Kitobni o'qish: «Удачный период в жизни Аркадия Скромникова»
© Любич Д. Ю. 2024
От автора
Хотя у всего написанного есть определённая биографическая основа, а у всех персонажей есть реальные прототипы, я бы призвал не обижаться всех тех, кто неожиданно узнает себя при чтении моей книги (если она чудом им попадётся). Всё, что описано, и в сути, и в деталях далеко от того, что происходило на самом деле, а иногда и вовсе противоположно. С годами реальная жизнь в моей голове замылилась, прошла художественную обработку и стала не более чем материалом для творчества. У меня нет ни к кому никакой личной обиды, я не хотел бы никого этой книгой поддеть, высмеять или в чём-то обвинить. Поэтому все совпадения здесь пускай и не случайны, но в реальности ничего не значат – я всех люблю, вспоминаю добрым словом и скучаю по каждому без исключения, особенно по тем людям, кому посвятил здесь больше двух слов.
Глава I
Удачный период в жизни Аркадия Скромникова
I
Солнечный и мучительно жаркий июль тиранил Москву. От жары нельзя было спастись, от неё негде было укрыться. Веранда кофейни на Лубянке была редким островком прохлады, хотя солнце заливало её прямыми лучами, а столики были даже не защищены зонтиками. Но Лубянка узка, а кофейню с двух сторон притесняло два устрашающих каменных здания, с карнизов которых свешивались совершенно нерусские средневековые готические горгульи. Архитектура улицы создавала сквозняк, и всю тепловую силу солнечных лучей уносило ветром куда-то в сторону Китай-города.
И всё-таки было жарко. Может быть, внутри кафе благодаря кондиционеру было и прохладнее, но Аркадий Скромников за всю рабочую неделю так насиделся в тесном и душном офисе, что теперь готов был смириться с любой жарой, лишь бы не запирать себя вновь в четырёх стенах. Тем более капли пота, едва только они успевали появиться у него на лбу, сразу же стирал ветер, а от сухости во рту его спасал ледяной чай каркаде, которому, на вкус Аркадия, немного недоставало сахара, но сахар в холодной воде не размешивался.
Когда Аркадий допивал одну чашку, он сразу же заказывал другую. Периодически он просил принести ему двойной эспрессо, хотя кофе, заставляя сердце биться быстрее, разогревало Аркадия и, таким образом, уничтожало достижения сквозняка и ледяного каркаде. После кофе Аркадию становилось жарко, капли пота вновь выступали у него на лбу, и ещё минут тридцать он не мог вернуть себе ощущение температурного комфорта. Но кофе был Аркадию необходим – выпив кофе, он чувствовал себя чуть менее потерянно. Его мысли выстраивались в какой-то более стройный ряд, чувство апатии ненадолго отступало, и Аркадию начинало казаться, что он способен прийти к какому-нибудь решению. Иногда этим решением было открыть книгу – в сумке Аркадия лежал недавно купленный им сборничек Трумена Капоте, куда входил всем известный «Завтрак у Тиффани» и два-три небольших и не столь прославленных рассказа. «Завтрак у Тиффани» Аркадий прочитал вчера за ланчем – произведение произвело на него невероятное впечатление: романтическое ощущение жизни, которого у Аркадия уже очень давно не было. Теперь же, после двойного эспрессо, в душе Аркадия поселилась надежда, что и рассказы Капоте обладают тою же бодрящей, освежающей силой. Но уже несколько раз на дню Аркадий открывал белоснежно чистый сборничек из серии Pinguin Books и всякий раз застревал на пятой странице рассказа о каком-то цветочном доме, героиня которого была ему совершенно не интересна и не близка. Книга открывалась и закрывалась, после чего убиралась в сумку до следующей порции эспрессо.
