Kitobni o'qish: «Ромашки в снегу»
Глава I
Таня брела по безлюдной улице и с упреком смотрела на дождливое небо: нет, не такой погоды она ждала в начале декабря. Прежде, в это самое время снег уже укутывал своим ледяным покровом дома, деревья, тротуары, карнизы, машины и все сразу становилось таким волшебным и чудесным. Серость домов, грязь, мусор – все неряшливое, неприглядное и нелепое пряталось под белый пух, будто наряженная погодой елка. Она перевела взгляд с неба на себя – с ее черного плаща стекали тоненькие ручейки воды, замшевые ботинки впитали воду из луж, но и это еще не все – вязаная зеленая шапочка, напитавшись осадками, отяжелела и все время лезла на глаза. Она с досадой поправила ее, стала идти быстрее и вскоре приблизилась к своему дому. Когда-то это было общежитие, но несколько десятилетий назад его переделали под жилой дом с однотипными однокомнатными квартирами. Серое четырехэтажное здание, напоминающее что снаружи, что внутри громадный склеп, по ночам издавало непонятные жуткие звуки – то ли от того, что ветер завывал на дырявом чердаке, то ли от того, что фундамент здания продолжал оседать. Стены уродовали огромные трещины, которые избороздили дом вдоль и поперек, будто глубокие морщины на лице старца. Сами квартиры плохо отапливались, были холодными и довольно сырыми, особенно угловые – они подвергались атаке бесчисленных ветров этого возвышенного края. Но здесь было самое дешевое жилье в городе, поэтому Таня сочла нужным не перебирать в своем шатком положении и с энтузиазмом поселилась тут на втором этаже. Помимо нее, здесь, в основном, обосновались жители окрестных деревень. Они стекались в город в поисках работы и находили ее на заводах, фабриках и шахтах. Но безденежье все равно преследовало их, как проклятие, ведь даже за тяжелую и жизненно необходимую для предприятий работу им платили копейки. В этом забытом богом месте по-прежнему витал дух общежития – по вечерам, в просторном длинном коридоре организовывались шумные посиделки среди соседей. За большим квадратным столом, над которым нависала неказистая лампа с желтым плафоном, устраивались карточные бои или игра в домино. Помимо развлечений, всегда что-нибудь отмечали: если в календаре не значилось никаких важных дат, повод для очередного застолья с воодушевлением придумывали сами.
За старым домом шел пустырь, на котором устроили свалку, а далее – бесконечные степи и терриконы. Таня подошла к подъезду и, распахнув дверь, вошла в коридор.
– Чего дверь не закрываешь за собой? – возмутилась баба Маша. Она мыла ступеньки на первом этаже, возле своей квартиры. – Хочешь, чтобы ее ветер снес? – женщина выпрямилась и застыла с тряпкой в руках, буравя Таню сердитым взглядом своих больших, немного выпученных черных глаз. На ней был все тот же серый застиранный халат в латах, а поверх, на могучих плечах был завязан серый пуховый платок – все в тонах дома, который баба Маша любила и стерегла, словно собственное сокровище.
– Извините! – Таня обернулась и осторожно прикрыла за собой дверь, за которую она так некстати забыла.
С бабой Машей шутки были плохи: она была квартальной этой старой, но еще крепко стоящей будки и жила здесь, без малого, пятьдесят лет. Так что, будучи старожилом этого дома, она ненавидела всех вновь прибывших и считала своим моральным долгом почитать им длинную и внушительную лекцию о том, как следует вести себя здесь, чтобы не стать ее заклятым врагом.
Таня как можно быстрее прошла мимо ворчливой старушки и спешно поднялась на второй этаж. Вслед за собой она услышала нелестные отзывы в свой адрес по поводу грязи, которую она нанесла в подъезд. Подойдя к своей двери, Таня осторожно постучала в нее. За дверью раздался непонятный шум: что-то упало с грохотом в коридоре, затем послышался приглушенный смех. Она нахмурилась и постучала еще раз, но теперь настойчивее. Спустя полминуты дверь, наконец, неспешно отворилась и на пороге нарисовалась высокая рыжеволосая девушка с габаритной фигурой. Это была Света – она снимала квартиру вместе с Таней. Так было дешевле, и появлялась возможность отложить какую-то копейку себе.
