Kitobni o'qish: «Карфаген 2020. Восхождение»

* * *

Глава 1. Глава рода Гисконов

Еще пару минут назад я сидел в одиночной камере и ждал дознавателя. Думал, меня обездвижат как особо опасного, допросят, а потом либо расстреляют за нарушение правил на Полигоне, либо отправят в лабораторию – изучать, почему, когда мне это надо, ломается техника и как мне удается приводить в норму людей со смертельными ранениями.

Но почему-то я на самом верху зиккурата, в роскошном зале, и человек, стоящий за моей спиной, настроен на диалог. Поворачиваю голову. Позади, метрах в трех от меня, заведя руки за спину, стоит сам…

Эйзер Гискон, 47 лет

Уровень 5, ступень 5, глава Великого рода Гисконов

Физическое развитие: 14

Духовное развитие: 10

Глаза лезут на лоб, но всеми силами стараюсь сохранить невозмутимость. Удивление сменяется злостью, но не порывистой, как язык пламени, а тяжелой, как могильный камень. Из-за этого человека погибли Вэра и Тейн, и неизвестно, что стало с Наданой и Лексом. Видимо, он сообразил, что я обладаю полезными способностями, и оставил меня для себя, буду у него чем-то типа придворного мага-лекаря.

Ну не о грядущем же суде аристо собрался разговаривать с тем, кого и человеком не считает! Что-то ему от меня нужно.

– Что с моими людьми? – спрашиваю то, что волнует больше всего.

Гискон вскидывает бровь – похоже, он удивлен больше меня – смотрит пристально и наконец говорит очень мягко, примерно как врач, пытающийся в чем-то убедить буйного психа:

– Леонард, здесь вопросы задаю я. От меня полностью зависит твоя судьба. Ты, похоже, не узнал меня…

– Почему же, ты – Эйзер Гискон, главный организатор «Полигона».

Разворачиваюсь к нему вместе со стулом. Передо мной высокий подтянутый мужчина в темно-сером кардигане до колен, черноволосый, гладко выбритый, похожий на Гамилькара Боэтарха, как брат. Один глаз у него карий, а второй – зеленый в янтарную точку. Чувствую его замешательство – он думал, что я начну трепетать и ползать по полу, вымаливая прощение.

Гискон смекает, что сам себя поставил в невыгодное положение, обходит стол и занимает стул напротив меня, сплетает пальцы.

– Тебе угрожает суд, Леонард. Надо ли говорить, что приговор зависит от меня?

На языке вертится «кто бы сомневался», но оставляю колкость при себе. Хочет поговорить – будем вести диалог на равных.

Подаюсь к нему.

– Эйзер, по идее, я должен был сейчас сидеть в грязной вонючей камере и дожидаться суда, а еще вероятнее – валяться с пулей в голове. Раз я жив и удостоился чести говорить с тобой, значит, у тебя на меня есть какие-то планы, давай обойдемся без запугиваний и перейдем к делу.

По ходу дела сканирую Гискона, запрашивая в том числе дополнительную информацию, она меня сразу же удивляет: у героя-любовника три официальных ребенка и двадцать два бастарда. Интересно, он о них знает? Личность он разносторонняя, занимается политикой, журналистикой, шахматами и восточными единоборствами. Единственное его преступление – клевета.

Культу Ваала принадлежит разве что по долгу службы, атеист, если проявить его паранормальные способности, он получит абсолютную память.

Гискон высок, метр девяносто два, и атлетичен – девяносто килограммов. Интеллект – 17. Здоровье – 17. Но самое интересное – его отношение, он ко мне равнодушен.

– Здравое предложение, – кивает Гискон. – Я долго за тобой наблюдал, Леонард. И оказалось, что ты известная личность: спасал детей в аэропорту, предотвратил теракт, нашел логово черных трансплантологов. И все это за кратчайший промежуток времени! Подвиги Геракла меркнут! Талант, я бы сказал. Очень разносторонний талант. А теперь я тебе кое-что хочу показать, только, пожалуйста, не перебивай меня, посмотри и послушай, вопросы задашь потом.

И снова на экране появляется нарезка кадров с моим участием, когда я «ронял» дронов в нужный для меня момент, а под конец чуть не уронил флаер с Гисконом на борту.