Когда Аркадий понял, что из рассказов Капоте ему ничего не выжать, он пришёл к другому решению – он достал из сумки листок бумаги, на обратной стороне которого была напечатана вчерашняя смета на закупку видеомонтажного оборудования, и уже был готов писать стихи, как вспомнил, что свою последнюю пишущую ручку он оставил на работе. Аркадий посмотрел по сторонам – официантки, у которой можно было попросить ручку, нигде не было. Время же на месте не стояло, кофе выветривался, а вместе с ним и улетучивалось вдохновение Аркадия. Тогда Аркадий решил пойти на отчаянный шаг – напротив него сидели две уже как два часа назад замеченные им девушки. У одной волосы были ярко-красного цвета, у другой – синего, но это как раз Аркадию и не понравилось; привлекла же его говорливость синеволосой девушки, которая увлечённо, громко и многословно повествовала о чём-то своей подруге. Аркадий всегда питал страсть к разговорчивым девушкам и считал их особенно темпераментными. Но по натуре Аркадий был скромным, как встрять в разговор двух подруг, не знал, а прерывать его не решался. И вот нашёлся замечательный предлог – попросить у девушек ручку, в которой он так отчаянно нуждался.
Чтобы попросить ручку, Аркадию даже не понадобилось вставать – так девушки близко сидели. Синеволосая доброжелательно улыбнулась и, как-то таинственно понизив голос, ответила ему: «Да, конечно же», после чего суетливыми руками залезла в сумочку и протянула Аркадию ручку.
Реакция синеволосой девушки невероятно порадовала Аркадия. Вдохновлённый её доброжелательным ответом, он написал такое длинное стихотворение, что его пришлось продолжать на обороте уже другой сметы. Аркадий находился в настолько хорошем расположении духа, что ему даже понравилось только что написанное им стихотворение.
Естественные позывы повлекли Аркадия в туалет. Количество выпитого кофе и чая заставляло его особенно торопиться. Дойдя до туалета кофейни, Аркадий заметил, что синеволосая девушка идёт за ним. Он вспомнил, как один его старый знакомый говорил, что если девушка следует за тобой в туалет, то это неспроста. В туалете было занято, Аркадий встал перед дверью, а девушка села за ближайший столик в ожидании своей очереди. В том, как она сидела, было что-то невероятно сексуальное. Стоя около двери туалета, Аркадий неоднократно бросал на неё взгляд. Девушка казалась всё такой же доброжелательной и сексуальной. Когда за дверью туалета зашумел слив, Аркадий уже решил, что, как настоящий джентльмен, пропустит девушку первой. Когда туалет освободился, он жестами показал синеволосой, что он её пропускает. Вновь доброжелательная улыбка девушки наполнила Аркадия такой решимостью, что он осмелился заговорить с ней. Но пока он думал, с чего начать разговор, девушка уже закрыла дверь в туалет, что не остановило уже набравшегося решимости Аркадия. Через закрытую дверь туалета он крикнул:
– Скажите, вы случайно не в Высшей школе экономики учитесь?
– Нет, я из РГСУ, – ответил приглушенный голос девушки.
– А, я подумал, вы сидите в этом кафе, потому что поблизости учитесь.
– Не-е-ет, – ответила девушка, и даже по тому, как звучал её голос, было слышно, что она продолжает доброжелательно улыбаться Аркадию.
На этом разговор оборвался, так как и ситуация к беседе не располагала, и Аркадий, не угадав, где учится девушка, потерял решимость. Девушка освободила туалет, Аркадий справил нужду и снова вышел на веранду. К своему расстройству, он увидел, что девушки взяли счёт и собрались уходить. Неужели это он их напугал? Аркадий поспешил вернуть синеволосой девушке ручку, поблагодарил её, она вновь ему улыбнулась, после чего вместе с подругой пошла вниз по Лубянке в сторону метро. Аркадий остался без девушек и без ручки. Он вновь почувствовал себя совершенно потерянным.
Не в силах больше пить эспрессо на жаре, Аркадий одиноко сидел за своим столиком, вновь погружённый в апатию. Написанное им стихотворение тоже перестало ему нравиться. Он перечитывал свой верлибр и не мог ни к чему в нём придраться, однако чего-то в нём не хватало, и Аркадий никак не мог понять, чего именно. Это было первое стихотворение, написанное им с тех пор, как он пошёл на работу. А работал он уже два года. Страшно подумать, два года Аркадий – взрослый, устроенный человек с ежемесячной зарплатой! И что? Что-то поменялось в его душе? Что-то поменялось в его отношении к самому себе? Что-то поменялось в его отношении к окружающему миру? Что-то поменялось в отношении окружающего мира к нему? Стал ли Аркадий счастливее за эти два года? Нет, нет, нет, счастливее он не стал – только стихи перестал писать, что, конечно же, сомнительное счастье.
