«Современная природа» kitobiga sharhlar, 9 izohlar

У этой книги так немного рецензий, что хочется добавить свой небольшой текст. Я никогда не слышала о Джармене. Мой друг, услышав о моём желании заземлиться, начать концентрироваться на окружающем мире сразу сказал - это самый лучший способ начать терапевтировать себя.

Это дневники. Одинокие, лихорадочные и дождливые. Джармен, узнав о своей диагнозе, уезжает на побережье в глушь, жить в доме на гальке, выращивать там цветы, не предназначенные для таких условий. Он заботится о земле, условиях, но ночью приходит буря, град, снег и вырывает нежные создания с корнем. И Дерек снова и снова возвращается к исходной точке и возраждает жизнь.

Текст стал для меня настоящей отповедью, пережив ковид, помогая людям я вижу разруху, в которой мне суждено теперь жить и понимаю: мои упорные труды рассыпались в прах. Люди, спасенные от страшной болезни тогда, сейчас могут умереть уже от искусственных причин. Меня пожирает обида и горечь. Я плачу, но Дерек говорит: "Это естественный цикл жизни искусства, труда, усилий. Учись принимать и жить дальше".

Книга стала настоящим утешением для меня: кино, книги, цитаты, желание ностальгировать, известные фамилии, живописные описания местности, цветов, капля ботаники - всё это в одном флаконе дало яркое, неполное, но всё же представление о жизни чуткого и чувственного режиссёра.

С человеческой точки зрения дневник Джармена чтение душераздирающее. Ты проходишь вместе с человеком за год и восемь месяцев путь от просто знания что он ВИЧ положителен, до развития СПИДа, который в этом случае вылился в туберкулез желудка и последующее начало слепоты то ли от токсоплазмоза, то ли от лекарств. Смерти друзей и любовников, пренебрежение киносообщества, отсутствие финансирования и вокруг всего этого тонкий юмор, рассказ о саде, искусстве и прошлой жизни в которой тоже было не айс, но казалось что скоро будет лучше. Оч советую читать, даже если фильмы и прочее творчество Джармена вам вообще до звезды.

Теперь воображение рисует только один вариант для продолжения моего существования – это огромный сад, желательно в пригороде Лондона (естественно, возле какой-то пугающей атомной станции, как у Джармена), чтобы было много роз, лилий, гиацинтов, бессмертников, аквилегий и, конечно же, много магнолии, критически много магнолии. Тогда и будет все хорошо. Вообще так этот дневик очень успокаивает, погружает в какое-то уютное место. К тому же до безумия информативный (нежная информация). Вы знали, например, что Гёте, прогуливаясь где-нибудь в своем городке, всегда разбрасывал семена фиалок, а египетские ясновидящие, например, клали незабудки на глаза, чтобы вызвать сновидения? Никто не знает об этом и никто так не любит цветы, как Джармен.

Современная природа – это букет. Где ноготки – это отчаяние, белая лилия – чистота, подснежник – надеждою на утешение и амарант неумирающей любви. Дерек Джармен болен, у него обнаружен ВИЧ. Вместо того, чтобы отчаяться, преследуемый страхом смерти, подгоняемый смертями своих друзей, он уезжает в Дангенесс. В чёрный, как уголь, как смерть, как беспросветный ужас, дом, стоящий между морем и атомной электростанцией. И разбивает сад. Сад прекрасный, вечноцветущий и вечноумирающий, бесконечно сгорающий под жестокими порывами солёного ветра, сжигаемый солнцем, смываемый дождями. Сад, где рядом растут утёсник с соседнего склона и сортовая роза за 100 фунтов. Сад, где пахнет левкоем и резедой, куда прилетают птицы и летучие мыши.

Святой Дерек Дангенесский, отшельник в пустыне болезни

Конечно, он начинает умирать. Он не может не начать. На дворе конец восьмидесятых, лекарств от ВИЧ нет. У него практически нет денег, он не может снимать свои картины так, как хотел бы. Никто не даёт денег на гей-фильм режиссёру гею, тем более больному ВИЧ. Дерек Джармен никогда и ничего не скрывал, он не мог хранить тайны. Он смело заявлял о своей ориентации, о своей болезни. Современная природа заканчивается раньше, чем заканчивается жизнь Дерека Джармена. Он успевает доснять фильм Сад, написать и снять Эдуарда II. Он практически слепнет, что для режиссёра ужасно. А затем умирает. Но Современная природа позволяет додумать, что этот дневник перестали вести потому что нашлось лекарство. Отчаяние и безысходность, окончательность смерти обошла стороной Дерека Джармена, вдруг он остался где-то там, в своём саду. Приносит на участок ноготки, высаживает сортовые розы, удобряет навозом клумбы, из-под полы поливает сад из шлангов.

