Kitobni o'qish: «Тридцать три рассказа об ученых»

Посвящается маме

Предисловие

Дорогие ребята!

Перед вами тридцать три рассказа о тридцати трёх учёных. Каждый из них совершил научное открытие (и не одно!) и принёс мировую славу нашей России в какой-либо науке. Некоторые сразу в нескольких науках, как, например, Дмитрий Иванович Менделеев. А были и такие учёные, которые сами дали начало нескольким новым, доселе неведомым наукам – к примеру, Владимир Иванович Вернадский, ставший «отцом» биогеохимии и радиогеологии.

Вообще Россия подарила миру такое гигантское количество учёных, какое не дала никакая другая держава. И великих имён у нас так много, что их никак не уместить в маленькой книжке. Среди них есть и великие географы, и зоологи, и биологи, и химики, и математики, и механики, и физики, и филологи, и историки, да кого только нет!

Беда лишь в том, что мощный поток имён российских учёных с годами постепенно иссякает и превращается в слабенький ручеёк. Да и тот может пересохнуть. Дело в том, что наука требует от учёного самоотверженного и пожизненного служения, оно так мало совместимо со спокойной жизнью в большом городе, с непыльной работой с 9 до 6 в большом офисе. Жизнь учёного – это постоянное движение, это бесконечный риск, неопределённости, опасности, лишения.

Великий древнеримский естествоиспытатель начала нашей эры Плиний Старший погиб, изучая извержение на краю кратера вулкана. И так многие великие учёные прошлого рисковали собой, терпели ради науки голод и холод, болезни и страдания, отказывались от многих радостей жизни ради одной-единственной – открытия нового закона природы, нового явления или нового вещества.

А каждому ли хочется терпеть, каждый ли готов променять сытость и спокойствие на лишения и утраты? Вот почему настоящих, подлинных учёных немного.

Захотите ли вы, дорогие ребята, пойти по стопам великого Ломоносова? Это решать вам. Имейте, пожалуйста, в виду: у настоящих учёных жизнь непростая, полная тревог и волнений. Но зато перед ними открыт путь к бессмертию.

С наилучшими пожеланиями,

Ваш автор

Человек-вулкан
Степан Крашенинников
(1711–1755)

1737 год. Октябрь. Охотское море.

Сильный ветер. Шторм на море. Свинцовые, низкие серые тучи. Свинцовое, бурное серое море. Небольшое одномачтовое судно «Фортуна» идёт от Охотска к берегам Камчатки. Они уже смутно виднеются сквозь брызги волн. Берега скалистые, опасные для мореходов. Капитан хочет войти в устье реки Камчатки, что-то кричит рулевому, но сильнейший встречный ветер заглушает его голос. Буря безжалостно кидает судёнышко то вверх, то вниз. Ветер рвёт парус. Немногочисленная команда отчаянно борется за жизнь.

А бедный студент Степан Крашенинников судорожно цепляется руками за мачту. Его тошнит от морской болезни, он еле дышит.

– Кидай всё за борт! – сквозь порывы ветра и удары волны доносится до его слуха команда капитана. Матросы хватают всё подряд и швыряют вон, чтобы облегчить вес судна. Вот в море полетел сундучок с его личными вещами. Вот они схватили и выбрасывают его мешок с семенами, которые он собирался сеять на Камчатке.

– Нет, только не дневники! – шепчет Крашенинников, но его слабый голос никто не слышит. Матросы бездумно швыряют в волны его дорожные записи. В них драгоценные описания наблюдений за приливами и отливами, которые он делал в Охотске. Там же рисунки зверей и птиц, рек и озёр, которые он делал в Якутске. Теперь всё пропало…

– Братцы, спасайся, кто может! – слышит Степан отчаянный вопль матроса. Сильнейший удар волны, мачта – напополам, судно резко кренится на левый борт. Всё уходит под воду. Кажется, конец…

Но нет, ещё не конец. Человек отчаянно борется с морем. Оно могучее, но и Степан тоже не слаб. Он исшагал всю Сибирь, от Тобольска до Иркутска, от Иркутска до Якутска. Немало видел и испытал. Неужели теперь, когда он впервые в жизни получил самостоятельное научное задание, какая-то паршивая волна отправит его на дно?

Он карабкается на каменистый берег. С него стекает вода. Переодеться не во что. Ветер холодный, пронизывает до костей. К счастью, за тонущим кораблём с берега наблюдали казаки с Большерецкого острога. Они вытащили из воды всех, кто остался в живых, развели костёр, дали согреться и обсушиться.

14 октября 1737 года студент Степан Крашенинников в Большерецком остроге начал свою научную работу, которая принесёт ему впоследствии всемирную славу. У него не было ни научного оборудования, ни семян, ни чернил, ни писчей бумаги для записей. Утонуло всё. Из личных вещей – одна рваная рубаха, что на нём.

