Kitobni o'qish: «Петля обманного узора. Уютный детектив»

Пролог

Город просыпался в молочной дымке, и первый луч солнца золотил шпиль старого маяка. Воздух был свеж и солоноват, а с моря доносился низкий, утробный гудок парома. Варя стояла на почти пустой палубе, вцепившись в холодные перила, и смотрела на приближающийся берег. Морской Туман. Название всегда казалось ей поэтичным и обманчивым, как обещание спрятаться от всего мира.

Позади остались столичная суета, гулкий гул редакции, вечные запахи перегара и дешёвого кофе из автомата. Остались криминальные сводки, которые она по десять раз перечитывала в погоне за сенсацией, и пустота, которая прокрадывалась в душу после каждой опубликованной истории. Выгорание – модное слово, которое не передавало и десятой доли той апатии, что сковала её изнутри. Она бежала. Не скрывала этого от себя. Бежала от цинизма, от равнодушия, от самой себя той, что научилась видеть в людях только потенциальных преступников или жертв.

Паром с глухим стуком причалил к пирсу. Варя сошла на берег, и земля под ногами показалась непривычно твёрдой после долгой качки. Её встречал ветер – настойчивый, пронизывающий, пахнущий водорослями и дальними странствиями. Она потянула за ручку старого, потрёпанного чемодана, в котором уместилась вся её прежняя жизнь, и зашагала по знакомым с детства улочкам.

Городок почти не изменился. Всё те же покосившиеся домики с резными наличниками, выцветшие от солнца и влаги. Те же чугунные скамейки на набережной, где старики играли в шахматы. Те же чайки, с криками выхватывающие рыбу из сетей. Та же медлительность, растягивающая время до приятной тягучести.

И вот он – её новый старый дом. Небольшое здание из серого камня с вывеской, на которой потускнели позолоченные буквы: «Пряжа и предание». Магазин её бабушки, Агриппины Степановны. Хранительницы лучших детских воспоминаний Вари.

Ключ скрипнул в замке, тяжёлая деревянная дверь отворилась, пропустив её внутрь. Воздух ударил в нос – густой, сложный, неповторимый. Запах старого дерева, сушёных трав, которые бабушка клала в шкафы от моли, и, конечно, шерсти. Тысячи мотков, сложенных на полках до самого потолка, создавали радужный хаос. Здесь было тихо. Такой глубокой, звенящей тишины, в которой слышно лишь собственное сердце, в городе не существовало.

Варя прошлась между стеллажами, касаясь рукой мягких клубков. Ангорский кролик, грубая овечья шерсть, нежная мерсеризованная хлопчатая бумага… Каждый моток хранил тепло. Бабушка говорила, что пряжа – это живая материя. Она впитывает мысли и настроение того, кто вяжет. Варя всегда считала это милой метафорой. Сейчас же ей казалось, что она чувствует это – тысячи историй, тысячи судеб, застывшие в разноцветных нитях.

Она подошла к большому окну, выходящему на море, и отодвинула тяжёлую бархатную портьеру. Стекло было холодным. Где-то там, за линией горизонта, оставалась её прежняя жизнь. А здесь, в этой тишине, пахнущей детством и надеждой, начиналась новая. Она приехала за спокойствием. Забыть о преступлениях, о насилии, о грязи большого города. Обрести покой в ритме спиц, размеренном, как шум прибоя.

Варя глубоко вздохнула и повернулась к полкам. Её взгляд упал на моток шерсти цвета морской волны – глубокого, холодного, с вкраплениями бирюзы. Он лежал отдельно, на старинной этажерке, будто ждал её. Она потянулась к нему, и пальцы сами собой нашли знакомое движение, проверяя упругость нити.

Она ещё не знала, что этот клубок станет первой нитью в смертельно опасном узоре. Что тишина магазина скоро взорвётся криками, а запах шерсти смешается с запахом страха. Что её прошлое, от которого она бежала, уже стучится в дверь.

Но это будет завтра. А сегодня был только уют, тишина и бесконечное, пронзительное чувство дома. Варя прижала мягкую шерсть к щеке и закрыла глаза. Она была дома. И это было главное.

