Kitobni o'qish: «Университетские будни»
Глава 1
ТАЛАНТЛИВАЯ СТУДЕНТКА
В университете появилась новая студентка.
– Художница? – спросил Щукин, присмотревшись к ней. – Талантливая художница, правильно?
– Откуда вы знаете? Я же никому не говорила! – испугалась студентка.
– Художница – это обычно красивая женщина с внутренней пластичностью бегемота. У большинства художниц скверный и тяжелый характер. Они все время докапываются, все время говорят: «А вот давайте все выясним до конца!» Быстро вспыхивают, долго нудят, но, если не обращать внимания, скоро остывают. Творчество – это такая разрушительная сила, она внутри кипит, требует: «работай, работай», а тут жизнь снаружи идет, всякие мысли, всякие занятия. Побочный эффект творчества – скверный характер. Если хочешь, чтобы художницы к тебе нормально относились, надо соблюдать два момента. Первый – никогда не говорить «рисуй!», потому что художницы ненавидят, когда им указывают, а это слово и так в них играет. И второе – не обращать никакого внимания на настроения.
Разоблаченная художница вздохнула.
– Как же все достали меня своей проницательность! Ладно, давайте я вам что-нибудь нарисую, – сказала она ворчливо.
ПАША
На пляже на маленьком стульчике сидит очень крупный мужчина. Он не столько высок, сколько широк. Живот, грудь, руки, ноги – все совершенно круглое. Сверху он похож на идеальный шар. Шар покрыт рыжей шерстью и татуировками. Не сразу можно понять, с какой стороны ты на него смотришь – со всех точек он примерно одинаковый.
Вокруг огромного шара пять или шесть девочек. Своими круглыми пальцами гигант с необычной ловкостью заплетает им косички. Потом оказывается, что одна из девочек слегка старше остальных. Это жена.
– Паша! – говорит жена воркующим голосом. – Как включается кастрюлька?
Паша мрачно сопит, заплетая жене косичку.
– Кастрюлька не включается. Кастрюлька ставится на плиту, – говорит он.
ФАИНА
У храма двадцать ступенек. Точнее, десять и десять. Между ними такой небольшой пролетик под крышей, вроде прогулочной веранды. Это лучшее обзорное место на всей территории храма. Отсюда можно обозревать весь двор. Каждое воскресенье на этом обзорном пятачке стоит Фаина – красивая величественная женщина. У Фаины восемь детей и муж Арсений.
Шесть младших детей Фаины бегают по территории храма, где есть качели и всякие горки, чреватые опасностями. Фаина – хорошая внимательная мать, но раз в неделю она позволяет себе мелкие удовольствия. Главное ее удовольствие – поймать Арсения на том, что он плохой отец.
И вот, затаив дыхание, Фаина наблюдает, как Арсений – маленький, худенький и ловкий – бегает между детьми. Кого-то стаскивает с горки, кого-то сажает на горку, разнимает драки и т. д. Фаина терпеливо ждет. И вот, наконец, Арсений ошибается. Один ребенок, раскачавшийся на качелях, едва не задевает ногами другого по голове. Тот, кого едва не задели, садится на попу и на всякий случай орет.
Фаина счастлива.
– Опять в астрал втыкаешь? Зачем я за тебя вышла замуж? – кричит она на Арсения.
Арсений терпеливо вздыхает, успокаивает детей, приводит их во вменяемое состояние и ведет в храм на причастие. Фаина идет следом и ворчит. Завтра все изменится, они поменяются ролями, но сегодня день Фаины.
БАБУШКА НАДЯ
Доцент Воздвиженский сказал:
– У меня была бабушка Надя. Она работала на хлебозаводе мастером.
И у нее коронная фраза была: «А вот ты встань в три утра на хлебозавод!» Дочка начинает парить что-то такое сложное, с мотивами, с философией, с люблю/не люблю, со всякими сложностями и идеями, а она опять: «А вот ты встань в три утра на хлебозавод!»