А ведь когда-то Аркадий был поэтом, причём влюблённым поэтом. Он писал стихи не то что каждый день – каждый час! Не все стихи были удачными, но все – вдохновенными. А это стихотворение – пусть оно идеально, пусть оно не хуже всех тех, что уже были написаны другими поэтами, но в нём нет ни души, ни энергии, ни влюблённости.
«Неужели я так рано состарился?» – подумал Аркадий, и, смешно, ему было всего 25 лет, а что в нём осталось от молодого человека? Мечты? Надежды? Страсть к жизни? Вера в себя и в других людей? Всё это уже было для Аркадия в далёком прошлом. Он не верил, не мечтал, не надеялся, не влюблялся. Он жил, как живут все те, кто каждый день добирается до офиса на метро, забиваясь в серые и душные вагоны, стараясь не смотреть друг на друга, отсчитывая станцию за станцией, зная наизусть, куда надо идти во время пересадок и куда надо поворачивать, когда поднимаешься в город; или как те, кто стоит каждое утро в пробках и каждый вечер снова в пробках возвращается домой, чтобы, полностью вымотавшись, бездумно лечь спать и проспать до следующего утра без снов, чтобы снова повторить ежедневный цикл. Два года Аркадий работал, и у него элементарно не было времени ни на мысли, ни на мечты. Он работал потому, что надо зарабатывать деньги. Он работал потому, что надо работать. Он работал потому, что надо. Надо работать и не надо задавать вопросов. Так живут все. И так надо жить. И вот спустя два года Аркадию дали отпуск. Неделя отпуска, и эта неделя начиналась сегодня, в пятницу, когда его отпустили с работы пораньше. «Отдыхай, – сказал Аркадию начальник. – Развейся!» И теперь Аркадий был обречён сидеть за столиком кофейни и искать решение: он должен был решить, как провести эту неделю и не сойти с ума. У Аркадия не было девушки, с родителями он давно рассорился (именно эта ссора и побудила его два года назад пойти на работу), коллеги Аркадия все были старше его и в дружеские отношения с ним не входили. Путешествовать Аркадий не любил; на кино, театр, живопись, музыку настроения у него не было, а писать стихи он, похоже, давно разучился. Оставались кофейни и бары, но для баров было ещё слишком рано – всего четыре часа дня, надо было дождаться хотя бы шести вечера. Аркадий приходил в ужас от мысли о том, сколько у него свободного времени. Аркадий нуждался в помощи. Аркадий нуждался в чуде.
«Насколько было бы проще, если бы я влюбился!» – подумал Аркадий и вспомнил, как незаметно время текло, когда он пять лет назад был безответно влюблён в свою сокурсницу. Безответная любовь всегда невероятно мучительна для поэта, и Аркадий исключением не был: это было время страданий, мук и истерик, но сейчас он отдал бы всё, чтобы вернуть пусть и безответное чувство. Лучше чувствовать боль, чем не чувствовать ничего; лучше страдать, чем плавать в пространстве без единой мысли, без единой эмоции, развлекая себя только разными сортами кофе и алкоголем. Но в кого влюбиться? Где найти ту, с которой могла бы начаться такая история, которая была бы способна перевернуть Аркадию душу и заставила бы его вновь почувствовать вкус жизни? Допустим, можно было влюбиться в эту синеволосую. Но она покинула кафе, и Аркадий уже никогда её не увидит, а ведь он даже не попытался с ней познакомиться. А если бы попытался? Как всегда, она бы ответила, что спешит куда-нибудь по делам или на встречу со своим молодым человеком. И что на него нашло, около туалета? Что за джентльменство? Откуда такая смелость? Такая решительность? Зачем было разговаривать с ней? Только заставил её с подругой искать другую кофейню для продолжения беседы! Они всегда так делают. Всегда боятся тех, кто с ними знакомится. Бегут от них на другой конец города или вообще в другой город, или в другую страну… Как и та, в которую Аркадий когда-то был влюблён. Она скоро уедет – во Францию, может, на долгие годы, может быть, навсегда. Пять лет он не видел её, но внимательно читал её страничку. Следил за тем, с кем она и где, следил за сменами её имиджа, за тем, какие причёски она выбирает, за тем, какие книги она читает, и сам, только у него освобождалось время, читал эти книги, чтобы только знать, о чём она думает. Нет, он уже давно её не любил. Все эти действия вошли у него в привычку, в которой он не отдавал себе отчёта. Привычка следить за ней стала для Аркадия смутным напоминанием о том, кем он когда-то был и что он когда-то чувствовал.