Глава 1. Петля набора

Возвращение в Морской Туман всегда пахло солёным ветром, рыбой и свежевыкрашенными бортами лодок. Но сегодня к этому знакомому букету добавился запах пыли, нафталина и старого дерева. Варя Лагуна стояла посреди бабушкиного магазинчика «Пряжа и предание» и пыталась понять, с чего начать. В руках она сжимала ключ – тяжёлый, чугунный, с причудливой резьбой. Ключ от новой жизни. Или от старой, что, в общем-то, было одним и тем же.

Магазин был именно таким, каким она его помнила: маленьким, уютным, забитым до потолка полками, на которых аккуратными разноцветными бунтами высилась пряжа всех мыслимых оттенков. От нежнейшей ангоры до грубоватой, но такой тёплой шерсти местных овец. Солнечный луч, пробиваясь сквозь пыльное окно, играл на мотках, превращая пространство в подобие радуги. Варя глубоко вздохнула. После выхлопных газов и вечного гула столицы здешняя тишина была оглушительной. Лишь приглушённый шум прибоя доносился с набережной.

Она потянулась к ближайшему мотку, цвета морской волны. Пальцы сами собой нашли знакомое движение, будто проверяя упругость нити. Вязание всегда успокаивало её, помогало собрать мысли в клубок. А собрать сейчас нужно было очень многое. Уволиться с работы редактора криминальной хроники, бросить съёмную квартиру и вернуться в провинциальный городок, чтобы стать продавцом шерсти – со стороны это выглядело как чистый побег. Побег от выгорания, от цинизма, от вечной спешки. Но Варя надеялась, что на самом деле это было возвращение. К себе самой.

Размышления прервал звон колокольчика над дверью. Варя обернулась.

– Варюша! Правда ты! – На пороге, запыхавшись, стояла Катя. Её рыжие волосы, как и всегда, были собранны в небрежный пучок, с которого вот-вот должны были выбиться непослушные пряди. В руках она держала поднос с двумя кружками парного молока и ещё тёплыми, пахнущими корицей булочками. – Вижу, свет в окне, и не поверила! Держи, с дороги нужно подкрепиться.

Катя, художница-фрилансер, была подругой Вари с детства. Они вместе бегали по этим улочкам, вместе мечтали сбежать в большой город. Ирония судьбы: одна вернулась, а другая так и осталась здесь, находя уют и вдохновение в размеренной жизни Морского Тумана.

– Спасибо, – Варя с благодарностью приняла кружку. Молоко было сладким и пахло детством. – Пока только разбираюсь, что к чему. Кажется, бабушка не выбросила ни одного мотка за последние лет двадцать.

– А зачем? Здесь каждый клубок – это история, – с улыбкой сказала Катя, оглядывая полки. – Старуха Лиза вяжет носки внукам из этой синей, а Марья Ивановна каждый год берёт розовую на шапочку для правнучки. Тут не магазин, а летопись городка.

Они присели на старый диванчик, заваленный образцами вязки. Катя болтала о местных новостях, но Варя, привыкшая читать между строк, заметила в её глазах беспокойство. Подруга была напряжена.

– Кать, что-то случилось? – спросила Варя прямо, отхлебнув молока.

Катя вздохнула и отставила свою кружку.

– Ты всегда всё видела. Да, случилось. Вчера… вчера нашли Анну Сомову. Мёртвой.

Имя Сомовой было Варе знакомо. Та самая Анна, профессиональная сплетница и, по слухам, главный хранитель всех скелетов в шкафах жителей Морского Тумана.

– Как? – уточнила Варя, и в голове сама собой включилась редакторская модемка: обстоятельства, время, возможные причины.

– На маяке. Говорят, упала с обрыва. Но… – Катя опустила голос, хотя кроме них в магазине никого не было, – все шепчутся, что это не случайность. Она в последнее время ко всем приставала с расспросами про старый маяк, хотела его выкупить, всех достала. Мы… я с ней на днях сильно поругалась как раз из-за этого.

Катя отвела взгляд, и её пальцы нервно перебрали бахрому на диванной подушке. Эта мелкая деталь не ускользнула от Вари. Ссора со скандалисткой накануне её гибели? Звучало как начало детектива из той самой криминальной хроники, от которой она сбежала.

– Ты что, думаешь, что это…? – не договорила Варя.

– Не знаю, что думать! – вспыхнула Катя. – Но в таком городе, где все друг друга знают, любая кошка на счету. А тут такое. И я… я одна из последних, кто с ней говорил. И говорил грубо.

