт героям произведений не навязчиво, без всякой излишней риторики, а органично, естественно, используя лишь художественные приёмы. Именно так происходит духовное взросление героев повести «Кладоискатели» Андрея Кораблёва, Костика, Симы. Вообще в этом произведении произошло смешении сразу нескольких литературных жанров – исторического повествования, приключенческой повести, мелодрамы. Приём не раз использовавшийся в русской литературе, и далеко не всегда подобный эксперимент приводил к желаемому результату. В случае с Фаминским произошло радостное исключение. В «Кладоискателях» историческая линяя жизни рода князя Фёдора Петровича Бельского с супругой Елизаветой Андреевной и детьми (выписана очень зримо, художественно, правдиво) тесно завязывается сначала с научно-кладоискательской линией поиска материальных сокровищ, которые могли остаться от князя, а затем и с любовной линией наших героев. Заканчивается повесть, как это бы и должно всегда происходить в нашей жизни, обретением истинных сокровищ, так необходимых каждому человеку – веры, любви близких, созданием семей и рождением детей. В конце повести автор устраивает встречу героев своего произведения с заграничными потомками погибшего «в революционной пучине» князя. Выписана эта встреча деликатно, правдиво и оставляет в душе читающего очень светлый, обнадёживающий след.
Я подробнее остановился на «Кладоискателях» потому, что эта повесть дала название всей книге. Но это вовсе не значит, что другие произведения, помещённые под этой же обложкой, уступают ей в художественности и занимательности. Повесть «Иерей Владимир» написана более концентрированно. Она посвящена судьбе сельского священника, который вместе со страной прошёл все испытания первой половины ХХ века. Являясь представителем старинного священнического рода Ивлиевых, Владимир пошёл по стопам своих предков из послушания отцу. Старшие братья отказались стать священниками и предпочли получить светское университетское образование. Во время революции они оказались за границей. Владимир же вместе со своим народом вынес все страдания, пережил все лишения и невзгоды, несправедливости и тюрьмы. В конце жизни он всё-таки встретился со своими братьями, и на их сочувственный вопрос: «Мы ведь знаем, что ты тогда отца уважил, когда в священники идти согласился. Тяжко, наверное, пришлось? За нас ведь отдувался, мы то традицию нарушили» ответил просто и искренне, как человек, глубоко осознавший значение своего служения:
– Я полюбил своё служение, нашёл в нём смысл. Хотя, конечно, поначалу сомнения и сожаления были. А потом, чем дальше жил, тем больше радовался, что послушался отца.
Да, нет случайностей в нашей жизни. Благодаря таким священникам каждый раз в годы смуты и выстаивает, а затем возрождается Россия.
Я не стану пересказывать сюжеты других повестей и рассказов Дмитрия Фаминского. Думаю, заинтересованный читатель уже догадался какого качества и какой проблематики произведения поместил автор в свою книгу. Только добавлю, что с такой искренней христианской любовью в сердце, с такой преданностью Православной вере пишутся у нас произведения не так часто. Потому я от всей души одинаково поздравляю с выходом в свет этой книги как её автора, так и вас, дорогие читатели.
Валерий СДОБНЯКОВ,
председатель Нижегородской организации Союза писателей России,
главный редактор журнала «Вертикаль. ХХI век»
3 октября 2012 года
От автора
Здравствуйте, дорогие братья и сестры!
Это моя первая книга. В ней я собрал наиболее законченные повести и рассказы, написанные в разное время, но, как мне представляется, имеющие общую связующую нить.
