Kitobni o'qish: «Наедине с обстоятельствами»
Предисловие. Ника
– Мама, – шепчет Алиса, обняв меня за талию, – Папа опять пьяный. От него пахнет. А еще он злой.
Молча сглатываю. Опять пьяный. Опять. Моя голова скоро взорвется. Практически каждый день Даня позволяет себе явиться домой в таком виде. Орет на нас с дочкой, на прислугу… А на утро ни с кем не разговаривает, только смотрит со злостью. Брак мечты превратился в ад. Только что делать с этим, непонятно.
А ведь раньше такого не было. Конечно Данила никогда не производил впечатление «рубахи-парня», но и злым не был. По крайней мере для своей семьи. Он нас любил, называл «мои девочки».
Что же произошло за последние пару месяцев? Чем ему не угодили мы все? Почему не скажет? Приходит «навеселе», только невеселый. И чем дальше, тем страшнее. В первые пару недель, являясь абсолютно невменяемым, он игнорировал меня и дочь, потом орал, а теперь… Теперь может и ударить. А нам страшно смотреть в его красные глаза, наполненные злостью.
И вот опять. Я не хочу чтобы Алиса его видела в таком безобразном виде. Чтобы как-то общалась с ним. Тем более что он опасен и для меня, и для ребенка.
– Ничего, давай поиграем в твоей комнате. У тебя такая обалденная железная дорога!
Да, железная дорога – эта наша с Алисой страсть. Я как человек, который все детство провел в бедности, взахлеб играю в эти дорогущие поезда и вагончики, которые видела только на картинках.
– Ты обещала что мы пойдем гулять, – Алиса поднимает на меня свои ярко-голубые глаза. Обещала. Только когда Данила не в себе, лучше отсидеться в комнате… Трогаю туго заплетенные хвостики дочки:
– Дорогая, мы обязательно погуляем, но не в этот раз. Завтра.
Алиса не очень довольна, а куда деваться? Я снова и снова прокручиваю в голове события последних недель. Что же случилось? Почему два года крепкого брака превратились в постоянные скандалы и отвратительные пьяные выходки? Есть ли моя вина в этом? Не знаю. Но сейчас главное – не попасться на глаза Даниле. Он ведь и ударить может.
Мы поднимаемся на второй этаж, заходим в детскую. Стараясь расслабиться и как-то развеяться, я достаю поезд, железную дорогу, вагоны. Алиса раскладывает по ковру человечков, домики, мостик, машинки. Сейчас мы построим город, и все будет замечательно. И когда уже я расставляю крохотные лавочки и деревца, дверь распахивается и в комнату вваливается Данила. Он с трудом держится на ногах. Позади него ходит прислуга – а значит, скандал будут видеть все, и от этого вдвойне мерзко.
– Что, заныкались? – держится за косяк, покачиваясь.
– Мы играем в поезд, – улыбаюсь, стараясь избежать разборок, на которые Данилу тянет в последнее время все чаще.
– Бездельницы! Жрете за мой счет только! – обводит глазами детскую, останавливает взгляд на Алисе, – Задолбали, обе!
– Дань, – поднимаюсь, подхожу ближе, – Ты наверно сходи, поспи. Ты утомился…
– Утомился?! Зато ты никогда не утомляешься! Чем ты занималась весь день? Ногти красила? По маникюрам своим ходила?
– Я занималась с Алисой, мы читали, – и это правда. Мы вместе, ежедневно готовимся к школе. Хотя до школы еще полтора года. Но лучше раньше чем позже.
– А эта тупица что, так ничему и не научилась? А ну давай читай что-нибудь, – он делает шаг в сторону к ребенку, но я перегораживаю ему дорогу:
– Не лезь к дочери!
Алиса вскакивает на ноги и, сжав в руке игрушечный вагончик, забивается в угол. В такие моменты она очень боится Данилу. Хотя, признаться, не только она.
– Ты мне еще указывать будешь?! – его глаза загораются какой-то неестественной злобой, – Я жалею что вообще вы обе тут. И это надо исправлять!
– Я не указываю… Пошли в спальню, поговорим там, – на самом деле разговаривать я не хочу с ним, да и не о чем. Но я не ожидала что он явится пьяным в детскую, раньше он этого себе не позволял. Только с каждым днем границы непозволительного все больше раздвигаются.
