Конечно, интересно, как, пожалуй, любые воспоминания и рассуждения о жизни человека с большим жизненным опытом, умом, талантом. Мне особенно интересны были противоречия в оценках произведений, писателей. Например, Гамлет автору непонятен, с его феодальными требованиями к чести: всё это кажется давно устаревшим. А когда об Окуджаве говорят, что он как будто законсервировался в эпохе 1960-х, то это вызывает у автора явное неприятие, и он пишет, что нет поэта вне своей эпохи. Очень верная мысль, только почему же тогда к Гамлету её не применить? Он тоже пришёл к нам из своей эпохи и не обязан соответствовать морали наших времён! Или о Пастернаке, например, в одном месте написано, что ужасно читать его подобострастные отзывы о Сталине, а в другом месте - что он был совершенно не советским поэтом. Странно, но это и интересно, это живая мысль, с её переливами и противоречиями.
Hajm 510 sahifalar
2022 yil
Фабрика прозы: записки наладчика
Kitob haqida
«Фабрика прозы: записки наладчика» – остроумные и ироничные заметки Дениса Драгунского последних лет. Вроде бы речь о литературе и писательских секретах. Но кланяться бородатым классикам не придется. Оказывается, литература и есть сама жизнь. Сколько вокруг нее историй, любовных сюжетов, парадоксов, трагедий, уморительных эпизодов! Из всего этого она и рождается. Иногда прекрасная. Иногда нет. Как и почему – наблюдаем вместе с автором.
Для того, чтобы оценить это произведение потребуется достаточно внушительная начитанность. И я не про широту, а про глубину. Читал я записки наладчика скорее как человек, который пишет. Остроумные и ироничные заметки. Если говорить про литературу, как искусство, то она всегда была кругом избранных - чего стоит только Союз Писателей. Автор твёрдой и уверенной опытной рукой проводит линию между интеллигенцией и …всем остальным. А жаль. Талант у человека не прививается (человеку), а взращивается (человеком). Мы живём в мире, где есть возможности только у тех, кто родился и вырос в «нужном» окружении, имеет «нужные» знакомства, или имеет острые зубы, которыми выгрызает всё, что хочет получить. Всё остальное - лишь удача.
Но это всё лирика, вместо предисловия.
В целом, произведение понравилось - своим форматом коротких зарисовок, своей эрудированностью, своей независимостью. Самое главное - даёт очень хороший толчок для мыслительных процессов в голове, чтобы серое вещество не прокисло.
Мы же прекрасно понимаем, что нельзя из любого ребенка воспитать чемпиона по бегу (прыжкам в высоту, тяжелой атлетике и т.п.). Почему же мы думаем, что из любого ребенка можно воспитать доброго, честного и порядочного человека? О, педагогическая гордыня! А вдруг у некоторых людей строение их мозга не годится для высокой морали, ответственности, сострадания.
Сборник "Фабрика прозы. Записки наладчика" - это, в общем, и не рассказы даже, а собрание постов из запрещенных ныне сетей, написанных в лучших традициях сетевой прозы. О традициях не ёрничество и не сарказм, любой жанр, достаточно востребованный авторами и читателями, вместе с набором удельного веса обрастает наработанными традициями.
Сетевой постинг, несмотря на младенческий, в сравнении с прочими жанрами, возраст, несравним ни с одним из прежних массовостью охвата. Количество текстов выплескивает из берегов океан коллективного бессознательного, куда прежде впадали ручейки, а теперь сошла лавина. И феномен человека. который, не будучи ни звездой экрана, ни высокоранговым политиком, ни даже генералом от литературы, собрал 65 000 подписчиков в малочитающем русскоязычном сегменте известной сети - сам по себе уникален.
"Фабрика прозы" - размышления о жизни, истории, литературе, которые иллюстрируются и перемежаются короткими зарисовками из повседневности, литературными анекдотами, воспоминаниями. По сути - сетевой дневник, который писался между началом 2007 и серединой 2021, и ограничен двумя трагическими датами. Начавшись смертью мамы, оканчиваются смертью младшей сестры писателя, Ксении Драгунской. Грустно, но такая уж нынче жизнь. Не располагающая к веселью.
Признаюсь, незнакома с творчеством Дениса Драгунского и до этой книги узнавание, которым на него отзывалась, было: "Который "Денискины рассказы! Это такой псевдоним в козьмапрутковском духе?" Ответ на вторую часть вопроса для таких же темных, как я - не псевдоним, но первая не противоречит истине. Народно любимые рассказы писались о и для сына Виктора Драгунского. Только теперь он уже совсем взрослый и много хорошего успел сделать к своему неюному возрасту.
"Фабрика прозы" читается, как разговор с другом после долгой разлуки (вот не оставляет меня Козьма наш Прутков). Интересно. умно, емко, безупречно сформулировано, афористично, забавно. грустно..
