Kitobni o'qish: «Эксперимент «Сказка»»
Предисловие
На небольшом деревянном помосте, беспечно свесив босые ноги, сидели двое. Отец и дочь. В безмятежной воде цвета лазури отражались бегущие по небу облака, а также исполинские сосны и остроконечные вершины заснеженных гор. Светило яркое осеннее солнце, но не было ни жарко, ни холодно. Было приятно. Густые зеленые травы подходили вплотную к самой кромке воды, и в них еще не появилось ни тени намека на жухлую старость. Зато осень уже угадывалась в листве могучих кленов, обрамлявших чудесное озеро. Деревья покрылись багрянцем и золотом, и ветер уже шептал что-то напутственное в их ветвях о неотвратимо приближающихся заморозках.
Над озером за паутиной «бабьего лета» носились разноцветные стрекозы. Было совершенно невозможно предугадать, в какой миг изменится их траектория полета: вот она здесь, а вот уже там.
Отец и дочь сидели рядом, оба жмурились в неге, похожие друг на друга, как две капли россы: худые, беловолосые, счастливые. Они были одеты в простую светлую одежду без времени.
Девочка сказала:
– Ты ведь придумал всех этих русалок, леших, жителей болот. Кто там еще в твоих сказках?
Мужчина улыбнулся и ответил, не размыкая век:
– Ничего я не придумал.
Девочка повернулась к отцу, и ее голос стал более требовательным:
– Пап, я уже не маленькая. Мне же десять! Их никто до сих пор так и не видел. Значит, их нет.
Отцу все-таки пришлось открыть глаза, он стал чуть более серьезным, и посмотрел на дочь так, будто бы хотел спросить одно, но спросил совершенно другое:
– Ты больше не веришь?
– Ну, не знаю.
Отец еще с мгновение побыл серьёзным, а потом рассмеялся:
– Вера Неверящая!
– Пап! – ответила девочка, заражаясь смехом, – Вера Устинова, 5-й «Б»!
– Ладно, Вера Устинова, тебе скоро просыпаться. В школу пора.
– Не хочу я в школу. Хочу еще с тобой немножко побыть. И с мамой. Что б мы опять вместе…
Но отец промолчал и даже почему-то отвернулся.
С гор подул морозный ветер, который принес несколько желто-красных листьев и бросил их в воду. Те закружились в незамысловатом танце, и круги на воде от их падения разошлись во все стороны мелкой рябью. Заинтересовавшись, красная стрекоза села на один из листьев, но, не найдя ничего интересного, упорхнула так же стремительно, как и прилетела.
Вера почувствовала, что с другой от нее стороны появился еще кто-то. Она повернулась и увидела маму. Тихая радость согрела душу. На маме тоже была светлая одежда «без времени». Русые волосы падали на плечи, слегка развеваясь на ветру. У Веры перехватило дух, настолько мама была красивая.
Девочка сказала:
– Мамочка, ты у меня самая распрекрасная!
И та ответила с лукавой улыбкой:
– Пора вставать, соня. Подъем.
Вера не хотела спорить, но и просыпаться тоже не хотела. Она просто смотрела на маму, улыбалась и молчала. А затем перевела взгляд на озеро и стрекоз.
Все трое так и сидели, окутанные счастьем вечности, пока откуда-то сверху, где-то очень высоко в небе, не раздался грохот гигантского будильника в облаках, нависшего над озером. Звон стоял просто оглушительный. И Вера все-таки проснулась.
Глава первая
Будильник, ушастое создание, давно сломался, еще задолго до рождения Веры. Такой круглый, с какими-то штучками сзади. Выцветший темно-зеленый обод, две потускневшие от времени медные «шапочки» с пампушками и стальной рычажок для завода пружины, еще тонкие стрелки и крупные цифры латиницей – семейная религия! Точнее сказать, не религия, а реликвия – Вера прекрасно знала, как правильно, но с детства называла так потому, что от механического чуда прошлой эпохи в сочетании со словами «семейная религия» веяло тайной. А тайны Вера уважала и любила. А вот мама хотела выбросить сломанную безделушку. В ответ ей папа говорил, что обязательно снесет будильник в мастерскую и починит, когда руки дойдут. Но то ли руки у него не доходили, то ли он сам не доходил до мастерской, неизменным оставалось одно – сломанная вещь, захламляющая квартиру, по-прежнему оставалась нетронутой.