– О чем с тобой, дурой, разговаривать? – громко, жутко смеется. Я смотрю на его светло-голубые, ледяные глаза, на его грубое лицо, омраченное злобой. Он выше меня почти на голову. Кажется тронет пальцем – и я улечу. И ведь тронет. Уже трогал.
– Даня, пошли в спальню, а Алиса пока поиграет в поезд… – я цепляюсь за последнюю попытку как-то успокоить разгорающийся скандал. Но не тут-то было. Не для того муж явился сюда.
– Нет, слушай сюда, тупица. – он наклоняется ко мне, дыша перегаром, – Ты сейчас собираешь свои шмотки и валишь на все четыре стороны.
– Куда? – это уже что-то новенькое.
– А куда хочешь! – орет так громко, что слышно, наверно, во всем доме. Его белоснежная рубашка расстегнута наполовину, обнажая широкую мускулистую грудь, рукава закатаны по локоть. Замечаю на ткани грязные пятна. Это соус? Алкоголь? Или кровь? Впрочем, какая разница.
– Давай это обсудим завтра с утра, – вздыхаю. Однако Данила не собирается успокаиваться. Более того, он уверен что меня срочно нужно выгнать.
– Нет, ночевать ты здесь, тунеядка, не будешь. Вали к маме! В деревню!
– Дань, проспись.
– И не забудь эту мелкую дуру.
– Ты меня выгоняешь с ребенком что ли? – у меня глаза на лоб лезут.
– Да, дорогая. Берешь вот эту… – покачивается, но не падает, снова цепляется за косяк двери. Кажется потерял мысль. Смотрит перед собой, даже не на меня, а на воздух. И вдруг выдает, – Я всегда хотел сына, наследника! А бабы мне нахрен не нужны тут! В моем доме тупых девок не будет! Вы второй сорт!
Я подаюсь вперед. Наши лица очень близки друг к другу. Он точно бредит, он перепил.
– У тебя крыша поехала… Ты хоть понимаешь что творишь?
– Более чем. У тебя мама в деревне, вот и езжайте к ней. – касается пальцами моего подбородка, – Я что не помню, из какой дыры ты приехала?
– И ты меня отправляешь с ребенком в эту дыру, – не шевелюсь, чтобы не провоцировать на худшее.
– Да, дорогая. Ты наконец поняла сказанное абсолютно верно!
– Погоди, – понижаю голос до шепота, – Ты… Ты сейчас серьезно. Ты забыл?
– Забыл? – рявкает! – Нет, я в отличие от тебя все помню. И я не хочу видеть вас обеих. Ты мне больше не жена. И Алису забирай с собой! – кивает в сторону дочери. Я поворачиваюсь в ту сторону. Алиса сидит по-прежнему в углу, в ее больших глазах слезы. И я вижу что ей очень страшно, – Если ты за полчаса не соберешься, то я вас выпру без вещей, ясно?! И на алименты не рассчитывай!
Покачиваясь, он выходит в коридор. Мне кажется что это какая-то злая шутка. То есть муж выгоняет меня… И собственную дочь. И может это не было бы так странно, в жизни и не то случается. Вот только Алиса – моя падчерица. И хотя я ее люблю больше жизни и конечно же не оставлю, я не понимаю что в голове у Данилы. Как он может так поступать? Это же его ребенок!
Так, стоп. Может он проспится и передумает?
В любом случае пока он пьяный лучше с ним не спорить. Мои мысли прерывает Алиса. Она подходит ко мне и берет за руку:
– Папа нас выгнал?
– Похоже не то… – сглатываю.
– И что нам теперь делать, мам? – всхлипывает. По ее детскому личику я вижу как ей страшно. И мне страшно. И что делать я совсем не знаю.
– Собираться, мой зайчик. А что еще делать?
Глава 1. Ника
– Мама, за что папа нас выгоняет? – Алиса садится на пол, с сожалением глядя на расставленную железную дорогу. – Мы же ничего плохого не сделали.
– Не знаю. Может, он еще передумает… – говорю неуверенно. Есть конечно слабая надежда что Данила просто перепил… Но увы. Скорее всего решил он твердо. А вот «за что» он нас выставляет за дверь… Этого я не знаю. И вряд ли узнаю.
– А если нет?