– Правда, странные совпадения? – спрашивает Гискон, задумчиво глядя на экран. – За много лет ни один дрон не вышел из строя, а тут – сразу два, и все возле тебя, и в самый интересный момент. А ведь запрещено причинять вред дронам!

Пожимаю плечами и кошу под дурачка:

– Я их не трогал. У меня, как это называется? Энергетика мощная. Приборы выходят из строя, когда я нервничаю.

– Хорошо, сделаю вид, что поверил. – Он закидывает ногу за ногу, поворачивается боком и кивает на экран. – Заметь, это не Карталония.

Ревет, беснуется толпа на площади, окруженная полицейскими со щитами, в жизни не видел столько людей в одном месте. Второй кадр – и опять толпа, какой-то митинг. Теперь место знакомое: парк, где я отбил детей у трансплантологов. Рядом с бетонным Ганнибалом на слоне сидит молодой человек и орет в громкоговоритель:

– Если они не понимают, что творят и затыкают уши, то мы заставим себя услышать! Да?

– Да! – слаженно, в тысячу глоток ревет толпа.

Хочется улыбнуться. Все-таки мне удалось запустить цепную реакцию, скоро низы взбунтуются и разнесут все к хренам! Но вместо этого делаю озабоченное лицо и уточняю:

– Это ведь у нас? Пока я был на Полигоне, случилось… вот такое?

– Вспыхнуло буквально за три дня. – Гискон вертит в руках пульт и выглядит более чем довольным, если не сказать счастливым. – Революция. А если подавить революцию не в твоих силах, что нужно сделать?

– Возглавить ее, – предполагаю я и пока не соображаю, к чему он клонит.

– Ты слишком умен для пограничника. Леонард Тальпаллис – никто из ниоткуда, закончил обычную школу, не блистал эрудицией, не тянулся к знаниям и за всю свою серую жизнь не совершил ничего выдающегося. Ты за неделю в Новом Карфагене перевернул второй уровень с ног на голову. Кстати, как звали твою классную даму?

– Энрика… кажется, Бортис, – сочиняю на ходу, рассчитывая на то, что Гискон берет меня на понт.

– Хм. Придумал? Или изучил матчасть? У тебя были одноклассники, и если побеседовать с ними…

Продолжаю его же игру, понимая, что он блефует.

– Когда найдете Рею, скажите мне. Интересно, как она.

Он глядит с улыбкой, как на диковинного зверя, мысленно вертит в разные стороны, проверяет на прочность.

– Да, ты слишком умен. При желании я быстро выясню, что ты такое и откуда взялся. Но обещаю этого не делать, – он берет паузу, ожидает мой ход.

Очевидно, что если понадобится, он перевернет мир и найдет на меня компромат. Может, уже ищет. Моя новая личность склепана на скорую руку, потому принимаю его правила.

– Называй свои условия.

Гискон нажимает паузу и приближает парня на слоне. Вокруг статуи полно молодежи с транспарантами, где я читаю:

«Свободу Леонарду Тальпаллису!»

«Леонард – победитель Полигона!»

«Требуем пересмотреть результаты Полигона!»

Гискон показывает другую площадь, третью, где происходит одно и то же: народ требует, чтобы меня освободили. Будь на моем месте кто попроще, он уверовал бы в народную любовь, и она, бесспорно, есть, но очень уж все хорошо организовано: и громкоговорители у митингующих, и одинаковые транспаранты с похожими надписями. Гискон сам подвел меня к мысли о том, что надо бы возглавить народные волнения, и в голове щелкает.

– Как давно начались бунты? Только ответь честно.

– С неделю. К чему вопрос?

Усмехаюсь и озвучиваю догадку:

– Ситуация начала выходить из-под контроля, а тут вдруг я так удачно штурманул базу гемодов! А учитывая, что рейтинг у меня высокий, если меня публично прижать, это вызовет общественный резонанс! – развеселившись, хлопаю себя по бедру. – Эйзер, это гениально! Ты меня раскручиваешь по всем медиаресурсам, потом вероломно вмешиваешься в шоу, нарушая собственные правила, с помощью СМИ накручиваешь народ, выгоняешь толпы на площади, заводишь их с помощью своих провокаторов! Браво!