Этот будильник Вера нашла в кладовке на антресолях много лет назад. С тех самых пор вечно подающее надежды на исправность медно-ушастое творение с римским циферблатом так и стояло на прикроватной тумбе, видимо, чтобы перед сном навевать мысли о глубине истории и о чем-то неведомом, не страшном, но очень далеком, и от того безумно интересном.
Звон во сне и в реальности производили сразу два разных устройства, схожих по сути, но отличных по происхождению. Вера хотела вернуться обратно к озеру, но знала по опыту, что назойливый звон сам по себе не исчезнет. Поэтому ей пришлось просунуть руку в щель между одеялом и подушкой. За раритетным «ушастиком» на тумбе прятался плоский мобильник. Вера нашарила телефон, отключила от зарядки, поднесла к лицу.
«6:50. Школа» – намекало жидкокристаллическое «яблоко» в розовом футляре. Жаль, что нет кнопки «заткнись», ведь именно так прочла вслух Вера слово «стоп» на экране смартфона прежде, чем отключить. Ох, как же не хотелось вставать. Но с малых лет Вера отучилась от «ну еще пять минуток» и от «н-у-у-у-у, сей-ча-а-а-ас», поэтому сделала, как ее учили, сказала себе: «раз, два, три», и встала безо всяких там раздумий. Папа говорил: «Просыпаться нужно, будто входишь в холодную воду: попробовала температуру ножкой, сосчитала до трех и все – прыгай. То есть, просыпайся. Вперед, в новый день». А мама добавляла: «Только знай, куда прыгаешь, если не знаешь дна, можно и шею сломать», – но это уже касалось исключительно ныряний в воду, и без всяких там иносказаний. А так как плавать Вера вообще не умела, то ей и не грозило нырять, не разобравшись с особенностями дна. Ей в принципе, не улыбалось заходить в воду. Смотреть на гладь озера – сколько угодно, а вот плавать – ни за что! Зато просыпалась Вера просто отлично, любой новобранец или курсант военного училища мог бы позавидовать такой самодисциплине.
За окном стояла темень. В октябре ночи стали длиннее. 6:50, а солнце даже не думает появляться. Оно-то как раз еще спит, ему хорошо.
Там, снаружи повисла осень, но совсем не такая как во сне – теплая и золотая, с паутинкой, стрекозами; а блеклая, моросящая, холодная городская осень с машинами, огнями и бесконечным дымом из труб под хмурым небом. Вера не стала включать свет, натянула тапки и зашлепала в полумраке из комнаты.
В ванной она умылась, вытерлась полотенцем, скорчила зеркалу рожицу и вышла. У закрытой двери в мамину комнату Вера заметила большие мужские ботинки, аккуратно выставленные наружу. Это ее ничуть не смутило, лишь заставило более внимательно осмотреться по сторонам. В прихожей на полу Вера увидела небольшую кожаную сумку делового покроя (папа никогда не стал бы таскаться с такой!) и темно-серый плащ на вешалке, а еще в углу стоял большой зонтик с коричневой лакированной ручкой. «Понятно», – пробурчала себе под нос Вера и хотела уже идти в детскую, собирать портфель, когда неожиданно ей на ум пришла одна идейка. Вера аж просияла, а затем, тихо ступая в мягких тапочках, пробралась в прихожую, постояла там с минуту без движений, и начала действовать.
Она с шумом провернула замок, распахнула входную дверь и тут же захлопнула, будто кто-то вошел. Затем Вера сняла с себя тапочки и, как можно громче шлепая босиком по паркету, якобы подбежала к двери, где никого, разумеется, не было. Вера смотрела в пустоту, но говорила так артистично, что в маминой спальне не должно было остаться и сомнения в том, что кто-то действительно появился в квартире. Вера обращалась ко входной двери бойко и весело:
– Папа? Привет! Заходи. Хорошо, что ты пришел! Я сейчас! Можешь не разуваться! У нас теперь так!