В этой книге вы найдете занятные заметки обо всем на свете, - рецензии, подслушанные разговоры, отклики на события из мира искусства, записки о жизни и быте, некрологи. Я получила огромное удовольствие от чтения. Похоже на разговор с приятным человеком. Навыписывала кучу цитат. Очень повеселилась, когда узнала из книги(!!!), что автор был на книжном фестивале в моем городе. А сама я это мероприятие умудрилась каким-то образом пропустить )
Через эту книгу её автор стал для меня собеседником. Поэтому – смакую, читаю медленно, не торопясь, и сейчас в процессе длительного чтения. Буду вносить добавления в рецензию. --- В свежеизданной (“От автора” датировано 5 июля 2022, два месяца назад) только что купленной книге Драгунского, героя “Денискиных рассказов”, читаю о его маме: “Прожила она 82 года, 7 месяцев и 14 дней”. Посчитала: точно в таком возрасте моей мамы я купила эту книгу два дня назад. В очередной раз поражаюсь синхронии. — “Николай Первый хотел упростить русскую орфографию. Однажды он спросил министра народного просвещения графа Уварова: – Не отменить ли нам букву «ѣ», Сергей Семенович? Ведь она читается точно так же, как «е»! Зачем она нужна в таком случае? – Буква «ѣ» нужна, чтобы отличить грамотного от безграмотного, ваше императорское величество, – ответствовал министр и сим убедил царя в ненужности реформы орфографии”. К фразе “отличить грамотного от безграмотного” сейчас добавила бы: несмотря на дипломы, только вместо буквы «ѣ» – её всё-таки отменили – … У каждого свои маркеры. — “Но если в стране за чтение книжки – вдумайтесь, друзья, за чте-ние книж-ки! – за то, что у тебя дома нашли неправильную книжку! – могли посадить и реально сажали в тюрьму, в лагерь или ссылали, то никакими промышленными достижениями этого не заслонить”. Это как признать, что между тем, что у человеком в голове, и тем, что в книге – нет различия, т.е., будто нет границы между тем, что внутри него, и что вовне. Как у шизофреников: “мысли воруют”, “голоса чужие мне приказывают”. Осуждать человека за книги, написанные не им – это признаться в своей психической ненорме. — “Эх, забытые писатели… Выходит, не зря их забыли. Но не было бы в 1880–1890-е годы Льва Толстого и Чехова – и никуда бы мы не делись, считали бы Ясинского крупным писателем и разбирали бы в школе такие пассажи … Бог упас, подарив нам Толстого и Чехова! … Русское бытописательство (быто-описательство)”. Отжило, как свечные щипцы – насмотрелась на днях на них в московских исторических музеях. Были нужны, изготавливались красивыми и с драгоценными украшениями, но вот – свечи вышли из обихода, и щипцы – остались лишь как артефакты, как и прежние способы выражения чувств. — О Петрушевской: “советский депрессионизм” – мне аж полегчало: объяснило мне мое отторжение от её текстов. При том, что грациозность и искрометность стиля мне нравятся. — “Зачем в Москве памятник Энгельсу? Что он сделал такого-этакого для России, чтоб ему стоять и глазеть прямо на храм Христа Спасителя? А меж тем прояви мэрия хоть чуточку изобретательности… Немножко бы подчеканить Энгельсу бороду и прическу – и готовый Достоевский! И не надо было бы ставить около Библиотеки эту странную фигуру, скрючившуюся на кончике табурета…” Соединил мои впечатления в два разных дня – о памятнике сидящему Достоевскому, осенью три месяца назад, и Энгельсу сейчас зимой – в одну заметку. — О Самаре стр. 159: “7 июля 2015. Осень. Самара и ещё один большой город. — “Социально–психологическая мода. … В XIX-м веке модно было утвердить себя. Как Жюльен Сорель, например. Потом, уже в XX-м веке, модно стало понять себя. Найти себя. “Доказывать себе, что я могу” … А нынче главным чудовищем, угнетателем, злодеем и снежной лавиной стала мама. Она манипулирует, она насилует, доминирует, интригует, формирует зависимость, инфантилизирует, удочеряется, она нарушает границы личности, разрушает семью дочери/сына, она причина всех бед и несчастий. … Специалисты учат за деньги, как противостоять маме. Как разоблачить её и побороть. … Успехов, дорогие малыши!” Добавлю эту цитату в главу “Эти токсичные мамы”. — “Нельзя проецировать наши нынешние представления на старинную литературу и вообще на литературу, которая сочинялась до того, как некое понятие вошло в общепринятый дискурс”. Что такое “общепринятый дискурс”? Думаю, о нём говорила Т.Черниговская, давая определение понятию норма – “это то, как мы договорились”: что в общности названо, прописано, провозглашено, транслируется через культуру, читается между строк и понимается большинством. “Поэтому не надо говорить о травмах раннего детства, супружеских изнасилованиях, растлении мололетних, созависимостях и т.п.” Ну вот... А я вовсю вешаю ярлыки и диагностирую на общеизвестном материале. “... применительно к текстам до середины ХХ века. Иначе получится, что все они не про то, про что написаны”. Ну, тогда это можно – я цепляюсь к героям текстов 20-21 веков, за этот период нормы морали и представления о допустимом и недопустимом еще не трансформировались до не узнаваемого, не перешли в “написанное не про то”.
Izoh qoldiring
Izohlar
7