Встаю и хлопаю в ладоши, Гискон смотрит без выражения, он по-прежнему ко мне равнодушен, я для него очень нужная и удобная вещь, не более.

– Ты за сутки разжег такой костер! – снова сажусь, принимаю вольготную позу, закинув ногу за ногу. – Все уже забыли, чего хотели изначально, благодаря тебе вся несправедливость мира – в моем заточении. Ты даешь толпе меня, делаешь меня победителем, и они расходятся по домам. Костер погашен. Так?

– И все-таки мне интересно, что ты такое, – бормочет Гискон. – Да, так. Мои условия: выпускаю тебя к толпе, ты их успокаиваешь, получаешь свое место на четвертом уровне и при необходимости помогаешь управлять сознанием масс: участвуешь в ток-шоу, даешь интервью.

– А потом со мной случается что-то смертельное, – все так же улыбаюсь, глядя на него. – Как случилось с моими людьми. Но и гарантий от тебя не получить, – подпираю голову рукой, задумываюсь. – Хотя по сравнению с остальными аристо ты коварен, но не кровожаден.

А ведь я нужен ему так же, как и он – мне. Он меня, по сути, пропаровозил так, как я сам и за пять лет не смог бы. Гискон и не догадывается, что он совершил преступление против всех аристо, да против самого мироустройства! А раз я нужен ему, он собирается меня использовать, продвигая, а не расчленять в лаборатории, то нужно постараться извлечь из ситуации максимальную выгоду.

– У меня есть соображения, как успокоить толпу максимально быстро и сделать так, чтобы волнения не повторялись. Но для этого мне придется сдержать слово, а я обещал жизни тем, кто мне поверил. Два моих человека убиты…

– Они живы, – равнодушно говорит Гискон. – В них стреляли парализаторами и шариками с краской, чтобы сцена выглядела максимально жестокой и вызывала негодование. И эти двое, и парень с женщиной, и пятеро сдавшихся. Я понимаю, что они нужны для того, чтобы воцарилась справедливость.

Откидываюсь на спинку стула, тянусь к пустому стакану, изо всех сил стараясь скрыть радость. Да я просто счастлив! Еще бы Эристана воскресить…

А теперь самое время подумать о себе: о том, как создать безопасный плацдарм и начать качаться, выполнить наконец незакрытые квесты, найти организатора терактов, прижать хвост Братству топора, уничтожить питомники трансплантологов, как-то попытаться помочь гемодам, остановить зачистки трикстеров.

При воспоминании о своей стае сердце отдается застарелой болью утраты, тоской по детству и несбывшейся жизни. Я стал другим, тот Леон умер.

– Как странно тасуется колода, – говорю Гискону. – Я сделаю все, как ты скажешь. А ты поможешь мне создать службу внутренней безопасности, стоящую над полицией. Я нахожу главарей преступных группировок, устраиваю показательные казни, народ это любит.

– Подконтрольную мне службу внутренней безопасности. Признаться, никогда не вмешивался в дела плебеев, а зря.

Ловлю на себе его внимательный взгляд, и он не удерживается от вопроса:

– Зачем это тебе? Служба безопасности, трансплантологи… Не вытащи я тебя с Полигона, ты и правда выкупил бы всех, кто тебе сдался? И не в рабство выкупил, а распустил по домам, по сути, на ветер выбросил свой миллион?

Киваю.

– Я идейный. Как бы нелепо ни звучало, но это так.

Гискон выключает экран, поднимается. Заведя руки за спину, делает два шага вдоль стола, два назад, разворачивается и упирается руками в стол.

– А теперь о главном, – и берет паузу, сверлит меня взглядом, я поднимаюсь, чтобы мы были в равных условиях. – Я слышал, что жрецы обладают даром исцеления, но всегда считал чудеса постановкой, а теперь увидел их собственными глазами – в твоем исполнении. Темнокожий парень получил смертельную рану, – он включает запись: еще до того, как мы захватили крепость, Вэра осматривает Тейна и выносит вердикт; останавливает видео, приближает живот маори. – По-моему, все ясно: прободение кишечника, перитонит, внутреннее кровотечение. А утром этот человек уже здоров. Я не прошу открыть тайну, какие силы тебе помогают, мне все равно. Моя любимая дочь смертельно больна, и если ты в силах ей помочь, я буду твоим должником. Хочешь – флаер премиум-класса. Любые апартаменты. Миллион шекелей. Только помоги моей девочке.