Опять же-таки шлепая босыми ногами, Вера подбежала теперь уже к двери маминой спальни и громко прошептала с крайним волнением в голосе:
– Константин Львович, вам лучше прыгать через окно! Папа пришел, и кому-то сейчас будет очень, очень плохо! Бегите, спасайтесь, прыгайте!
«Театральное представление» одного актера, а точнее, одной актрисы закончилось в тот же момент, когда на пороге перед Верой появилась мама в махровом халате.
– Вера, тебе еще не надоело?
– А тебе? Он что, теперь тут и ночевать будет?
Мамино лицо из заспанного стало еще и сердитым. Буря могла грянуть в любое мгновение. Но Вера именно этого и добивалась – бури, чтобы потом сказать: «видишь, из-за него одни ссоры». Впрочем, на этот раз все случилось по-другому. Мама успокоилась (неожиданно), начала так, будто и не собиралась ставить дочь на место за неуместную выходку:
– Вера, папа не придёт, и ты это прекрасно знаешь. Так что начни утро с чего-нибудь более оригинального. И, кстати, У Кости другое отчество. Не Львович, а Сергеевич. Пора бы запомнить: Константин Сергеевич. Ну или просто дядя Костя.
– Дяде Косте здесь не рады, – буркнула Вера, но уже без прежнего пыла.
И тогда мама показала ей безымянный палец с обручальным кольцом, добавив, словно один карат в оправе из белого золота мог оправдать абсолютно всё:
– Мы с Костей обручились месяц назад. Ты это тоже знаешь. Успокойся уже и прими, как факт. Ты взрослая. Хватит воевать. Очень скоро мы распишемся официально, и Костя станет твоим отчимом. Так отнесись же к нему хотя бы с уважением.
На глазах Веры заблестели слезы. Ей не хотелось воевать, но и принять такой факт она тоже не могла. Вера просто стояла и смотрела на маму с мольбой во взгляде, когда из спальни наконец появился тот, о ком шла речь. Константин Сергеевич, на котором уже были надеты брюки, оставался все еще без рубашки, и Вера с неудовольствием заметила, что ее настоящий папа не обладал и половиной той мышечной массы, что бугрилась сейчас на Константине. Уже не молодой мужчина с появившейся сединой на висках, тем не менее, Константин был в отличной физической форме. Кажется, он носил звание полковника, служил в какой-то то ли военной организации, то ли в полиции, но в таком особом отряде (или как оно там у них называется?), где обязательно нужно быть сильнее других и всегда быть готовым к конфликтным ситуациям, прямо как сейчас. Вера подумала, что такой человек никогда не стал бы спасаться бегством, прыгая в окно. Но даже если бы и прыгнул (а у них, на секундочку, девятый этаж!), то вряд ли бы разбился. Скорее всего её будущий отчим выбросил бы и пришедшего папу, и падчерицу… Вера попробовала в мыслях еще немного поупражняться в ненависти, но у нее почти ничего не получилось. Константин Сергеевич смотрел на нее и улыбался той самой улыбкой, которую называют «обезоруживающей»: не снисходительно и не с упреком, а совсем по-дружески, с пониманием и поддержкой. Он был очень красивым мужчиной, конечно, не таким как папа, но тоже. Очень. А еще, наверное, он был добрым, иначе мама ни за что бы не полюбила его! От мысли, что мама могла полюбить кого-то другого, кроме папы, Вере стало больно, и кольнуло в груди. Константин, похоже, все понял, и стал серьезным, нахмурил брови. Не в его характере было жалеть маленьких девочек, но улыбаться он все же перестал, лишь обнял маму и сказал ей тихим, твердым голосом уверенного в жизни человека:
– Ничего, Надюша, мы с твоей дочкой еще подружимся, обещаю.
Но ответила, не мама, а Вера:
– Не обещайте того, чего не сможете выполнить, – и еще зачем-то добавила обидное, – Константин Львович.
И, не дожидаясь реакции матери, Вера поспешила убраться к себе в комнату.
Хлопнула дверь, двое взрослых остались в коридоре наедине.
