Kitobni o'qish: «Сказ о наёмнике, деве и драконе»

Shrift:

Пролог

Много разных историй начинается в придорожном трактире. Чаще всего там они и заканчиваются. Бывает, заезжего купца, который много болтал и еще больше пил, подстерегут разбойники. Бывает, местные что-то не поделят, и тогда полетят зубы. Или, может, трактирщик захворает, а подменит его женушка-красавица. Чаще всего случается все сразу: закончится одна история – и сразу начнется новая. Но моя история, хоть и начинается в одном обычном придорожном трактире, последствиями уходит далеко за его пределы.

…Это была очередная ночь моей привычной, отмеренной богами жизни. И свою жизнь видел я если не в гробу, то, по крайней мере, на дне кружки. Должен сказать, что я требовал у трактирщика хотя бы бочку, но тот качал своей лысой башкой и говорил, что с меня хватит. Я не сильно расстроился – это пойло стал бы пить разве что тролль, да и то с похмелья. Я же пил то, на что хватало монет. А их не хватало. Звонкие медяки перевелись еще на прошлой неделе, зато кошель был легок и не привлекал лишнего внимания. Трактирщик знал меня давно, кружка разбавленной жижи в долг – обычное дело. И да, у тролля было больше шансов заработать на жизнь. Он сидит под мостом и жирует, грабя путников, – я же ношусь по лесам и вою волком с голоду.

Обычно я забредаю сюда по делу – например, договориться о поставках или послушать сплетни. Сегодня же мне нестерпимо хотелось напиться, поразмышлять о вечном и забыться в объятиях Анники. Но трактирщик, кажется, здоров и не сводит с меня глаз. Его краснощекая морда с хитрыми мелкими глазками напоминает мне о деньгах. Этот болван пробует на зуб каждую монету, а потом незаметно прячет в мешок с зерном. Он-то думает, что там искать никто не будет.

Я огляделся по сторонам, мельком посмотрел на сгрудившиеся мешки. Все было на своих местах; знать бы еще, в каком из мешков… Взглянул на трактирщика, тот давно не смотрел в мою сторону. Его заинтересовали карты. Двое бродяг недалеко от меня шумно о чем-то спорили. Один размахивал картами перед носом другого и нес бессвязную пургу. Второй, видимо, был потрезвее, стучал кружкой и кричал, что больше не будет пить и отыграется. Ха, мне бы так. Пить на спор? Уж я бы и в карты проиграл, если б выпить дали.

Мне расхотелось пить ту муть, что была в моей кружке. Приглядевшись, я увидел в ней свое отражение. Небритое, косматое, расплывающееся кругами, но все-таки мое. Я продолжил осматривать трактир. Темновато. Но так оно лучше. Гори свечи и огонь очага ярче, сразу стало бы видно всю грязь: пол, хрустящий под ногами, прожженный стол, не говоря уже о немытых рожах завсегдатаев – физиономиях картежников и моей собственной. А больше в это время здесь никого и не было.

Часы шли, и мне становилось безнадежно скучно, когда в дверях я вдруг заметил компанию не слишком добрых молодцев. Их я видел впервые, но оружие и сосредоточенные лица заставили меня напрячься. Вошедшие нерешительно топтались у порога и будто кого-то высматривали, изредка переговариваясь. Один держался поуверенней и направился к трактирщику. Высокий, плечи широкие, стрижка короткая, одежда новая: смесь стальных доспехов с легкими кожаными. Меч в аккуратных ножнах, но готов поспорить: разозлишь этого господина – и он им воспользуется. Он о чем-то говорит с трактирщиком. Трактирщик что-то поспешно объясняет, лебезит и, кажется, боится его. Незнакомец говорит медленно, без эмоций. Трактирщик кивает, пытается что-то сказать. Незнакомец пожимает плечами, тычет пальцем в трактирщика. Трактирщик замолкает, обреченно смотрит на незваного гостя и неожиданно указывает на меня…

Так, дело плохо. У меня нет желания оставаться на вечерние посиделки. Двое из свиты так и остались стоять у дверей – мимо них мне точно не пройти. Еще один заговорил с бродягами – те сразу притихли. В трактире вообще стало тише. Дурной знак, пора уходить. Думать после этого пойла тяжело. Помню только, Анника говорила о каком-то тайном выходе. Проклятье, широкоплечий приближается. Как жаль, что сегодня ее нет, уж Анника точно бы выиграла мне немного времени.

