Kitobni o'qish: «Путешественница. Книга 2. В плену стихий»

Diana Gabaldon

Voyager

Copyright © 1994 by Diana Gabaldon

© Зайцева В., перевод на русский язык, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Часть восьмая
На воде

Глава 40
Я ухожу в море

– Вы сможете взять только «Артемиду».

Кузен Джейми задумчиво коснулся лба, хлопнув крышкой маленького письменного стола. Тогда, двадцать лет назад, он был уже немолод – ему было за пятьдесят, – а сейчас и все семьдесят, и все же он мало изменился: я увидела того же поджарого деятельного мужчину, каким я знала Джареда. Кажется, только волосы, поседевшие и поредевшие, потерявшие былую гладкость, выдавали его истинный возраст, да и те были собраны в хвост с помощью ленты красного шелка, так что внимание собеседника в основном привлекал курносый нос, впрочем, ничуть не портивший облика Джареда.

– Шлюпка небольшая, уместится разве человек сорок команды, но другого ничего нет – конец сезона. Когда бы «Артемида» не нуждалась в ремонте, она бы давно уже была на Ямайке, и вы бы вообще остались ни с чем, ведь все желающие попасть в Карибское море ушли с месяц назад.

– Джаред, мне неважно, сколько человек будет в команде. – Джейми не терпелось поговорить о деле. – Получить корабль и капитана – а больше ничего не нужно.

Джаред только повел бровью на протест кузена.

– Правда не важно, кузен? Когда будешь кататься из стороны в сторону по плохонькой палубе, ты изменишь свое мнение, да будет поздно. Командный состав корабля, равно как и тоннаж, – один из важнейших показателей, поверь. Кстати, как прошло плавание? – ехидно поинтересовался Джаред.

Джейми только нахмурился в ответ. Он явно понимал, что кузен прав: не стоит выходить в открытое море, если ничего не смыслишь в кораблях, а напоминание о том, что он страдает от морской болезни, больно уязвило его. Джейми тяжело перенес переход через Ла-Манш – это небольшое морское путешествие не только далось нелегко, но заставило его буквально позеленеть. К счастью, погода сопутствовала нам, и мы быстро достигли французского берега, но побелевшие губы и темные круги под глазами Джейми указывали на то, что он до сих пор не оправился от плавания на пакетботе.

– Выдержу, – быстро проговорил он.

Казалось, Джаред не поверил его обещанию. Да и было достаточно причин усомниться в способности Джейми выдержать столь длительное плавание – нам предстояло плыть через Атлантику два или три месяца, – ведь от его физического состояния ни много ни мало зависел успех нашего предприятия, а ближайший остров, где можно будет бросить якорь, должен был появиться только ближе к концу плавания. Значит, все это время Джейми будет беспомощно барахтаться в маленькой каюте. Можно только представить, чего это будет ему стоить: если он продолжал чувствовать себя плохо шесть часов спустя после плавания, если от Инвернесса до Гавра он выглядел ужасно, да что там – если вид заякоренного корабля заставлял его зеленеть, о чем можно было говорить? Мне было боязно за него.

– Повлиять на это нельзя, значит… – Джаред, вздохнув, ободряюще улыбнулся мне: – Значит, врач всегда будет при тебе. Верно я говорю, Клэр?

– Ну разумеется. Скажи, как скоро мы сможем выйти в море? Мне нужно время, чтобы подготовить снадобья, могущие понадобиться в пути.

Кузен Джейми задумался.

– Думаю, не раньше, чем через неделю. Корабль придет сюда только послезавтра – если ветер будет попутным, – он в Бильбао с итальянской медью и дублеными испанскими кожами. Команда есть, но нет капитана, который бы дал согласие плыть так далеко на исходе сезона. Впрочем, я знаю человека, который может согласиться, но он может быть в Париже, то есть прибавь еще четыре на дорогу туда и обратно. Еще день-два на пополнение запасов, на воду для бочек… Не раньше, чем через неделю.

– Сколько корабль идет до Вест-Индии? – отрывисто спросил Джейми.

