Kitobni o'qish: «Ария в Сумерках»
Книга Первая.
Пролог.
Днем лихорадка – ночью пир
Ты теперь демон, ты вампир
В поисках новой жертвы в снег и зной
Вечный изгой…
…Но ты был одним из нас
…Жаль ангел тебя не спас…
Ария – «Вампир»
Всю сознательную жизнь я боялась смерти. Мысли о ней сводили меня с ума, сковывали разум. Позже я научилась просто не вспоминать об этом, не думать. Делать вид, что меня это не касается.
Но теперь всё стало иначе. Смерть не страшила меня, наоборот, я знала – если сейчас я погибну, отдавая свою жизнь и душу за другого человека, я обрету себя, пусть и посмертно. Да и у всего есть цена. Какую цену нужно заплатить человеку, в жизнь которого на краю гибели ворвалось всеобъемлющее и всепоглощающее счастье?
Я овладела своим телом, мне удалось унять предательскую дрожь, руки были связаны, но из последних сил, я выкручивала их из веревок. Охотник поднял голову и улыбнулся мне, обнажив хищный оскал.
Часть первая.
Я никогда не любила быть в толпе. Мне никогда не хотелось идти туда, куда идут все. Мне не хотелось покупать то, что покупают все. И вроде бы мне было так мало нужно для счастья, но что-то пошло не так.
Я измучила всех, и сама измучилась. Всё чаще в моей голове всплывали навязчивые мысли о безвыходности ситуации. Благо, я хоть могла продолжать работать. Но и это могло быть скоро отнято у меня. Я бесполезным мешком лягу на плечи мамы. И ей вместо того, чтобы пожить свои заслуженные годы на пенсии спокойно, придётся нянчиться со мной, терпеть моё дурное настроение, быть связанной со мной, пока смерть не разлучит нас. Я посмеялась над фразой про смерть, но тут же горечь моего положения встала комом в моё горле. У меня снова случился небольшой приступ панической атаки.
Заметки в дневнике: при панической атаке в моей голове сама родилась молитва, которая помогает. Отец мой небесный, прости меня, помоги мне всё это преодолеть. Не оставь меня, прошу тебя, будь рядом. Ты сотворил меня такой убогой и никчемной, открой мне путь, для чего мне жить?
– Ну и, – сказала я сама себе, – нормальный человек никогда добровольно не свяжется со мной, поэтому смерть меня будет разлучать только с мамой. И мне нарисовалось, как она плачет, и как у неё не остаётся никаких надежд. Быть может, у неё не выдержит сердце. И я убью нас обеих. За это придётся мне гореть два срока вечности в аду. Впрочем, вечность, умноженная на два, всё равно остаётся вечностью…
Раздался телефонный звонок, я вздрогнула. В последнее время я почти постоянно пребывала в своих горьких мыслях.
– Тонечка, дорогая, наконец и на нашей улице праздник! Ты слушаешь меня?
– Да, мама, слушаю – третье слово я произнесла максимально заинтересовано, что потребовало от меня усилий. Моя мама была безнадежным оптимистом, чем иногда лишала меня дара речи, врываясь вихрем кипящей жизни в мою печальную юдоль. Но всё-таки, для неё единственной мне хотелось стараться быть немного более жизнерадостной.
– Я говорила с твоим отцом…
– О, мама, ну зачем?!
– Подожди, не перебивай. Я рассказала ему про то, что доктор разрешил тебе пожить у моря. И что польза превосходит риски, и что ты думаешь?! Ему удалось заполучить на длительный срок кое-какое жилье от друга. Нам не придётся за него платить аренду!
– Хм, звучит вроде неплохо, а в чём подвох?
– Ну почему ты от всего всегда ждёшь подвоха! Впрочем, действительно есть кое-какие нюансы.
Я состроила гримасу «я так и знала», мама всё равно не видит.
– Ты как будто радуешься, что всё не так радужно, как могло бы быть. Я же говорила тебе, ты своими мыслями притягиваешь к себе неудачи.