В этот момент колокольчик над дверью снова звякнул, на этот раз резко и громко. В проёме возникла высокая фигура в форме капитана полиции. Мужественное лицо, коротко стриженные волосы, внимательный, чуть усталый взгляд. Варя узнала его сразу – Игорь Макаров. Они учились в одной школе, он был на несколько классов старше.

– Лагуна? – его брови удивлённо поползли вверх. – Говорили, что вернулась. Не думал, что увижу в первый же день по такому поводу.

– По какому именно? – поднялась Варя, чувствуя, как внутри всё сжимается. Старая жизнь настигала её здесь, в этом уютном убежище, быстрее, чем она предполагала.

– По поводу смерти Анны Сомовой, – его голос был ровным, официальным. Он перевёл взгляд на Катю, и его взгляд стал чуть твёрже. – Екатерина, мы как раз разыскиваем вас для дачи показаний. Вы были знакомы с покойной. И, как я понимаю, у вас был конфликт.

Катя побледнела и беспомощно посмотрела на Варю. А Варя смотрела на Макарова, и мысль, настойчивая и чёткая, стучала в висках: «Случайность? Нет. В городе, где все друг друга знают, случайностей не бывает. Особенно когда на пороге твоего нового дома появляется полиция».

Она бежала от преступлений, но похоже, преступление само нашло её. И первая ниточка в этом клубке, яркая и тревожная, вела к её лучшей подруге.

Глава 2. Лицевая и изнаночная

Тишина, наступившая после ухода Макарова с Катей, оказалась густой и тяжёлой. Варя стояла посреди магазина, сжимая в руках остывшую кружку. Колокольчик над дверью замер, будто приглушённый внезапной тревогой. Всего пятнадцать минут назад это место казалось ей самым безопасным убежищем на свете, а теперь сквозь уютную оболочку проступали очертания чего-то тревожного и незнакомого. Словно кто-то вытянул не ту нить из старого свитера, и всё полотно начало медленно распускаться.

Она подошла к окну и отодвинула занавеску. Улица была пустынна. Вечерние сумерки быстро сгущались над Морским Туманом, окрашивая небо в свинцово-лиловые тона. Фонари на набережной ещё не зажглись, и только огни в окнах низких домиков говорили о жизни. Варя попыталась разглядеть, куда свернули Макаров и Катя, но их поглотила сизая мгла. Беспокойство за подругу ёкнуло где-то под сердцем. Катя выглядела растерянной и напуганной, а такое состояние – плохой советчик при разговоре с капитаном полиции.

Варя принялась механически наводить порядок на прилавке, перекладывая мотки с места на место. Руки сами искали знакомую работу. Она взяла тот самый клубок цвета морской волны, который привлёк её внимание днём. Мягкая, упругая шерсть успокаивала. «Лицевая петля, изнаночная, – машинально подумала она. – С лица всё кажется гладким и ровным, а изнанка всегда сложнее, запутаннее». Так и здесь. С лица – типичный для курортного городка несчастный случай. А изнанка? Ссора накануне, странный интерес Анны к старому маяку, нервное поведение Кати.

Она не собиралась лезть в это дело. Твёрдо не собиралась. Она приехала сюда, чтобы забыть о преступлениях, а не чтобы расследовать их. Но это было её подруга. Та самая Катя, с которой они в двенадцать лет клялись быть сёстрами и делить все неприятности пополам. Бросить её сейчас? Это было бы предательством.

Дверной колокольчик снова звонко прозвенел, заставив Варю вздрогнуть. В магазин, пропустив внутрь порцию холодного влажного воздуха, вошла пожилая женщина в аккуратно повязанном платке. Это была Марья Ивановна, та самая, что, по словам Кати, каждый год вяжет шапочки для правнучки.

– Варвара, родная! Катя-то сказала, что ты вернулась! – женщина окинула её внимательным, проницательным взглядом. – Ну, давай на тебя посмотрим… Вылитая бабушка твоя, покойница. Та же стать.

– Здравствуйте, Марья Ивановна, – вежливо улыбнулась Варя.

– Здравия желаю, здравия. Молока, говорю, купить надо к ужину, а я мимо, свет в окне вижу… и зашла. Не спугнула? – Женщина подошла к прилавку, но взгляд её блуждал по полкам не столько в поисках товара, сколько из любопытства.

– Да что вы, я как раз одна.