Он был все так же напряжен, как и тогда, когда мы ехали в Гавр к его кузену. Это был не человек – лук, готовый немедленно выпустить стрелу, как только представится возможность. Он не хотел терять ни минуты – ведь мы и так уже упустили слишком много времени – и найти малыша Эуона как можно скорее. Я подумала о том, что пока мальчик в руках у похитителей, это нервное напряжение будет сохраняться.

– Обычно два месяца, – последовал ответ хмурившегося Джареда, – но это в сезон. Не за горами зимние шторма, так что вы попадете в Вест-Индию разве что через три месяца или даже больше. Кабы выйти на месяц раньше…

От меня не укрылось суеверное постукивание Джареда по деревянному столу. Значит, он боится сглазить нам дорогу, боится, что наше предприятие не будет удачным. И все же он не сказал, что мы можем не доплыть. Суеверный страх или простое чувство такта?

Я никак не могла отогнать от себя мысль, что корабль, увезший Эуона, мог направиться не в Вест-Индию. Наше предположение подтверждали только бумаги начальника гаврского порта, которые повезло найти Джареду. Корабль носил название «Бруха», что на испанском значило «Ведьма»… Уместное название, ничего не скажешь! За последние пять лет он был в Гавре дважды, а затем отправлялся в порт приписки – Бриджтаун, находящийся на острове Барбадос.

– Джейми, повтори еще раз свой рассказ о корабле. Ты можешь вспомнить его осадку? Как он был нагружен?

Джейми, прикрыв глаза, воскрешал в памяти фатальный корабль. Вспомнив, он кивнул кузену:

– Хорошо был нагружен, ты верно говоришь. Пушечные порты почти касались воды – они были не выше шести футов от волн.

Услышав удовлетворительный ответ, Джаред улыбнулся.

– Я был прав: он выходил из порта, отправляясь в дальнее путешествие. Это очень хорошо, потому как я разослал запросы в крупнейшие порты Франции, Португалии и Испании, чтобы нам предоставили сведения о том, откуда корабль начал свой путь. Таким образом мы узнаем и место отправления, и место назначения, указанное в бумагах. – Внезапно по его лицу пробежала тень. – Но если документы поддельные и это пиратский корабль, тогда мы ничего не будем знать наверняка.

Он встал, отодвинув раскладной письменный стол красивого красного дерева, ставшего еще красивее с течением времени, за которым сидел, и сказал:

– В любом случае, мы делаем все от нас зависящее. Идемте поужинаем – уже поздновато. Кузен, утром мы с тобой займемся подготовкой к путешествию, а твоя жена может колдовать над своими снадобьями.

Мы находились недалеко от дома Джареда, но поскольку в пять часов вечера здесь было уже темно, нас проводили два факельщика. Увесистые дубинки в их руках не оставляли сомнений: преуспевающим людям в Гавре лучше поостеречься и позаботиться о своей защите. Очевидно, Джаред знал о возможной опасности пребывания на пристани в темное время суток и принял необходимые меры.

Как бы то ни было, смотреть на горящие впереди факелы было приятно: они вселяли веру в успех предприятия и были тем огоньком надежды на лучшее, который подарил нам Джаред. Хотя мы были голодны и не выспались после тяжелого для Джейми перехода через Ла-Манш, а воздух был пропитан запахом сырой рыбы, настроение у нас было хорошим – мы понемногу приближались к цели.

«Бруха», по нашему мнению, была пиратским судном, и мы считали, что пиратам будет невыгодно калечить мальчика, только если они не убили его сразу. Джейми и его кузен рассудили, что Вест-Индия является в том числе и рабовладельческим рынком, и Эуона – здорового юношу – сочли бы хорошим рабом или пригодным для подневольных работ, а таких ребят продавали за двести фунтов. Это были хорошие деньги, а пираты вряд ли бы работали себе в убыток. Таким образом, узнав, в каком порту был продан в рабство мальчик, мы сможем выйти на след самих пиратов и в конце концов вернуть Эуона.