У меня часто вставал вопрос: «Следует ли вообще заниматься литературным творчеством? И если следует, то зачем?». Первая часть вопроса отпала сама собой, потому что, пока я себя спрашивал об этом, то всё равно писал. Написанное не вычеркнешь, не отбросишь, но можно исправить ошибки, переработать. А вот «зачем?» – вопрос более сложный. К настоящему времени людьми написано столько, что перечитать всё обычному человеку вряд ли под силу. Стоит ли увеличивать число книг? Фундамент образования православного человека составляет главная книга Библии – Новый Завет. Плоды трудов и духовного опыта подвижников Нового Завета, святоотеческое наследие, помогает нам понять Закон Божий, применить его к своей жизни, открывает глубины духовной жизни человека. Всей человеческой жизни не хватит, чтоб охватить и изучить это наследие. Мирские наука, искусство – прилагательные, полагаю, более низкого уровня, производные. Но и на этом уровне, думаю, человек может соприкоснуться с Богом, приблизиться к пониманию смысла жизни, сорадоваться Истине! Не сделать бы греха. Сам процесс создания повести, рассказа, стиха при верном умонастроении, без гордости, самолюбования – радость, признание в любви, описание Божьего мира, беседа, постижение… можно долго перечислять! Предмет литературы, как мне представляется, составляет больше душевная жизнь человека, это проявляется в создании образа героя, описании его характера. Может быть, хорошей литературе отчасти подвластно и духовное, как высшее проявление душевного. А как интересно и полезно описание быта и языка предшествующих поколений, содержащееся в нашей классике! Может быть, здесь ответ на вопрос «зачем?».
Да и стоит ли всегда разбирать предмет литературного творчества до мельчайших составляющих, пытаться непременно дать чёткое определение? Есть место тайне, сокровенному. И для писателя, и для читателя. Когда я думаю об этом, то вспоминаю простые мирные сюжеты: лопочущий что-то, улыбающийся младенец, доброе крестьянское хозяйство, беседа в кругу родных, рыбаки у костра. Просто, без претензий, на родном языке рассказывают друг другу истории попутчики, иногда пересказывающие за длинную дорогу почти всю свою жизнь, или давно не видевшиеся друзья, находящие в общих воспоминаниях интерес и смысл. Родной язык, который нужно сохранять, также смысл литературы!
Дорогие братья и сестры, я прошу прощение у Бога и у всех вас, если мои произведения кого-то обидели, вовлекли в соблазн. Не хочу обидеть и верующих иных религий, ведь каждый сам решает, с каких позиций он смотрит на мир.
Благодарю протоиерея Сергия Матвеева, ключаря Собора святого Александра Невского, своих родителей Григория Александровича и Ларису Алексеевну Фаминских, дочь Анастасию, председателя нижегородской организации Союза писателей России Валерия Викторовича Сдобнякова, исследователей нижегородских священнических родов Маргариту Васильевну Циркулёву и Евгению Анатольевну Винокурову, свою бывшую супругу Наталию Евгеньевну (в девичестве Строганову), тележурналиста Ерёмину Валентину Романовну, свою тётушку Фотинию Алексеевну Иванову и остальных членов нашей семьи, и многих других за благословение, руководство, советы, помощь, назидание и поддержку.
Дорогие братья и сестры, здоровья вам, мира и радости! Храни Господь!
Д. Фаминский, август 2012 г.
Повести
Кладоискатели
Часть 1
Князь Фёдор Петрович Бельский, тридцати лет, сидел в своём кабинете в загородной усадьбе «Чистые пруды» и читал Н-ские ведомости. В окно сквозь яблоневые ветки пробился солнечный лучик, в комнату вошла его двадцатипятилетняя супруга Елизавета Андреевна, урожденная Стрешнева. Она подошла к князю. Тот, отложив скучноватую газету, обнял её за округлившийся живот. Они ждали второго ребёнка. Елизавета почему-то была уверена, что это будет дочка. Первенец, Васенька, уже начал ходить. Ему шёл второй год.
– Как хорошо, что мы сюда переехали на лето! Мне здесь лучше! И ноги не отекают. – Лиза была голубоглазая и немного веснущатая, чего всегда стеснялась.
– Может, хочешь на осень остаться? Сентябрь здесь бывает особенно чудный!
– Посмотрим. Я к октябрю уже родить должна.
– Солнышко ты моё, – он взял её тонкие пальчики в свою широкую ладонь и поцеловал.