– Одна-то одна… А только что у тебя Макаров с Катей своей были? – спросила Марья Ивановна с наигранной небрежностью, принимаясь разглядывать моток бежевой пряжи.

Варя почувствовала лёгкий укол раздражения. «Сплетни уже ползут по городку со скоростью звука», – подумала она.

– Были, – коротко ответила она. – По делу.

– По какому же ещё… – вздохнула старушка. – Про нашу Анну Сомову, небось? Уж кто-кто, а Катя-то точно про неё всё знала. Они ж последнее время как кошка с собакой. Из-за маяка этого старого, бесхозного. Анна хотела его под какое-то своё дело приспособить, а Катя там картины пишет. Место, говорит, ей творческое. Ну, словами перекидывались, дело-то житейское. А теперь вот такое…

Марья Ивановна покачала головой, и Варя поймала себя на мысли, что та получает явное удовольствие от драматизма ситуации. Старая сплетница сменила старую сплетницу. Круг замкнулся.

– Макаров человек строгий, но справедливый, – продолжала женщина, понизив голос. – Допрашивать, конечно, никого не будет, но вопросы задаст. Он ведь из столичных, года три как к нам перевёлся. Говорят, карьеру там порушил, принципиальный очень. Ну, да тебе-то что… Ты шерстью торговать будешь, а не с полицией дела иметь.

– Именно так, – твёрдо сказала Варя, хотя внутри всё уже кипело. Информация от Марьи Ивановны лишь подтвердила худшие подозрения: конфликт был публичным и известным. Мотив для Кати оказывался всё вещественнее.

Проводив гостью и пообещав подобрать для правнучки самую мягкую пряжу, Варя закрыла дверь и прислонилась к ней лбом. Прохлада дерева немного освежила мысли. Она не выдержала, достала телефон и попыталась дозвониться до Кати. Абонент не отвечал. Это заставило беспокойство вспыхнуть с новой силой.

Не в силах сидеть сложа руки, Варя накинула лёгкое пальто и вышла на улицу. Воздух был влажным и солёным, предвещая скорый дождь. Она не ставила себе цели идти куда-то конкретно, но ноги сами понесли её по направлению к морю, к тому самому маяку. Ей нужно было просто подышать, остыть, увидеть это место своими глазами без лишних эмоций.

Дорога шла в горку, мимо притихших дач и заросших бурьяном пустырей. Маяк, некогда белый, а теперь покрытый серой плесенью и облупившейся краской, вырисовывался в сумерках мрачным силуэтом. У его подножия кружил порывистый ветер, срывая последние жёлтые листья с низкорослых кустов. Варя подошла к краю обрыва. Внизу с глухим рокотом разбивались о камни тяжёлые свинцовые волны. Место было пугающим и величественным.

Именно тут она её и заметила. Небольшую, пёструю, запутавшуюся в сухой траве у самой кромки обрыва. Ниточку. А чуть поодаль, под корнями старого можжевельника, лежал маленький, растрёпанный клубок шерсти. Он был необычного, ядовито-розового цвета, того самого, который Варя сегодня утром раскладывала на полке и который почему-то запомнился ей своей кричащей неестественностью.

Сердце её заколотилось чаще. Это могло быть совпадением. Кто-то из местных мог просто проходить здесь, потерять клубок. Но чутьё, отточенное годами работы с полицейскими отчётами, подсказывало: нет. Улики редко бывают такими очевидными, но эта была. Она присела на корточки, стараясь не подходить слишком близко к краю, и внимательно разглядела находку. Клубок был чистым, явно не валявшимся здесь неделями. А та самая ниточка, словно зацепившись за что-то, тянулась в сторону тропинки, ведущей назад, в город.

Варя резко обернулась. Сумерки сгустились окончательно, и в них показалось, что между дальними деревьями мелькнула тень. Быстро, почти неуловимо. Или это ей просто померещилось от нервного напряжения?

Она не стала трогать клубок, понимая, что это – дело рук полиции. Но она его запомнила. Запомнила отчётливо. Ядовито-розовый клубок на серой земле у обрыва, где оборвалась жизнь Анны Сомовой. И первая мысль, острая и колкая: «Этот цвет невозможно перепутать. И я точно видела такой моток в своём магазине. Но кто его покупал?»

Она поспешила назад, в сторону огней городка, чувствуя на спине холодный, недобрый взгляд из темноты. Тихий вечер в Морском Тумане кончился. Начиналось расследование.