Налетевший ветер брызнул мне в лицо дождевые капли. Это остудило мой пыл: я фантазировала о том, как легко можно будет вернуть парня, стоя на французской земле, а ведь у нас пока не было даже корабля. «Артемида» еще не вернулась из плавания, а «Бруха», возможно, тоже прибудет в Вест-Индию с задержкой: и мы, и они попадаем в полосу зимних штормов.

Дождь шел всю ночь, барабаня по черепице. Странное дело: мне всегда казалось, что слушать звук стучащих по крыше дождевых капель приятно, это усыпляло и расслабляюще действовало на нервы, но не теперь. Сейчас мне казалось, что это звучит угрожающе и предупреждает нас о чем-то.

Мне не спалось. Джаред встретил нас прекрасно: ужин был вкусен, а вина – превосходны, и все же я поминутно представляла, как ветер рвет на части паруса «Артемиды» (которой, кстати, я еще не видела), а море глухо рокочет, неся смерть кораблю. Хорошо, что Джейми не было рядом – он обсуждал с кузеном детали путешествия, – иначе бы моя тревога передалась и ему, а он, без сомнения, и так переживал.

Джаред предоставлял нам свой корабль и брал на себя расходы по поиску капитана, но он настаивал, чтобы Джейми был суперкарго.

– Кем был? – изумилась я.

– Он возьмет на себя обязанности суперкарго, – понимающе улыбнулся Джаред. – Человека, который отвечает за груз. Капитан ведет корабль в пункт приписки, команда помогает ему в этом, а вот суперкарго целиком и полностью отвечает за груз – наблюдает за погрузкой и состоянием груза на корабле, следит за его сохранностью, наконец, доставляет его куда следует и разгружает. А поскольку торговый флот доставляет грузы, суперкарго – главнейший человек на судне. Бывают случаи, когда ради сохранности товара капитан исполняет приказы суперкарго.

Ну что ж, Джаред искренне помогал нам и тратил свои деньги на снаряжение «Артемиды» и поиск капитана, но он не отказывался заработать на этом дополнительном рейсе. Это побудило его распорядиться принять на борт в Бильбао и Гавре грузы, чтобы доставить их на Ямайку. В Шотландию «Артемида» должна была привезти ром: Джаред имел сахарную плантацию на острове.

Но назад «Артемида» не могла отправиться так скоро: нужно было буквально ждать у моря погоды, то есть конца апреля – начала мая, когда прекратятся шторма. По нашим расчетам, на Ямайку мы должны были попасть в феврале, а вернуться назад, в Шотландию, в мае. Таким образом, у нас было около трех месяцев, за которые мы должны были найти Эуона на Ямайке или избороздить Карибское море в поисках мальчика, если это потребуется. Мы должны были найти его за это время…

Строго говоря, отправляясь в путешествие, мы рисковали не только своей жизнью, но и имуществом, любезно предоставленным нам Джаредом. Что и говорить, потеря корабля огорчила бы его, но ведь у него была не только «Артемида», да и к тому же мы должны были привезти из путешествия ром, который, несомненно, принес бы хорошую прибыль Джареду, хотя его дела и без того шли довольно успешно.

Мне не спалось – оно и неудивительно, если учесть, какие мысли вертелись в моей голове. Ворочаться в постели надоело, и я пошла к окну, предварительно завернувшись в теплое одеяло.

Ветер уже немного ослабел, и не было слышно ужасного пугающего воя в печной трубе, но его дуновения было достаточно для того, чтобы гнать по темному небу тучи, закрывавшие на время луну. Дождь, хлеставший по стеклам, все же не мог скрыть мутное небесное светило, так что я могла видеть корабли у причала. Ветер гнал воздух и паруса, но тугие якоря крепко держали суда, качавшиеся на волнах от этих разнонаправленных сил. Это было прекрасно, но еще прекраснее было осознавать, что очень скоро – уже через неделю – я сама взойду на борт и смогу ощутить дыхание морского ветра на щеках.