Человек опять парит что-то сильно философское, с резонами, а бабушка опять: «А вот ты встань в три утра на хлебозавод!»
Работало ну просто на ура. После пятого повторения самый кипящий человек моментально смущался и успокаивался.
ФЕДЯ
Профессор Щукин летом уезжал в глухую деревню у реки и снимал домик у одного человека по имени Федя. У Феди было два свойства. Все глаголы он говорил матом. Ну не все, а процентов 40 точно. И смысл не терялся. И примерно половина существительных тоже была матом. И тоже смысл не терялся. Причем сам Федя явно не понимал, что матерится. Он так разговаривал. Аффиксы для мата у него были разнообразные. В городе таких точно нет.
Второе свойство Феди было то, что он все делал мгновенно.
Например, профессор Щукин говорил себе: «Надо бы купить бензина для моторки! А то вот моторка есть, а бензина нет!» и начинал мысленно настраиваться. Чесать шею, думать, где ближайшая заправка и т. д. А Федя вначале срывался и грузил канистры на мотоцикл, а потом только осознавал, что едет покупать бензин для моторки. То есть поступок у него опережал мысль о поступке.
Или Щукин думал: «Надо бы приготовить что-то поесть!» И ничего не готовил, а только начинал мысленно мобилизовываться на совершение этого действия, прекрасно зная, что ограничится бутербродами. А Федя вначале начинал чистить картошку и потом только понимал, что он – блина-малина! – оказывается, готовит еду.
Или Щукин говорил: «Хорошо бы починить забор!» и ничего не чинил, а Федя в этот момент уже бежал за досками, потому что мысль у него всегда равнялась действию и даже опережала его.
По темпераменту Федя был суперхолерик. Он даже ходить не умел, а умел только срываться и бегать. Деятельности он сменял мгновенно. Вот Федя на крыше. Вот Федя уже в гараже. Вот он на огороде. Вот Федя куда-то уехал. Вот он откуда-то приехал. Вот он с кем-то поругался на улице. И вот он уже помирился. Вот он учит жену не смотреть в телевизор, а детей не сидеть в телефонах.
Из-за того, что Федя был суперхолерик, он вечно вступал с медлительными людьми (чаще с женой и детьми, которых у него было пятеро) в конфликты. Его бесило, что кто-то просто сидит и ничего не делает. И он начинал орать. Причем тоже без частей речи. Потом столь же быстро успокаивался, впадал в задумчивость (секунд на 10, что для него было рекордом) и, покачивая головой в полном недоумении, говорил Щукину: «Что-то я опять со всеми разос… разругался! И как так?» И цокал языком. И сразу же со всеми мирился. Но не извинялся, а как-то так мирился, поступками. «Иди велосипед сделаю!» – говорил он зареванному сыну. Или «На денег, в магаз сгоняй! Купи себе пиво и шоколадку!» – говорил жене.
Дети любили Федю, потому что он был добрый. Жена тоже любила.
Щукин часто думал о том, что хочет быть похожим на Федю. Или если не совсем похожим, но быть как-то поближе к Феде. Стать чем-то промежуточным между собой и Федей. Тогда было бы идеально.
НАТАЛЬЯ ВАДИМОВНА
– Вот что меня грызет, – сказал Щукин. – Я думаю, что я плохой педагог и воспитатель. Я могу много дать талантливому студенту, если он будет у меня брать, особенно в те минуты, когда я готов общаться, но я не способен преодолевать сопротивление тупости, лень или отсутствие мотивации. То есть если студент туп, то я ему сразу ставлю пятерку, чтобы он не захламлял мне аудиторию. Но это ведь нечестно, потому что, на мой взгляд, мотивации не имеют 70 студентов из 100.