День нашей смерти – тайна. Я не хочу умирать…пока. Было бы хорошо видеть свой сад ещё несколько лет

Современная природа – это ретроспектива жизни Джармена. Положения гомосексуалов в Британии, в Лондоне. Его мысли о своей собственной сексуальности, о том, как на него, тогда совсем еще маленького, повлияло воспитание и учёба в религиозной школе. Как на него повлиял постоянно отсутствовавший отец, однажды выбросивший маленького Дерека в окно. Вся жизнь Дерека Джармена пропитана искусством, он ищет красоту в каждом дуновении ветра, в тихом стуке дождя, в порывах урагана, в цветах простых и, казалось бы, невзрачных. И находит. Находит красоту повсюду, в движении рук, в отблеске солнца, в цветах вереска. После прочтения ужасно печально от невозможности встречи. Все мы знаем, что встретить режиссёра с мировым именем очень сложно, почти невозможно. Но мёртвого режиссера с мировым именем встретить невозможно совершенно точно. Если говорить о самой книге, то замечательная переводческая работа подарила нам гладкий, красивый и образный язык. Джармен пишет так, как он видит - вкладывая красоту в каждую мелочь, в каждый галечный окатыш на берегу Дангенесского пляжа. Современную природу не портит даже уродливое издание. Спасибо, конечно, издательству Ад Моргинем за то, что они вообще купили, перевели и издали эту книгу на русском языке и на русский рынок. Но отвратительно мягкая обложка, которая затреплется после второго прочтения, даже не глянцевая, а как цветной картон для детских аппликаций. Но ужасная вырвиглазная вёрстка с полным отсутствием полей и ужасным жирным шрифтом на протяжении всего текста. Но содержание! Сам Дерек Джармен не даёт отбросить эту книгу, прекратить её читать невозможно. Читать чей-то дневник - это всегда знакомиться с ним ближе некуда, Джармен знал, что его дневник будет издан, он писал его с прицелом на это, но совершенно незаметно, чтобы он причёсывал и приглаживал свою жизнь ради этого. Это откровенный и честный дневник гомосексуала в конце восьмидесятых, когда у него обнаружен ВИЧ, любой его друг может умереть послезавтра. Он сам может умереть послезавтра. Мне потребовалось три недели, чтобы настолько придти в себя, чтобы быть способным написать эту рецензию. Сейчас я плачу. Смерть Дерека Джармена - это большая потеря для всего мирового искусства. Кинематограф потерял прекрасного режиссёра, художника-постановщика и декоратора. Все мы потеряли прекрасного, тонкочувствующего, заинтересованного в человечестве и любящего его художника. Эта книга, порождение смерти Дерека Джармена, малое утешение. Но прочтите её, узнайте его таким, каким он сам себя написал - язвительным, тонким, сопереживающим, любящим, отказывающимся сдаться, напуганным и решительным, больным и упорным. Он был чудесным, как жаль, что его больше нет

«Не существует никакого внешнего мира. Единственная представляющая интерес вещь — это мир внутри нас и его взаимоотношения с внешним миром. Это выматывает, и это создаёт Искусство», — говорит Джармен. ⠀Мир известного авангардного режиссёра, художника и сценариста открывается через его фильмы, картины, произведения... Когда же ты берёшь в руки дневник человека, который всю жизнь ищет некое подобие Рая, то понимаешь, он материализовал этот поиск не только в искусстве, но и в своём маленьком саду, в домике, в многочисленных цветах и растениях, которыми себя окружил... ⠀ ⠀ Дерек Джармен вёл дневник, позже превратившийся в «Современную природу», с 1 января 1989 года по август 1990-го — дневниковые записи как описание и дня сегодняшнего, и обыденных действий, творческих и личных разговоров, встреч, поездок... Всё начинается с описания Хижины Перспективы, маленького фермерского домика на побережье Дандженесса, где открывается вид на пролив и на АЭС. Джармен уже прославился своими фильмами «Себастьян», «Юбилей», «Караваджо»... Только вышел «Реквием войны», о котором он часто упоминает в дневнике, фильм был не особо хорошо принят, и это его беспокоит. Его донимают таблоиды и журналисты, ведь Джармен не скрывает своей гомосексуальности, а недавно режиссёр узнал, что он ВИЧ-положительный, и это в то время, когда ещё не существовало антиретровирусной терапии, только появлялись схемы лечения, а друзья и знакомые стали так внезапно уходить. ⠀