– Почему ты так долго не открывала дверь? – Таня отпихнула девушку с порога и зашла в коридор. На полу, рядом со старым трюмо, валялась опрокинутая табуретка.
– Так я это… не услышала сразу! – оправдывалась Света. На ее лице вырисовалось виноватое смущение. – Ну и вид у тебя!.. Ты что, зонт дома забыла? – спросила она, разглядывая насквозь промокшую и дрожащую как осиновый лист, подругу. За считанные секунды с ее плаща на линолеум натекла небольшая лужа воды.
Таня молча сняла плащ, повесила его на вешалку, разулась и тут же устремилась на кухню. Как только она вошла в коридор, то сразу почуяла, что кроме Светы, в квартире были посторонние. Сейчас они сидели тихо, не подавая признаков жизни, но выдавали себя громким дыханием и неприятным запахом. Ее предчувствие снова подтвердилось – за квадратным кухонным столом находилось двое мужчин. Один из них – немолодой мужчина крупного телосложения, одетый в облезлую коричневую дубленку – их сосед. Он сидел ближе к проходу и держал любовно в руках стакан, наполовину заполненный прозрачной жидкостью. Второго мужчину Таня видела впервые. Невысокий брюнет с широкими скулами, орлиным носом и заплывшими веками совсем не обратил на нее внимания, будто Таня была бестелесным призраком. На брюнете был черный спортивный костюм и синяя вязаная шапка. Он сидел неподвижно и соловьиным взглядом смотрел на свой пустой стакан. Душа требовала еще, но даже на то, чтобы налить новую стопку, сил уже не хватало, отчего Таня сделала вывод, что эти посиделки продолжаются не один час. Пир подходил к завершению – на столе стояло несколько пустых бутылок водки и одна наполовину опорожненная. Нарезка из колбасы почти закончилась, на дне трехлитровой банки осталось сиротливо лежать два небольших огурца.
– А ну, убирайтесь отсюда! – Таня схватила своего высокого соседа за меховой ворот старой дубленки и выпихнула его в коридор. То, что он был в два раза больше ее, не остановило девушку.
– Все, все, ухожу! – сказал примирительно сосед, неловко натягивая на ноги свои стоптанные домашние тапки, которые имели ядовито-желтый цвет. Итог получился не очень – левую тапочку он обул на правую ногу, а правую – на левую и даже не заметил этого. – Ох, и злая ты, Танька! – сказал он с укором, качая своей неестественно большой головой.
Таня без лишних слов вытолкнула его за порог и снова поспешила на кухню. Там сидело еще одно согнутое над столом тело, лепечущее себе под нос что-то невразумительное. Она схватила брюнета за волосатую руку, напоминающую огромную медвежью лапу и потащила в сторону коридора. Но с виду безобидный и полностью ушедший в себя темноволосый незнакомец вдруг оказал ей яростное сопротивление, ведь на столе находилась еще одна бутылка водки. Он вцепился мертвой хваткой за край стола и невольно стащил клеенчатую скатерть на пол. Посуда с грохотом покатилась вниз, разбилось несколько тарелок, но недопитая бутылка водки волшебным образом осталась стоять на столе. Таня продолжала свои попытки выпихнуть брюнета из кухни, но он стал агрессивно размахивать руками и задел стоящий на подоконнике глиняный горшок с геранью. Горшок полетел на пол и разбился вдребезги. Таня склонилась над разбитым горшком и заплакала. Это была последняя капля в чаше ее терпения.
Света, испуганно глянув на плачущую подругу, схватила брюнета за локоть и вытолкнула его за дверь вместо Тани.
– Ну, ты чего? – Света принялась успокаивать подругу, похлопав ее по плечу. – Мы же совсем чуть-чуть посидели!
