Kitobni o'qish: «Простой советский спасатель»
Глава 1
Будильник на телефоне орал благим матом. Не открывая глаз, я зашарил рукой по тумбочке, жалея, что вчера не сдох.
Рядом кто-то заворочался и простонал:
– Лшик, тебе звонят…
Чёрт! Баба? Когда я успел-то? После Тохиной абрикосовки под шестьдесят градусов стои́т только на койку. В смысле, поспать. А мы уже были тёпленькими, когда он ее припёр! И баб точно не было! Мальчишник у нас был, обмывали рождение третьего сына у Витька. В нашу любимую пивнуху такие крали не забредают. Там бабцы попроще, поколоритней – и то нечасто.
Будильник продолжал надрываться. Я заскрипел зубами и попытался продрать глаза. С третьей попытки удалось приподняться, и тут до меня дошло: орал не будильник, звонил старший смены!
С кровати я подорвался за полсекунды, схватил телефон, смахнул экран и просипел: «Да».
– Леха, выходной отменяется. Пацанва малолетняя ушла в море на катере. Стыбрили, сучата, у бати плавсредство, ушли вечером и до сих пор не вернулись, паразиты. – Андрюха выматерился. – Петрович объявил частичный сбор. Собирайся, через десять минут заеду.
– Принял, понял, – я сбросил вызов и оглянулся в поисках своей одежды.
Форменная футболка и шорты, чистые и отглаженные, висели на спинке стула. Вчерашние штаны и рубаха мятыми тряпками валялись возле кровати, на которой разметалась большегрудая девица. То ли помятая после бурной ночи, то ли потрепанная жизнью. Где я ее откопал? Хз… В памяти зияли белые пятна.
Н-да, стареешь ты, Леха… Как говорит сынишка друга, склероз подкрался незаметно, но виден был издалека. Ну так пятьдесят стукнуло. Оно, конечно, не возраст, но с алкоголем пора завязывать. Даром что пью только по поводу. Но чтоб с утра не помнить, кого ночью в дом приволок, такого еще не случалось.
Подхватив с пола бутылку минералки, я жадно припал к горлышку, соображая, что мне делать с подругой. Девчонка что-то простонала и перевернулась на живот, вкусно раскинув ноги. Чуть не подавился водой от мыслей. Оприходовав полторашку практически залпом, склонился над девицей, смачно хлопнул по округлой заднице и гаркнул:
– Рота, подъём!
Спящая красавица взвизгнула и лягнула ногой.
– Подъем, я сказал, собираемся, выметаемся, – ухватив девицу за лодыжку, громогласно вещал я, подтягивая ее к себе и щекоча.
Вид сзади открылся шикарный. Эх, кабы не вызов, отлюбил бы такую красоту по самое е-мое, так сказать, вместо утреннего кофе. Хмельная красота брыкалась, не открывая глаз, что-то мычала и натягивала на себя простыню. Под ногой что-то брякнуло. Ешкин-матрешкин, мы еще и шампанское хлестали ночью? Глянув на часы, подхватил девицу на руки и потащил в ванную.
Там усадил в душевую кабинку и включил холодную воду. Сволочью по отношению к женщинам, с которыми спал, я не был, но оперативность требовала радикальных мер. Потому как дома в свое отсутствие никого не оставлял.
Я усилил напор. Ночная бабочка заверещала, но глаза наконец продрала.
– Какого черта?! – простонала дама. – Дай поспать!
– Подъем, красотуля. У тебя три минуты!
– Еще пять минуточек! – девица попыталась снова приснуть, привалившись к стеклянной перегородке.
Я восхитился: это ж надо, по голове херачит напор воды, а ей хоть бы хны!
– Давай, давай, красавица. Мне на работу пора!
Я кинул взгляд на часы и чертыхнулся. Выключил воду, стянул махровое полотенце с сушилки, вытащил любовницу из душа и принялся насухо вытирать. То ли от холода, то ли от жесткой растирки девчонка пришла в себя и попыталась вырвать полотенце.
– Заканчивай, – бросил я и отправился на розыски женской одежды.
Сарафан обнаружил на кухонном столе. Хмыкнул, представив, чем мы тут занимались, судя по погрому. Отыскал в прихожей сумочку, вызвал такси, пока шарил по дому в поисках нижнего белья. Плюнул и вернулся к русалке.
Девица окончательно проснулась и яростно зыркала на меня из-под мокрой челки.