Вот так поворот! Гискон-то на крючке, потому особо и не запугивает меня, понимает, что тут нужно действовать хитростью. Как говорил покойный Мелиар Делла, разработчик программы, сама реальность будет помогать мне, создавая благоприятные условия.

– Что с ней? – интересуюсь я.

– Лейкоз. Две операции не помогли. Скоро третья, которая может ее убить.

– Нужно смотреть на девочку, пока ничего гарантировать не могу.

Эйзер зашагал к выходу.

– Идем.

Развожу руками.

– Прямо так? Я не мылся больше недели и оброс, как озверелый. Она заикой сделается – привел отец какого-то разбойника. Это раз. Два, мне нужно увидеть свою команду и убедиться, что с ними все в порядке.

– Если поможешь ей, чего ты хочешь?

– И слово это было «если». Если получится, тогда и поговорим. К тому же нам предстоит длительное сотрудничество, не вижу смысла выкручивать руки партнеру. Я не привязан к материальным благам. Так где мои люди?

– Они не здесь. Идем, тебя проводят в ванную, и мы вылетаем.

Спустя полчаса в сопровождении двух телохранителей Эйзера Гискона шагаю к его флаеру, похожему на тот, что я подбил, спасая Элиссу от Боэтарха.

Думал ли я, чем обернется мое вчерашнее отчаянье? Это не просто победа, это – начало большого пути, и теперь шанс все изменить приобретает материальность.

Внутри флаера пахнет роскошью. Мы с Гисконом садимся в белые кресла, тотчас принимающие форму наших тел, на правом подлокотнике – панель управления, фокусируюсь на ней, нажимаю на оранжевую кнопку с изображением бутылки. Из стены выдвигается металлический куб на ножках, примерно метр на метр, ждет, пока флаер взлетит и прекратится не тряска даже – покачивание, и катит ко мне. Крышка поднимается и складывается, появляется мини-бар с алкоголем, о существовании которого я даже не догадывался. Выбираю бутылку воды, сбоку выезжает отсек со стаканами.

Пью, завороженно глядя вниз, где на брюхе флаера проступает изображение с внешних камер: зиккурат с высоты птичьего полета. Подо мной – гигантские ступени, тысячи золотых точек-окон, отражающих свет восходящего солнца, тысячи флаеров, более похожих на мутный движущийся поток, обрывки облаков и далекие горы, подернутые сизой дымкой. Людей не видно, они даже не пылинки. И где-то среди них сходит с ума Элисса, посмотревшая шоу, а я не могу дать о себе знать.

Сотни моих знакомых душу продали бы за право очутиться здесь, мне же тут неприятно, ощущение, что это место враждебно, меня вот-вот разоблачат и сбросят вниз. От пристального взгляда Эйзера Гискона мышцы между лопаток сводит от напряжения.

Аристо по-прежнему равнодушен ко мне. У него было мало времени, чтобы собрать на меня компромат, но он непременно сделает это, чтобы я не вышел из-под контроля. Пусть! У него есть то, что мне необходимо для запуска цепной реакции – СМИ, к тому же из-под контроля я уже вышел, но ему об этом знать незачем.

И я выгрызу место под солнцем для своей команды и сделаю так, чтобы никто ко мне не подобрался, в том числе долбанный Боэтарх.

Глава 2. Под покровом тайны

– Пока ты официально под арестом, – говорит Гискон, сидящий напротив и потягивающий вино из пузатого бокала на тонкой ножке. – И в твоих, и в моих интересах не бросаься в глаза и не привлекать внимание. Для всего мира Эйзер Гискон – тиран и узурпатор, а Леонард Тальпаллис – безвинно обвиненный.

Флаер летит так ровно, что кажется, мы в кабинете, а не в движущейся машине на полукилометровой высоте

На мне одежда Гискона; футболка жмет в плечах, брюки, которые пришлось подкатить, не застегнулись на поясе. Наблюдаю в иллюминатор, как флаер, качнувшись, зависает у вертикальной стены, поднимается роллет, и к нам выезжает стартовая дорожка на подпорках. Флаер опускается, и его затягивает в просторный посадочный модуль.