– То значит мы будем жить в другом месте, – улыбаюсь, совершенно неестественно. На моих глазах слезы, которые никак не выходит скрыть.
Чудесная карьера для няни с далекого захолустья…
Сначала тебя приглашают помогать с крохотным ребенком, которому всего полгода. Дом – шикарный, зарплата – высокая, работодатели – адекватные. Да еще и малышка – чудо.
Потом случается несчастье – умирает мать девочки. Умирает глупо, внезапно. Нет, это не убийство, классический несчастный случай. Переходила дорогу, а водитель не успел затормозить. Малышке – год. И малышка постоянно плачет, она постоянно зовет маму. Отец малышки в трауре по своей молодой красивой жене. А Валерия и правда была хороша! Высокая, длинноногая, с шикарными темными волосами. Я не скажу что она была ко мне слишком добра, но и никогда не придиралась. Мы ладили.
На третий день после похорон появилась еще одна няня, чтобы облегчить мне нагрузку. Алиса постоянно плакала, только успокаивалась она на моих руках. И на руках Данилы. Он сидел по часу с ней, глядя в пустоту, мрачный, почерневший от горя.
Платить стал больше.
Я и сама не пойму как мы стали встречаться. Свое вспыхнувшее в первый же день чувство к нему я скрывала до последнего, четко понимая, кто он и кто я. Я – девочка из деревни, в прямом смысле этого слова. Он – богатейший мужчина, но главное – имеющий семью.
Да, я из этой деревни как будто и выбралась, но выбралась ли деревня из меня? Классической красавицей я тоже не являюсь. Да и просто красавицей меня не назвать.
Пускай у меня длинные волосы и красивая фигура. Меня любят дети, а я люблю их. Но я до последнего считала, что наше сближение с Данилой произошло только по одной причине – ему нужна была мать для дочери. И я под эту роль прекрасно подходила. А жить со мной… Так это не сложно. Много не прошу, не требую. Неприхотливая жена в доме, которая и лишний раз на шоппинг не соберется – постесняется.
Я была уверена что Данила мне изменяет. Точнее, я как будто и хотела этого, уж слишком я стеснялась сама себя. Но он никогда не давал повода так думать. Да и сейчас он нас выгоняет нас не потому что нашел другую женщину. А потому что мы «надоели». Но ладно я, а Алиса? Я же видела что он всегда в ней души не чаял! Так почему же он с ней так поступает?
Мои размышления прерывает домработница. Она заходит, держа в обеих руках по чемодану.
– Данила Алексеевич просил передать чтобы вы собирались. Я уже уложила в первый чемодан ваши вещи, а второй предназначается для Алисы.
Я беспомощно приземляюсь на крохотную кроватку дочери. Как наши вещи можно уместить всего в пару чемоданов? Это невозможно. Хоть деньги он нам даст? А сколько у меня есть? Открываю приложение в телефоне. Так-то негусто конечно, но я не привыкла жить на широкую ногу, поэтому на пару месяцев хватит. Но он же даст еще? По закону он должен перечислять алименты.
Алиса записана на меня. Я ее удочерила официально, поэтому она со мной остается на более чем законном основании. Да и не брошу я ребенка. И все равно в голове крутится тайная надежда: может Даня проспится и поймет, что слишком перегнул палку?
Я у него за эти два месяца несколько раз спрашивала, почему он так себя ведет? Что у него произошло? Проблемы с бизнесом?
Хотя как обыкновенная деревенская дурочка, которая занимается исключительно домашними делами, я представления не имею, на чем обогатился Данила. Родители-то у него очень простые. И еще в первый год нашего совместного проживания я пришла к выводу, что не все его деньги зарабатываются законно. Но как именно, я не знаю. А может, я это все просто придумала, потому что муж никогда ни в чем передо мной не отчитывался?
– Я собрала основные вещи Алисы, – сообщает домработница.
– Мам, а мы возьмем железную дорогу? – спрашивает Алиса.
– Доченька, милая, у нас только два чемодана. Она туда просто не поместится. К тому же, мы не знаем где будем жить, поэтому пока что все игрушки останутся дома.
– Все?! – личико Алисы хмурится, – Давай хотя бы возьмем Тошу!
– Тошу можно, – киваю.