Когда я отправлялась в Шотландию сквозь камни, я не позволяла себе испытывать судьбу и не думала о том, как сложится моя жизнь с Джейми и что будет, если мне не удастся его найти. Впрочем, у меня в голове была одна мысль – я хочу быть с любимым, что бы мне ни пришлось сделать для этого. К счастью, судьба оказалась благосклонна ко мне, и я нашла Джейми сравнительно легко. Разумеется, я не знала, как он живет, а потому за несколько месяцев я смогла оценить прелесть перемен, перемещаясь вместе с ним по тайным тропкам Шотландии. Я была женой печатника Малькольма в Эдинбурге, где Джейми, как оказалось, вел двойную жизнь, печатая как непритязательные литературные вещицы, так и острые политические памфлеты, спутницей контрабандиста, которую часто подозревали в распутной жизни, и поселянкой, ведущей мирную жизнь в горах.

Но теперь мы вновь сжигаем за собой мосты и оставляем весь устоявшийся быт по своей воле.

Это нисколько не пугало меня, напротив – возбуждало. Я так долго сидела на одном месте, привязанная к семье и работе, не могущая себе позволить поступать по своей воле, что сейчас одна перспектива самостоятельно вершить свою судьбу кружила мне голову, а ведь я в самом деле взяла все в свои руки. Я без оглядки бросилась в бурлящий поток событий, он подхватил меня и понес навстречу неизвестности. И эта безумная и безвестная стихия несет меня до сих пор.

Пока я размышляла о предстоящем путешествии, на оконном стекле образовалось пятнышко от моего дыхания. Вспомнив былое, я начертила пальцем сердечко: так когда-то я рисовала сюрпризы для Брианны. На морозной поверхности тогда появлялось изображение сердечка, содержащего инициалы дочери B. E. R. – Брианна Элен Рэндолл. Будет ли она впредь называть себя Рэндолл? Или назовется по-настоящему – Фрэзер? Мгновение я раздумывала, а затем вписала в фигуру всего две буквы – «J» и «C».

Джейми застал меня у окна.

– Не спится?

– Это из-за дождя, – слегка удивилась я его вопросу.

В тревожном ночном холоде Джейми был надежной и теплой опорой, и обнимать его было вдвойне приятно.

В ответ он обнял меня, уткнувшись мне в волосы. Я почувствовала запах горящего воска и чернил, а еще от него исходил запах, характерный для перенесших морскую болезнь.

– Что-то писал?

Джейми воззрился на меня.

– Откуда ты знаешь?

– Услышала запах чернил, – пояснила я.

Джейми слегка улыбнулся, но все же растерянно взъерошил волосы.

– Вот это да, англичаночка! Этак свинья ищет трюфели, с таким-то чутьем!

– Ну спасибо. – Комплимент был вполне в стиле Джейми, поэтому я как оскорбленная сторона сочла себя вправе подвергнуть его расспросам. – Так что ты писал?

Он перестал улыбаться и насупился.

– Решил написать сестре, – бросил он, снимая плащ и развязывая галстук. – Поскольку мы уже поговорили с Джаредом и сможем вскоре начать поиски, будет нелишним известить о том, что произошло. И по чьей вине, – добавил он. – Теперь можно рассказать, что мы собираемся делать, чтобы вернуть парнишку.

Он помолчал и снял рубашку. Гримаса боли исказила его лицо.

– Представляю, в какую фурию она превратится, когда все узнает. Хорошо, что я буду далеко от дома, когда она получит эту добрую весточку от заботливого брата. – Горькая усмешка выказывала истинные его чувства – смесь ярости, сожаления и вины.

Признание, пусть и письменное, далось ему нелегко, но оно облегчило душу. Джейми уселся, все еще раздумывая, как отнесется к нему сестра после прочтения письма. Пока он разувался, я коснулась его волос, чтобы расплести их.

– Хорошо, что я написал ей, – произнес он. Видимо, содержание письма не давало ему покоя, но я поняла, в чем причина, когда Джейми пояснил: – Мне никогда еще не было так страшно. Кто бы мог подумать, что я буду бояться родной сестры.