А вот Сомов не так. У него сложно получить даже четверку. Как педагог, он так себе. Ничего сложнее учебника. Но он вытягивает эти 70 человек, и только мои 30 ничего у него получить не могут. Но они ведь могут и самообразованием заняться? Но это в вузе, а что в школе?
И вот я стал читать педагогическую литературу. Много прочитал. И там, в основном, только вода и высокие социальные цели – в нашей пед. литературе. Или голая дрессировка и лайфхаки с идиотскими примерами – в литературе американской. Один Януш Корчак интересен и очень много дал. Но он грустен и любит порой с тоской какой-то, с накалом печали и безысходности.
И тогда я просто стал вспоминать всех хороших учителей, которых я знал в своей жизни. Особенно Наталью Вадимовну, которая для меня образец учителя. Я учился в пятом классе, когда она пришла к нам в класс. Она была худенькая, пожилая, никогда не повышала голос, разве что иногда «звенела», потому что внутри были горячая. Класс, довольно хулиганский, выживший двух или трех учителей до нее, сразу как-то затих. В ней была твердость. Причем не от злости твердость, а от любви к предмету. Ты ощущал, что Пушкин, Лермонтов и русский язык – это что-то реально важное.
Вот ее качества, которые я запомнил:
1. Она всегда настаивала на своем и не давала бездельничать. Не терпела подлости, ябед и т. д., но к тем, кто проявил эти качества, относилась нормально, не мстительно. Т. е. ненавидела поступок, а не человека, который его совершил.
2. она любила свой предмет и ОХРАНЯЛА его от учеников. Ну как бабушка охраняет хрустальную вазу от слишком активного внука. И внук чувствует: «во! ваза-то, оказывается, ценность!» И начинает ее беречь. Ну или хотя бы уважать.
3. уроки у нее были расписаны поминутно и посекундно. Причем не на 45 минут, а минут на 49 – на тот случай, если вдруг класс окажется гениальным (никогда не оказывался). Она точно знала, что должно происходить на 31 минуте урока, на 18-ой, какой словарный диктант будет с 9 минуты по 14-ую и т. д. Если кто-то опаздывал, она говорила: «Петров! Из-за твоего опоздания весь класс – все тридцать человек! – потерял 30 секунд. Мы теперь можем не успеть разобрать дополнительный вопрос!» И это был кошмар. Все начинали работать дико быстро, потому что эти невидимые часы все время словно тикали и надо было успеть:)
И еще все время говорила: «У муравьишки ножки болят».
КУТАЙСОВ
У Щукина был друг Кутайсов с кафедры языкознания, который долго жил в монастыре, но не монахом, а просто трудником. Потом он вернулся из монастыря и дальше стал изучать свой несчастный санскрит, но при этом отравлял всем жизнь вопросом: «Зачем?»
Например, захочет Щукин накачать себе такой пресс, чтобы об него доска ломалась, а Кутайсов скажет:
– Зачем? Ты что, от этого вечно жить будешь? В инстаграме фотку повесишь, чтобы тебя какой-нибудь Югов тебя лайкнул? Или какая-то непонятная тетя? Самому не противно? Смысл? Зачем это все?
«И, правда, – думает Щукин. – Зачем мне этот пресс? Гадость это и пустота».
И идет есть котлеты.
Или Воздвиженский задумает в очередной раз жениться, а Кутайсов ему такой:
«Ну зачем? Ну скажи мне: зачем? У тебя это все равно на пять минут! Да и чем женщины между собой глобально отличаются? Кто-то ворчит чуть больше, у кого-но ноги чуть длиннее, но это же все такие нюансы! Держись за ту, которая есть! Учись любви и терпению! Если первую любовь потеряешь, дальше только труднее.»
И у Воздвиженского сразу настроение портится, потому что ведь правда это все.
Или захочет Сомов купить себе новую крутую машину, а Кутайсов ему скажет:
«Ну зачем? У тебя что, старая машина плохая? Логика? Смысл? Зачем?»
Сомов хватается за голову.