«... я черпаю вдохновение в цветах, юношах и детских воспоминаниях»

⠀ Все эти страницы проникнуты любовью к жизни и природе, осуществлением творческих задумок (описаны съëмки фильма «Сад»), одновременно и неприятием гомофобного общества. То было время тэтчеризма и «Статьи 28», которая запрещала местным органам власти содействовать распространению гомосексуальности, а школам говорить о её приемлемости в качестве “псевдосемейных отношений“. Джармен пробует бороться с невзгодами природного характера, чтобы его сад укоренился, одновременно преодолевает депрессивные мысли и наслаждается красотой мира, потом борется с вдруг навалившейся болезнью: вначале это туберкулёз желудка, потом проблемы с лёгкими. ⠀ Как удивительно сплетаются у Джармена в тексте описания цветов и растений, которые он словно призывает облегчать и украшать существование (здесь приводятся и цитаты из разных изданий, и упоминания растений у Овидия, в мифологии или у греко-римских авторов античности...) — с описаниями тех жизней, которые он проживает, с прожиты в детстве, с отцом, летчиком британских ВВС, в путешествиях и перемещениях по миру, с теми садами, которые он встречал в детстве и юности, ведь заброшенный сад так намекает на скрытую сексуальность... Он долго будет стеснëн обстоятельствами, пока на старшем курсе школы искусств не начал встречаться с мужчинами. ⠀

«Мой секс был определённо таким — классный трах, фаллоцентричный, эгоистичный и весёлый. Любовь пришла позже»

⠀ Дневник наполнен отношениями с миром искусства, описаниями походов в галереи, поездками в Лондон (где находилась его студия), созданием фильмов для первого тура группы Pet Shop Boys, здесь много узнаваемых известных имён и откровенных мыслей режиссёра по тому или иному поводу, реплик не всегда приятных на счёт журналистов, СМИ, некоторых режиссёров. Оценил его иронию по отношению к одному из моих любимых — Питеру Гринуэю. ⠀

«Могу ли я встречать рассвет с радостью, парализованный вирусом, кружащим как смертоносная кобра? Столько мертвы или умирают; с осени — Терри, Роберт, Дэвид, Кен, Пол, Говард. Все лучшие и умнейшие»

⠀ Это жизнеутверждающеее чтение, в котором творческий и наделённый тонким чувством прекрасного человек делится каждодневным возделыванием сада. Словно только в творчестве и труде мы можем вновь возвращаться в тот Эдем, из которого навеки изгнаны. Читая Джармена, я ловил себя на мысли, что нахождение/создание такого места, где тебе хорошо и где ты находишь гармонию с собой, где можешь говорить с природой и укрощать её, куда ты можешь приглашать друзей и делиться с ними этим кусочком себя, — это уже преддверие рая... ⠀ Очень рад, что познакомился с этими дневниковыми записями. Буду теперь смотреть внимательно то, что ещё не видел у режиссёра Дерека Джармена.

Интересное произведение и так проникновенно или даже нежно написано.

Если честно, я не слышала имя Дерека Джармена до того, как наткнулась на эту книгу. Но описание и предисловие от Оливии Лэнг меня зацепило и я ни чуть не пожалела, что купила. Хотя признаюсь, иногда немного зевала при описаниях растений и природы, но только в самом начале, потом втянулась).

Это дневник человека, умирающего от ВИЧ и каждый день упорно продолжающего растить свой сад, расположенный на побережье (на фоне атомной электростанции), размышлять о садах своего детства, о потерянных друзьях и о жестокости и нетерпимости этого мира (в том числе собственного отца). Я прочитала все, что возможно было найти в интернете, о Дереке Джармене, и сейчас читаю книгу, которая логически связана с этой книгой: "Сад против времени" Оливии Лэнг.

Дерек Джармен – британский режиссёр-авангардист (что бы это ни значило), трижды удостаивался премии «Тедди». У нас малоизвестен, потому что снимал фильмы про сексуальные меньшинства. Тильда Суинтон была его музой и близким другом – и это первый факт, который я когда-то узнала о Дереке.

В 1986 году Джармену ставят диагноз ВИЧ. Он покупает дом на мысе Дандженесс, что находится в 40 минутах езды от Лондона, и в 1989 году начинает разбивать там сад и писать дневник, получивший в будущем название «Современная природа». Охватывает он полтора года – с января 1989 по начало сентября 1990.