Тоша – это маленькая плюшевая собачка, которую Алиса просто обожает. Постоянно таскает с собой, спит с ней и даже иногда пытается кормить из ложечки. Не скажу, что это самая красивая или дорогая игрушка, которую мне доводилось видеть, но иногда дети и не такое страшилище выбирают в любимчики. Прошлый плюшевый питомец Алисы представлял собой кривую длинноногую лягуху, у которой отсутствовали оба глаза. И даже пуговицы, которые я пришила на их место, ситуацию не выручали. К счастью, в один прекрасный момент игрушка пропала. Подозреваю что не без участия Данилы. Он тоже смотрел на это чудовище с ужасом. И после появился Тоша, который не ломал психику взрослых.
От воспоминаний на глазах наворачиваются слезы. Ведь все так хорошо было! А может, это я все придумала, а хорошо не было? Может все дело в том что Данила относится к людям как к расходному материалу? Вот и меня использовал и выгнал. Однако Алиса выбивается даже из этого правила. Что бы сказала Валерия, узнай о том, что ее дочку выгоняют на улицу? С другой стороны, дочка тут прописана, и он не имеет право ее выгнать. А значит… Ничего не значит!
Сейчас в любом случае лучше уйти. Данила в неадеквате, ладно мне даст пощечину, а если ребенку? Алиса и так запугана, и не спасет никакая опека.
За нас никто не заступится, потому что с деньгами и связями Данилы ему ничего не грозит. Даст кому надо на лапу. Все ведь продается и все покупается. Он и сам это говорил.
– Малыш, надо переодеться.
За окном ранняя весна, поэтому мы надеваем пальто, шапки. А вот идти куда? Да, я что-то совсем задумалась, а ведь проблема уже даже не в том, откуда мы уходим, а кто нам предоставит крышу над головой. У меня и друзей-то особенно нет. Кроме Кати. Катя – моя бывшая коллега, мы вместе работали нянечками, да и познакомились мы в агенстве. В отличие от меня, замуж за клиентов она не выходила, ее муж – обычный представитель среднего класса, работает дальнобойщиком. Она по-прежнему няня. Один минус – квартира у них тесная. Пустит ли? Или все-таки поехать в гостиницу?
Пишу сообщение: «Катя, привет! Данила выгнал нас с Алисой из дома». Если предложит поехать к ней, приеду, нет – не обижусь. В конце концов ей может быть неудобно… Но Катя меня всегда выручала. Ответ приходит незамедлительно: «Езжай ко мне, муж все равно в рейсе».
Я не успеваю ответить: «Спасибо», когда раздается голос Данилы:
– Вы еще здесь?!
В руке бутылка виски. Пьет прямо из горла. Глаза красные, смотрит на нас, как бык на красную тряпку. Правда он и напоминает сейчас быка. Алиса тут же хватает чемодан, хотя он для нее слишком тяжелый, да и не по росту.
– Алиса, не трогай, мама понесет сама, – произношу ласково и спокойно. – Давай я помогу на тебя надеть рюкзачок. Ты положила туда Тошу?
– Тошу, раскраски, резиночки, расческу, браслет.
– Еще возьми телефон, планшет и зарядку.
– Точно! – вскрикивает ребенок, а я перевожу взгляд на Данилу. Тот делает новый глоток отвратительного пойла и произносит:
– Не советую ничего забывать, потому что вы сюда больше не вернетесь.
– Ты забываешь, что это я тебе очередная жена, – стараюсь говорить спокойно, чтобы не начать реветь хотя бы сейчас, – а Алиса – дочка! Единственная!
– А может у меня на стороне есть? – ржет.
– Нет у тебя никого на стороне, – рявкаю, хотя делать это опасно, – Вы и этого-то с Валерией с трудом родили. Что, не так?!
– Закрой рот!
Алиса тут же включается и, засунув зарядку в портфель, вдруг произносит:
– Моя мамочка смотрит на тебя с неба и тебе сделает плохо! Она тебя проклянет!
Я аж теряю дар речи. Вот же Алиска! Ну помолчать не могла! А с другой стороны – ребенок. И ребенок прекрасно понимает, что происходит несправедливость. Жду что Данила сейчас взорвется, но, как ни странно, он только усмехается и делает очередной глоток виски. А я помогаю надеть рюкзак на дочку и беру в руки оба чемодана:
– Водителя дашь, или мне такси вызывать? – стараюсь держать себя в руках. Кстати Алиса прекрасно знает, что у нее была другая мама. Та, что родила ее, та что погибла. Ни я, ни Данила никогда не считали, что такие вещи надо скрывать. Поэтому ребенок называет мамой и меня, и покойную Валерию. И абсолютно прав в этом.