«Н-да, Михалыч, а она моложе, чем тебе показалось. Лет двадцать пять, пожалуй. Обычно на таких молоденьких ты не ведешься. Капризов много, толку мало. Как тебя угораздило?!»
Протянул ей одежду.
– Поторапливайся, такси будет через минуту, – хмыкнул я, наблюдая, как девчонка натягивает на влажное тело сарафан.
«А ниче так фигурка, ладная, – огладив взглядом крупную, но упругую грудь, расстроился. – Телефончик, что ли, взять? А, к черту!»
– Готова?
– Трусы мои где? – хмуро буркнула деваха, оправляя подол платья.
– А хрен его знает, – весело гаркнул я. – В такси все одно не видно. Погнали, дорогая! Нас ждут великие дела.
– Дурак! – неожиданно выкрикнула девчонка расстроенным голосом и пулей вылетела из ванной в прихожку.
– И что это было? – пробормотал я, слушая, как мое ночное приключение пытается вырваться на свободу, дергая ручку.
– Прошу, – галантно распахнув двери, пропустил я фурию. – Эй, не торопись! А, вот и такси! Да не ломай ты машину-то! – крикнул я, запирая дом и недоумевая: какая муха ее укусила?
Ну, переспали, с кем не бывает. Она на что рассчитывала? Что я с утра на ней жениться буду? Смешно. Для современных девчонок секс не повод для знакомства. Что за здрасьте?
– Прошу. – Красотка юркнула в машину, натянула платье на колени и отвернулась от меня.
Ну и ладно, не больно-то и хотелось.
– Шеф, отвезешь, куда скажет, – протягивая пятихатку, попросил я. – Сдачу оставь себе. Поехали, – стукнул я по крыше такси и, не оглядываясь, двинулся в сторону фольса.
Легко запрыгнул в машину, поздоровался с Андрюхой, закурил и спросил:
– Не нашлись?
– Нет, – старший дернул плечом, развернулся и дал газу. – Под утро позвонил папаша. У пацанят телефоны не отвечают. Папаша утверждает, у катера мотор барахлил. Он на приколе месяц стоял, у мужика все руки не доходили починить.
– Сколько пацанве?
– Лет по четырнадцать. Если мотор накрылся, их по-любому в открытое море понесло. А ночью ветер поднялся. И гроза прошла.
Только тут я заметил лужи на дорогах. «Н-да, Михалыч… Что-то с памятью твоей стало… Видно, принял ты вчера… нехило… Пора завязывать пить как не в себя… Что бы сказала Галка… Так, отставить! Галка уже ничего не скажет. Завязывай с мозгоклюйством!»
– Ты как? – покосившись на меня, уточнил Андрюха.
– Норм, – закуривая вторую сигарету, буркнул я.
– Ты смотри, Хохол тебе голову оторвет за сеструху, – хохотнул лучший друг.
И я все вспомнил.
– Твою мать! Да твою ж ты мать! Сука, ей восемнадцать хоть есть? *лять… мать! Я ж ее лет пять не видел! Она ж в другом городе жила!
– Ну ты даешь, Михалыч! Двадцать три девчонке стукнуло. Отучилась, вернулась в родной город. *лять! Было что?!
– На дорогу смотри! – рявкнул я. – Да хрен его знает, – перебирая в воскресшей памяти обрывки вечера и ночи, ответил уже спокойно. – Но проснулись в одной постели… Да чтоб меня приподняло и треснуло!
Бычок полетел в открытое окно, я прикурил третью за утро. Недобро кольнуло сердце, удивив меня своим существованием. И тут же угомонилось. Ах, Маша, Маруся! Что ж ты наделала? Как ты вообще рядом с нами, пьяными дураками, оказалась? Каким ветром тебя за брательником принесло?
Что я-то наделал? Ведь видел, знал. Столько времени прошло! Думал, уехала в институт, переболела детской глупостью! Я ж и к Вовану ходить в гости перестал после того Нового года, когда Манюня, выпив бокал шампанского для храбрости, призналась мне в любви на балконе под грохот салюта! Чтоб не смущать девчонку! Мы ж тогда всю ночь по глупости над ней подшучивали. Идиоты! Сватали за меня, за холостого-неженатого! И вот поди ж ты! Старый ты дятел, Леха! Что теперь делать-то?
Память услужливо рисовала вчерашний вечер. Мария приехала забирать пьяного брата по просьбе его жены. Заодно и меня подвезла. А я и не признал ее в темноте, старый дурак! Помогла, дуреха, на свою голову! Пьяного мужика до кровати довела. Вот дура-то малолетняя!