– Снова свои опыты ставил? – Лиза погладила князя по тёмным густым волосам и заглянула в глаза.
– С чего это ты взяла?
– Да руки все у тебя в химреактивах, и рукав сюртука прожжён.
– А я то и не заметил! Ну, ничего, Лизонька. Он старый. У меня ещё сюртук есть.
– Ты хоть бы в одной какой одежде со своими кислотами возился! – ласково сказала она. – Ну да ладно. Там свежую рыбу привезли, и какой-то мальчуган говорит, что ты велел ему непременно тебя позвать!
– Точно! Точно! Это Ванюшка, плотника Бориса сын.
– Что же за особенное такое дело у Вас? – накрутив на палец светло-русый локон, с улыбкой спросила Елизавета.
– Пойдём, сама увидишь! – князь легко поднялся. Был он высок, не сутулился, носил короткую бородку и любил курить трубку.
– Пойдём! – поспешила за ним княгиня, но чуть не упала, споткнувшись о ковёр.
– Осторожнее, Лизонька, – успел поймать её князь. Он крепко взял жену под руку.
Князь и княгиня вышли на задний двор и увидели, что рядом с входом на кухню стоит телега, запряжённая толстой рыжей кобылой. Их повариха, Груша, принимала рыбу, пойманную в местной реке Белой. Около телеги стоял и торговался с поварихой рыбак Данила. Был он мужичок лет пятидесяти, сухонький, дочерна загорелый лицом и руками, с неизменной самокруткой, торчащей изо рта. Груша же была дородна, румяна и бойка на слово. Рядом с ними вертелся мальчишка лет десяти, босой, в заплатанных штанах и в вылинявшей рубашке.
– Фёдор Петрович, Фёдор Петрович! – завидев князя, кинулся к нему мальчишка.
– Здравствуй, Ванюша! – улыбнулся князь.
– Вот, как и обещал, словил! – Иван держал в руках большого сома, который ещё был живым и извивался мощным, скользким телом.
– Как это ты его ухитрился поймать? – спросила княгиня, с интересом разглядывая рыбину и одновременно следя, чтобы на новое платье ненароком не попали брызги.
– Да на «квок», – смущаясь, объяснил мальчик.
Данила, видя, что господа не вполне понимают, что такое «квок», но разговор с мальчиком им интересен, подошёл, поклонился и объяснил.
– Это, ваше сиятельство, когда лягушку в качестве приманки на крючок сажаешь, а по воде специальной палкой с выдолбленной на конце лопаточкой бьёшь. Получаются звуки такие «квок, квок».
– И что, сом на это ловится?
– Ловится, шельма! – довольно улыбнулся рыбак.
– Ну, молодец, Иван! Покупаю твоего сома, – и князь полез уже в карман за мелочью, чтобы вознаградить мальчика, но тот, украдкой утерев нос, неожиданно попросил.
– Ваше сиятельство, Фёдор Петрович, не надо мне денег, можно я взамен на ваши доспехи посмотрю?
– Ну, что ж, – недолго думая и пряча в усах улыбку, ответил князь, – изволь!
И к удивлению Груши и опешившего от смелости мальчика Данилы, он пригласил Ивана в дом. У князя, действительно, были древнерусские доспехи, доставшиеся ему от далёких предков. Фёдор Петрович сам вырезал из дерева фигуры людей в натуральную величину и облачил их в эти реликвии. Всего получилось два воина. Каждый деревенский мальчишка знал об этих замечательных доспехах и мечтал их посмотреть.
– Смелее, смелее, Ваня! – приободрила его княгиня, когда растерявшийся мальчик ступил босыми ногами на чистый паркетный пол гостиной, где и стояли воины.
– Напачкаю, – уставившись в пол, сказал он.
– Ничего, есть, кому подтереть, проходи!
– Ух, ты, – он замер перед доспехами, забыв о присутствующих. Иван обошёл воинов кругом, осторожно провёл пальцем по щиту, по кольчуге, тронул рукоятку меча.