И почему, почему за все эти пять лет он не попробовал снова? Да, тогда она отвергла его, но он изменился. Возможно, изменилась и она. Теперь они взрослые люди, а не студенты-романтики, мечтающие стать великими поэтами. Они относятся к жизни намного проще. Есть мужчины и женщины, есть секс и сожительство, есть отношения и брак – во взрослой жизни нет места глубоким душевным дилеммам, философским и психологическим спорам. Почему, почему он не попробовал?
Дрожащими руками Аркадий достал телефон и нашёл её номер. Вдруг он сможет её отговорить от поездки? Или хотя бы просто встретиться с ней? Увидеть её? Провести с ней хотя бы один вечер? Эмоций от такой встречи хватило бы на всю неделю отпуска! Аркадий дозвонился и услышал её голос. Разговор был короткий – она никогда не любила болтовни по телефону. И – о чудо! – она сказала, что приедет к нему сегодня. Она явится сюда, в это кафе. Она озарит Лубянку своим светом, своей красотой. Она окрасит июль в цвета весны, ибо она всегда была для него – весна. Весна, свежесть, вдохновение, воплощение всего прекрасного и женственного. И он увидит её. Спустя пять лет.
Обрадованный предстоящей встречей, Аркадий хотел было написать ещё одно стихотворение, как вспомнил, что у него нет ручки. Наконец-то на веранду вышла официантка, Аркадий попросил у неё ручку, заказал себе ещё кофе, на этот раз большую чашку американо, и стакан холодной воды. Одна мысль о ней освежала Аркадия. Ему даже стало немного прохладно, что и позволило ему заказать ещё одну чашку кофе. Американо взбодрил Аркадия ещё больше, стихотворение, намного лучше предыдущего, было написано одним вдохновенным порывом. С чувством облегчения, которое может испытать лишь поэт, только что изливший свою душу в стихах, Аркадий вновь достал из сумки белоснежного Капоте, рассказы которого на этот раз должны были ему покориться.
Вдруг случилось то, чего Аркадий никак не мог ожидать. Синеволосая девушка, которую, он думал, никогда больше не увидит, возвращалась от метро в сторону кофейни. На этот раз – без своей красноволосой подруги. Она села за тот же самый столик, который был так близок к Аркадию, и принялась что-то рассматривать в своём телефоне.
«А вдруг она вернулась ко мне?» – осмелился подумать Аркадий. То, что девушка вернулась специально к нему, ещё было спорно, но уже само её возвращение, даже если оно и было случайным, можно было воспринять как знак свыше. Аркадий подумал, что если он упустит возможность с ней познакомиться и в этот раз, то попросту оскорбит судьбу. Жизнь подбрасывает ему испытания, через которые он должен пройти. Избегать их – непростительная трусость. К тому же, когда та, в которую он был влюблён, уже согласилась встретиться, возможную неудачу при знакомстве с синеволосой будет пережить гораздо легче.
Проворачивая в голове варианты того, как синеволосая девушка ему откажет, Аркадий подошёл к её столику и спросил:
– Ты не против, если я с тобой сяду?
Удивительно, но она не была против. Аркадий сел напротив неё и без лишних церемоний начал беседу.