– Выходит, ты во всем признался? Ты написал все как есть? Сказал, что Эуона похитили? – Я все же не удержалась от расспросов.

– Ну да, – пожал он плечами. – Я не мог соврать. Я никогда не вру, никому.

«Разумеется, никому, я не в счет», – мелькнуло у меня в голове. Однако я сдержалась и провела ладонью по спине Джейми, лаская его узловатые мускулы.

– А где мистер Уиллоби? – вспомнила я любовь китайца к оригинальному массажу. Мистер Уиллоби постоянно присутствовал на корабле, словно ангел-хранитель в одеждах цвета небесной лазури, зорко наблюдая за Джейми и помогая ему по мере возможности. Джаред не стал подвергать его расспросам и, казалось, ничуть не удивился, по крайней мере не выказал своего изумления ни появлением незваного гостя, ни его крохотным росточком. Мне думалось, что это оттого, что французские порты предоставляли массу возможностей познакомиться с экзотической публикой и Джаред видал всякое. Он сказал пару слов китайцу и был серьезен в общении с ним – в его тоне нельзя было заподозрить и тени иронии. Правда, экономка не была так учтива и намекала на то, что не рада видеть мистера Уиллоби в доме.

– Думаю, он спит на конюшне, ведь Матильда не пустила его ночевать, хоть и дала поужинать. Ты знаешь, она заявила, что нога язычника не ступит в дом, и даже окропила кухню святой водой.

Джейми растянулся на кровати, улыбаясь. Заметив сердечко, которое я нарисовала на окне, он вопросительно посмотрел на меня.

– Ничего особенного, я дурачилась, – ответила я.

Он взял мою ладонь и тронул большим пальцем то место, где у меня был шрам в виде буквы «J», – след, оставленный им у основания моего большого пальца перед Каллоденом. Он хотел, чтобы хоть что-то напоминало мне о нем. Джейми ошибся: я никогда не вспоминала о нем, потому что помнила его всегда.

– Англичаночка, я не спросил, хочешь ли ты пуститься в путешествие. Видишь ли, я все решил за тебя, но ты можешь остаться у Джареда, кузен будет рад. Или перебраться в Париж, он поможет. Или даже вернуться на ферму в Лаллиброх.

– Верно, ты все решил за меня, потому что знал, что я отвечу. Разумеется, ни в какой Париж или Лаллиброх я не поеду, потому что я отправляюсь с тобой в плавание.

Наша обоюдная одновременная улыбка была лучшим подтверждением того, что наши мысли и чувства совпадают. Забыв тревогу и усталость, мы улыбались друг другу, твердо зная, что преодолеем все трудности, какие нам сулит судьба. Джейми тронул мою ладонь губами. Его рыжие волосы вспыхнули золотом в свете свечей.

Дождь хлестал по плакавшему крупными каплями стеклу, ветер не утихал, но я была уверена в успехе нашего предприятия и смогла наконец спокойно уснуть рядом с Джейми.

Утро встретило нас ярким солнцем, которое, правда, не дарило тепло. На улице царил холод, и ветер бился в стекла, но мы пока наблюдали за буйством погоды из теплых комнат. Если в Париже у дяди Джейми была роскошная резиденция, то дом Джареда в Гавре в три этажа тоже был довольно солидным зданием.

Огонь весело трещал в камине. Я писала, поставив ноги на каминную решетку. Перо выводило на бумаге латинские слова, составлявшие список необходимых вещей для аптечки. Так я была похожа на заправского старинного лекаря, соотносящего свои возможности с объективными потребностями. Одной из таких потребностей был чистый спирт – дезинфицирующее средство, без которого было не обойтись, – но она удовлетворялась очень легко: Джаред обещал доставить для нас бочонок из Парижа.

– Только учтите: если вы так и напишете, что в бочонке содержится спирт, команда быстро смекнет что к чему и выдует его еще в порту. Так что стоит подумать над содержанием этикетки.

В таких заботах, мелких и не очень, проходил день. На бумаге то и дело появлялись новые слова: «очищенный лярд», «зверобой», «чеснок» (с припиской «десять фунтов»), «тысячелистник».