Таня перестала плакать, смахнула слезы и осторожно взяла герань в ладони. После этого она поднялась, подошла к мойке и засунула цветок в пол литровую банку, налив в нее воды.
– Куплю потом горшок и посажу его… – сказала она ни сколько Свете, сколько себе. – Кто это был? – спросила она у подруги, уставившись на нее сердитым взглядом.
– Я не знаю… На рынке сегодня познакомились, – ответила смущенно Света. – Он купил у меня килограмм картошки…
Таня воскликнула с негодованием:
– Ну, это еще не повод тащить его в дом!.. Что с тобой происходит в последние несколько месяцев? Ведь ты не была такой…
– Да просто моя жизнь – унылое дерьмо! – произнесла Света, напустив на себя несчастный вид. – Разве ты сама не видишь этого? – добавила она с обидой в голосе, наблюдая, как подруга равнодушно выливает оставшуюся водку в раковину.
Таня при этих словах застыла на месте и обернусь к Свете. Эмоционально отбросив пустую бутылку в мусорное ведро, она произнесла твердым голосом:
– Я не позволю… я не позволю, чтобы ты спилась. Я не допущу, чтобы ты так легко сдалась! – она внимательно посмотрела на Свету. Что она еще может сделать для нее? Наставления и упреки не помогают, советы – тоже, значит нужно искать какой-то другой способ, чтобы помочь подруге.
– Ты прости меня, – Света начала тихонько всхлипывать. В этот момент она напоминала не взрослую женщину, а беззащитную маленькую девочку. – Я постараюсь больше не устраивать этих посиделок, – она громко икнула и, вытащив из кармана своего цветастого халата салфетку, стала усиленно вытирать свои полные губы, разукрашенные в алую помаду.
Таня грустно вздохнула. Света уже не раз клятвенно божилась исполнить это обещание. Она подняла глаза на подругу и в этот раз прочла в них упорство и волю. «Хороший признак!» – Тане хотелось верить в лучшее. Она направилась в комнату, разделась, достала из шкафа свой синий халат и облачилась в него. Влажные вещи она развесила на батарее, которая была едва теплой. После этого она вернулась на кухню и поставила чайник на газовую плиту.
– Как там у тебя дела на работе? – Света забилась в угол и, сидя на низком табурете, продолжала виновато смотреть на подругу, чувствуя за собой нехорошую вину.
– Меня уволили! – выпалила Таня без долгих и пространных разъяснений. Она подошла к подруге, взяла ее за руку и усадила за стол. Как бы она не злилась на нее, Света по-прежнему оставалась самым близким человеком в ее судьбе.
Света, казалось, ни капли не удивилась этому событию. Таня уже не раз попадала в подобную ситуацию.
– А в этот раз почему? – спросила она у Тани, вставая из-за стола и распахивая дверцу холодильника. «Нужно сделать подруге огромный бутерброд из остатков колбасы и сыра!» – думала она про себя. С набитым желудком неприятности всегда становятся более мелкими и незначительными.
Таня подняла голову и посмотрела затуманенным взором в окно. День уже приближался к своему завершению – дождь прекратился и солнце, уже не прикрытое хмурыми тучами, стало спешно заползать на ночлег за линию горизонта. Таня совсем не жалела об этом. Пусть скорее заканчивается этот ненавистный день, день который похож на сотни других таких же однообразных дней, где часы наполнены только мыслями о том, чтобы выжить в этом сложном мире. Она перевела взгляд на Свету, которая хлопотала над приготовлением бутерброда и пояснила угрюмым голосом:
– Я вылила графин с соком на голову одного посетителя. Он распустил свои грязные лапы, когда я мимо него проходила с подносом. Видела бы ты его наглую жирную физиономию! Такие, как он, думают, что им все дозволено, раз у них есть деньги!
Света от злости плотно сжала кулаки. Она пожалела о том, что в этот момент ее не было рядом, иначе она размазала бы этого негодяя по стенке.