– Да, но тогда, почему мои неудачи липнут и к тебе, мама? Ты-то мыслишь позитивно.
– Это для того, чтобы я помогла тебе обрести собственную опору под ногами. Ладно, вечером поговорим, мне ещё к тёте Наде надо заехать, проведать её.
Даже не знаю, почему на меня сыплются бесконечные напасти. Мне казалось, что при всех своих проблемах я нашла какое-то состояние баланса, позволяющее мне держаться на плаву, не впадая в жёсткую депрессию. Но случилось то, что случилось, я заболела обычной простудой, но тяжело перенесла болезнь, длительное лечение, капельницы, больницу. Сейчас врачи говорят, что всё в порядке, болезнь отступила, надо восстановиться. Но это ударило сильно по всем моим слабым местам. И я всерьез подумываю, что этот удар мне не удастся пережить. Зрение, и без того почти никчемное, сейчас ухудшилось в край, мучает нарастающий шум в ушах, я сильно похудела, у меня выпадают волосы, мне тяжело глотать, тяжело спать, ну в общем, тяжело жить. И я бы решилась, избавила себя от мучений, но мне так жалко маму, её веру в светлое будущее, её любящее сердце.
Поэтому я ухватилась за эту неожиданную возможность. Мне нужно ехать. Пока я ещё могу, пока у меня ещё есть шанс на самостоятельную жизнь, ну хоть попробовать. Я взрослый человек, давно взрослый, но мне так и не удалось пожить отдельной взрослой жизнью, я так боялась быта, боялась того-сего, что в итоге испугалась самой жизни. Но в теории я всё понимала, на практике ничего изменить не могла.
И вот этот последний шанс. Я почему-то внутренне уверилась, что домой не вернусь. И это не напугало меня, а ободрило. Я с интересом, впервые за долгое время, заглянула в шкаф. Вытащила все свои вещи, возьму самое необходимое, от остального избавлюсь здесь. Ничего не оставлю от себя в этой комнате. Пусть мама здесь поставит швейную машинку или пианино, о котором мы так с ней мечтали, но боялись не провернуться в маленьком пространстве. Мысли носились в моей голове, и я почувствовала оживление, неужели я и правда оживаю?
Когда я вышла из поезда в Новороссийске, меня обдало горячим теплом завершающегося лета. Я сразу надела очки и шляпу, глаза мне нужно беречь, а солнце здесь очень яркое. Именно по этой причине я очень давно не ездила на юг. Но теперь эта проблема отодвинулась на задний план, мне нужно было выжить. Ухватиться за последнюю соломинку.
Ах, море, как же я скучала! Жаль, что я не могу сразу побежать на берег. Нужно как-то добраться до моего нового жилья. Придётся воспользоваться услугами носильщика. Я села на чемодан, в итоге мой чемодан был не таким уж и тяжелым, я не взяла ничего, кроме самого основного. Мне было жаль своих старых вещей, но мне почему-то вспомнились слова «выбрасывая старое, освобождаешь место новому». И я устала от всего старого. Но как я не храбрилась, выбросить не решалась, тогда мне пришло в голову всё сфотографировать. Даже тетрадки, каждый листок. Я перевела все свои воспоминания в «цифру», и оставила в облаке. Хм, уже большая часть меня на небесах. Я рассмеялась. Иногда, чёрный юмор – единственное, что помогает мне чувствовать вкус и реальность жизни. Правда, после смеха над шуткой я могу и прореветь с полчасика. Но плакать я стала себе запрещать, опять-таки из-за здоровья. После таких мыслей я начинаю чувствовать себя ветхой старухой.
Заметки в дневнике: иногда перемены так стремительны, что ахнуть не успеешь, не то что привыкнуть.
Тут меня кто-то тронул за плечо.
– Пойдёмте, девушка. Вы же ждёте носильщика?
Я обернулась, передо мной стоял приятный парень крепкого телосложения, на нём был джинсовый комбинезон и белая футболка. Белый цвет подчеркивал его шоколадно-загорелую кожу. И мне он напомнил американские рекламные буклеты.