– Это рыцарские? – спросил он у князя.
– Нет, это древнерусских витязей. У нас рыцарей не было.
– А кто сильнее, рыцари или витязи?
– Били русские войска рыцарей, Ванюша, почти всегда их побеждали. Вот был такой великий святой князь Александр Невский, он на Чудском озере войско рыцарей немецких полностью разбил, хотя они численностью сильно его дружину превосходили. А он их несокрушимой своей верой православной победил. И доблестью, конечно!
– Как это верой? – мальчик посмотрел на князя своими ясными, умными глазами.
– Князь Александр много молился перед битвой в Великом Новгороде в Софийском соборе, и Бог ему помог, потому что он свою Родину защищал, за правое дело воевал.
– Фёдор Петрович, а это чьи доспехи? Где вы их взяли?
– От предков достались!
– Значит, ваши предки тоже сражались с рыцарями вместе с князем Александром?
– Сражались.
– И с войны их принесли?
– Да.
– Ух, ты! А можно я ещё потрогаю?
– Потрогай. – Князь с княгиней весело переглянулись.
– Ты вот что, дружок, приходи-ка к нам почаще. Мы тебя читать и писать научим. Хочешь грамоте выучиться?
– Да, хочу!
– Ну, вот и договорились! А деньги за сома возьми, матушке отдашь.
– Благодарствуйте, ваше сиятельство! Я вам самого большого сома в Белой словлю! Благодарствуйте!
* * *
– Меняй тему! Хватит русскими барами заниматься. Сейчас другое в фаворе. – Категорично и спокойно, с полной уверенностью в своей правоте промолвил профессор Бузынин.
– А что другое, Виктор Алексеевич? – спросил аспирант Андрей Кораблёв.
– Бери политологию, не промахнёшься!
– Но у меня наполовину готова работа по дворянству нашей губернии…
– Забудь, – оборвал профессор. – Есть у меня интересные наработки по материалам прошедших выборов, их только обработать надо, проанализировать и обобщить. Ты сможешь.
– Хорошо, я подумаю.
– Подумай! Только хорошо подумай! У тебя не получается защититься уже четвёртый год.
Бузынин закинул ногу на ногу, отчего получилось, что коленкой он подпёр брюшко и одновременно продемонстрировал дорогую туфлю-мокасину, открывшуюся из-под задранной штанины.
С руководителем Андрей расстался сухо. Он вышел из университета, закурил. Вечер был тёплым, весенним. «Сейчас бы на море махнуть, или в Прагу» – вновь вспомнил Андрей о своей давней мечте. Но куда там. Ни денег, ни настроения. Рассчитывал поскорее разделаться с диссертацией, а тут «меняй тему». Что-то не складывается у него ничего в жизни.
По освещённой университетской аллее Кораблёв неторопливо побрёл к остановке.
На следующий день Андрей направился в областной архив. Профессор дал неделю на размышление, при этом намекнул, что если аспирант к его мнению не прислушается, то тогда придётся менять научного руководителя. А это плохо, ведь Бузынин – имя в науке. Но и бросать начатое Андрею не хотелось. Конечно, скучноватые они, уездные дворяне, но он уж к ним привык. Да и прослеживать перипетии их жизни интереснее, чем разбираться в политических технологиях.
Андрей взял у архивариуса заказанные накануне изрядно потрёпанные, пахнущие слежавшейся пылью тома церковных книг и жёлтые от времени подшивки документов с родовыми гербами и затейливыми фамильными вензелями. Этих документов остались буквально крупицы. Разрозненные, без логической связи друг с другом, чудом уцелевшие во время революции и двух войн, листы документов хранили в себе тайны многих ушедших поколений. Готовые от ветхости рассыпаться, они ещё способны были донести до потомков информацию о временах, когда по русским дорогам ездили в каретах и на телегах, говорили, обращаясь друг к другу, «милостивый государь» и «покорнейше прошу», целовали дамам ручку, спешили в церковь на обедню и женились с благословения родителей.