– Свинья! – она громко выругалась, а Таня, тем временем, продолжила свой рассказ:
– На толстой шее у этого мерзавца – золотая цепь размером с гирлянду! Все пальцы усыпаны перстнями, как новогодняя елка игрушками. А это расплывчатое от жира лицо с его с колючим ястребиным взглядом… – Таня снова поежилась, окунаясь в неприятные воспоминания уходящего дня. – Нет, не такое лицо у чистых душою людей, не такое… Я думала, он убьет меня! Вскочил и сразу накинулся на меня с кулаками со звериным визгом и перекошенным от ненависти лицом. Хорошо, что Миша, наш официант, вовремя остановил его. Мне хватило времени для того, чтобы невредимой убежать в служебное помещение. Хозяин бара дико извинялся за меня, неотесанную официантку… После этого он распорядился накормить этого проходимца за счет заведения, заставив его стол разными дорогими яствами, и самолично принес ему хорошее вино. А меня, конечно же, с позором уволили и не заплатили ничего…
– Ух, мерзость! – Света скривила физиономию, в мыслях представив себе этого жирного хама, распускающего бесцеремонно свои короткие толстые и волосатые руки. – Так ему и надо! Жаль, конечно, что тебе ничего не заплатили, но ты все правильно сделала! Может, пойдешь работать ко мне на рынок? – предложила мечтательно она и добавила: – Напарница мне не помешает.
Таня с минуту молчала, доедая бутерброд, который подсунула ей подруга и раздумывала. Света вопросительно смотрела на нее своими большими зелеными глазами в ожидании ответа. Ее густые черные брови почти, что срослись у переносицы и от этого ее взгляд казался более суровым и нелюдимым, скрывая в нем настоящее – природную доброту и мягкость. Пинцетом для бровей она не любила пользоваться, и весь уход за лицом для нее заключался в обильном нанесении косметики на глаза и губы. Короткие слегка вьющиеся волосы огненно-рыжего цвета всегда были собраны в небольшой хвостик на затылке. Высокая и слегка полноватая, она всегда неуклюже сгибалась за их маленьким кухонным столом.
Таня доела бутерброд и заговорила твердым голосом:
– Нет, не пойду на рынок! Тем более я сегодня умудрилась найти себе другую работу и уже завтра выхожу на новое место…
– Что, правда? – Света заметно повеселела, вспомнив, что скоро их вездесущая хозяйка нагрянет к ним за оплатой. – И что же это за работа? – поинтересовалась она.
– Упаковщицей в колбасный цех. Там я еще не работала! – Таня грустно усмехнулась, припоминая все свои предыдущие места работы.
– А как же тебя так быстро взяли? – спросила Света. – Даже без стажировки?
– Так у меня все документы были на руках – и трудовая и медицинская книжка. К тому же, как мне показалось, им просто срочно нужны были работники: у них огромная текучка.
– Это не предвещает ничего хорошего. Я слышала – там настоящий ад! Смена в двадцать четыре часа при жутком холоде… Люди бегут оттуда из-за невыносимых условий труда и грубого обращения начальства…
– Спасибо, ты знаешь, как меня подбодрить, – ухмыльнулась Таня. – Но я не боюсь никакой работы!
Света печально вздохнула и произнесла с обреченностью в голосе:
– Да уж… Мне кажется, мы никогда не выберемся из этого болота, – она импульсивно стащила с волос синюю резинку, взлохматила свои рыжие кудри и продолжила: – У нас нет денег, чтобы получить приличное образование, нет своего жилья, нет родных, нет любимого человека, на которого можно было бы положиться в тяжелый момент, и с которым… ты ничего не боялась бы!.. Да и кто на нас посмотрит? – воскликнула она. – Мы ведь ходим в старых обносках как крестьянки! И даже если попадется нормальный мужчина, в чем я сомневаюсь, куда я его приведу? В эту чужую захолустную квартиру? С кем познакомлю? Ведь у меня нет родных, я детдомовская…
Таня улыбнулась – ей показалась забавным, что Света сравнила их с крестьянками, и горячо возразила:
– Но когда ты действительно встретишь своего мужчину, разве это будет так важно? Ведь любят человека, его душу, а все остальное фальшь, ложь и глупые человеческие предрассудки…
– Эх, наивная ты еще! – ответила Света голосом знатока, повидавшего жизнь и хлебнувшего ее горький настой, состоящий из алчности, несправедливости, лживости и лицемерия окружающего ее мира. – Мужчинам подавай все в красивой обертке – ты обязана выглядеть, как маленькая жеманная принцесса или как жгучая роковая красавица в сногсшибательном платье. Но и этого мало: у тебя должно быть хорошее образование, приятные манеры, приличная работа. Ну и семья… благополучная и всеми почитаемая… Чтобы не стыдно было представить своим родителям.