Целоваться мы начали, едва открыли калитку. И, кажется, это я, старый конь, первым полез. А Маша… Эх, Маша, Маша… И не сопротивлялась даже ни на грамм… Растаяла как свечечка. Ласковой кошечкой прильнула. Видать, и правда влюбленная… Вот ведь судьба… После Галчонка в душе пепелище. Нет любви, сгорела вместе с ней в том пожаре… Не спас…
Так, стоп. Опять меня не туда понесло…
– Бл… – я смачно выматерился. – Будем решать проблемы по мере их поступления. Сначала дети, девушки потом!
Дежурный распахнул ворота, и мы влетели во двор поисково-спасательного отряда. А дальше все пошло по накатанной и отработанной схеме. В голове осталась только работа, глупости все за забором.
Оперативный дежурный доложил обстановку. Мы бегом переоделись и отчалили. Старая техника завелась с полпинка. Петрович потому и вызывал меня при острой необходимости. Все наши плавсредства моими руками чинились и латались. Знал я в них каждую гаечку и болтик, каждую царапину и вмятину. Сильнее своих катеров и корабликов любил, наверное, только Галчонка…
Да что ж за утро такое-то? Давно Галина так мою память не будоражила. «Погода, что ли, изменится? – подумал я, кидая быстрый взгляд на небо, потом на море. – Покойники к дождю снятся. А ведь не снилась Галка. Тогда к чему мысли?»
Смена закинулась на борт, и мы отчалили. Ласточка моя слушалась и летела по волнам стрелой. Всю службу свою на ней в море хожу. А это больше тридцати лет. Я уже пенсионер давно, по выслуге. А вот не отпускает служба, не могу дома сидеть. Катерок мой, как и другие в нашем водном парке, пятнашечку отметил пару лет назад. Многократно ломаный, латаный-перелатаный. И в дозор с ним, и на рыбалку… начальство крупное на остров возил.
С тех пор как сменился глава МЧС, кто только нами не командовал, от души пытаясь развалить наш ПСО – поисково-спасательный отряд. Но в курортном провинциальном морском городишке без спасателей никуда. Так и тянем лямку под угрозой расформирования. А куда деваться? Дураков много. Особенно среди рыбаков и курортников. А море таких не любит. Вот и бдим.
По словам оперативного, пацаненок – сын прокурора. Дружки его тоже дети каких-то шишек. Потому и началась такая свистопляска. Был бы кто попроще, скорей ежа бы лысого, а не дополнительную смену при таком простом раскладе дернули. А тут друг главы района, чуть ли не родственник губернатора края. Вот и…
Я прикурил очередную сигарету, коротко глянул на парней. Мужики стояли по борту, выглядывая малолетних идиотов в бинокли. Хороший катерок не выше средней цены да полбака бензина – и кататься наши малыши могли по морюшку долго.
Как выяснилось, мотор у катера с перебоями, но работал. Сынишка об этом не знал. Вот и подрезал у выпившего отца ключики.
У папани-прокурора юбилей. Четырнадцатилетний сыночек праздновал день рождения бати в компании с семьей, родительскими гостями-друзьями на берегу моря в пафосной ресторации «Парус». Прокурорский пацан и трое его друзей жахнули, видимо, втихушку не один бокал шампанского, и потянуло их на подвиги. Стырили ключи, отпросились погулять и слиняли на лодочную станцию в папанин бокс. Благо недалеко находится.
Пока нетрезвая компания нагулялась да пока прочухала пропажу деточек, недоросли успели не только выйти в море, но и пропасть, так сказать, с радаров. Эх, чует мой копчик, прихватила пацанва с собой пару пузырей со взрослого стола. И точно не лимонада! Алкоголь и море – вещи несовместимые. Но кто бы это понимал. Все ж бессмертные, мать их! Что дети, что взрослые!
Я крутанул руль, сворачивая в сторону Зеленых островов. Хорошо, если в катере спасательные жилеты есть. Ветер поменялся, от берега ночью пошел. Если лодка перевернулась, шансы на спасение всяко есть, если не нажрались в дымину и сообразили жилеты надеть. Черт…
Подростки и безопасность, скажешь тоже, Михалыч! Там же одна бравада и выпендреж друг перед другом!