«И, правда, зачем? – думает он. – Ну зачем мне новая машина? Я ведь езжу только с работы и на работу. Все равно в пробках стою. Да и вообще между „Тойотой“ и „Мерсом“ разницы никакой. Ну, может, кнопок где-то чуть больше. Но я ведь и на „Тойоте“ половины кнопок не знаю».
И настроение у него портится, потому что утрачивается смысл и цель. Он так «Мерс» хотел, а ему надежду убили.
По этой причине Кутайсова все терпеть не могли и сразу начинали убегать, как его увидят. Кутайсов вслед никому не бежал, но только по коридору гулко разносился его вопрос: «Заче-е-ем?»
Глава 2
МЕТОД СИДОРОВОЙ
Была в университете преподавательница Сидорова – маленькая большеглазая женщина. Все в жизни у нее было анекдотично и дико неправильно. Если надо кому-то ошибиться поездом или автобусом, то это будет Сидорова. Если утюг кому-то на палец ноги упадет, то тоже Сидорова. На все ужасы жизни она реагировала одним-единственным образом – рожала ребенка.
С соседями поссорится – родит ребенка. Не сможет кредит отдать – родит ребенка. Посмотрит турецкий фильм, где главную героиню зовут Айгуль – родит ребенка и назовет Айгуль. Будет Айгуль Сидорова, крещенная как Алевтина. Ну и другие поступки в этом же роде.
И непонятно было, как она вообще выкручивалась, но все как-то само собой складывалось, пусть криво и косо, хотя и раздражала эта Сидорова начальство довольно сильно. Нельзя было сказать, что Сидоров – хороший педагог или сильно умная мать. Она, например, считала, что Пушкина зовут Александр Петрович. Так и на лекциях говорила: «Александр Петрович Пушкин».
Профессор Сомов на нее накричит, за голову схватится, а Сидорова испугается, родит ребенка и уйдет года на три в декрет. Потом вернется, опять Пушкина Петровичем обзовет и ничего ей за это не будет, потому что она уже опять в декрете.
– Я чувствую, что стратегия выживания Сидоровой вполне определилась! – сказал профессор Щукин. – Она, конечно, бредовая эта стратегия, но чисто подсознательно ощущаешь, что из всей нашей кафедры одна только Сидорова на верном пути.
ДАША И ГЛАША
На кафедре фольклора было две аспирантки – Даша и Глаша. Обе кругленькие, румяные, не слишком стройные, но очень крепкие. В стиле «коня на скаку остановит». Когда ломался лифт, их вечно отправляли таскать с первого этажа на девятый песок и стройматериалы, потому что мальчики на кафедре фольклора были какие-то сильно фольклорные. Они обычно бежали перед Дашей и Глашей и открывали им двери, чтобы им легче было проносить мешки с цементом.
Даша и Глаша ныли, но не потому, что им было тяжело таскать мешки, а просто обидно. Что они, лошади, что ли?
Но в остальном Даша и Глаша были очень разные. Даша постоянно занималась самосовершенствованием. Ходила в залы, пыталась сформировать идеальную фигуру, худенькую такую, с тонкими ножками, с осиной талией, такую, какую она сама себе мысленно нарисовала. Возможно из-за перетаскивания мешков по 50 кг, ножки у нее тоненькими не становились, щеки были такими же круглыми и розовыми, и Даша ходила все время злая. Даже Маргарита Михайловна ее не то, чтобы боялась, но лишний раз не связывалась.
Если ей попадался фольклорный мальчик, Даша плечом впечатывала его в стену. Потому что обидно же – ты формируешь идеальную фигуру, может, для него же, а этот гад тебя боится! Издали еще начинает дрожать и прятаться.
Глаша же относилась к своей фигуре равнодушно. В спортивный зал сроду не ходила. Была веселая. Ела все подряд. И, несмотря на то, что красавицей не была, всегда имела кучу поклонников и друзей.