– Вы так увлечённо с подругой говорили. О чём?
– О!.. – улыбнулась синеволосая. – Мы недавно приехали с «Вархаммера».
– Откуда?
– Ну, с ролевой игры по «Вархаммеру». Выезжали за город. На полигон. И играли.
– То есть изображали из себя гномов, орков и прочее?..
– Да. Только там не гномы были. Вот, посмотри, какой мне костюм подруга сделала.
Так Аркадий и познакомился с синеволосой девушкой, которая оказалась поклонницей ролевых игр. Она действительно была очень разговорчивой. Только говорила она исключительно о своих впечатлениях с игрового полигона. О том, как она с другими ролевиками захватывала замок; о том, как она спрыгивала со стены; о том, как она два дня работала шлюхой…
– А это как? – заинтересовался Аркадий.
– Ну, ты ходишь по полигону и за игровые деньги и подарки даёшь мальчикам на себе отжиматься.
– Отжиматься?
– Обычно, когда на тебе кто-то отжимается, – это изнасилование, но когда ты шлюха, это твоя работа.
– Ещё я заработала сотрясение. Хокгард случайно врезал мне по лбу своим мечом.
– Так это ещё и травмоопасно?
– Да нет, такое изредка бывает. Ну, одному чуваку чуть не отрубили палец. Там недалеко медпункт есть.
После этого Аркадий молча слушал синеволосую девушку и ничему не удивлялся. Значение половины слов в её рассказе Аркадию было неизвестно, а рассказывала она так темпераментно, что ему не хотелось прерывать её уточняющими вопросами. В историях синеволосой девушки Аркадий нашёл что-то вроде толкиновского колорита, и это помогало ему почти час слушать их и изображать интерес в надежде на то, что, найдя в Аркадии терпеливого и увлечённого слушателя, синеволосая девушка сделает о нём положительные выводы.
Периодически синеволосая девушка показывала Аркадию фотографии с полигона, что дало ему повод подсесть к ней поближе, а заодно получше её разглядеть. Одета она была очень забавно: фиолетовая тонкая кофточка на белую майку и светло-серые полосатые брюки в обтяжку причудливо сочетались с ярко-синим цветом её волос. Но подростковая одежда не могла скрыть округлых форм её женской фигуры, и Аркадий, слушая её красочные рассказы, предавался фантазиям о том, как бы сногсшибательно она выглядела, если её приодеть, причесать и перекрасить.
На фотографиях, которые ему показывала синеволосая девушка, присутствовали фрики всех мастей – своим скромным лексиконом Аркадий мог определить их как эльфов, гномов, орков, панков, средневековых юродивых, бородатых монахов, клоунов, металлистов, хиппи и просто оборванцев.
– Тебе нужно обязательно к нам!
«Не дай бог», – думал Аркадий, стараясь не связывать свою собеседницу с этой толпой уродов.
– Ты знаешь, – отвечал Аркадий, – я очень боюсь боли. И травм. Я даже в футбол поэтому в школе не играл…
– Да там нет травм!..
– Ты же сама говорила: сотрясение мозга, отрезанные пальцы…
– Ну так это изредка…
– Не хочется мне испытывать теорию вероятностей.
– Зря ты так! Ты бы только попробовал. Люди, которые побывали на игре, говорят, что только там они почувствовали себя живыми.
– Судя по всему, там можно почувствовать себя и мёртвым.
– Неужели ты правда не хочешь почувствовать себя живым?
– Я и так чувствую себя живым, – соврал Аркадий. Эх, как бы хотел он, чтобы беготня с игрушечным мечом и отжимания на ненастоящих шлюхах заставили его почувствовать себя живым!
Совершенно незаметно за их столик сел молодой человек в просторной майке, которая обнажала его подкачанные руки. Весь он был словно вытянут вверх, подобно широкоэкранному фильму, показанному на экране, этот формат не поддерживающем.
– Привет, Рит!
– О, Костя! Ты всё-таки приехал! – ответила синеволосая девушка и улыбнулась ему так же доброжелательно, как когда-то улыбалась Аркадию.