Впереди вынырнул одинокий песчаный остров, на котором гнездилась местная птицебратия. Чуть дальше показался жилой берег и Глафировская коса. Я сбросил скорость и медленно повел катер к архипелагу Птичьих островов, намытых вдоль побережья. При хорошей погоде и безветрии к некоторым можно и пешком прогуляться. А к самым дальним только на катере.
В проливах везде быстрое течение. Оно поопасней ветра будет. Омуты тоже встречаются. Тут даже местные не рискуют купаться. Разве что рыбу ловить.
Мартыны и чайки возбудились, возмущенно загалдели, раскричались, прогоняя наглых людишек. Я медленно вел катер вдоль островов. Парни высматривали мальчишек. Надежда на то, что их прибило к одному из песчаных островов, таяла с каждой минутой.
За час мы обошли весь архипелаг и приняли решение сворачивать в открытое море. Андрюха отсмотрел ночную погоду и перемену ветра. Вместе прикинули-просчитали по бензину и мотору, куда их могло отнести, если топливо закончилось. По всему выходило, что пацанву унесло дальше, чем мы рассчитывали, исходя из ситуации.
Я вывел спасательный катер на простор, прибавил скорость. И снова – бесконечная морская гладь, солнце, редкие чайки и мысли. Отчего-то сегодня ветер выдувал из меня только похмелье, но не события прошлой ночи и утро.
Эх… А ведь обиделась Манюня, как есть обиделась! Я ж ее не признал! Да и с утра… кхм… события не располагали к знакомству. И что теперь делать-то? Как ситуацию выправлять? Андрей прав: узнает Хохол, драки не оберешься. Он за сестренку, которую сам воспитывал без отца-матери с двадцати лет, голову кому хошь открутит. Даже другу лучшему.
Да я и сам себе готов ее открутить! Нет, все, надо завязывать с крепкими напитками. Переходить на джентльменский коньяк под хорошую сигару и книгу вечером. И голова светлая, и никаких сюрпризов в постели.
«Жениться тебе надо, Лешик! Сколько времени прошло, а ты все бобылем!» – голос Галчонка в голове едва не вырвал руль из моих рук. Да что ж за утро-то такое, в очередной раз подумал я, и тут Серега крикнул:
– Вижу катер! Походу, перевернулся! Леха, возьми на два часа правее!
Я крутанул руль, вглядываясь в ослепительную бирюзу, сбросил скорость и пошел прямо на лодку. Суденышко болтыхалось на малых волнах кверху боком. Видимых повреждений не наблюдалось. Значит, умудрились перевернуться. Папаша-прокурор уверял, что в ящике на корме штук пять спасательных жилетов есть. Хорошо бы мальчишки об этом вспомнили. Хреново, когда не знал, да еще и забыл.
Заглушив мотор, мы вплотную подошли к катеру. Он колыхался на волнах огромным сине-красным китом. Море жадно облизывало борта, норовя побыстрее прибрать свою добычу. Но катер не поддавался.
У всякого судна есть душа: от деревянной лодчонки до шикарной яхты. Прав был капитан Врунгель: как вы яхту назовете, так она и поплывет. Я бы еще добавил: если к катеру с душой, так и он к тебе с лаской. Доброе отношение и старому корыту приятно.
Не зря Петрович меня кудесником называет за глаза. А парни в глаза, не стесняясь. Любил я свое судовое хозяйство, люто ругался за пренебрежение к чистоте на катерах. Бился за запчасти, как за собственную жизнь.
Парку нашему судоходному почти двадцать лет. Новой техники нет и не предвидится. Это по телевизору красиво смотреть, как МЧС на учениях на новых машинах рассекает да на блестящих катерах спасает. А по факту у нас на всю базу одна новая АСМ – аварийно-спасательная машина. Как говорится, со всеми удобствами для выезда. Остальные чиненые-перечиненые.
Кому скажи, со смеха помрут. Да и сказать-то некому. Денег нет, но вы держитесь. А что нам еще остается? Чинить и спасать, спасать и чинить.
– Есть! Человек за бортом! – крикнул Жора, вырывая меня из мыслей.
На воде оно всегда так: глаза и руки работают автоматом, а мысли виляют, словно бедра у девахи, что глаз на тебя положила.
Двинули в сторону оранжевых точек, не переставая высматривать остальных. Подошли ближе, обнаружили двоих пострадавших, вцепившихся в жилеты побелевшими пальцами. Молодцы, успели напялить на себя нужную одежку. Двое…
Я закурил очередную сигарету. Спасибо, хозяин морской, хотя бы за двоих бестолочей. Повезет, и других отыщем. Но не повезет… Море дань приняло, очередной урок людишкам преподнесло. Да только глупые люди больше аферистам-гадалкам-провидцам верят. Знаки и подсказки от природы в упор не замечают, интуицию не слушают.