Пол под ногами, куда минуту назад транслировалось изображение с камер, и казалось, что это иллюминатор, белеет и теряет мнимую прозрачность.

– Мы в больнице, – говорит Гискон, стискивает подлокотники так, что белеют костяшки. – Очень надеюсь, что ты поможешь Дари.

Он изо всех сил старается выглядеть надменным и расслабленным, но напряжение проскальзывает в мелочах.

– К сожалению, я не всемогущий. Сделаю все, что в моих силах.

Иду за ним, пилоты переквалифицируются в телохранителей и сопровождают нас. Из флаера выпрыгиваем не в серый ангар, а в идеально белое помещение, где стены и потолок источают свет. С непривычки кружится голова. Навстречу выходят двое в белых пиджаках, штанах, туфлях и шапках, с масками под подбородками. Догадываюсь, что это медики, хотя раньше такую униформу видеть не доводилось. Считываю информацию с того, что справа:

Ка-18, 28 лет.

Гемод, собственность медицинской корпорации «Дидона».

Физическое развитие: 19.

Духовное развитие: 4

Судя по физическому развитию, гемоды – служба безопасности.

Оба склоняются, приложив руку к груди. Выпрямившись, как роботы, произносят в унисон:

– Да ниспошлет Ваал…

Эйзер поджимает губы и взмахивает рукой:

– Без церемоний. Мне к дочери. Трое сопровождающих – под мою ответственность.

Отворачиваясь так же синхронно, гемоды проводят по стене – справа и слева в стороны разъезжаются створки замаскированных дверей, на многочисленных полках угадываются светло-зеленые пакеты. У меня продолжает кружиться голова от новых ощущений. Я, как пещерный человек, попавший в другой мир, где каждый чих автоматизирован. Привыкну ли? Пятая ступень зиккурата в технологическом развитии обогнала вторую лет так на сто.

Гискон разрывает зеленоватый пакет, надевает целлофановый балахон с капюшоном, на ноги – подобия резиновых сапог. Тоже начинаю облачаться. Прежде чем надеть стеклянный намордник с фильтром, Эйзер говорит:

– У Дари лейкоз. Любая инфекция смертельна для нее, в палате стерильно.

Придерживая маску, Гискон подходит к экрану, встроенному в дверь и расположенному на уровне глаз, пока сканируют его сетчатку, стоит неподвижно. Наконец мелодичный женский голос говорит:

– Доступ разрешен, Эйзер Гискон. Уточнения?

– Один сопровождающий, неучтенный. Уровень доступа – А.

– Поняла. Уточнение: один неучтенный сопровождающий, абсолютный уровень доступа. Оповестить персонал?

– Визит конфиденциальный. Нас не должны беспокоить.

– Исполняю.

Дальше по коридору со светящимися стенами идем в сопровождении безопасников вдоль прозрачных дверей, телохранители Гискона остаются снаружи. Если б не медицинское оборудование, можно было бы подумать, что за ними – обычные детские комнаты. На маленьких пациентах – белые штаны и футболки, почти все дети лысые, некоторые лежат, подключенные к аппаратам.

Приходит мысль, что человек научился управлять энергией атома, но так и не сумел побороть рак и некоторые вирусы, например, бешенства.

Палата дочери Гискона в середине коридора. Совершенно лысый подросток замер в кровати, подключенный к трубочкам капельниц.

– Дверь, – командует Эйзер, она втягивается в стену и, как только мы входим, закрывается.

Увидев отца, девочка подается навстречу, но он вскидывает руку, чтоб она не вставала, садится на кровать.

– Привет, малышка. Ты как?

Пока девочка жалуется, осматриваю комнату, замечаю четыре замаскированные камеры, фокусирую взгляд на пациентке:

Дариэлла Гискон, 12 лет

Уровень 5, ступень 5.

Физическое развитие: 10.

Духовное развитие: 7.

Делаю дополнительный запрос о причине заболевания.

Здоровье: 3

Острый лимфобластный лейкоз, спровоцированный агрессивным ментальным воздействием

Прогноз: неблагоприятный.