Таня рассержено прикусила тонкую губу и сдвинула брови у переносицы – в знак протеста таким мужчинам.
– Если все мужчины выбирают по таким критериям, тогда не нужны они мне! – злобно процедила она сквозь зубы. Слова подруги зацепили в ней больное место. Возможно, подруга права, ведь и она с таким сталкивалась не раз. Один раз парень проводил ее со свидания домой и больше никогда не появлялся. Она навсегда запомнила его взгляд, когда он увидел ее дом – взгляд разочарования и брезгливости.
Света неожиданно рассмеялась, увидев сердитое лицо своей подруги. Иногда Танина эмоциональность и живой отклик на какую-либо обсуждаемую ими тему потешали ее и поднимали ей настроение.
– У тебя еще вся жизнь впереди и кто знает, как она повернет, – Света решила вселить надежду в свою подругу. Таня была умной и находчивой, к тому же упрямо могла противодействовать неприятностям, в отличие от нее.
– А как же ты? – спросила Таня. – Тебе же только двадцать пять лет, ты всего лишь на семь лет старше меня!
Света пожала плечами и с равнодушием ответила:
– Ну и что?.. Я родилась на помойке, живу на помойке и умру в такой же нищете…
– Что за чушь! – разозлилась Таня. – Это отговорка для бездействия…
– Может быть… – кивнула головой Света. – Но ты хотя бы умная! Сидишь вечно со своими учебниками, будто привязали тебя к ним, может с тебя что-то и выйдет. А я-то, с горем пополам девять классов в интернат-школе закончила, потом в училище выучилась на повара и теперь кулинарю, торгуя на рынке овощами…
– Не говори глупостей! – Таня рассердилась еще больше, взяла подругу за руку и, пристально глядя ей в глаза, авторитетно заявила: – Ты очень сообразительная и участливая, ты преданная и храбрая, но почему-то все время забываешь об этом, – Таня понимала, что никто и никогда не говорил Свете подобных слов, поэтому она не верила в себя и в свои силы. Она всегда небрежно отзывалась о самой себе и о своих способностях, в то время как Таня никогда не позволяла себе этого. Лишь родительская любовь способна дать внутренние силы, взрастить крепкий росток, который потом сможет стойко противостоять любым невзгодам. Именно такая любовь способна закалить характер и дать огромную силу воли – они самые главные помощники в житейских бурях. Именно такой любви никогда не было в судьбе Светы.
– Вот ты утверждаешь, что я умная, но ведь я провалила вступительные экзамены на бюджетное отделение! – Таня небрежно указала пальцем на себя, дескать, смотрите все, какая тупица.
– Так ведь конкурс, какой был!.. Столько человек на одно бюджетное место! – Света попыталась оправдать провал своей подруги и хоть немного утешить ее. – Ничего, я уверена, в следующем году ты обязательно поступишь! Разве может быть по-другому, когда ты столько времени посвящаешь учебе?
Таня воодушевилась и улыбнулась. Когда хотя бы один человек верит в тебя, за спиной сразу вырастают крылья.