«Начинается, – подумал Аркадий. – Это, наверное, её парень».
– Это кто? – спросил Костя и рывком головы указал на Аркадия.
Рита развела руками и всё так же невинно улыбнулась. Действительно, ей было нечего ответить, так как за увлеченной беседой о ролевых играх она не успела ничего узнать об Аркадии. Аркадий и сам ничего не знал о Рите, кроме того, что она обожала ролевые игры. Смешно, до прихода Кости Аркадий даже не знал, как зовут Риту. А Рита до сих пор не знала, как зовут Аркадия.
Аркадий понял, что из положения надо как-то выходить. Не мог же он сказать, что он тот, кто двадцать минут назад «спикапил» Риту, потому что она улыбнулась ему около туалета. Аркадий помнил о той боли, которую ему доставляла та, в которую он был влюблён, когда она при нём знакомилась с другими мужчинами в кафе. Она знала, что он ревнует, и всё равно делала это – назло или из безразличия. Как ему было больно обнаружить во время встреч с ней, что она присела за столик к другому или, ещё хуже, незнакомец подсел к ним и общается с ней так, будто знает её всю жизнь. Аркадий всегда ненавидел сальность таких «пикаперов», их самоуверенность и высокомерие перед тем, кого девушка давно знает, кто давно любит эту девушку, кто общается с ней, не чтобы весело провести час, не чтобы затащить её в постель. И вот – сам Аркадий, загнанный в угол неожиданно пришедшим Константином, который мог оказаться кем угодно – влюблённым другом девушки, её возлюбленным или даже мужем, сам Аркадий с его фривольными мыслями о едва знакомой Рите стал сальным и как минимум из инстинкта высокомерно смотрел на юношу, который был способен отбить у него лакомую самку. Скорее всего, взгляд Аркадия выражал всё, о чём он в этот момент думал: о том, как бы отшутиться, чтобы ситуация выглядела менее пошло; о том, как бы в двух словах представить себя в выгодном свете; о том, насколько неказист этот молодой человек в сравнении с ним, и о том, как от этого неказистого молодого человека избавиться.
Все ждали, что же скажет Аркадий, и в замешательстве он не придумал ничего лучше, чем ответить:
– Я – помощник генерального директора.
Рита и Костя рассмеялись, приняв ответ Аркадия за шутку. Воспользовавшись ситуацией, Аркадий действительно решил всё обставить как шутку и, пока его не воспринимают серьёзно, вкратце рассказать о себе.
– И чем занимается ваша фирма? – спросил Константин, когда Аркадий закончил.
– Медиапрезентациями, видеообеспечением различных выставок государственного масштаба, медиаподдержкой различных государственных и полугосударственных структур.
– И ты работаешь здесь, на Лубянке? – подозрительно спросил Константин.
– Да.
– Круто, – сказала Рита.
Воцарилось молчание.
– А вы… нигде не работаете? – неуверенно задал вопрос Аркадий.
– Я курьер, – ответил Константин.
– А мне так нужна работа!.. Подруги говорят: «Иди репетиторствовать», да всё как-то не складывается… Я раньше переводчиком работала, потом накрылось. А мне же деньги нужны на костюмы и на выезды. Осенью же тоже будет «Вархаммер». Тридцать тысяч будет один выезд стоить. Я уж не говорю про костюм! Если только Саша мне поможет… Всегда только друзья и помогают. Как меня в прошлом году спасла Настя с её доспехами, я потом в них… – начавшую говорить о ролевых играх Риту уже было не остановить, что было на руку Аркадию, который своим рассказом вызвал только замешательство.
«Неужели они мне не поверили?» – подумал Аркадий и даже не знал, что лучше – если ему поверят и будут считать его успешнее себя, или если его примут за жалкого хвастуна, который, не в силах чего-либо добиться в жизни, придумывает про себя небылицы. Пока что Аркадий решил оставить всё так, как есть, и, раз его не спрашивают, о себе не рассказывать, благо у Риты, судя по всему, историй о ролевых играх наберётся на целую книгу.
