Kitobni o'qish: «Стефан Щербаковский. Тюренченский бой»

«Бой у Ялу явился случайным

как для начальников, так и для войск»

Из донесения генерала Куропаткина императору Николаю II

Утром 18 апреля¹ 1904 года, 11-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, в полном составе, в белоснежных гимнастерках², с винтовками с примкнутыми штыками, стоял в резерве в местечке Тензы, в пятичасовом переходе от Тюренчен, где располагались основные силы русской армии. Стоял на желтых холмах высокого берега реки Ялу, что разделяла землю Кореи от земли Северного Китая, называвшейся Манчжурией, а на картах России обозначенной как Желтороссия³. 11-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, весь, до последнего солдата, стоял под этим утрене-розовым безоблачным чужим небом и слушал, как рвутся снаряды, как стреляют ружья; слушал отдаленные крики чужой гортанной речи. Слушал и ждал.

– Николай Александрович, – капитан Иванов был возле своего командира, полковника Лайминга, так же, как и все – как и солдаты, как и сам полковник – слушал тревожные звуки боя. – Николай Александрович, – повторил капитан, – японцы, видно, переправились через Ялу.

– Слышу, – не взглянув на капитана, жестко ответил полковник. – Таков и был план Засулича⁴: заманить японцев на наш берег и лихой контратакой сбросить врага в реку. Всё идет по плану командования. Мы стоим и ждем приказа.

– Река широкая, – невольно возразил капитан, – можно было расстрелять противника на переправе. Зачем допускать его на нашу сторону?

– Довольно рассуждений, господин капитан, – ответил полковник, – мы солдаты, наше дело приказ выполнять.

– Господин полковник, посмотрите туда, – по другую руку от полковника, также в тревоге вслушиваясь и вглядываясь в желтые сопки, произнес полковой священник. – Вон туда, на те, дальние сопки. – И полковник, и капитан стали вглядываться, куда указал им священник. Небо чистое, сопки хоть и были в нескольких верстах, видны были отчетливо. Вверх по круче поднимались белые, чуть заметные точечки: малыми бусинками они ползли вверх, скатывались вниз, поднимались, скатывались. – Это же наши солдаты.

– Вижу, – уже сквозь зубы повторил полковник.

– Зачем они взбираются на сопку, когда враг у них за спиной, на берегу реки? – этот простой вопрос священника заставил полковника побагроветь.

– Батюшка, – крайне сдержанно отвечал он, – должно быть, таков приказ командования – заманить японцев на сопки.

– Но их убивают, – это священник сказал совсем беззвучно и невольно перекрестился. – Зачем они туда? И наши пушки молчат.

– Видимо, подпускают японцев на прямую наводку, – полковник отвечал, но и по тону было слышно, что он сам ничего не понимает.

Так, в этом ожидании, в этом созерцании далекого боя прошел час. Белые бусинки уже не двигались. Немногие поднялись на вершину. И весь склон, недавно песочно-желтый, точно расцвел подснежниками – так много осталось на нем этих неподвижных бусинок.

Поднимая клубы пыли, к полку с севера приближался всадник.

– Господин полковник, – всадник остановил своего коня прямо у ног полковника, – приказ Засулича – вашему полку идти в контратаку и опрокинуть японцев в реку, – передав приказ, вестовой не медля развернул коня, и точно его и не было.

– Пришел наш час, – ничего не понимая – зачем контратака, почему, где все наши полки? – но услышав, что и его полку пора вступать в дело, полковник перекрестился. – Отец Стефан, – он вдруг весело, в предвкушении боя, посмотрел на священника, – благослови солдат!

Священник, молодой, двадцатидевятилетний, с густой копной длинных волос, увидев веселый взгляд полковника, сам улыбнулся. Развернулся к солдатам.

– Братья! – воскликнул бодро. – Пришел наш час!

И под гром далеких взрывов, полковой священник отец Стефан прочел молебен перед боем. Солдаты, сняв шапки и склонив головы, слушали, многие повторяли молитву.

– Благослови нас, Господи, победой! – воскликнул отец Стефан, и крест вознес над головой. – Господи, умилосердись над грешными нами, благослови и помоги нам! – обе его руки протянулись к небу, и весь полк, следуя за руками своего полкового священника, обратился взглядами к небу – чистому высокому небу неизвестной им земли. Но раз они здесь, раз их благословенный Богом царь привел их на эту землю, значит на то воля Божья. В каждом полку, еще в России, солдатам читали манифест их государя, Николая II, где ясно было сказано, что наш император хотел мира и спокойствия на Дальнем Востоке, а японцы не хотели, и напали на наше Отечество, и «потому с непоколебимою верою в помощь Всевышняго и в твердом уповании на единодушную готовность всех верных Наших подданных Царь призывает встать вместе с Ним на защиту Отечества, призывает благословения Божие на доблестныя Наши войска армии и флота»⁵.

И плакаты на каждом городском и сельском рынке продавались, а на плакатах русский солдат пинком под зад японца, а тот до самой Японии кувырком. А казак нагайкой японца – да по заду, а матрос нос японский саблей отрубает. И вообще япошки эти безбожники, а потому духа в них святого нету, и от одного вида русского штыка они в страхе бегут – вот что знали все солдаты 11-го Восточно-Сибирского стрелкового полка. Знали, что японцев англичане к войне подстрекали, что без англичан они никто и звать никак. Всё это солдатам и офицеры, и священники растолковали. С тем солдаты и шли в Манчжурию, с тем и стояли вот уже полтора месяца на этом высоком берегу этой огромной как Волга реки Ялу. Слышали солдаты, что сам главнокомандующий Куропаткин, когда съездил в эту Японию и посмотрел, как там солдат готовят, царю рассказал, что японский солдат Богу не молится и молитв не знает. А без молитвы солдат – не солдат, а одно название.