Константин сказал:
– Хочешь, я твоего волчонка в школу подброшу? Все равно по дороге.
Но и на этот раз ответила Вера, теперь уже из-за закрытой двери в детскую, прокричала:
– Я поеду на трамвае!!!
Мама лишь развела руками.
Глава вторая
В трамвае было обычно – душно и людно. Те из пассажиров, кто помоложе, «торчали» каждый в своем телефоне. Люди среднего возраста цеплялись за утренний сон, пытаясь поспать хоть еще немного. Пожилых было вообще мало, зато именно старички выглядели бодрее всех, готовые не то к ругани, не то к праздному разговору о подорожании цен или о новом коронавирусе.
Обычно Вера любила наблюдать за людьми в транспорте и придумывать им жизни, кто чем живет. Но сегодня она ни на кого не смотрела, предпочла изучать пробегавшие за окном унылые пейзажи серого города: многоэтажки, деревья без листвы, машины, пешеходы. А когда и это надоело, Вера принялась рассматривать тяжёлые пунцовые облака. «Скоро дождь пойдет», – подумала она, и вздохнула. Как же ей хотелось обратно в свой сон, ведь она с папой так и не договорила о чем-то важном. О чем именно, Вера уже не помнила, но она точно знала – это было важно. Вера напряглась, чтобы вспомнить, но сон ускользнул от нее. Тогда она еще больше напряглась, аж вспотела. Вера пыталась изо всех сил сконцентрироваться на воспоминании, о том месте, где озеро в горах, и над водой летают стрекозы. Она даже начала что-то видеть в своем воображении, как вдруг случилось нечто в высшей степени странное и необъяснимое. Вера услышала рядом с собой гнусавый старушечий голос:
– Растите, деточки, растите. Ищите ее и днем, и ночью. А как найдете, не упустите!
Вера испуганно зашарила глазами по трамваю в поисках умалишенной старухи. В том, что с ней говорила именно ненормальная, Вера не сомневалась: было в том голосе что-то не так. Такой очень низкий и неприятно дрожащий голос. Шли мгновения, но Вера не могла определить, кто с ней говорил, и от этого на душе становилось все тревожнее и тревожнее. Раздался скрипучий смех, словно закаркала ворона: «кхе-кхе-кхе»! И Вера неожиданно догадалась: несносная старуха смеется прямо у нее в голове. В ту же секунду будто током ударило, будто нерв у стоматолога случайно задели. От боли в висках сами собой из глаз брызнули крупные слезы, и всё вокруг на мгновение померкло. Через секунду Вера увидела её… Но случилось это совершенно не в трамвае. Не в трамвае!!! А в какой-то черной, черной комнате…
Горбатая ведьма в утлой одежонке и с хлипкими серыми космами до пояса стояла к Вере спиной. Лица ведьмы не было видно, зато руки рассмотреть удалось: грязные, бугристые от артрита пальцы бросали одну за одной черные семечки в кипящий котел на огне. Ведьма тихо подвывала:
– Растите, растите, мои черные! Ищите ее днем, урусы, ищите ее ночью. А как найдете, из когтей не выпускайте!
Вера ойкнула – ведьма начала поворачиваться… И все. Видение исчезло. Все тот же трамвай, все те же пассажиры – никому нет дела до перепуганной девочки у окна. Вере так сильно захотелось кричать, что она, смахнув неожиданные слезинки со щек, закрыла себе рот ладошкой. Вера посмотрела по сторонам. Кажется, была какая-то остановка. Люди вышли и вошли, трамвай вот-вот привычно дернется и поедет. Раздастся звук закрываемых дверей, и все станет как прежде. Вдруг Вера увидела в окне чей-то немигающий взгляд, направленный, как показалось, в самое её сердце.
Молодой парень спортивного телосложения в строгом черном костюме стоял на остановке, и буравил Веру своими большими карими глазами через стекло окна, будто хотел убедиться, что это именно та девочка, которая ему нужна. Их взгляды встретились, и уже через несколько секунд костюмный здоровяк понял: Вера – его цель. Это поняла и перепуганная девочка. Вера сжалась: что-то сейчас будет. И это что-то будет явно не самым хорошим. Но двери закрылись и трамвай поехал. Вопреки ожиданию, молодой человек не побежал вдогонку, он остался стоять на остановке, провожая Веру грозным взглядом охотника. Ох и страху-то было!