– Да, я все готовлюсь и надеюсь, ведь платное отделение я не потяну. Что же, жизненные обстоятельства ставят нам палки в колеса, но не стоит так быстро сдаваться! – с уверенностью заявила Таня. Что-то незримое внутри нее снова дало ей душевную силу, и приступ мимолетного отчаяния снова отступил в тень.
Света с удивлением и в то же время с восхищением посмотрела на свою подругу и увидела перед собой человека с несгибаемой волей. Такой Таня и была, хотя и на нее иногда находило уныние, но оно быстро проходило – верный признак внутреннего мужества.
– И откуда у тебя столько энтузиазма? – удивилась снова Света. – Мне бы такой оптимизм и твои мозги…
– Брось, у тебя все это тоже есть! – уверила ее Таня. – И все же… Может, мы что-нибудь придумаем для себя? – сквозь эти слова просочилась нить надежды на их светлое и счастливое будущее. Когда ты молод, как бы жизнь не била тебя, ты каждый раз снова находишь в себе силы бороться против нее.
– И что же? – засмеялась Света. – Что мы можем придумать для себя? Банк ограбим?
– Ну, это уж слишком радикально! – улыбнулась Таня, убирая рукой непослушную челку, упрямо лезшую в большие карие глаза. – А что, если тебе пойти обучаться на какие-нибудь курсы? – предложила вдруг она. – Например, на курсы парикмахеров? Днем будешь работать на рынке, а по вечерам ходить на курсы – и быстро и намного дешевле, чем в учебных заведениях. Так многие делают…
– И кто меня с курсами возьмет на хорошую работу? – с сомнением в голосе произнесла Света. – Сейчас же всем высшее образование подавай! Как будто только оно способно охарактеризовать человека с лучшей стороны. Теперь даже у уборщиц в офисах требуют хоть какой-нибудь диплом об образовании.
Таня на миг задумалась, но потом сказала твердым голосом:
– И все же с курсами парикмахеров можно устроиться на работу: я об этом не раз слышала. Все будет зависеть от твоего старания и способностей. Может, тебе понравится эта сфера деятельности, и ты сама с удивлением обнаружишь в себе такие таланты, о которых раньше и не подозревала! Я ведь очень хорошо помню, как ты говорила, что когда-то мечтала стать парикмахером и хотела делать людей красивыми…
Света мечтательно улыбнулась и вытаращилась в окно, в котором вырисовывался ночной пейзаж со смутными очертаниями голых деревьев и первых звезд.
– Что же, может ты и права! – рассеянно произнесла она, продолжая смотреть в окно. Ее детская мечта стать первоклассным парикмахером вновь воскресла и словно что-то оживила в ней. Что-то, похожее на слабую надежду. Таня уже не раз сеяла в ее душе зерна сомнения по поводу того, что она ни на что не способна. Она уверяла – все в ее руках, стоит ей только сильно захотеть чего-нибудь добиться. – Ладно, еще поговорим об этом, а сейчас пошли смотреть телевизор! – она резко сменила тему разговора, встала из-за стола, смела рукой крошки со скатерти и выкинула их в мусорное ведро. Слабый проблеск надежды куда-то улетучился. Она посчитала нужным не питать напрасных иллюзий. Череда постоянных неудач будто сломала ее изнутри, сделала безвольной. Под тревожным Таниным взглядом, она съежилась и направилась спешно в зал.
Вскоре оттуда послышалась ворчливая болтовня – в очередном модном ток-шоу люди с экрана телевизора яростно поливали друг друга порцией желчи, пафоса и ненависти. Эта пустая телевизионная болтовня помогала Свете отключить мозг и на короткое временя забыть о том, что тревожит ее. Но иногда она отвлекалась от телевизора и бродила растерянным взглядом по стенам и окну. В их единственной жилой комнате стояла немногочисленная старая мебель. В правом углу вырисовывался старенький красный диван, на котором спала маленькая и хрупкая с виду Таня, посередине комнаты – железная односпальная кровать, – на ней с трудом из-за своего высокого роста помещалась Света. В углу у окна ютился небольшой черный шкаф для одежды, рядом с ним соседствовала невысокая коричневая тумбочка, на которой стоял телевизор. Возле телевизора располагалось бежевое кресло с торчащими ржавыми пружинами, а деревянный скрипучий пол устилала выцветшая ковровая дорожка, которая когда-то имела насыщенный вишневый цвет – теперь же остался лишь блеклый мутно-розовый оттенок. Эта дорожка пережила, очевидно, не один десяток жильцов. На потолке висела старинная янтарная люстра с одной лампой. Вся эта старая мебель принадлежала их хозяйке.
