«Яблоки из сада Шлицбутера» kitobidan iqtiboslar
– Ты чья? Асина? Фридкина? – Я – Ритина.
– Киндэлэ манц![5] Я вот этими вот ногами, и часто – без ботинок, семнадцать лет бегал по всем дорожкам Золотоноши! А ты мне рассказываешь! Он забегал по комнате в каком-то странном возбуждении. – Ай-яй-яй! – восклицал он. – Ай-яй-яй, какая встреча! – Хотя, на мой взгляд, ничего такого уж сверхъестественного в нашей встрече не было. – Фамилия! – Он остановился. Я замялась. Фамилия моего деда настолько знаменито-русская, что обычно я избегаю хвастаться ею. – Жуковский, – наконец призналась я. Гриша хлопнул себя по лысине. – Ты внучка дяди Давида?! – закричал он и, оборачиваясь к Царице Савской: – Она внучка дяди Давида! Я растерянно переводила взгляд с возбужденного Гриши на Царицу Савскую, которая сидела с выражением на лице жадного зрительского внимания в кульминационном моменте пьесы. Пушистая гусеница ее сросшихся бровей заползла на лоб и трепетала, извиваясь.
– Постойте! – полнозвучно воскликнула Савская, простирая длань царственным жестом. – Идемте за мной. – Зачем? – За мной! – повторила она и, прихватив со стола пачку гранок, пошла прочь по коридору, звеня, шелестя, постукивая каблучками и покачивая размашистыми бедрами, похожими на деку дорогого итальянского контрабаса. Я расстегнула дубленку и повлеклась за Царицей по темному коридору. Мы свернули направо, потом налево. «Черт возьми, электричество они экономят, что ли?» – Осторожно, здесь три ступени вниз! – предупредила Савская с необъяснимой гордостью, точно речь шла о большом мраморном фонтане, выложенном александрийской мозаикой. – Не упадите! – и открыла дверь в квадратную комнатку с двумя окнами во двор, отчего в ней было светло и тихо. Тягуче, душновато пахло яблоками, и почти сразу обнаружился в углу мешок, доверху набитый бледно светящимся «гольденом».
Савская. Я выдержала достойную паузу и спросила: – Так вы возьмете рассказ? А то мне на самолет пора. – Не задавай дурацких вопросов! Ко мне пришла внучка Давида через сорок лет после моей юности, и чтоб я – для внучки Давида! – не напечатал какой-то там рассказ? – При переводе, по-моему, над фразой
Надо сказать, сочиняя свою представительскую фразу, я как-то не рассчитывала на частое ее употребление, понимая изрядную долю идиотизма, в ней заложенную. Но, тренируясь, я так к ней привыкла, что расчленить или объяснить как-то иначе ситуацию
– Или! Или вы берете у меня продукт этого миротворца, или отпустите меня к чертям собачьим…
Царица Савская, тряхнув жерновами серег и браслетов, спросила властно-певуче: – Слу-ушаю ва-ас?
– Ди бист аидышке?[4] – А кто же еще? – слабо огрызнулась я. – Так что ты здесь голову всем морочила со своим узбеком? – Я не морочила! Я действительно привезла рассказ узбекского писателя на русском языке, на… – Хватит, – сказал он. – Это мы уже слышали… На, съешь бутерброд. Он держал бутерброд перед моим носом. Машинально я взяла его. На стуле подкладкой вверх, так что грязная вата топорщилась во все стороны, лежала дубленка. Я отвела от нее взгляд и надкусила бутерброд. – Ну, и что ты делаешь в Ташкенте? – спросил Гриша. – Живу… – ответила я, уплетая бутерброд. Только сейчас вспомнила, что не завтракала; была мысль заскочить в аэропортовский буфет, да как-то ноги не дошли. – Господи, – вздохнул Гриша, – ты расшвырял нас по всей земле…
уст: – Кому он там нужен, старый ишак…
Одновременно я вспомнила, что журнал-то еврейский, и отвечать здесь, по-видимому, следует вопросом на вопрос. – Что – ну? – ответила я. – Он что – тоже бухгалтер? – спросила она недовольно. – Почему – бухгалтер? – ответила я. – Он писатель. Узбекский. – Ну, и?.. – Ну, и написал рассказ. На русском языке. На еврейскую тему. – А чего это он? – Захотелось, – сказала я, протягивая красную папку. – Извините, я тороплюсь. Здесь адрес автора указан. – Так он что – ни с кем таки не договаривался? – повторила она, не забирая у меня папки. Я совсем разозлилась. – А с кем он должен был договариваться? У вас здесь что – особая система связей? В других редакциях пришел-отдал-ушел, – продолжала я, обнаруживая странную для бухгалтера осведомленность о стиле работы литературных журналов. – А у вас я полчаса топчусь, и меня допрашивают и чуть ли не обыскивают, точно я бомбу принесла! Не нужна вам свежая рукопись – до свиданья!