Сад в Дандженессе стал знаменит ещё при жизни режиссёра: погода неподходящая – никому в голову не приходило сажать там цветочки. На фоне постоянного ветра иссушающая жара сменяется бурями. Одна из них описана в дневнике: постройки скрипят, всё трясётся – кажется, что вот-вот тебя унесёт вместе с домом, куда через щели набивается пыль, а за окном ветер гонит по побережью подхваченный мусор и вырванные с корнем растения. После – неделя без света и тепла. Восстановление сада. В своём роде наглядная иллюстрация борьбы, жизни и смерти. Но Джармену, похоже, нравилась уединённость, местные закаты и пейзажи – с атомной электростанцией, старым маяком и прибрежной линией. Слушать не пение птичек поутру, а как лопаются на солнце чёрные семенные коробочки ракитника.

Отлив был далеко у линии горизонта, и вода на песке, словно зеркало, отражала угасающий розовый закат; на краткий миг солнце осветило лодки и дома, а потом исчезло.

Записи, посвящённые саду, напоминают другую книгу режиссёра – «Хрома», где он рассуждает о цвете: та же компиляция цитат из различных источников и собственные стихи.

[О нарциссе] Сократ называет растение «короной подземных богов», поскольку луковицы, если их съесть, отключают нервную систему.

[О розмарине] По легенде, эти цветы были белыми до того дня, как Дева Мария решила высушить на кустах своё одеяние, окрасив их в небесно-голубой оттенок.

Дневник изначально писался для будущей публикации. Интересно было посмотреть на него и под таким углом: о чём Джармен решил рассказать, а что утаить. По словам автора, он надеялся привлечь внимание к эпидемии СПИДА и бездействию властей. Этому посвящена главным образом вторая половина – когда ВИЧ перешёл в СПИД, и Дерек стал много времени проводить в больнице. Он довольно подробно рассказывает об анализах, самочувствии, боязни полностью потерять зрение, побочном воздействии лекарств, попытках восстановить прежнюю жизнь, продолжать работать, ухаживать за садом.

Представление о том, что осознание собственного умирания обостряет ощущение жизни, ошибочно. Всё как раз наоборот. Жизни остаётся меньше. Я не могу отдавать чему бы то ни было сто процентов внимания – часть меня думает о собственном здоровье.

Это даёт возможность соприкоснуться с жизнью человека, болеющего СПИДом в 80-е года. Когда общество настроено враждебно, когда властям всё равно, когда друзья постепенно уходят – будто тебе каким-то образом удалось дожить до глубокой старости, и круг общения с каждым днём сужается. Эти записи меня тронули больше всего. Особенно когда Дерек описывает свой обычный день, а последним предложением – «Сегодня умер мой друг Алан», «В четыре позвонила Сэнди. Вчера вечером во сне умер Пол».

В первой половине дневника много про сад (покупка, высадка, куча названий), часто упоминаются друзья и коллеги, с которыми общался режиссёр, – череда неизвестных людей (ну кроме Тильды). Порой было скучно, и я переставала понимать, зачем Джармен отдал это в печать. Но потом стало появляться что-то атмосферное, вроде такого:

25-е, понедельник. Сентябрь 1989 На рассвете мерцает морской туман. Ветра нет. На гальке блестит роса. Одинокая сорока сидит среди мусора. Когда встало солнце, прохлада ушла. Нико поёт «Little Valentine». Позолотил шлемы ангелов.

…и воспоминания о детстве, семье, учёбе, взрослении. О 60-х годах – десятилетии, по словам одного из друзей режиссёра, ставшем жертвой собственных мифов. Дерек стал делиться впечатлениями – о спектаклях и книгах, размышлениями – о политической ситуации в Великобритании, эмоциями – о поездке в Варшаву в 1990 году и том, как стал меняться Несс, пытаясь привлечь туристов. О сексуальных связях – и случайных тоже – на удивление крайне мало. Самое откровенное, пожалуй, о родителях:

Сегодня годовщина свадьбы моих родителей. Как мне их вспомнить? Я испытал облегчение, когда они умерли, были похоронены и больше не могли за мной подсматривать. Но и теперь, когда прошло столько времени после их смерти, они остались как эхо в тишине моей личной жизни.

Что касается творчества, прежде всего Джармен был политическим активистом – главным образом, за права сексуальных меньшинств. Он не скрывал свою ориентацию, открыто рассказывал о своём диагнозе, что в то время было большой редкостью. И осуждал тех, кто этого не делал: замалчивал или намеренно отрицал. Но вместе с тем Джармен признавал, что пресса его не преследовала, потому что он «не публичная фигура и не поп-звезда». Собственно, это и находило отражение в его фильмах и выставках аля современное искусство, с кроватями в смоле, перьях и тому подобное.