Через пять минут в комнату вошла Таня: она взяла несколько учебников в толстых переплетах, лежащих на кресле. После этого она подошла к подоконнику и стащила оттуда пару чистых листов бумаги и авторучку. Стола в комнате не было, и она пошла по привычке заниматься своими точными науками на кухню.
– Ты будешь снова допоздна сидеть за своими учебниками? – с сожалением спросила ее Света, переключая указательным пальцем каналы на пульте. Она не любила оставаться в комнате одна.
– Да, у меня ведь нет денег на репетиторов, – отозвалась Таня с кухни, притворяя за собою дверь. Она на миг остановилась перед окном – небо над городом уже давно расчистилось от дождевых туч и сейчас на нем разлились поздние темно-синие сумерки с прозрачными чуть розоватыми облаками у самого горизонта. Красоту ночного неба было рассмотреть не сложно – фонари в их районе были редкостным явлением.
Света убавила звук и пересела со стула в кресло, предварительно бросив одеяло на торчащие пружины. Через час она тихо зашла на кухню и поставила чайник с водой на плиту. Света знала, пока Таня занимается – она ни ест, ни пьет, а только часами таращиться долгим осознанным взглядом в свои мудреные книги – с непонятными причудливыми формулами и знаками. В такие моменты реальность для нее переставала существовать, ведь она полностью и целиком погружалась в волшебный мир цифр, теорем, гипотез и постулатов, мир – недоступный пониманию Светы и от этого совершенно скучный и чуждый для нее. Однажды она, в отсутствие Тани, засунула свой длинный любопытный нос в эти заумные книги. От нескольких прочитанных ею предложений, ее мозг готов был взорваться от перенапряжения. От количества непонятных слов и закорючек ее глаза расширялись от ужаса и лезли на лоб. Она искренне не понимала, как можно было столько времени уделять таким неинтересным и скучным, на ее взгляд, вещам. И, тем не менее, всех, кто разбирался в таких мудреных книгах, она считала чуть ли не богами и всерьёз предполагала, что мозги у таких людей с размером с футбольный мяч.
Света и в этот вечер по давно укоренившейся негласной традиции периодически подливает Тане горячий травяной чай в кружку, потом добавляет кусочек ароматного лимона и осторожно подсовывает что-нибудь съестное. Таня на мгновение отвлекается от книги, несколько отрешенным, но благодарным взглядом смотрит на подругу и, слегка кивнув ей головой, снова погружается в таинственный мир высшей математики. После этого Света наливает чай и себе – девушки очень часто мерзли в этой довольно холодной и сырой квартире, и поэтому они никогда не забывали о том, что у них есть в шкафу вкусный травяной чай с шиповником и мелиссой, а еще оранжевые непривычно сладкие на вкус лимоны, которыми торгует Света. Помещение их старого дома отапливалось очень слабо. Из ветхого окна, которое, казалось, вот-вот вывалиться наружу – тянуло холодом и сквозняком. Не спасало даже то, что злополучное окно были трижды заклеено клейкой лентой по всем щелям и углам.
Таня сама не заметила, как просидела за учебниками до половины второго. А ведь ей рано утром заступать в сутки. Она бережно взяла в руки книги и, осторожно ступая, чтобы не шуметь, направилась в комнату. Света уже мирно сопела, отвернувшись к стенке. Всю комнату освещала луна, которая бесцеремонно заглядывала в их большое окно – сильный порывистый ветер разогнал остатки туч и освободил для нее все небесное пространство. В безлунные ночи их дом тонул в кромешной тьме – фонари были непростительной роскошью для такого экономически невыгодного и обветшалого трущобного района, как считали местные чиновники. Хотя своенравная баба Маша смогла недавно добиться, дабы поставили пару фонарей у дороги – чтобы жители, возвращаясь с работы через пустыри, видели путь домой.