Парни достали потерпевших, откачали, теперь тормошили вопросами, пытаясь выяснить, что случилось с остальными двумя. Как дело было, когда и что приключилось. Мальчишки блеяли, плакали, смеялись. Обычная истерика спасенных, сколько их было на моей памяти. Но мужики справятся, профессионалы. Опыт не пропьешь, как известно. Даже я не смог. Хоть и старался очень сильно в свое время.
– Лех, идем дальше, а вдруг!.. – крикнул Андрюха, не надеясь на чудо.
Это только в фильмах спасатели приходят хоть и в последний момент, но очень вовремя. Всех вытаскивают, особенно главных героев и их подруг. В жизни так не бывает. Нет в жизни главных героев, все равны перед случаем, перед спланированным несчастьем и перед смертью. А море и подавно не выбирает, кого спасти, кого к рыбам прибрать. Не любит синяя бездна неуважительного отношения к себе. Не любит.
Я вздохнул и выкинул окурок за борт. Снова потянулся к пачке и поморщился. Надо же, как меня утренняя история выбила из колеи. Полпачки скурил – не заметил. Словно как тогда, после Галкиной гибели-погибели… Когда пил и курил. Курил и пил, не просыхая, поровну: пачка сигарет – бутылка водки…
А когда узнал, что Галка беременной была, полтора месяца, даже сказать не успела, не знала или сюрприз готовила, так и вовсе с катушек съехал…
Меня тогда Петрович еле отстоял перед высоким начальством. Прятали всем миром от традиционных летних проверок. Кому ж не хочется на морском побережье летом на халяву покутить. За счет принимающей стороны. Сослали меня в Должанку на несколько смен, потом в отгулы отправили. Выжил.
Н-да, денек сегодня выдался тот еще. Снова кольнуло сердце. Поморщился, растер грудь рукой. Убрал очередную сигарету в почти пустую пачку. Три штуки осталось из вскрытой утром. Офигел ты, Леха, берега попутал. Остановись, друг любезный. На тот свет всегда успеешь. «А на этом разве что-то держит?» – ехидно гаркнул мартын, пролетая прямо по курсу.
Я вздохнул, спрятал пачку, принялся наблюдать за ребятами. Парни снова вглядывались в бездну, выискивая еще двоих оболтусов. Спасенная детвора клацала зубами по железным кружкам с успокоительным чаем.
Иваныч наш, Иван Иваныч Сорвиголова, если уж быть точным, такой же старожил, как и я, в море без термоса с чайком не выходил. Ох и хороший чаек у него был. Внучка его, Даша, травяные настои сама делала, по своим рецептам, кому что нужно. От сердца. Для спокойствия, для согревания. Бухгалтерии нашей для красоты фигуры передавала. Меня вот тоже из запоя чаем вытягивали-отпаивали после капельниц и больнички.
Я покосился на недорослей. Сидели рядом бледные, перепуганные. Глаза круглые, губы синие, двух слов связать не могут. Лица солью покрыты. Кожа стянута от морской воды. А умыться нечем.
Точнее, канистра с простой водой у меня на катере всегда есть. Да только кто их умывать-то будет? Парни заняты, а сами они к борту подойти не смогут. Они и на воду большую сейчас глядеть боятся. Шутка ли, почти полсуток в волнах проторчать.
– Ну что, орлы, как самочувствие?
– Нормально, – после недолгого молчания буркнул чернявенький, с наглым взглядом.
Видать, он и есть или прокурорский сынок, или друг-провокатор. Такие всегда на авантюры более слабых подбивают, в приключения втягивают, а потом в стороне остаются и наблюдают, как кашу по тарелкам раскладывают, которую они заварили.
– Зовут как?
– Федор, – нехотя процедил парнишка и припал к кружке, всем видом показывая свое нежелание общаться.
Эх, Федя-Федя, лучше б ты съел медведя, чем вот так вот в ночь да на катере в море.
– Что случилось-то? Как перевернулись? – не глядя на мальчишек, продолжил я гнуть свою линию.
– Ничего, мы не виноваты… – просипел второй. – Ветер был сильный… дождь лупил… Юрка сказал, надо жилеты надеть на всякий случай. Мы нашли, надели. Федька…
– Да заткнись ты, че ты перед ним распинаешься? – заводила ткнул болтуна в бок.