– Смотри! – сказал Воздвиженскому Щукин. – Тут две психологические установки.
Установка Даши: «Я буду счастлива, только когда достигну пункта А». У каждого пункт А свой. У кого-то тонкие ножки и осиная талия, у кого-то диссертация, у кого-то еще что-то. Если же пункт А достигается, то человек все равно не становится счастливым. Он поспешно изобретает себе новый пункт А. Например, я должен купить квартиру и тогда уж… Потом достигает и этого, и снова ищет новый пункт А. И опять что-то не так. То есть идет установка на результат. А установки на процесс нет.
Установка Глаши: «Я буду счастлива уже сегодня и сейчас. И не буду заморачиваться!» Это установка на процесс. Тоже есть ряд минусов, но так однозначно веселее.
– А ты Глаша или Даша? Ну по установкам! – спросил Воздвиженский.
– Я Щукин, – сказал Щукин. – Ну и, наверное, немножечко Даша.
Воздвиженский подумал немного, погрыз карандаш и на листе бумаги написал:
«Спорт и ментальность. Как визуализировать и сформировать идеальное тело». – 999 руб.
«Как обрести уверенность и полюбить свое тело таким, какое оно есть». – 1000 руб.
– Чего ты делаешь? – спросил Щукин.
– Деньги для кафедры зарабатываю, – сказал Воздвиженский. – Идея такая. Студенты пойдут сначала на первый тренинг. Обязательно пойдут, уж я их знаю! Заплатят 999 рублей. Ничего не достигнут, спишут все на слабость воли и обязательно запишутся на второй. И тут уже все будет козырно, потому что беспроигрышно!
ЖЕЛАТЕЛЬНАЯ СИЛА
У доцента Кнопышева была творческая жена-скульптор. Она услышит, например, что где-то в тундре есть глыба гранита и уже не может успокоиться. Три дня не спит, срывается, едет в тундру в товарном вагоне. Идет десять дней по тундре, находит эту глыбу и внезапно осознает, что глыба весит 50 тонн. Ни вертолетом ее не вытащить, ничем. И вот она сидит у этой глыбы и плачет, что взять ее с собой нельзя, а Кнопышев ее утешает. Он ей и раньше говорил, что 50 тонн много, но жена, конечно, ему не верила. Пока сама не увидит – не осмыслит, что 50 тонн – это 50 тонн. И все равно жена от этой глыбы куски отковыривает и две недели болотами их тащит. Потом их в поезд с этими глыбами не пускают, а жена пытается их к крыше вагона скотчем примотать.
Кнопышев вначале пытался жену переделать, а потом привык.
– У женщин и детей очень сильная желательная сила, – говорил он Щукину. – Это рекламщики знают. Половина рекламы рассчитана на сильную желательную силу. Сейчас и сразу. «Захотела и купила» – одним словом. Глыба еще ладно, терпимо. А вот шкафы ночью собирать – это жесть…Или 150 км идти пешком за миксером, который все равно никому не нужен…
– Слушай, твоя жена, получается, как Федор Конюхов… 50 тонн по болотам… – восхищается Щукин.
– Да нет, она туризм ненавидит. Просто, когда глыба нужна, тут и комары не ощущаются, – говорит Кнопышев.
Глава 3
ТРЮШКИНА
Училась в университете студентка Трюшкина. Маленького роста, глаза горят, вдохновенная и курит трубку.
Однажды она пришла к профессору Щукину, когда он пил чай, и швырнула перед ним толстую папку с рукописью.
– Нате вам, читайте! – сказала она и толкнула стул, на котором сидел Щукин, ногой.
Профессор Щукин вытер с лица капли чая и послушно стал читать:
«А.Трюшкина. Фантастический роман „Последний феминист“.