«Огуречник»… впрочем, нет, стоит написать «воловик», иначе аптекари могут не понять. Лучше употреблять более старые названия, благо я их знаю.

Нельзя сказать, чтобы я писала очень быстро, ведь нужно было хорошенько подумать, прежде чем выбрать, какое из снадобий поможет лучше других, да и я, честно говоря, подзабыла, как можно использовать то или иное средство. Впрочем, вернувшись в Бостон, я еще долго пользовалась знаниями, приобретенными таким необычным путем, и коллеги и наставники удивлялись и ужасались, видя, как я прибегаю к лечению травами, свойства которых мало изучены (а на самом деле просто забыты или вытеснены более эффективными современными лекарствами). Конечно, со временем я перестала шокировать публику экзотическими методами лечения, хотя они и приносили свои плоды, и не обрабатывала раны тысячелистником или окопником, имея под рукой раствор йода. Никакая пузырчатка не сравнится с действием пенициллина, это было ясно. Но теперь я снова была в том времени, когда медицина безуспешно боролась со многими болезнями, которые не приводят к смертельному исходу в двадцатом веке, и проигрывала в неравном поединке с системными инфекциями.

Так я записывала знакомые названия или вспоминала забытые, а когда моя рука замирала над листком бумаги, я невольно представляла цвет, вкус и запах лекарственных трав и разнообразных препаратов: березовое масло битумного цвета с приятным запахом, терпкая освежающая мята, ромашка с ее желтой сладковатой пыльцой, вяжущий вкус горлеца…

Джейми сидел напротив меня и писал что-то свое. Тишину нарушал только треск дров в камине и негромкие шотландские чертыханья: левая рука все еще давала о себе знать.

– В аптечке будет лимонный сок? – внезапно спросил меня Джейми.

– А зачем он нам? – удивилась я.

Он бросил взгляд на свой список и убрал волосы, упавшие на лоб.

– Обычно корабельные хирурги просят лимонный сок. Но «Артемида» – маленькое судно, так что у нас не будет хирурга. В таких случаях запасы продовольствия пополняет эконом. Но у нас не будет и его: нет времени, да я и не знаю, к кому могу сейчас обратиться. Не могу сообразить, где найти надежного человека и как уговорить его выбраться в такую даль. Время не терпит, поэтому, судя по всему, экономом буду тоже я.

– Ну что ж, раз уж ты будешь выполнять обязанности и суперкарго, и эконома, значит, вся хозяйственная часть будет на твоих плечах. Тогда я постараюсь не ударить в грязь лицом и буду честно играть роль корабельного хирурга. А коль уж они обычно заказывают лимонный сок, делать нечего, я займусь этим.

– Хорошо, англичаночка, спасибо.

Мы так были заняты составлением своих списков – это и впрямь было необходимым условием подготовки к будущему путешествию, – что горничная Жозефина была вынуждена стучать несколько раз. Она доложила, что нас желает видеть какой-то господин, причем всем своим видом она выказывала, что вовсе не держит его за господина.

– Он не уходит, хотя дворецкий его гонит. Говорит, что ему назначена встреча. Месье Джеймс, он стоит на пороге.

– Кто там?

Жозефина скривилась еще больше, поджала губы. Носик ее сморщился. Я не стала сдерживать любопытства и выглянула в окно, но не смогла рассмотреть гостя, так как человек, стоящий внизу, низко опустил пыльную помятую шляпу черного цвета.

– Кажется, это какой-то бродячий торговец, потому что он держит сверток. – Сообщив это, я намеревалась смотреть еще и вцепилась за подоконник, но Джейми увлек меня за талию в глубь комнаты, а затем выглянул на улицу сам.

– Это пришел меняла, которого сосватал нам кузен! Зови его немедленно.

Горничная дала понять, что недовольна таким положением вещей, но не могла не выполнить приказа. В комнату вошел парень двадцати лет – долговязый и нескладный. Теперь мы смогли рассмотреть его и убедились, что вся его одежда была изрядно потрепана: он был обут в тяжелые деревянные сабо, по виду самые дешевые, чулки не держались на его ногах, равно как и штаны, которые были велики и широки, а старомодный плащ только подчеркивал бедность посетителя.