Углубившись в работу, Андрей просидел над документами часа два, делая пометки в блокноте и вдыхая специфический архивный запах. То ли это мелкая бумажная пыль создавала его, то ли дух от давно неремонтированных стен с потёками и плесенью впитался в бумагу, а может быть, и то и другое вместе. Но и к запаху он тоже привык. Наконец, Кораблёв откинулся на спинку стула, потянулся до лёгкого головокружения, и привычным жестом поправил на переносице очки.
Кораблёв вышел покурить. Он стоял на продуваемой сквозняком лестнице, смотрел на свои поношенные ботинки, на кончик сигареты и думал о том, что, наверное, ему придётся всю свою жизнь провести в этом, или ему подобном архиве. И это ещё в том случае, если зарплата научного работника позволит хоть как-то сводить концы с концами. Не такая уж радостная перспектива на будущее. И тут он подумал о Кате. Вспомнил её тёмные, прямые и мягкие волосы до плеч, карие глаза, и платье, в котором она была в последний их вечер вместе. Катя сейчас в США, недавно родила сына, о чём написала ему в коротеньком письме.
Домой Андрей вернулся позже обычного, часов в восемь вечера. После архива он долго бродил по улицам, обдумывая неожиданную находку, случившуюся с ним сегодня. Его матушка, Лидия Ивановна, поджидала сына с ужином. Ей было пятьдесят пять лет, но на пенсию она уходить не спешила, нравилось работать со студентами. Если бы не недавняя неожиданная смерть мужа, отца Андрея, то её можно было бы назвать вполне счастливой женщиной. Лицо миловидное, интеллигентное и приветливое. И хотя волосы изрядно тронула седина, но у Лидии Ивановны сохранились, слава Богу, и силы, и энергия, сочетавшиеся с миролюбивым характером и чрезвычайной любовью к детям. Она обожала своего сына и ждала, что вскоре он родит ей внуков.
Кораблёв поел и прошёл в свою комнату, где с удовольствием растянулся на диване. Сегодня в архиве он нашёл письмо некоей княгини Бельской в Париж к подруге. Это была новая дворянская фамилия, которая до сегодняшнего дня в архивных документах ему не встречалась. Да и сам по себе факт находки письма, сохранившегося с 1918 года, был большой удачей. Тем более княгини, да ещё за границу. Андрей развернул лист бумаги, на который почти полностью перенёс текст письма, и перечитал его:
«Здравствуй, милая Натали!
Пишу тебе со слезами на глазах. Ах, знала бы ты, как была права тогда, при нашей последней встрече! Предлагала уехать вместе, а я тебя не послушала. Теперь жалею об этом, плачу каждый день! Жизнь в России стала ужасная! Мы обманулись в своих ожиданиях. Кому поверили?! Саша и Вера без конца болеют. Не могу достать им даже молока и сахара. О лекарствах и не говорю. Фёдор держится, виду не показывает, но я то знаю, какое у него настроение. На улицах ужасная грязь, матерная брань. Появляться в городе страшно! В нашем доме, представляешь, устроили совет каких-то там депутатов. Месяц назад нас вообще выселили в загородное имение. Да и то, поселили не в наших комнатах, а в доме прислуги. Дали комнаты, где раньше жили кухарка и дворник. Имущество и фамильные драгоценности отобрали. Пока мы оставались в городе, Фёдор хоть работал в школе, учил детей. За это давали паёк. Что будет теперь – ума не приложу. Страшно даже подумать! Прошу тебя, Натали, милая, помоги нам выбраться отсюда! Я знаю, у тебя есть нужные связи. Извини, что, может быть, утруждаю тебя, но больше мне не на кого надеяться! Если понадобятся средства, постараемся их достать.
Целую тебя, подруга! Привет Сержу и всем вашим!
Твоя Лиза».