Глава третья
Уроки истории Вера любила несмотря на то, что они почти всегда стояли первыми в расписании. Вот и сейчас, Вера старательно отгоняла дремоту, внимательно слушала учителя. Все дело заключалось именно в нем: Артур Владимирович был прекрасным рассказчиком. Он будто не факты излагал, следуя школьной программе, а делился с ребятами тайными знаниями древними волхвов. Он вовсе не сюсюкал с детьми, а разговаривал, как со сверстниками. В такие моменты в воображении Веры почти всегда возникали какие-то нереально сказочные образы то шумеров, то кельтов, то ранних славян – в зависимости от темы урока.
Не смотря на преклонный возраст, что-то за сорок, Артур Владимирович был подтянут и выглядел весьма неформально: густые полуседые волосы, собранные в хипстерский пучок на затылке, твидовый пиджак безупречного качества, джинсы «Дизель» и обязательно остроносые ботинки в байкерском стиле. На работу учитель истории приезжал на своем неизменном «Харлей Дэвидсоне». Смотрелось круто. А еще поговаривали, в Артура Владимировича были влюблены все старшеклассницы. С ума они посходили что ли? Скорее всего вранье, конечно. Никто ведь не проверял, опросов не проводил. Но оставим, как есть, для ясности. Ах да, у историка слегка горбился крючковатый нос! Важная деталь, так как до этого монета могло сложиться впечатление идеальности, зато теперь картина считалась более или менее правдивой – с изъяном.
Папа уважал Артура Владимировича, внезапно вспомнилось Вере. Отец говорил, что если бы Артур захотел сменить профессию и стать киноактером, то обязательно стал бы не просто абы кем, а самой настоящей кинозвездой! Но харизматичный учитель истории ничего такого не хотел менять ни в себе, ни в укладе своей жизни. Он любил школу, детей, а больше всего обожал свой предмет – историю. Поэтому посвящал ей все свое время.
Сейчас Артур Владимирович стоял перед классом и одухотворенно продолжал начатое ранее:
– …Несомненно, наиболее загадочной личностью зарождающейся Руси стала Княгиня Ольга, в дальнейшем причисленная к лику святых. Но всегда ли она была образцом праведности? На прошлых уроках мы уже рассматривали с вами ее противоречивые поступки. Кто напомнит нам об этом?
В классе сразу несколько рук потянулось вверх, но Артур Владимирович жестом указал на Веру, которая как раз руки-то и не поднимала.
– Устинова. Что ты можешь нам сказать о Княгине Ольге?
– Артур Владимирович, мне не нравится Ольга, простите.
– Я не зря спросил именно тебя. В прошлый раз ты раскритиковала былины о Вещем Олеге. И я понадеялся, что Княгиня Ольга тебе будет ближе. Я ошибся? Или ты просто не слушала?
– Я слушала. И дома по учебнику все прочла. Но от этого не стало легче. Судите сами. Она вышла замуж за князя Игоря, так? Родила ему ребенка, а потом пошла, и подала на мужа в суд. Еще и армию с собой привела. Взрослые ссорились, а пострадали дети. Разве это честно?
Артур Владимирович улыбнулся свей любимице, которой всегда было позволено чуточку больше, чем остальным: к примеру, спорить, отстаивая свою точку зрения. Он знал о непростой ситуации в семье Веры, и прекрасно понимал, что сейчас происходила проекция, но конечно же не стал об этом говорить вслух, лишь отметил как можно мягче:
– Ольга не ходила в суд. Но войско действительно привела. Немалое воинство.
– Ну, да. Я и говорю. А потом подлые древляне разорвали Игоря березами, и князь от этого умер. А все потому, что Ольга с ним не хотела мириться.