Мысленно спрашиваю у программы, могу ли я ей помочь.

Вероятность благоприятного исхода – 0 %, результат деятельности: ремиссия, рецидив через 32 дня, для нейтрализации агрессивного ментального воздействия необходимо получить третий осколок Сферы познания.

Силуэт девочки начинает тускло светиться, и я замечаю черное копье, будто бы сотканное из дыма, вонзившееся в ее грудину. Агрессивное ментальное воздействие. Вспоминаются слова гемода Сандрино о том, что Гамилькар Боэтарх умеет насылать болезни, и он желает моей смерти. Боэтарх охотился за Элиссой, не зная, что она его дочь, чтобы заполучить благословение Танит, но оно досталось мне. Вероятно, он обрел разрушительную силу в противовес моей, мы – два осколка, из которых должен был сложиться Белый Судья.

Со мной Танит и Шахар, с ним, соответственно, Ваал – бог официально разрешенного культа. Естественно, происходящее со мной не ускользнуло от внимания сверхсущности, и Ваал, уловив исходящую от меня опасность, одарил самого ревностного своего последователя.

Посмотреть бы на Боэтарха в реале, хотя бы издали.

Мысли разбежались, с трудом собрал их в кучу, чтобы обдумать возникшую проблему. Если скажу, что девочку не спасти, и я могу лишь временно улучшить ее состояние, Гискон подумает, что я не хочу ее исцелять сразу, чтоб держать его на коротком поводке. Если соврать, что вылечу, за месяц получить третий осколок, а потом довершить начатое… А вдруг опять не получится? Вдруг Боэтарх усилится и добьет ее? Тогда я лишусь покровителя в лице Гискона и получу могущественного врага.

Но почему Боэтарх убивает девочку, а не самого Гискона? Или «насылать болезни» может кто-то еще? А что, если эту способность обретет любой ревностный служитель культа?

– Ну что? – нарушает Эйзер затянувшееся молчание.

Обвожу взглядом комнату и говорю:

– Тут везде камеры. Нужно место, где глушатся сигналы. Есть такое поблизости?

– Откуда… – протянул Гискон и махнул рукой. – Понял, не отвечай. – Он погладил дочь по бледному лбу рукой в перчатке. – Я скоро вернусь, Дари.

– Ты обещал, что придет Армадон… – заканючила девочка.

– Он занят, малышка. Но обязательно навестит тебя.

Уже в коридоре Эйзер сказал:

– Клиника «Дидона» принадлежит нашему роду, тут безопасно. Но при ребенке, ты прав, лучше не говорить.

– Ты ведь не знаешь, что услышишь, – шепчу я. – Информация будет касаться не только здоровья Дари, но и… более глобальных вещей. Смертельно опасных вещей.

Гискон атеист, что упрощает задачу. Я видел, как на отречение от Ваала реагируют обычные люди, но чего ждать от аристо? Не подпишу ли я себе смертный приговор? Из кабинета в конце коридора выскакивает миниатюрная женщина и устремляется к нам, но Гискон жестом останавливает ее, она пятится назад.

– Все так серьезно? – спрашивает он, его лицо остается бесстрастным, и кажется, что только левый зеленый глаз брызжет эмоциями – тут и надежда, и страх, и бессильная злость.

Молчу. Мы шагаем в конец коридора, где за непрозрачной дверью, замаскированной в стене, обнаруживается пустая комната для переговоров.

– Совещание мини, – дает голосовую команду Гискон, и черный, на первый взгляд каучуковый пол приходит в движение. Из образовавшегося люка поднимается овальный стол со стеклянной поверхностью, четыре обычных стула и мини-бар с разнообразными напитками, в том числе – алкоголем.

Осматриваю комнату, нахожу четыре неактивные камеры, указываю на них:

– Если включишь трансляцию, и происходящее выйдет за пределы зала, ни мне, ни тебе не жить. А теперь ответь мне на вопрос, какие у тебя отношения с Гамилькаром Боэтархом.

По лицу Гискона будто бы пробегает тень, но он быстро берет себя в руки, но мне ясно – что-то между ними произошло, и возможно, именно мой враг приложил руку к заболеванию девочки. А раз она еще жива, значит, так и задумано.