Андрей выключил свет, включил музыку. Это была его любимая «Лунная соната» Бетховена. Слов нет, а информацию несут звуки. Перед глазами всплыли строчки письма княгини, написанные ровным гимназическим почерком. Наверное, она плакала, когда писала. Мысль зацепилась за обещание княгини не постоять за благодарностью, только бы выбраться из этого кошмара! Андрей неплохо знал французский, и всё перевёл правильно. Ошибки быть не должно. Но откуда деньги у бывшей княгини, имение которой отобрали, мебель раздали по советским учреждениям, а бриллианты пустили на нужды диктатуры пролетариата?!
* * *
Остаток недели ушёл на то, чтобы попытаться собрать информацию о князьях Бельских. Андрей воспользовался интернетом, опросил почтенных педагогов, покопался в картотеке университетской библиотеки. Оказалось, что это известный дворянский род. До недавнего времени был цел княжеский дом в их городе, но лет пять назад его снесли ввиду крайней ветхости. Теперь на этом месте выстроен каменный, стилизованный под старый особняк. В нём среди прочих офисов, находится туристическое бюро «Вектор», уже пять лет организующее экскурсии в загородную усадьбу князей Бельских.
Кораблёв, не мешкая, позвонил в турагентство.
– В каком состоянии дом в усадьбе?! Сохранилось ли что-то от господ? – поинтересовался Андрей.
– Дом отреставрирован. Сохранились мебель, книги, – немного помедлив, ответил голос в трубке.
– Когда экскурсия?
– Каждую субботу. В восемь часов утра автобус отправляется с автостанции на площади Вернадского. Путь не близкий, зато природа какая, не пожалеете! И ресторанчик с русской кухней!
В субботу Кораблёв был приглашён в гости к своему приятелю Виталику Шинину – пообщаться и весело провести время.
Шина, как называли его близкие знакомые, был однокашником Кораблёва, удачливым дельцом по части купи-продай и очень общительным парнем. Когда они вошли в залу и сели за стол, Шина познакомил Андрея со своей новой подружкой Викой, миниатюрной миловидной блондинкой, кудрявой, как барашек. Она примостилась рядом с Шиной на диване и спрятала курносый носик в высоком воротнике свитера. Напротив сидел в кресле Гриша Полуэктов, ещё один их приятель. Он работал в ФСБ, носил костюм с галстуком, общался подчёркнуто вежливо.
– А мы тебя заждались! – налил по первой Шина.
– Андрею Павловичу моё почтение! – Гриша сделал жест рюмкой в сторону Кораблёва.
– Сейчас девчонки подойдут! – заговорщицки подмигнул Шина.
В подтверждение его слов раздался звонок в прихожей. Шина пошёл открывать дверь. Как выяснилось, это были Викины подружки Маша и Света. Шина представил им своих друзей. Маша была высокой, стройной шатенкой, а Света пониже ростом и одета во всё кожаное.
Шина много пил и не пьянел, он рассказывал, как начинал свой бизнес, как решал проблемы с братками, пока не задружился с ними и с власть предержащими, и теперь они одна команда. Гриша мило беседовал со Светой, щёчки которой порозовели, глаза блестели, а во время приступов смеха она запрокидывала голову назад и потом, как бы ненароком, склоняла её к Гришиному плечу.
К концу веселья Андрей оказался на диване, тупо смотрящим на недопитый и недоеденный, утыканный окурками стол. Рядом с ним скучала Маша, молча курившая и перелистывающая пультом телевизионные каналы. Остальные разошлись по комнатам большой шининой квартиры.
На следующее утро Григорий развёз девушек по домам и заодно отвёз Кораблева.
– Слушай, Гриш, окажи услугу! Мне нужны данные на потомков одного князя. Его расстреляли в 1921 году твои коллеги за контрреволюционную деятельность. У вас, наверняка, дельце сохранилось.
– Ну да, как же! Сожгли, скорее всего… А тебе зачем?
– Для диссертации. Профессор наседает, а материалов пока мало.
– Как зовут князя?