– Дам я и водителя, и машину, – гогочет, – чтобы я точно был уверен, что вы свалили, и с концами! Скатертью дорожка!
Глава 2. Ника
Уезжать с ребенком и двумя чемоданами в неизвестность – это жутко.
И пускай я уже так делала несколько раз – перечеркивала свою жизнь и начинала все заново, сейчас мне все равно плохо. Во-первых, я не планировала что-то менять, я была уверена в завтрашнем дне… А теперь, по злой иронии это не завтрашний день, а завтрашнее дно.
А, во-вторых, оказаться в такой ситуации с ребенком… Это страшно вдвойне. Алиса не виновата что отец так поступил с ней и не виновата что ее мачеха не имеет представления что делать дальше. При этом она не привыкла испытывать затруднений в чем-либо. А теперь они будут. И я ничего с этим не сделаю.
Три года я жила в качестве домохозяйки. Да, я посвящала свою жизнь семье, так сейчас говорят в подобных историях. Да и Данила не то чтобы запрещал мне работать… Скорее не одобрял. Потому что в этом не было необходимости. Зато была необходимость чтобы Алиса не чувствовала себя одинокой, чтобы у нее была мама. А теперь… Теперь я тащу два чемодана к машине, стоящей на площадке возле дома.
Данила идет следом, даже почти не качается. Так-то мужик он крепкий, он из тех кто пьет и не пьянеет. Хотя сколько он сегодня выхлестал? А если так каждый день?
Уже возле машины мои чемоданы подхватывает водитель. Он кладет их в багажник; Алиса, даже не глянув на отца, залезает на заднее сиденье. У меня сжимается сердце от того что я вижу: маленькая фигурка в классическом, идеально пошитом для нее пальтишке и ботиночках. Хвостики длинные, локоны ниже лопаток, огромные глаза. Она сама похожа на красивую фарфоровую куклу. И даже если Данила всю жизнь хотел мальчика, как можно не любить дочь? Она ведь по-настоящему идеальна: не проблемная, воспитанная, всесторонне развитая. А красивая настолько, что нам несколько раз предлагали модельный контракт с ней. Но ни я, ни Данила конечно же на такое не пошли. Зачем? Ребенок – это ребенок. И он не должен работать.
Водитель берется за ручку двери, когда Данила ко мне подходит вплотную и, то ли на прощание, то ли чтобы поиздеваться, обнимает и, прижав к себе, целует в губы. В нос бьет запах алкоголя, я пытаюсь вырваться, оттолкнуть его, но эту громаду не сдвинешь с места. Почувствовав, что я не намерена целоваться с ним, он больно кусает меня за нижнюю губу почти до крови и грубо отталкивает.
– Что, опять недотрогу играешь? Знаю я тебя, проститутку! Все вы одинаковые. И не важно сколько вам, дряням, лет!
От гогота Данилы я краснею, мне страшно и больно. Больно от того что болит лицо, больно от его слов. Но спорить нет смысла. Дверь открыта, и я молча забираюсь на заднее сиденье. Однако на мужа находит желание поговорить, поэтому он делает знак водителю, чтобы тот подождал. Надо же вывалить свои претензии или что там у него накопилось. Конечно, потом же не с кем будет. Хотя… Всегда можно наорать на прислугу.
– Вали к маме в деревню. Ты годишься только чтобы пасти свиней. И гусей.
Молчу. Он сейчас в таком состоянии, что, наверно, лучше было бы побыстрее уехать. Но нет же, вот не договорил он, надо еще показать свое превосходство. Вдруг кто-то ошибется и не поймет кто тут хозяин положения.
– И эту, – он кивает куда-то в сторону, очевидно имея ввиду Алису. «Эту». Боже, – и эту заставь работать. Хватит ей ходить в тряпках по цене недельной зарплаты менеджера! Это ребенок, и он должен знать где его место! Понимаешь?
– Если ты закончил с наставлениями, то позволь нам уехать, – наконец подаю голос. Снова начинает ржать.