Войдя, парень вежливо обнажил голову – под шляпой оказалась ермолка. Впрочем, не только она выказывала в нем еврея: на происхождение юноши красноречиво намекала борода, а в Гавре никто не носил бород, разве что какие-нибудь моряки.

Меняла умудрился поприветствовать нас с Джейми поклоном, не отрываясь от своей торбы, которую он снимал с плеч.

– Мадам. Месье. Вы очень любезны ко мне. Я благодарен вам за радушный прием. – Локоны на его висках двигались в такт кивкам головы.

Он говорил очень быстро и напевно, отчего подчас было трудновато понять его.

Теперь понятно, почему Жозефина была недовольна: вначале китайцы-«язычники», а теперь еще и евреи. Парень был симпатичным, и, глядя в его умные голубые глаза, я не чувствовала предубеждения по отношению к нему.

– Мы благодарны тебе, – ответствовал Джейми. – Я, признаться, ожидал тебя несколько позже, но то, что ты справился с делами и пожаловал сюда сейчас, это очень хорошо. Я рад. Кузен говорил, что тебя зовут Мейер, верно?

Парень воодушевленно кивнул.

– Все верно. Не стоит беспокоиться: я уже был в Гавре какое-то время, так что это было несложно.

– Да ведь ты прибыл сюда из Франкфурта, а это далековато от Франции, – уважительно произнес Джейми.

Наряд Мейера лучше всяких слов показывал, что из Германии до побережья Франции лежит неблизкий и пыльный путь. Джейми оглядел непрезентабельную нескладную фигуру юноши и предложил ему вина.

Тот помялся, дернул губами, но потом молча кивнул.

Все время, пока он находился в комнате на правах странноватого, пусть и желанного, гостя, паренек смущался, но стоило ему раскрыть торбу, как он превратился из нищего в богача и из гостя в хозяина. Казалось, что может содержать заплечный мешок странствующего еврея? Помятое белье или жалкий кусок хлеба. Каково же было наше удивление, когда мы обнаружили, что в торбе находится деревянное приспособление для переноски денег! Махонькие мешочки из кожи чудом держались в гнездах рамки, и даже естественное покачивание мешка при ходьбе не могло нарушить их покоя.

Довольный Мейер откуда-то извлек кусок бархатной ткани и застелил им стол, убрав с него ненужные теперь бумаги. Что значили глупые закорючки против того, что мы увидели!

– Aquilia Severa aureus, золотой орел Севéра¹, – указал он на маленькую золотую монету. – А это сестерций рода Кальпурниев², – приговаривал меняла, выкладывая новые монеты.

Нам попался истинный знаток старинных монет: по тому, как он ловко показывал полустертые профили римских императоров, можно было судить, что он хорошо знает, о чем говорит. Удачно подобранный тон бархата – голубой – отлично оттенял блеск золота. Казалось, что этот блеск передается и глазам парня, так они сверкали. Или это от того, что в его руках были несметные богатства?

– Когда мы говорили с месье Фрэзером, он настаивал на том, чтобы я показал как можно больше старинных, раритетных монет, преимущественно греко-римской эпохи. Но вы понимаете, долгая дорога, слишком опасно… Я взял не все, остальная часть во Франкфурте. Если месье хочет, я могу послать за ними.

Джейми тряхнул кудрями.

– Нет, мистер Мейер, мы не располагаем временем…

– Месье Фрэзер, зовите меня просто Мейер. – В вежливом голосе парня послышались настойчивые нотки.

– Хорошо, Мейер. Надеюсь, что мой кузен, с которым ты говорил, сказал, какую цель я преследую, вызывая тебя сюда. Мне не нужны монеты, то есть я не собираюсь их покупать, – поправился Джейми. – Но расходы на дорогу я оплачу, – добавил он, видя, как Мейер поднимает брови.