– Что ему от тебя нужно? Пытался ли он давить на тебя? Может, имел место шантаж?

Гискон наливает себе красное вино, но передумывает и переходит на сок. Он не торопится отвечать, обдумывает и взвешивает новую информацию, усмехается и переводит взгляд на меня. Его карий глаз смотрит холодно, зеленый – с интересом. Но отношение ко мне не меняется, это равнодушие.

– Ты удивишься, если я скажу, – Гискон берет паузу и смотрит в упор.

– Обещаю удивить тебя чуть позже.

– Ему нужен ты, Леонард. Он говорил, что «это» прекратится, если я позволю тебя ликвидировать. Но при чем тут болезнь дочери и Боэтарх?

Сажусь напротив Эйзера, пью сок прямо из стеклянной банки.

– Он не вполне человек, Эйзер. Как и, наверное, я. Мы две стороны одной медали, но нас ведут разные силы, меня они одарили талантом вытаскивать людей с того света, его покровитель научил убивать необычным способом. Наверняка, если копнуть поглубже, вокруг Боэтарха обнаружится множество смертей, которые выглядят естественно, но…

Эйзер рассмеялся, но быстро совладал с эмоциями.

– Допустим, так. Допустим, Боэтарх медленно убивает мою дочь для того, чтобы я отдал тебя ему, и если сделаю это, она выздоровеет…

Пожимаю плечами:

– Не факт, что ментальное воздействие имеет обратную силу. Но даже если так, тебе придется признать его власть над собой и своим родом, а ты слишком тщеславен, чтобы пойти на это.

Ненадолго Гискон смолкает, трет подбородок, морщится и наконец спрашивает:

– Какие же силы движут тобой?

– Танит. Боэтархом – Ваал. В мире больше нет единства. Как и не будет Белого Судьи. Только он или я.

И снова молчание. Взор Гискона устремлен вдаль, он напряженно думает, вскидывает голову.

– Ты в силах помочь моей дочери? Я готов поверить хоть в Ахура Мазду, лишь бы она жила.

– На твой вопрос мне хотелось бы ответить под детектором лжи или сывороткой правды, чтоб ты не пытался уличить меня во лжи.

– Не тяни. Если понадобится, повторим, как ты хочешь.

Еще раз все обдумав, решаю раскрыть карты. Придумывать подходящую версию нет времени, да и она не выдержит проверки. Правда путь фантастична, но у нее есть логика.

– Мои способности не статичны, я расту, умения растут. Сейчас я на второй ступени развития и ограничен в возможностях, потому могу лишь временно стабилизировать ее состояние. Ремиссия продолжится тридцать два дня. За это время я рассчитываю прокачаться и полностью снять воздействие. Согласен, похоже на то, что я стараюсь держать тебя на коротком поводке, но это не так.

– Да, похоже, – кивает Эйзер, глядя неотрывно. – И если бы я не изучил твою стратегию на Полигоне и средства достижения целей, то сбросил бы тебя с флаера. Ответь на еще один вопрос, и закроем тему. Что тебе нужно для усиления?

– Совершить сто добрых дел, – отвечаю я, так же не сводя с Гискона взгляда.

Грустно ухмыльнувшись, он кивает своим мыслям, мотает головой, смеется.

– Невероятно. Я склонен полагать, что сказанное тобой – правда. И это объясняет странности твоего поведения: борьбу с преступностью, с донорскими фермами, желание всех спасти на Полигоне. Да ты устал бы подводить мистификацию под такое логическое обоснование! А так же, если мыслить логически, можно предположить, что способности у тебя недавно… И, – глаза его округляются, – ты получил благословение Танит? Она выбрала тебя?

А вот об Элиссе знать ему незачем.

– Не она. Скорее Мелиар Делла, программа «Крысоед» – слышал? Мне установили нейросеть, и я не сдох, как остальные подопытные, но что-то пошло не так. Но может, «не так» – и есть изначальная задумка. Я иногда слышу в голове голос Танит, а иногда и вижу ее.

– Старый проходимец Делла! – вскрикивает Гискон, теряя хладнокровие. – Теперь ясно, что ты не лжешь. Теперь по Дари. Каковы ее шансы выздороветь без, скажем так, мистики?