– Бельский Фёдор Петрович, 1870 года рождения.
Следующую неделю Андрей безвылазно провёл в архиве. Неприятного разговора с научным руководителем пока удалось избежать, так как тот уехал в срочную командировку. А значит, у Кораблёва появилась возможность оттянуть решение вопроса на несколько дней.
В субботу, надеясь, что это позволит ему принять окончательное решение, он поехал на экскурсию. Желающих осмотреть музей-усадьбу князей Бельских оказалось немного. Основное число экскурсантов составляли пенсионеры с внуками. Присутствовала, правда, парочка влюблённых студентов, которым, наверное, было всё равно куда ехать, лишь бы вместе. Через два часа пути свернули с основного шоссе на узкую асфальтовую дорогу. Ещё через час миновали вывеску «Чистые пруды». Пока ехали по селу, Андрей действительно увидел водоём, заросший камышом и осокой. Проехав с десяток деревенских изб, автобус остановился на неожиданно широкой асфальтированной площади. Сопровождающая попросила туристов выйти.
Усадьба была обнесена деревянным свежеокрашенным забором. Напротив через площадь располагалось здание советской архитектурной школы годов эдак шестидесятых с гербом на фронтоне. Наверное, сельсовет, или как принято сейчас называть, сельская администрация. Площадь окружали несколько кирпичных двухэтажных жилых строений с магазинами в первом этаже, советской же постройки. К забору усадьбы присоседилась деревянная избушка с дымящимся мангалом и самоваром. Перед избушкой несколько пластмассовых столиков и стульчиков. «Наверное, это и есть ресторан русской кухни» – подумал Кораблёв. Напротив жилых домов через площадь стояло двухэтажное здание ещё дореволюционных времён с крепкой кованой дверью в первом этаже. Раньше, скорее всего, дом принадлежал купцу, совмещая в себе и жилище, и лавку, и склад. Посреди площади возвышался памятник Ленину. Последние два атрибута присутствовали во всех вариантах планировки сёл, куда доводилось приезжать Кораблеву по исследовательским делам. Памятник Ленину мог быть заменён обелиском неизвестному солдату с перечислением имён погибших односельчан. Но вот дом-амбар, крепкий как сундук, присутствовал во всех без исключения крупных сёлах и провинциальных городах.
Андрей вошёл в усадьбу вместе с группой, и огляделся по сторонам. Как уверял экскурсовод, расположение построек и их форма остались прежними. Современные строения были выполнены из дерева на фундаменте старых домов по сохранившимся эскизам. В некоторых случаях пришлось заменить только несколько брёвен. Экскурсанты обошли территорию парка, многие деревья в котором помнили прежних хозяев, осмотрели господский дом, помещения для прислуги и хозяйственных работ, псарню, конюшню. «Довольно большая усадьба», – отметил про себя Кораблёв, мысленно рисуя её план. На этот план он нанёс также три беседки, пруд, фонтан, семь клумб и дюжину скамеек. Всё это, как и забор, было свежеокрашенным, и поэтому казалось, что дух прежних времён давно и безвозвратно выветрился, вымылся дождями из окружающего пейзажа, и осталась лишь эта осовремененная безжизненная оболочка.
Но Кораблёв представил, как когда-то по парковой дорожке катилась господская коляска, и прислуга почтительно склонялась перед ней, а конюх спешил быстрее взять лошадей под уздцы. И барыня, наверное, молодая и красивая, в кружевном платье, чуть подобрав подол, шла к дому, оперевшись о руку своего мужа. И их дети, одетые как маленькие господа, весело шли рядом. А где-то чуть поодаль звонил колокол, возвещая об окончании воскресной службы. И прислуга, любящая своих господ, с радостью служила им.
В доме туристов встретил маленький человечек, одетый чисто и старомодно. Он искренне обрадовался посетителям, а его прозрачные глазки даже заслезились от проявления чувств. «Наверное, гости в этой усадьбе явление редкое» – мелькнуло в голове Андрея.