– Поедешь к своей алкоголичке-матери, пусть научит Алиску капусту квасить. Женщины должны уметь готовить! – и, наконец выговорившись, отходит назад и рявкает, – До свиданья!
Водитель захлопывает дверь, а Данила возвращается в дом. Мне приходит глупая мысль, которой нет места в новой реальности: холодно, но муж ходит в рубашке по улице. Мне самой смешно и грустно, как я, по инерции, мысленно, о нем переживаю. Хотя мы друг другу в один миг стали посторонними.
– Мам, – тихо произносит дочка, – Мы будем жить у твоей мамы?
– Не знаю, посмотрим, – сглатываю. Это самый негативный вариант развития событий конечно. Потому что моя мама – это не та мама, которая с распростертыми объятиями ждет свою дочь, которая накормит супом и пожалеет. У нее для меня любви нет. Ни капли. Зато есть любовь к моему брату, ее младшему сыну.
Водитель наконец возвращается на место, и мы выезжаем из ворот.
– Мне сказали вас отвезти на вокзал, – произносит негромко и по возможности отстраненно, будто не был свидетелем этой отвратительной сцены.
– Нет, на вокзал не нужно. Я вам сейчас скажу адрес, это почти в центре города.
– Конечно.
На всякий случай пишу Кате что еду к ней, на случай если обстоятельства изменились. Мало ли что. Но она меня честно ждет. Я всегда боюсь доставить какие-то неудобства. Более того, я из тех, кому проще спрятаться, забиться, промолчать, нежели высказать свое недовольство. Я всегда всех понимаю и всегда оправдываю. И даже если бы Катя передумала меня принимать, я бы поняла. Но она моя подруга, и от того что я с ней сейчас сяду на кухне и наконец поплачу, становится легче. Потому что при ребенке – нельзя.
Алиса прижимается ко мне и, пока мы едем, тихонько засыпает, уронив голову мне на колени. А я думаю о том, что теперь это моя ответственность – что она будет есть, как жить… И сколько как бы ни был ужасен Данила, она потом обвинит меня если что-то у меня не получится. Но только даже если я выше головы прыгну, не смогу обеспечить ее на том же уровне!
Мы подъезжаем к дому Кати. Бужу Алиску, думая о том, что сейчас – тот момент, когда мы по-настоящему отрываемся от прошлой жизни. Мы вылезаем из шикарного кожаного салона дорогого авто и оказываемся в микрорайоне с простыми многоэтажками, возле некрасивых лавочек и узких тротуаров, заставленных машинами. Теперь мы с Алисой как все. Нас выгнали из рая, оранжерея закрылась на замок, а мы – два комнатных цветка, выставленных на улицу. И этим двум цветкам надо выжить.
Вежливо попрощавшись с водителем, берем чемоданы и идем к подъезду. Алиса хмуро плетется, глядя себе под ноги, даже не спрашивая куда мы направляемся. Она хочет спать, это видно. И лишь в лифте тихо шепчет, своим детским голоском:
– Я ни разу не была в таких домах.
– Большинство домов, где живут люди, такие, – спокойно и ласково объясняю, – а иногда и гораздо хуже.
Алиса твердо кивает. Верит. А я вдруг думаю о том, что она и правда не была в помещениях с плохим ремонтом, если можно так выразиться. Она всю жизнь прожила в шикарном особняке. Мы ездили в музеи и театры, летали на дорогие курорты, ходили в шикарные рестораны. Преподаватели Алисы – очень рафинированные люди, и дочь, судя по всему, думала, что так и везде. Но подозревала, что мир разный. И сейчас, когда мы подходим к двери квартиры, нисколько не удивляется.
– Тут совсем другие запахи, – замечает. Киваю. И точно: тут целый сонм запахов. Кто-то готовит тушеную картошку, кто-то печет, еще доносится едва различимый дым сигарет и вполне четкая вонь из мусоропровода. Но я выросла даже не в таком доме. Впрочем, не будем о грустном, и так все плохо. Видимо откуда приехала, туда и вернусь.
Не успеваю коснуться пальцами звонка, как замок характерно щелкает, и дверь распахивается. На пороге Катя.
– Привет, мои хорошие! – Видимо мое лицо совсем кислое, потому что она обнимает меня, целует в обе щеки и произносит, – Ничего, ничего, раздевайтесь, я уже стол накрыла. Покушайте, поговорим, что случилось.