– Мне пришла информация, что вероятность положительного исхода – ноль процентов. Операция убила бы ее. Или она умерла бы в течение нескольких дней. Как я понял, Боэтарх уже списал тебя со счетов, либо же и не планировал снимать проклятье.

– Почему же, у меня есть несколько дней, чтобы связаться с ним и прекратить это, – припечатывает Гискон и берет паузу, а я чувствую ледяную волну, поднимающуюся по позвоночнику. – Но не буду. Думаю, ты сам поймешь почему. – Он поднимается и, сверкая глазами, бьет кулаком по столу. – Потому что с террористами нельзя вести переговоры. Идем, поможешь моей девочке.

– Там камеры и стеклянная дверь, будут происходить странные вещи, лучше привести ее сюда. Ритуал быстрый и безболезненный, но есть одно «но» – ей придется отречься от Ваала, и я не знаю, имеет ли процесс обратную силу.

– Если это поможет, я готов поклоняться хоть Аиду. – Поглощенный идеей вылечить дочь, Гискон всячески демонстрирует, что ознакомлен с запрещенными трактатами.

Гискон уходит за дочерью, оставив меня одного. Стоило ли открываться ему? Или следовало продавить, навязать свои условия, а мои способности окутать мистическим флером? Интуиция в этот раз пришла в согласие с жизненным опытом, и я выбрал привычную модель поведения: не врать тем, с кем имею дело.

Возвращается Гискон минут через пять, все так же в своем противочумном костюме, придерживая девочку за талию, усаживает ее на стул. Я тоже не снимаю защитный костюм, занимаю стул напротив нее. Поглаживая ее по руке, Эйзер говорит:

– Дариэлла, этого человека зовут Леон, он поможет тебе. Будут происходить странные вещи, но ты не бойся, все под контролем, делай так, как он говорит.

Гискон отходит, скрещивает руки на груди, я касаюсь ее предплечья.

– Просто повторяй за мной и лучше закрой глаза. Ты будешь задыхаться, будешь кашлять, но это пройдет. Главное не открывай глаз.

– Ей нельзя кашлять, у нее может горлом хлынуть кровь, – напоминает о себе Гискон.

– Не хлынет. Дари, закрывай глаза и не просто отвечай на вопросы, а верь в то, что ты говоришь. Тогда ты точно поправишься уже завтра. Дариэлла, отрекаешься ли ты от Ваала?

– Отрекаюсь, – кивает она.

– Отрекаешься ли от всех прислужников его?

– Отрекаюсь.

– Отрекаешься ли от всех темных дел его?

– Отрекаюсь.

Зная, что последует, подхожу к девочке, чтобы подхватить ее, когда начнутся приступы кашля, и вовремя: тело Дари выгибает дугой, по ней прокатывается волна судорог, опрокидывая стул – ловлю его, держу девочку на руках, пока у нее приступ. Гискон бросается на помощь, но выставляю руку вперед.

– Так всегда и у всех. А теперь смотри внимательно.

Дари затихает, несколько раз кашляет и сплевывает на пол знакомый мне черный сгусток, который ведет себя активнее, чем у других: отращивает ложноножки, пытается отползти, тянется к Гискону. Передернув плечами, он отступает на шаг и спрашивает, тыча пальцем в субстанцию:

– Это что еще такое?

– Частица Ваала. Можешь снимать видео, чтоб не говорил, что стал жертвой морока.

Гискон срывает с пояса выключенный коммуникатор, направляет камеру на сгусток, который, еще немного подергавшись, истаивает; и стоит, снимая белый пол. Он побледнел, губы его подрагивают.

– Когда нам делают тату на седьмом шейном, мы проходим инициацию, в нас поселяется такая штука и питается нами, – объясняю я. – Если не удалить ее и не отречься, она не даст ничего сделать.

Дариэлла затихает и засыпает на моих руках здоровым сном, а впечатленный Эйзер пересматривает запись с черной субстанцией, сводит брови, кривится, смотрит снова, мотает головой.

– Девочка уснула, – говорю я, баюкая Дари, она легкая и худая, как дети трикстеров. – Когда проснется, ей зверски захочется есть.