Синопсис:
22 век. Компьютерные игры нового поколения необратимо повлияли на мужской мозг. Все вновь рожденные мальчики умеют только разговаривать, относительно дружелюбны, но не способны научиться ни писать, ни читать. На всех правительственных постах женщины. В армии и полиции тоже только женщины. Мальчики учатся в особых школах, где все учителя женщины. С мальчиками все нянчатся и кормят их с ложечки. За одно и то же выполненное задание мальчики получают оценки выше, чем девочки, в силу того, что они хоть немного постарались. Мальчиков обучают простейшим навыкам и трудоустраивают на несложные работы. Денег за работу им не платят: взамен они получают компьютерное время.
Роман начинается с того, что у одной женщины рождается мальчик, который смог научиться читать и не подвержен влиянию компьютерных игр. Мальчик понимает, что должен скрывать свое умение от женского правительства, иначе будет уничтожен…
Внешность героя: голубоглазый блондин с темными бровями, мускулист, строен».
Профессор Щукин оторвался от рукописи и вернул ее Трюшкиной.
– Держи! – сказал он.
– Что, читать не будете? – мрачно набивая трубку, спросила студентка Трюшкина.
– Неа, – сказал Щукин. – Во-первых, внешность героя – жуткое клише. Что это за блондин, извините, с темными бровями? На какую это аудиторию? Во-вторых, как девочки получают оценки выше, если учатся в разных школах и программы, видимо, разные? В-третьих, жанр. Это не фантастика. Это реализм. Откуда взялся 22 век? Ты описала практически наш филфак.
СКИТАЛЕЦ КОРОБКИН
У Щукина был друг инженер Коробкин. Он по духу был скиталец. Работал только месяц в году на прокладке труб, зарабатывал какие-то деньги, а остальное время скитался. Тратил он очень мало и ему хватало.
Когда-то инженер Коробкин оказался в одной далекой республике. Там он заблудился в горах и чуть не умер от жажды. Крупа у него какая-то еще была, но с водой он не рассчитал. Потом вышел в долину. Там было много коров и совсем не было людей. На Коробкина набросились огромные псы и чуть его не разодрали. На крики приехал пастух на «Ниве» без номеров, стал стрелять поверх голов псов и спас Коробкина.
Так Коробкин оказался гостем небольшого народа. Этот народ Щукин и Коробкин потом нашли в википедии, он был очень маленький, и сам себя называл совсем не так, как его называла википедия. В большом мире об этом народе почти ничего не слышали. Он уже много лет враждовал с другим более сильным народом, на современной территории которого проживал, и временами все его мужчины переходили на осадное положение, пока старшие все разруливали.
Коробкин провел у них два месяца. К нему пригляделись. Коробкин починил одному мужику трактор, другому тоже что-то починил. У него были хорошие руки. Все-таки он был инженер.
Однажды к нему подошел мужчина, которому он починил трактор и сказал: «Оставайся у нас! Женись на моей дочери. Она третьекурсница медицинского факультета, но мы ее забрали, потому что ей это вредит. Давай свой паспорт и телефон… Телефон – это как выкуп за невесту. А мы вам дадим пять коров, а потом еще дадим».
Коробкин посмотрел невесту издали, и она ему понравилась. Тихая такая, но глаза хитрые. Они даже о чем-то один раз разговаривали.
Коробкин согласился жениться, но ночью ему вдруг стало страшно, что придется отдавать паспорт и телефон, вдруг это хитрость какая-то с их стороны, и он сбежал. Шел дня три и вышел на трассу.
С тех пор прошло уже лет пятнадцать. Коробкин всем рассказывал эту историю. Больше с ним ничего интересного не происходило. Заметно было, что он очень страдает, что когда-то пожадничал отдавать телефон за невесту-третьекурсницу и за пять коров. И что где-то там, в горах, осталось его счастье.
– А что за телефон? – спросил Щукин.
– Нокиа 3110, – ответил Коробкин.