Бедный сын бедного солдата Преображенского полка, он поступил в 1724 году в Славяно-Греко-Латинскую Академию в Москве, совсем как Ломоносов. В 1732 году за свою невероятную тягу к знаниям был переведён в Санкт-Петербург, в Академию наук, учреждённую Петром Великим. Там его таланты заметили, и вот уже через год он по заданию Академии направляется в Сибирь в помощь известным немецким учёным на русской службе Герхарду Фридриху Мюллеру и Иоганну Георгу Гмелину. Последний занимается, в основном, растениями, поскольку его специализация – это ботаника и медицина. Крашенинников помогает ему в сборе сибирских гербариев. Но этого студенту кажется мало, и он исследует географию, наносит на карты реки и горные хребты, занимается геологией, изучает животных и птиц, немало внимания уделяет местному населению – описывает их обычаи и жизненный уклад, более того – учит их языки и даже составляет русско-тунгусский и русско-бурятский словари!

Оба немецких профессора должны были по замыслу Академии наук через Сибирь попасть на Камчатку, чтобы описать её, но, заметив усердие и наблюдательность помогавшего им студента, «рассудили они за благо послать на Камчатку наперед себя надежного человека». Они дали ему инструкции и тем ограничились. Как указано в отчёте Академии наук, «сей искусный и трудолюбивый человек имел превеликую охоту ехать на Камчатку».

С октября 1737 года до конца 1740 года студент Степан Петрович Крашенинников с присущей ему энергией занимался научными исследованиями на Камчатке самостоятельно, без какой-либо помощи со стороны научных коллег. Ему помогали только казаки и местные жители, которых он активно привлекал к наблюдениям, «заразив» их своей жаждой научного познания.

Он обошёл весь полуостров вдоль и поперёк. Сегодня кажется невероятным, как человек, не имея под рукой ни снегоходов, ни внедорожников, ни вертолётов смог обойти 1700 километров береговой линии, 900 километров срединного хребта и ещё плюс 3500 километров внутренних маршрутов.

При этом он неустанно вёл наблюдения за животным и растительным миром, исследовал геологию, обнаружил и описал гейзеры, горячие источники, вулканы. Он проследил течение крупных рек, прежде всего реки Камчатки протяжённостью 758 километров, описал ряд озёр, включая Нерпичье и Кроноцкое. Исследовал вулканы Камчатки – сопки Авачинскую, Корякскую, Кроноцкую, Толбачинскую и величайший действующий вулкан Евразии – Ключевскую Сопку высотой 4688 метров. Извержение вулкана Ключевская Сопка он описал со всей научной точностью со слов очевидцев, так как само извержение случилось незадолго до его прибытия.

Степан Петрович оценивал камчатскую землю и с точки зрения её возможного хозяйственного использования. Он наблюдал за природными явлениями, заморозками и осадками, изучал свойства почв, высевал ячмень и другие культуры и пришёл к выводу, что на Камчатке можно сеять хлеб и получать урожаи.

Он бесконечно собирал, выменивал и даже закупал на свои собственные средства экспонаты для Петербургского музея – Кунсткамеры. Так, он выменял у одного из шаманов бубен, который служил камчадалам для общения с духами.

Учёный много внимания уделял коренным жителям. Он подробно описал их основные племена – коряков, ительменов, айнов. Как и раньше, он интересовался лингвистикой и составлял словари местных диалектов. Не всегда общение с местными жителями было безопасным. Известен случай, когда Крашенинников отправил одного своего помощника из русских матросов к камчадалам, а те его обезглавили и отдали голову шаману, который насадил её на шест и использовал для вызова духов.

Самый славный научный труд Степана Крашенинникова называется «Описание земли Камчатки». Он был издан в 1756 году и вскоре переведён на четыре языка. Этот труд интересен тем, что в отличие от других научных работ того времени написан живым русским языком, понятным любому грамотному человеку, без лишних заумствований и латинских терминов. А самое главное, что описания расположены автором не в хронологическом порядке, а в тематическом: география, геология, ботаника, зоология, этнография и т. д. Это классическая научная монография в нашем современном смысле слова.

Помимо основного научного труда, Степан Петрович оставил после себя также «Описание пути от Большерецкого острогу вверх по Большой реке до тёплых вод и оттуда до имеющейся на Аваче реке близ её устья горелой сопки», «Описание пути от Верхнего до Нижнего Камчатского острога», «Описание камчатского народа», «Описание камчатского народа, сочинённое по сказыванию камчадалов», «Об укинских иноземцах», «О коряках оленных», «Описание корякского народа», «О курилах, живущих на Поромусир и Оннекута островах, которые от русских другим и третьим Курильским островом называются», «Описание Курильских островов по сказыванию курильских иноземцев и бывалых на оных островах служивых людей», «О заготовлении сладкой травы и о сидении из нее вина», «О касатках», «О завоевании Камчатской землицы, о бывших в разные времена от иноземцев изменах и о бунтах служивых людей». Гигантское научное наследие!