Таня стащила с себя халат и натянула теплую ночную рубашку. После этого она тихонько разложила на диване простынь с одеялом и спешно юркнула под него, стуча от холода зубами. Одеяло было холодным, и она задрожала так осиновый лист. Свернувшись клубочком, она продолжала смотреть на луну, которая неспешно передвигалась на ночном небосводе. Она стала раздумывать о том, какие испытания преподнесет ей очередной день и очередная работа. Над ней черной тенью нависла горечь утраты, но она постарается быть сильной. Иногда ей хочется выйти в степь, до которой рукой подать и кричать в бескрайность, что есть мочи. Выплеснуть с этим криком всю боль и обиды, которые не уходят.
Она начала размышлять о своем отце. После смерти матери, он всего лишь через несколько месяцев после похорон привел в их дом другую женщину. В тот родимый дом, который все еще хранил память о матери и в котором каждый уголок помнил ее дыхание и ее звонкий смех. Мать все еще незримо находилась в этом доме, когда его порог переступила чужая женщина, которая тут же безжалостно принялась стирать все следы ее присутствия.
Таня не смогла простить отца за то, что он позволил мачехе уничтожить все вещи матери, в том числе ее книги, которыми она тайком от нее топила печь. Окончив школу, она улучила момент, когда все отсутствовали, собрала в большой походный рюкзак свои вещи, фотографии матери и ушла из дому. Ушла, чтобы больше никогда не возвращаться. Рюкзак – за плечами, а на руках – горшок с любимой геранью, которую посадила ее мать перед смертью. Когда Таня сдавала вступительные экзамены в университет, она уже жила на съемной квартире. Одно она знала наверняка – ее отцу не было до нее никакого дела, иначе бы он уже разыскал ее и вернул обратно домой. И в полицию он, конечно же, не обращался.
Воспоминания то и дело накатывали на нее угрюмой волной в ночных сумерках, но она начала отгонять их от себя. «Прочь! Прочь из моей жизни! – твердила она про себя, – я еще увижу светлые дни!».
И вскоре ее мысли потекли по более спокойному руслу. Уставшие веки закрылись, напряженное тело расслабилось, взбудораженный разум успокоился – крепкий сон сморил и усмирил ее.
А луна тем временем, еще долго заглядывала в окно и играла своими серебристыми бликами на ее бледном худеньком лице и длинных каштановых волосах, беспорядочно разбросанных на подушке.
Глава II
Утром в комнате стало еще холоднее. Едва в окне забрезжил свет, Таня вскочила с дивана, не дожидаясь противного визга своего будильника. Взглянув на часы, она немало удивилась. Было без десяти семь, значит должно быть еще темно, ведь на дворе третье декабря. Она поспешила к окну и невольно вскрикнула:
– Света, на улице снег выпал! – она распахнула форточку, вытянула вперед ладонь – на нее тут же робко упали узорчатые снежинки: от тепла ладони они растаяли, оставляя на память о себе лишь маленькие капельки воды.
Снег забелил все вокруг – именно поэтому на улице стало непривычно светло для такого времени суток.
Света тем временем крепко спала, укрывшись с головой одеялом, но Таня не замолкала. Расслышав наконец-то восторженные возгласы своей подруги, она откинула одеяло, неспешно потянулась и громко зевнула.
– Что такое? – спросонья спросила она, глядя на Таню удивленными заспанными глазами.
– Первый снег выпал!.. Ну же, иди, посмотри на эту красоту! – Таня продолжала радоваться снегу, как долгожданному чуду. Ее худенькое бледное лицо разрумянилось от потока морозного воздуха, впорхнувшего в квартиру из широкой форточки.