О фильмах, как и о съёмках, Дерек рассказывает неинтересно – в этом плане великолепна биография Джармена за авторством Майкла Чарлсворта. И это немного странно, ведь может:

Я объяснил смысл колючей проволоки: она окружала меня в буквальном смысле, когда я жил в лагерях ВВС; это и закрытый интернат, и запрещённая сексуальность, и вирус. Те, кому не понравилась выставка, очень меня огорчили. Почему они не могут видеть то, что находится за искусством?

Своего мнения о его творчестве как режиссёра и художника мне сформировать пока не удалось – возможно, потому что смотрела лишь один фильм, последний, больше похожий на подкаст. Не все его взгляды на жизнь мне близки. Но это и не важно: в любой жизни можно найти мысли, которые откликнуться в тебе, дадут толчок к переменам или просто подарят ощущение счастья жить здесь и сейчас. И дневник Дерека Джармена не исключение. Несмотря ни на что.

Нашёл свечу, зажёг её, но мерцающий свет только усилил чувство незащищённости и одиночества.

Я не знаю, сколько мне осталось, и не вижу причин, по которым моё сердце не может печалиться.

Политики воплощают в себе все семь смертных грехов и являются забытым восьмым.

Лишь приличия и запреты английского воспитания не позволяют мне взяться за оружие.

Не выношу ценности подавления, фальшивые дома, браки, семьи, английскую церковь, всю эту гнилую атрибутику.

Запутался, словно простыни, сбитые ураганом моих снов.

Одним из плюсов шестидесятых был депрессивный центр города, где за несколько шиллингов в неделю сдавались величественные старые викторианские комнаты с обветшалым водопроводом. Всё это ушло при появлении ипотеки, которая лишила Лондон жизни. Та же судьба постигла Манхэттен. Как объяснить то, что было утрачено, тем, кто ничего другого не знал?

Даже, если вы не знаете, кто такой Дерек Джармен, спокойно открывайте книгу и читайте, знакомьтесь с истинным англичанином, в котором уживаются английскость и бунт. В 1986 году автор узнает о том, что у него ВИЧ и поступает совершенно не тем образом, который был ожидаем от этого человека. Он покупает на наследство домик "Хижину Перспективы" на мысе Дангенесс, компанию ему составляет старый маяк и атомная электростанция. Каждый англичанин мечтает о саде, Дерек не исключение, с самого детства он был увлечен этим искусством и красотой природы, но судьба распорядилась иначе и другое искусство — кинематограф захватил его полностью. Но наступило время, когда больше некуда откладывать мечты, каждый день становится как последний и хочется еще раз увидеть цветущий гиацинт или фиалку. Потому он разбивает сад в самом скучном и бесплодном месте Англии, но зато никто к нему не влезет и он сможет нарушить основное правило английского сада — уберет заборы и ограды.

Граница моего сада — горизонт. В этом пустынном пейзаже тишину нарушают лишь ветер и чайки, ссорящиеся вокруг возвращающихся с дневным уловом рыбаков.

Он копается в саду, пытается благоустроить его и населить теми, кто выживет в таких условиях и вместе с тем вспоминает о своей жизни, родителях, школе, первом сексе и последнем фильме. Цитирует Овидия, Томаса Мура, Шекспира, Джона Джерарда и Плиния. Он показывает связь цветов и природы с телом, эротичностью и сексуальностью и его описания сплетаются причудливым узором, в котором не сразу разглядишь известные цветы. Он пишет о смерти и сексе так же открыто и ярко, как о цветах и это может пугать в самом начале, но потому уже не представляешь, как можно было этого не замечать.

Здесь не будет ни сожалений, ни покаяний, созерцательность и местами активная позиция, что мир надо менять и он каждый день изменяется, как бы не были многие против. Но здесь будет очень много про секс, гомосексуализм, тело, смерть, красоту и надежду. Джармен не знает, сколько ему осталось, но хочет увидеть, прижилась ли лаванда и роза. Друзья уходят один за другим, но он держится и трудится до тех пор, пока жив. Он не готов отпустить красоту из своей жизни, предпочитает создавать и любоваться ею до последнего вздоха и слепота не станет преградой.

Мне грустно и очень тепло после прочтения и хочется снова полюбоваться его садом, но немного позже, ведь еще есть время...