Слушая темпераментные рассказы Риты, Аркадий совершенно забыл о той самой, которая обещала приехать в полшестого. Аркадий вспомнил о ней, посмотрел на часы и увидел, что уже без двадцати шесть, а той самой всё нет. Чтобы не прерывать без умолку говорившую Риту, Аркадий тихо встал из-за стола и прошёл внутрь кафе для того, чтобы позвонить той самой. Она подошла так же быстро, как и в первый раз, и сказала, что из-за срочных дел приехать к Аркадию не сможет.
«Ну и чёрт с ней!» – подумал Аркадий. Теперь, когда у него получилось познакомиться с Ритой, очередной отказ от той самой ему было принять гораздо легче. Та самая была уже не очень и нужна, ведь вечер можно было провести и с новыми друзьями! Обнадёженный этой идеей, Аркадий вновь вышел на веранду, сел за столик к своим новым знакомым и решительно предложил:
– Друзья, может, в бар?
– В бар? – недоверчиво оскалился Костя. – Если только ты платишь.
– Хорошо, заплачу, – простодушно ответил Аркадий.
– За всех? – удивилась Рита.
– За всех.
– Тогда можно и в бар, – согласился Костя.
Аркадий взял счёт, заплатил за себя и за своих новых знакомых и в предвкушении предстоящего вечера чувствовал себя как никогда счастливым и совершенно не одиноким и не потерянным.
Трое вышли на Лубянку, прожигаемую лучами заходящего солнца, и направились вверх, в сторону Чистых прудов, на поиски подходящего бара.
В целом, это был удачный период жизни Аркадия Скромникова. Он работал на престижной работе. Получал хорошие деньги. Снимал квартиру и жил отдельно от родителей. При этом у него оставалось много денег, которые он мог бы на что-то откладывать, но Аркадию не на что было откладывать; Аркадий ни в чём не нуждался.
Работа отнимала почти всё его время. Аркадий не завтракал, обедал в офисной столовой, ужинал в Макдональдсе или Бургер Кинге, иногда заказывал пиццу. По выходным читал книги и изредка выбирался в центр выпить кофе или чего-нибудь покрепче. Ни жены, ни девушки у Аркадия не было. Родители в его помощи не нуждались. Аркадий зарабатывал больше, чем ему было нужно, а в благотворительность он не верил.
Да, это был удачный период жизни Аркадия Скромникова.
После долгих лет юношеских страданий и влюблённостей, после бесконечных ссор с родителями, после бесчисленных разочарований на творческом поприще существование Аркадия приобрело умеренный, спокойный и по-взрослому ровный характер. Темперамент молодого человека устоялся, бывший романтический максимализм сменился холодным и трезвым взглядом на этот мир – Аркадий стал стабильным, совершенно не девиантным членом общества, рутинный образ жизни которого всякий другой член общества мог взять за эталон.
Как долго, как упорно родители боролись с его непокорной душой! Целый год после университета Аркадий не хотел никуда идти на работу в надежде на то, что ему как поэту ещё удастся прославиться. Один успешный сборник стихов – и Аркадий мог бы доказать своим родителям, что и на творчестве можно заработать. Но поэзия Аркадия так и не вышла за пределы любительских сайтов. Аркадий и сам увидел, что дело безнадёжно, и, не в силах больше терпеть упрёки родителей, объявил им, что готов устроиться на работу, лишь бы от них съехать. Отец Аркадия не растерялся и, пока сын не отказался от этой идеи, устроил его на фирму к одному своему знакомому, который был директором одной полугосударственной организации, чей офис располагался на Лубянке.
Занималась эта организация не пойми чем. Даже спустя два года Аркадий не смог бы объяснить, какие именно услуги оказывала эта фирма. Функции Аркадия в компании были также расплывчаты – он созванивался с высокопоставленными людьми, составлял сметы, делал презентации в PowerPoint и таблицы в Excel, снимал рекламные ролики, организовывал фуршеты, устанавливал компьютерные программы и даже координировал действия других сотрудников. По связям отца должность Аркадий сразу занял высокую и на фирме гордо назывался помощником генерального директора. Правда, в этой компании каждый назывался помощником генерального директора. Но для 23-летнего молодого человека занимать такую высокую должность и курировать такие серьёзные проекты – это уже повод для гордости.