Артур Владимирович утвердительно закивал, а затем, просветлев лицом, обратился к классу:
– Княгиня жестоко отомстила древлянам, о чем говорится в Повести Временных Лет. Она сожгла целый город! Искоростень, их столицу, Ольга буквально утопила в крови. Отомстила, потому что очень любила своего князя и не могла без него жить.
Вера не согласилась:
– Любила? Даже если и так, Артур Владимирович, то поняла она это только после того, как ее князя убили. Так зачем, скажите, такая любовь нужна? Если всем от нее несчастье?
Артур Владимирович собрался продолжить начавшуюся дискуссию, но не успел ничего сказать, так как двери классной комнаты без стука распахнулись, и все тотчас же повернули свои головы в сторону пришедших.
На пороге стояла целая делегация: трое серьезных личностей. Ну, допустим, одну из них Вера знала – это была строгая директриса школы. А вот двое других кто? Не понятно. Один в полицейской форме, второй в строгом костюме, но тоже, наверное, полицейский, если судить по его выражению лица. Оно было таким… таким. В общем, обладатель подобной внешности просто не мог быть ни кем другим, кроме как полицейским.
Ученики при виде этой компании, тут же поднялись, как и положено. Встала и Вера. Директриса без лишних слов сразу обратилась к историку, который был сейчас удивлен не меньше школьников.
– Артур Владимирович, простите, что без предупреждения. Тут коллеги из органов…
– Что-то случилось?
– Артур Владимирович, у вас в классе… Вера Устинова… Наша ученица… Я могу ее забрать? Это срочно.
– А что, собственно…?
– Дело в том, что ее отец…
Но договорить директрисе не дал тот, что в штатском. Он громко и предостерегающе кашлянул, посмотрев на историка с каким-то тайным посылом:
– Это закрытая информация, – сказал штатский и продолжил, – девочка пройдет с нами. И дальше вы сможете продолжать ваш урок.
Третий из вошедших, тот, что в форме, попробовал смягчить ситуацию, замахал руками и как-то замямлил, от чего стало еще тревожнее:
– Вы не переживайте. Все хорошо. Правда. Нам просто нужна Вера Устинова. Мы её возьмем, ладно? И все закончится.
Теперь все присутствующие в классе обратили перепуганные взгляды на Веру, а она вовсе не испугалась. То есть, испугалась конечно, но не за себя, а за папу. Слова директрисы не давали покоя. Вера спросила, обращаясь к троице.
– Что с моим папой?
Но вошедшие молчали, каждый по-разному: штатский – сурово, директриса – с жалостью, форменный – растерянно.
Как шли по коридорам, Вера почти не помнила. Директриса говорила что-то о важности сотрудничества, еще она представляла по именам штатского и форменного, но Вера не запомнила, лишь поняла, что кто-то из них участковый (скорее, тот, что в форме), а кто-то – следователь по уголовным делам (наверное, тот, что с лицом). Вера все это время прислушивалась к себе. Что-то тревожное засело у нее в груди и не выходило, будто ком перед рыданиями, только глубже. Пульс стучался в висках, и от того мысли никак не хотели упорядочиться.
В директорском кабинете за большим столом Вера увидела взволнованную маму и хмурого Константина Сергеевича. Подумала: «И как только они так быстро тут оказались? Первый же урок». Гадкое чувство того, что с её отцом все-таки случилось что-то плохое, еще сильнее укоренилось в сознании.
Вера села напротив мамы, как взрослая. Они поздоровались, но как-то официально.
Началась беседа. Говорили в основном участковый и директриса. Вера их не слушала, она смотрела на маму. В голове крутилось бесконечное: «С папой случилась беда, с папой случилась беда…»
Так прошло несколько минут прежде, чем Вера все-таки «включилась». К этому моменту участковый обращался к маме.
– …В таких случаях второй родитель часто пытается выкрасть ребенка, как последний аргумент. Вы меня понимаете, Надежда Вячеславовна?
Мама ответила:
– Нет, не понимаю. В каких это «таких случаях»?