Внутри также всё было недавно покрашено и полачено. Комнаты по проходу, чтобы посетители не трогали мебель, огорожены красными парчовыми лентами, заканчивающимися кистями с бахромой. На стенах висели портреты хозяев, начиная от далёких предков. Ожидания Кораблёва оправдались. Князь оказался благороден лицом, княгиня красива, а дети милы и улыбчивы. Как и в любом музее вдоль стен пустующих комнат, на которые не хватило подлинной старинной мебели, стояли стенды с вещами и документами. В большинстве своём они собраны краеведами со всей округи и демонстрировали быт прошлых времён, оставшийся запечатлённым на фотографиях, макетах домов и усадеб. Было несколько предметов крестьянского и барского гардероба, с десяток засаленных книг. Некоторые вещи, что было отмечено отдельными табличками, принадлежали самим хозяевам. Вот исчерканная карандашами детская книжка. Рядом записи князя, предметы рукоделия княгини. На отдельной экспозиции фотографии из семейного альбома.
Кораблёв вышел из дома и прошёл к небольшому фонтанчику напротив парадного крыльца. На одной из скамеек сидел встречавший их мужчина. На бэйдже, приколотом к его пиджаку, написано: «Директор музея Бенеславский Анисий Самюэлевич». Андрей присел рядом.
– Чудесная у вас усадьба! – решил завязать разговор Кораблёв.
– Это не у меня, это у государства! – ответил, пряча довольную улыбку, директор. – Я лишь смотритель. Но вся моя жизнь здесь прошла.
– Я историк, занимаюсь изучением дворянства нашей губернии.
– Правда?! И нашим князем занимаетесь?! – оживился смотритель.
– Начинаю собирать материалы.
– Замечательный человек был! Бога боялся, крестьян своих не обижал, науками занимался. Его ещё мой дед помнил. – Глаза собеседника так и светились неподдельным интересом и радостью.
– Кроме экспозиций, ещё какие-нибудь материалы имеются? – осторожно поинтересовался Кораблёв.
– Есть кой-чего. Письма, личные записи. Но немного.
– Дадите посмотреть?
– Только при мне. В город не дам.
– Так я приеду как-нибудь?
– Приезжайте, приезжайте! Только позвоните предварительно. Вот мой телефон. – И смотритель протянул ему самодельную визитку.
– И вот ещё что, молодой человек, есть у меня к вам просьба! Это, наверное, и вам по работе будет интересно. Сохранились у меня адреса некоторых потомков князя. Попробуйте их разыскать!
Пока группа обследовала парк, а потом перекусывала у пруда взятыми из дому припасами, почему-то проигнорировав местный ресторан, Кораблёв переписал имена и адреса родственников бывших владельцев усадьбы, записанные бисерным почерком смотрителя.
* * *
На следующий день Андрей имел неприятный разговор с профессором Бузыниным. Закончился он тем, что не пожелавшему сменить тему диссертации Кораблёву придётся искать нового научного руководителя. Но это не очень огорчило Андрея. Руководителя он найдёт. А тема его архивных поисков казалась теперь интересной не только в научном, но, может быть, и в материальном плане. Эта мысль всё более овладевала его сознанием. «А вдруг князь не всё отдал советам, а кое-что спрятал в надёжном месте? Так почему бы не сочетать научный поиск с поиском сокровищ?! А там мы посмотрим, у кого тема несовременная!» – подвёл он мысленно итог разговора с профессором. Повеселев, Кораблёв поехал на встречу с Гришей, и тот рассказал ему, что никакого дела Бельского он, конечно, не нашёл. Зато услышал от шефа упрёки за проявление интереса, прямо к участку его работы не относящегося. Помочь найти телефоны и уточнить адреса потомков князя Гриша всё-таки пообещал. Как же другу не помочь?! Однако, немного помявшись, попросил не говорить его жене, которую Андрей прекрасно знал, о той вечеринке у Шины. Кораблёв молча кивнул.