Однако Аркадий собой не гордился. В работу он вкладывал всю энергию, но считал своё дело, да и дело всей фирмы, совершенно бесполезным и бесцельным. Что все эти презентации и совещания в сравнении с высокой поэзией? Аркадий выполнял свои функции максимально точно, а вдохновения от него и не требовалось. Платили Аркадию щедро, а работа, в принципе, была несложной – большую часть сил он тратил на то, чтобы добраться до офиса и вернуться домой. Зарплата позволила Аркадию уже на второй месяц работы снять себе аккуратную квартиру в спальном районе. Машину Аркадий так и не приобрёл, хотя зарплата ему это позволяла, – он попросту боялся садиться за руль.
Жизнь Аркадия приобрела взрослую, прагматичную цикличность. Каждое утро – метро. Летом в метро потеешь, потому что на улице жара; зимой – потому что на улице холодно и на тебе тёплая куртка. Работа – повторение одних и тех же бездумных, механических действий. Коллектив на работе был совершенно мужской и безнадёжно застойный. Каждый день Аркадия на работе ждала привычная компания из гомосексуального художника 43 лет, толстого полусумасшедшего программиста 37 лет, шестидесятилетнего хромого и седого координатора, а также завхоза 57 лет, отставного военного, который каждые полгода ложился в больницу на очередную операцию на сердце. Довершал картину совершенно сумасшедший начальник 50 лет, который изображал из себя американского босса, ходил в тёмно-синем велюровом пиджаке, курил в кабинете сигары и ежечасно устраивал планёрки. И ни одной женщины! Однажды начальник решил попробовать взять секретаршу. Но она уволилась после первого же дня работы, да и было ей 63 года.
Разговаривали на работе мало и только о работе. Заканчивали всегда в одно и то же время. После работы все разбегались домой – все на машинах, один лишь Аркадий на метро. Путь Аркадия домой был зеркальным отражением его пути на работу. Можно было взять такси, но так было как-то не принято. Поэтому всё то же метро. Те же люди, которые так тесно жмутся к тебе в вагоне. Они так близко к тебе – и так от тебя далеко. Аркадий выходил из метро весь в поту и не столько устало, сколько опустошённо брёл до своей съёмной квартиры. Солнце к тому времени чаще всего уже заходило за крыши домов. Становилось неуютно и одиноко.
Тем временем каждый месяц счёт Аркадия в банке увеличивался, а идеи о том, куда потратить эти деньги, не появлялось. Казалось бы, теперь Аркадий мог воплотить свою мечту – издать книгу стихов. Но Аркадий перестал писать стихи, а старые теперь казались ему сырыми, незрелыми, не для печати. К тому же Аркадий потерял желание показывать себя всему миру. Он не считал себя лучше других настолько, чтобы другие его читали, чтобы им восхищались. Аркадий не думал, что он и его подростковые переживания будут кому-либо интересны. Как в поэта он уже в себя не верил.
Единственной мечтой Аркадия было найти ту самую, единственную, ту, которую он смог бы полюбить так же сильно, как ту, в которую когда-то был влюблён. Однако с девушками у Аркадия совершенно не клеилось. В университете его со своей поэзией считали несерьёзным кандидатом в женихи. Аркадий верил – стоит ему устроиться на работу, и многие девушки увидят, что он остепенился, и будут готовы выстраивать с ним отношения. Однако, сразу заняв такую высокую должность, Аркадий вызвал только зависть у знакомых девушек, у которых были свои амбиции и которые предпочитали чувствовать себя выше своего мужчины. Когда Аркадий был поэтом, у него не было точек пересечения со знакомыми девушками. Теперь, находясь с ними на одной линии, он воспринимался как конкурент на пути карьерного роста. По крайней мере, так себя утешал Аркадий, который не мог найти иной причины, почему у него до сих пор не было девушки. Он был успешен, устроен и, пожалуй, не так уж дурён собой. Почему же нет? Почему же он одинок?