– Отчаявшийся муж, потерявший контроль… Все рушится… Логично? Бывшая жена нашла счастье с другим. Всякое бывает. Да? Не хочу вас пугать, но…
– Перестаньте уже. Что за бред? Поймите, мы разошлись с ним вполне цивилизованно. Без скандалов. Зачем вы вызвали нас с Костей? Я имею в виду, в школу к дочери? Впутываете посторонних. При чем тут школа? Ваня не станет делать подобные вещи: красть ребенка? Вы в своем уме?! Абсурд. И что это вообще значит: пропал? Он, что, в лесу ходил, ходил и заблудился?!
Тут в разговор вмешался следователь:
– Неделю назад поступил тревожный сигнал от хозяйки квартиры…
Штатский запнулся всего лишь на секунду, вспоминая фамилию, но форменный тут же поддержал коллегу:
– Гражданки Боголеповой…
И штатский продолжил:
– …гражданки Боголеповой, которая утверждает, что ее съёмщик, Иван Устинов, задолжавший квартплату, исчез более семи дней назад и больше не появлялся. Учитывая специфику работы вашего мужа…
Мама поправила:
– Бывшего. Бывшего мужа…
Следователь сделал паузу, затем продолжил, недовольный тем, что его перебили:
– Так вот, мы не могли не обратить внимание на исчезновение одного из ведущих ученых закрытого, – обращаясь ко всем, – учреждения военного типа, где работал Иван Денисович… Министерство обороны… Вы понимаете последствия такого исчезновения?!!
Последнюю фразу следователь произнес чуть более несдержанно, чем предполагалось, и мама уже была готова ответить в том же духе, но Константин Сергеевич положил свою руку на ее и ответил полицейскому таким ледяным тоном, что тот аж съёжился:
– Послушайте, майор. Человек к своей матери поехал, или у друзей… «гостит». Может не стоило вам так все изображать? – Константин Сергеевич сделал многозначительный жест руками, – вы не в том ведомстве и чине, чтобы разговаривать подобным образом. Так что сбавьте тон.
– Конечно, Константин Сергеевич, вы правы. Простите, не сдержался. Но и вы поймите, Устинов не совсем обычный человек. Может, и вправду где-то «гостит». Но это же особый случай. Тела не нашли – это хорошо. Хотя… кто знает, как оно лучше.
– Да, да. Нет тела – нет дела. А вот девочку он запросто может…
Добавил участковый, и показал жестом ловлю мухи, хлопнув в ладоши. Вера вздрогнула.
Следователь продолжил:
– Так что, Константин Сергеевич… И вы, Надежда Вячеславовна, должны проявить осторожность и гражданское самосознание. Я вовсе не говорю, что все вокруг шпионы или психопаты, вовсе нет. Вы же понимаете, о чем я?
– Лучше воин в саду, чем садовник на войне. Это понятно. Но не в данном случае, майор, – ответил Константин Сергеевич. И тут мама все-таки не сдержалась, отдернула руку, сказала следователю грозно:
– Вы несете какую-то чушь! Иван обязательно появится. И нечего тут цирк устраивать!
Но следователь так просто не сдавался:
– Ни у его матери, ни у друзей Устинова нет. Мы проверяли. Возможно, вы могли бы нам помочь с поисками вашего мужа? Бывшего, разумеется.
– Нет, не могли бы. Это конечно все странно, но он найдется сам. Я уверена. Только дочку напугали.
Сказала и тут же напугалась сама, потому что неожиданно для всех Вера вскочила со стула и, срываясь на крик сквозь слезы, произнесла:
– Мам!! Это же папа! ПАПА!!! Как ты так можешь?! Он пропал, его искать надо! Прямо сейчас! Вдруг ему помощь нужна?!
Мама ничего не ответила. В кабинете вообще сейчас стало очень тихо. Вера переводила взгляд с одного на другого. Все молчали.
– Да что же вы?! Не слышите? Его искать надо!
Первым сдался участковый, виновато пожимая плечами, сказал:
– Нет тела – нет дела.
–Эх, вы!!!
Вера, больше не в силах находиться среди невыносимо глупых взрослых, оттолкнула от себя стул, на котором сидела, а затем подбежала к выходу и, яростно распахивая дверь, покинула кабинет. Ей вслед что-то кричали, но это уже не имело значения. Маленькая девочка отправилась на поиски своего пропавшего отца.