Джейми прищурился и посмотрел на лежащие на бархате сокровища.

– Видишь ли, мне необходимо сравнить то, что ты принес, с тем, что я некогда видел. Думаю, кое-что должно совпасть, и надеюсь, что ты расскажешь мне о некоторых образцах. Как и о том, кто мог покупать подобные вещи лет двадцать назад. Также я рассчитываю на то, что кто-либо из твоих родных или знакомых знает покупателей таких нумизматических редкостей.

Мейер молча глазел на говорившего, пребывая в изумлении. Тогда Джейми улыбнулся и попытался снять воцарившееся было напряжение:

– Я хочу слишком многого, не правда ли? Но Джаред, мой кузен, с которым ты имел разговор, говорил, что ваша семья разбирается в монетах лучше всех, а ведь сегодня такое знание – редкость. Поэтому я обратился к тебе в надежде, что ты оправдаешь рекомендации, данные моим кузеном. А если еще и сможешь подсказать, кто занимается подобными вещами в Вест-Индии, то я буду весьма признателен тебе.

Мейер продолжал молчать, но его глаза заинтересованно блеснули. Он сдержанно погладил свою торбу, склонив голову, отчего гагатовые бусины на его ермолке наполнились солнечным светом. Наконец он заговорил, взвешивая слова:

– Двадцать лет назад подобными вещами занимались мой отец и дядя. Я, конечно, не могу знать досконально, чем именно они торговали, но свод торговых операций тех лет при мне. Там указаны заключенные сделки и приведен каталог монет, которые мы приобрели или продали в течение последних тридцати лет. Думаю, что не обману ваши ожидания.

Парень потянул за уголок бархата, и перед Джейми оказалась вся коллекция монет.

– Видите ли вы здесь то, что вы видели ранее? Какие-то монеты совпадают?

Джейми сосредоточенно всматривался, а затем указал на серебряную вещицу, своими размерами напоминавшую мне американский двадцатипятицентовик. В центре монеты был изображен колесничий, а по ободу чеканка изображала трех дельфинов в прыжке.

– Эта совпадает. Их было несколько, какие-то даже немножко отличались от этой, но на всех были дельфины, я точно помню.

Немного погодя он стал перебирать монеты. Так в его руках оказались золотник и сребреник, причем первый почти весь истерся и профиль на нем был неразличим, а на серебряной монете были отчеканены хорошо видные анфас и профиль.

– Четырнадцать золотых и десять таких, – Джейми указал на сребреники.

– Десять таких! – Мейер округлил голубые глаза. – Не верится, что в Европе их так много.

Джейми подтвердил:

– Их точно было десять, я держал их в руках.

Молодой еврей коснулся монеты:

– Две головы Александра Македонского – редкость. Это тетрадрахма. Отчеканена в честь битвы при Амфиполисе. На поле битвы затем основали город.

Джейми слушал улыбаясь: разумеется, он не мог ничего знать ни об этой монете «с двумя головами», ни о какой-либо другой, но его забавляла страсть, вспыхивавшая в глазах юноши, когда он рассказывал о своих раритетах, и заставлявшая его почтенно склонять голову перед Джейми, видевшим воочию несметные богатства. Люди, страстно увлеченные своим делом, всегда были уважаемы шотландцем, а молодой человек выказывал редкую осведомленность в своем нелегком деле. Через четверть часа коллекция была наконец сформирована: ее составили четыре греческие драхмы, пара небольших золотников и тяжелый римский квинтинарий и серебряные монеты.

Когда возникла необходимость свериться с каталогом, Мейер достал из своей торбы рулон, перевязанный лентой. Листы оказались каталогом; убористое еврейское письмо содержало свидетельства о том, кто и когда купил ту или иную монету. Какое-то время парень сосредоточенно изучал надписи, а затем, по-птичьему склонив голову набок, взглянул на Джейми.

– Месье, сведения, которые я предоставляю вам, строго конфиденциальны. По этой причине я не имею права сообщать вам, кто именно купил монету. Но я могу сказать, что это за вещь и когда она была продана, если вас это устроит.