– Да пошел ты! Все из-за тебя! Если бы вы не подрались, ничего бы и не было! Юрка бы за борт не упал!
Пацаненок вскочил на ноги, отшвырнул кружку, заливая все вокруг чаем, а затем сломленной куклой рухнул на пол и зарыдал. Некрасиво так, с подвываниями, соплями, икотой. Видать, по-настоящему пробрало, осознал, что друзей могут и не найти. И жить ему с этим до самой смерти.
Чернявый, насупившись и презрительно скривив губы, отвернулся и остался сидеть на месте. Волнение выдавали только побелевшие пальцы, отчаянно вцепившиеся в кружку, да белый ободок, появившийся вокруг посеревших губ.
Истерику одного и злость второго я наблюдал в широкое зеркало, прикрученное мной же много лет чуть сбоку от рулевого управления. В него же увидел, как в рубку заглянул Иваныч, хмыкнул, что-то сказал старшему и шагнул внутрь. Поднял пацана, утер слезы-сопли большим клетчатым платком, который неизменно таскал в нагрудном кармане, усадил на скамью, дал воды.
Пока тот, клацая зубами, пил, Иваныч что-то тихо ему втирал. Мальчишка слушал, кивал, всхлипывал, пил. Истерика сошла на нет, и Иваныч, похлопав его по плечу, снова вышел к парням.
Никаких успокоительных. Мало ли, аллергия там или еще что. Потом греха не оберешься, еще и посадят спасателя за нефиг делать.
Заглянул Андрюха, дал команду возвращаться. Пацанята все поняли. Тот, что понахальней, нахмурился еще больше, закусил губу. На щеках выступил лихорадочный румянец. Краем глаза я видел, как он покосился в мою сторону, затем зыркнул на друга, хотел что-то сказать, но передумал. Видимо, планировал договориться, какую правду вещать будут на берегу, да не рискнул при мне.
Второй судорожно вздохнул, вцепился в пустую кружку, да так и застыл до самого берега, невидящим взглядом уставившись вперед.
Мужики остались снаружи. Я развернул катер и направил в сторону родной базы МЧС. Домчали быстро. На берегу нас уже ждала скорая, полиция. Мальчишек передали с рук на руки принимающей стороне. Смена пошла отчитываться. Я занялся катером.
Минут через десять берег опустел. Я спрыгнул с борта, подтянулся, достал пачку. Вытянул сигарету, сунул в зубы, покатал туда-сюда, потом все-таки вынул зажигалку, прикурил и с наслаждением затянулся.
Неважно, сколько смертей ты видел, сколько трупов достал из воды, под толстым слоем спекшегося пепла профессионального выгорания живое сердце. И оно остро ноет от разочарования: не спасли, не успели, не вытащили. У меня так точно…
Вот и сейчас оно напомнило о себе в третий раз за утро. Снова растер левую сторону, прислушался. Мотор взвыл, потом успокоился. Я оглянулся на море, задрал голову, оценивая погоду. Окинул взглядом территорию базы, улыбнулся Рыжухе с выводком котят, которая осторожно вела малышей к мискам возле высокого крыльца. Раздать бы уже, взрослые совсем. Да все руки у нас с Вадимом не доходят.
Кошка меня заметила, сбавила шаг, потом признала за своего и засеменила в мою сторону. Я выкинул окурок в мусорку, присел на корточки, почесал за ушами Рыжуху, погладил каждого котенка. Острый соленый воздух ворвался в легкие, вызвав недоумение. Морской бриз пробрался под футболку, холодными иглами пробежался по позвоночнику. Кошка тревожно муркнула, глядя мне в глаза, и вдруг впилась зубами в левую сторону груди.
Я удивленно охнул и отпрянул. Сдурела, что ли? Бешенство от жары? Уже падая, я понял – это не Рыжуха. Это сердце. Прокурил ты, Леха, свою жизнь. Прошляпил. И жизнь, и любимую женщину, и новую любовь…
Глядя пустыми глазами в небо, я улыбался, лежа на песке. Тишина на базе взорвалась криками. Ко мне кто-то бежал, дежурный сто пудов вызывал скорую. Но мне было все равно. Волны накатывали и накатывали, охлаждая горевшую огнем грудь. Я раздвинул губы, желая успокоить старшего своим коронным: не ссы, прорвемся. Но очередная волна накрыла меня с головой и утащила с собой в прохладную безболезненную темноту.