В 1741 году Академия Наук решила «помочь» неутомимому исследователю и высадила на полуострове научный «десант» в виде иноземных профессоров (опять иноземных! Ох, уж это засилье иностранцев в 18 веке). Это были профессор астрономии Людовик Делиль де ла Кроер и адъюнкт Георг Вильгельм Стеллер, специалист по ботанике и географии. Они начали с того, что… выселили Степана Крашенинникова из избы, в которой он жил, – она была построена, кстати, на личные средства Степана Петровича, чтобы поселиться в ней самим. После этого они начали «руководить» нашим учёным, считая себя подлинными научными светилами. Самостоятельная научная деятельность Крашенинникова на этом, увы, закончилась.

Вскоре «светила» отправили его в Иркутск, и больше на Камчатку Крашенинников уже не вернулся. В Санкт-Петербурге он обобщил все собранные материалы и представил их Академии наук. В 1750 году он был удостоен звания профессора и ректора университета.

Но следует сказать, что свою жизнь он закончил в крайней нужде.

По поводу бедности Степана Петровича известный в то время поэт Сумароков с грустной иронией писал:

 
Танцовщик – ты богат. Профессор – ты убог.
Конечно, голова в почтенье меньше ног.
 

В 1755 году Степан Петрович скончался в ужасающей бедности. В последнее время денег в его семье не хватало не только на лекарства, но даже на пропитание. Он оставил после себя небольшую библиотеку, научные дневники, коллекцию семян и… вдову с шестью детьми.

Вдова Крашенинникова не имела денег на погребение мужа и была вынуждена обратиться за помощью в Академию наук. Та выделила деньги на похороны, забрав взамен библиотеку и семена, однако никакой пенсии вдове не определила. В материальном положении семьи улучшения не наступило, и дети покойного академика стали, по сути дела, нищими и жили на подаяние.

Если бы профессор Крашенинников избрал себе в юности иной путь и другую профессию, более денежную, то, наверное, преуспел бы и стал бы зажиточным человеком. И никто так не узнал бы, как выглядит Камчатка, какие населяют её племена, какие водятся там звери и птицы. Но Степан Петрович шёл своим путём, трудным и неповторимым. Таковы все настоящие учёные. Они идут вперёд, во мглу, в неизвестность. Они болеют, страдают, падают, терпят невзгоды. Но они прокладывают путь всему остальному человечеству, которое всегда с удовольствием (но не всегда, правда, с благодарностью) пользуется плодами их трудов.

Всё, что вы хотели знать о Лукоморье
Семён Ремезов
(1642–1721)

Приходилось ли вам заполнять в школе контурные карты по географии? Надписывать названия морей, рек, горных хребтов? Я знаю, как это сложно. Особенно если нет интернет-сайтов, с которыми можно свериться. Но – поверьте – ещё сложнее было человеку, который сам нарисовал первую карту. Звали его Семён Ульянович Ремезов, и жил он очень давно. Он родился в 1642 году в сибирском городе Тобольске и был боярским сыном. Так именовали потомков младших членов княжеских дружин – «отроков», то есть людей незнатных, но на службе у московского государя. Семён Ремезов исполнял в Западной Сибири обязанности, как сейчас сказали бы, налогового инспектора: собирал хлебные и денежные подати с русских крестьян и ясак (так называли налог в виде шкурок пушных зверей) с местных племён.

По службе ему приходилось много ездить. Будучи человеком наблюдательным, Семён записывал всё, что видел, и рисовал «чертежи» местности. Карт как таковых ещё не было: на Руси не знали ни параллелей, ни меридианов и не умели определять точные координаты – этому искусству наши предки научатся позже, благодаря Петру Великому.

К сорока годам Семён стал опытнейшим чертёжником. Он очень точно умел наносить на бумагу схему местности и планы городов, например, своего родного Тобольска. Кроме того, он был известен в Тобольске как архитектор каменного Кремля, иконописец и мастер-знаменщик, который мог сшить и художественно украсить воинское знамя. В военных походах ему тоже приходилось участвовать: в 1696 году он прошёл большой путь в составе военного отряда за рекой Ишим, неоднократно вступая в бой с местными «немирными» племенами. Задачей Семёна Ульяновича было «учинить чертёж», то есть составить карту, с точным обозначением всех географических препятствий на пути отряда, как водные преграды, горы, болота, а также с обозначением всех населённых пунктов.