– Да, спасибо, мне до стоянки такси, пожалуйста.
– А такси вам тоже нужно?
– Нужно, мне в Геленджик.
– Хорошо, я же вас и довезу, если вы не против.
Когда мы шли к машине, меня несколько раз почти за руки дергали восточные мужчины с криками «такси», «такси, дэушка». Удивительно, что мне так повезло с таксистом.
И мы помчались по горному серпантину, солёный ветер кружил голову, жизнь вокруг была такой сочной, такой яркой, что даже мои чёрные очки не могли унять этого буйства красок. Море искрилось под лучами солнца. У меня захватило дух.
Спасибо, Господи, что я ещё жива, и могу чувствовать всё это. Эти мысли сами собой родились в моей голове, я даже сама им удивилась, будто кто-то нашептал их извне.
Твой дом стал для тебя тюрьмой
Для тех, кто в доме, ты – чужой
Ты был наивен и ждал перемен
Горел асфальт
От солнца и от звезд
Горел асфальт
Под шум колес
Ария – «Герой Асфальта»
Я вскрикнула на одном из перепадов высоты.
– Вам страшно?
– Мне так хорошо, что вы даже представить себе не можете.
– Вы такая жизнерадостная.
Я так рассмеялась, что мне кажется, парень пожалел о своих словах.
– Извините меня, просто мне бы хотелось, чтобы моя мама услышала вас, она была бы счастлива до конца года только этими словами.
– А вы одна приехали отдыхать?
– Да, одна, я приехала пожить здесь.
– Хотите, я вас свожу как-нибудь на скалы, покажу местные интересные места, можем и на водопады съездить.
Я посмотрела на него. Очень приятный парень. Я иногда нравилась робким парням, они не видят тёмной стороны моей депрессивной личности, но… Я в какой-то момент поняла, что не могу давать надежду, зная, что я неподходящая ни для чего в их жизни. Я не смогу стать матерью, мне не позволит здоровье, у меня скоро зрение снизится до нуля, и слух, и прочее, и прочее, два года назад мне сделали операцию, что также скорее всего усложнит мне жизнь в ближайшие годы. Разве могу я на кого-то попытаться навесить всё это? И только было я открыла рот, как меня осенила мысль, что он не заинтересовался мной, а просто хочет за деньги провести мне экскурсию! Какое облегчение!
Заметки в дневнике: весь мир – один целый организм, в котором всё связано друг с другом невидимыми нитями.
– Я подумаю, спасибо, у вас есть визитка?
– Что, визитка? Нет, конечно, визиток у меня нет. Можно сказать, что сегодня первый день моей работы.
– Ну с почином! – и вдруг мне подумалось, что и это слово не из моего лексикона. Что со мной происходит последнее время?! Впрочем, меня всё устраивает, если хорошее настроение сопровождается расширением словарного запаса, я не против. Я уже не против всего, что даёт мне хоть каплю поддержки.
Так хорошо, что у меня была такая славная поездка с этим парнем, его, кстати, зовут Борисом. Потому что потом меня ждал крайне нелюбезный приём в моём новом месте обитания.
– Я знаю этих людей, – сказал Борис, – будь начеку, они не самые приятные соседи.
Он поставил мой чемодан у калитки и быстро уехал. Наверное, ему не хотелось пересекаться с жильцами моего нового дома.
Всё в моём доме было настолько плохо, что и вообразить себе такое сложно. Комнатка малюсенькая, стоящая отдельно от большого дома, но примыкающая к уличной кухне. На полу лежала груда каких-то личных бумаг, писем. В большом доме, относительно большом, жила большая семья и моему появлению они были абсолютно не рады. Выяснилось, что умер какой-то их родственник и завещал свою комнатушку племяннику, другу моего папы, а тот любезно впустил меня разбираться с его дальней роднёй, которые и так грызлись за каждый метр своей территории. А я думала, что грызутся за каждый метр только в Москве.