УСПОКОИН
Профессор Щукин взял кусок мела и подошел к доске:
– Я могу просто сформулировать, чем опасны телефоны! И почему любой человек с кнопочным телефоном и ноутбуком продуктивнее человека со смартфоном.
Вот смотрите. Для любого действия нужна волевая раскачка, волевое напряжение. Когда оно достигает критического уровня, человек может заставить себя что-то сделать. Не достигает этого уровня – ничего не делает или прикидывается больным и уставшим. Или действительно заболевает, потому что организм – хитрая машинка.
Теперь рисуем схему. Буква Д – это дела, которые нам предстоит сделать, а тире – это та самая воля, которая нужна для совершения действия.
Д_ _ Д_ _Д_ _Д_ Д_ _ _ _ _Д
Мало палок – это значит дело простое. Ну там мусор выкинуть или чашку помыть. Воли надо мало. Много палок – дело большое и противное. Ну там курсовую написать или заполнить таблицу в сто окон. Чем больше палок – тем сложнее дело. Т. е. тем больше воли нужно на него насобирать.
А телефон – обозначим его буквой «Т» – замещающее усилие. Такой легкий наркотик. Порой человек между делами начинает втыкать в телефон как в «успокоин». И не достигает рывковой массы, потому что телефон сжирает волю. Нет перехода к следующему действию.
И получается:
Д_ Т_ _ _Д_ТТ _Д_ТТТ__ Д_ ТТТТТТТ и все. Конец песенки. Все новые _ _ _ _ _ _ _ _ _ сжигаются этим ТТТТ и не достигается рывковая масса. И по факту «Д» очень мало, а «ТТТ» очень много. Т. е. пока чем больше слабеет воля, тем больше этого вялого замещения. И потом оно сжирает уже любую продуктивность.
ПРОФЕССИОНАЛЫ И ЛЮБИТЕЛИ
Доцент Воздвиженский сказал профессору Щукину:
– Чем профессионал отличается от любителя? Объясняю просто. Вот я художник-любитель. Я покупаю за 2,000 р. холст, за 3,000 р. масляные краски, за 4,000 р. раму. Пишу картину и продаю за 1,000 рублей, получив чистый убыток в 8,000 р. И совершенно счастлив до момента, пока человек, купивший картину, не признается, что ему надо закрыть дыру в обоях.
Профессионал находит в кладовке старый мешок, грунтует его и получает холст. Раму для холста обнаруживает на помойке, краски выменивает на шоколадку у девочки, которая не хочет ходить в художку, пишет картину и продает за 10,000 р, если не больше. У него уже все строго наоборот.
– Ну да, – сказал Щукин. – Это да, но этот второй вообще не профи. Это просто… гм… практик. Профессионал да, сделает то же самое. Какой-нибудь бэушный холст со своей же старой работой запишет поверх и кому-нибудь это впихнет. Но не это главное. Тут другая линия разграничения.
– Какая? – спросил Воздвиженский.
– Система ценностей, – сказал Щукин. – В ней не должно быть денег. Не в том смысле не должно, что не надо платить за съем жилья и продукты, от этого не отвертишься, а вот именно как стимул для творчества.
– А как тогда отличать?
– Ну не знаю. У меня свой маркер. Называется «центр удовольствия». Если центр удовольствия – это само творчество, то человек – творец. Если граница удовольствия уже за линией творчества (деньги, слава и всякий прочий мусор) – это уже не вариант. Это значит, что человек скоро сдуется. Или будет чужие картины перепродавать в худсалоне, что выгоднее.
– Но почему тогда профессионал лучше любителя? Ведь любитель бескорыстнее.
– А тут уже другая штука. Профессионал больше верит в собственные силы. И у него выше опыт. Он просто пишет, пишет, пишет десятки холстов и было бы странно, если бы не приобрел навыка. А любитель вечно заморачивается, подозревает, страдает, считает стоимость кисточек и рам, но картин не пишет. Опыта не приобретает. Вот и вся разница.