Возвратившись из трудного похода, Ремезов получил задание от Боярской думы изготовить чертёж гигантского Тобольского уезда. Метод Ремезова состоял в том, что он сначала наносил на бумагу густую сеть рек со всеми притоками, и эта речная сеть служила основой для всех остальных элементов. Ремезов собирал и накладывал на карту не только рельеф местности и реки с озёрами, но и данные по экономике, этнографии и истории местных сибирских народностей. К чертежам Ремезов прилагал перечень условных знаков: лесов, лугов, болот, острогов, церквей, монастырей, мельниц, рыболовных промыслов, волоков между реками. Встречаются надписи, указывавшие на наличие песков, пашен, колодцев, дорог и солеварен.

Зимой 1697/1698 г. он с двумя помощниками обследовал бассейн реки Тобол. Ему удалось нанести на чертёж весь Тобол от устья до истоков – это более 1500 километров, а также его крупные притоки длиною от 600 до 1000 километров: Туру, Тавду, Исеть и ряд впадающих в них рек, включая Миасс и Пыжму. Нанёс он на чертёж и обследованные им ранее реку Иртыш от места впадения в Обь до устья реки Тары (это около 1000 километров) и три его притока, в том числе реку Ишим почти до истоков (длина 2450 километров).

Как видите, это был колоссальный труд! Из него со временем возник целый атлас – сборник подробных карт – под названием «Чертёжная книга Сибири». Она была составлена так тщательно и точно, что ею можно было с успехом пользоваться путешественнику даже спустя сто пятьдесят лет после составления. Книга состояла из следующих 23 чертежей: чертежа города Тобольска с посадами, улицами верхней и нижней частей города, 18 чертежей сибирских земель (Тобольского, Тарского, Тюменского городов, Туринского острога, Верхотурского, Пелымского, Березовского, Сургутского, Нарымского, Томского, Кузнецкого, Туруханского, Енисейского, Красноярского, Илимского, Якутского, Иркутского, Нерчинского городов, то есть это были присланные из сибирских городов чертежи районов – уездов Сибири, приписанных к этим городам, а также Маньчжурии), «Чертежа земли всей безводной и малопроходной каменной степи» – чертежа района степей южнее реки Ишим, сводного чертежа всей Сибири – «Чертежа всех сибирских градов и земель», отдельного чертежа северных районов Руси – «Чертёж вновь Великопермские и Поморие Печерские и Двинские страны до Соловецкие проливы со окресными жилищи» и последнего чертежа Сибири с нанесенными на него сведениями о проживавших на её территории и в сопредельных странах народах, то есть этнографической карты Сибири.

Личный опыт даже такого бывалого человека, как Семён Ремезов, не безграничен – наш картограф никогда не бывал ни на Байкале, ни на Камчатке, однако нанёс, и довольно точно, на карту все крупные географические объекты Сибири, от Уральских гор вплоть до Тихого океана. Как ему это удалось? Ведь не было тогда ни аэрофотосъёмки, ни космических спутников. А дело в том, что через Тобольск пролегал путь всех путешественников, и со всеми Семён Ремезов стремился увидеться и просил их поделиться знаниями. Так, в 1700 году в Москву через Тобольск проезжал Владимир Атласов, первооткрыватель Камчатки, и доподлинно известно, что он встречался с Ремезовым.

Нужно сказать, что для того времени честный и точный географический атлас был явлением, мягко говоря, не обычным. В те годы просвещённые европейцы считали Сибирь неизвестной страной под названием «Тартария», то есть нижним кругом ада, а обитателей Сибири считали жителями, соответственно, самого ада. Именно в качестве «Тартарии» большим белым пятном обозначена Сибирь на европейских картах 17 века. Ни малейшего представления о её жизни и жителях европейцы не имели. На одной французской карте того времени Западная Сибирь названа «Лукоморьем», а жители – «лукоморами», причём к карте прилагались портреты «лукоморов»: это люди без головы, с глазами на груди. В примечаниях было указано, что «лукоморы» подобно лягушкам засыпают осенью и просыпаются только весной. На английских картах, более реалистичных, была нанесена река Обь (которую англичане безуспешно пытались исследовать), однако она почему-то вытекала из «Китайского озера», по форме подозрительно напоминающего озеро Байкал. Да, с географией у великих европейских народов, открывших Америку, дело обстояло не очень… Но тем больше заслуга Семёна Ульяновича Ремезова. Его усилиями Сибирь перестала быть Terra Incognita (Земля неизведанная). Хотя, конечно, до её полного освоения было ещё далеко. И даже сегодня в Сибири наверняка найдётся предмет для исследований любому учёному.