Я отставляю кружку в сторону, встаю, стараясь не глядеть на широкоплечего. Поздно.

– Сядь, – произнес он.

Незнакомец покосился на ножны или мне только показалось?

– Сядь, – невозмутимо повторил он. Голос звучит уверенно, спорить не хочется. Возвращаюсь на место. – Ты Айгнар с верхней реки?

«Ну все, – мелькнула мысль. – Что им наплел этот трактирщик?..»

– Ага, спустился с гор, – процедил я.

– Хм, – усмехнулся широкоплечий.

Его испытующий взгляд и самоуверенность начинали раздражать.

– Тебе известно, на чьих землях ты охотился? – Он указал на знак, красующийся у него на груди. Знак походил на герб. – Ты знаешь, что на этих землях не охотятся, так?

Я молчал. Где-то я этот герб уже видел. Кот с совиной головой. Никак не вспомнить.

– Хорошо слышишь? – протянул он почти шепотом и приблизился. – Князь не любит, когда его правила нарушают, понимаешь?

Он нахмурился.

В глазах начало темнеть. Я отпил немного из кружки.

Князь, значит. Вот в чем дело. Княжеская дружина прижала трактирщика. Трактирщик плюнул на наш договор, понял, что своя шкура дороже, и сдал меня. Мысли запутывались еще больше, мое сосредоточенное лицо начинало забавлять дружинника. Он не стал скрывать улыбки.

– Слышишь, Айгнар… откуда ты там… с гор? Охота на княжеских землях карается.

– Трактирщик… скотина, – пробубнил я. Потянулся к кружке, но дружинник меня опередил, посмотрел на ее содержимое, поморщился и отставил в сторону.

– Что ты там говорил? – переспросил я, скорчив идиотское лицо.

Дружинник закатил глаза. Улучив момент, я с удивительной прытью оттолкнул стол. Кружка взметнулась вверх, разбрызгивая отвратительное пойло. Оттолкнув стражника, занимающегося бродягами, и показав кулак трактирщику, я рванул к распахнутой двери. В глазах двоилось, и сегодняшняя выпивка показалась мне вдвойне отвратительной. Уже будучи у выхода и ощущая свободу, я получил резкий толчок в грудь и упал навзничь под громкий хохот дружинников. «Глупо, очень глупо», – только успел подумать я.

Глава 1

Голова гудела, как чугунный котел, а тело ныло. Я силился вспомнить, что за бурную ночь пережил, но ничего особенного припомнить не удавалось. Я подивился, как быстро спустил все на выпивку. Мой и без того пустой кошель исчез. Ограбили? Я поискал охотничий нож, что запрятал в сапог на крайний случай. Я оказался босым. Ни ножа, ни сапог не было.

Привыкнуть к темноте удалось не сразу. Стало понятно: это точно не трактир. Ноги озябли, пол был жестким и холодным. В углу я заметил настил из соломы, перебрался туда, пытаясь собраться с мыслями. Голова подкинула пару воспоминаний. Ярко вырисовывалось мое провальное бегство, грудь заболела сильнее. Вспомнилась довольная морда трактирщика, чтоб его…

Значит, теперь я узник. Именно. Плотные стены, дверь, на вид крепкая, и нечего выпить. Мне не удалось избавиться от странного гула. Что это? Словно шумит толпа. Орет громко, раз сквозь эти стены слышно. Поднявшись на ноги и приблизившись к двери, я прислушался. Звук усиливался. Что-то там происходит. Я подошел к двери, с силой толкнул. Ну конечно, ничего. Даже если попробовать с разбегу, результат будет тот же.

Я осмотрелся, было по-прежнему темно, но глаза привыкали. Слышал я от одного медвежатника, что в любой камере есть хитроумный механизм, открывающий дверь. Без сомнения, мерзавец лгал. Отчаявшись, я лег на свою новую постель из соломы и, устроившись поудобнее, принялся размышлять о том, почему все так повернулось. Мое ремесло напрямую связано с охотой. Кто бы мог подумать, что люди местного князька охотятся за мной. Я закрыл глаза. Мне привиделись леса, их свежесть и простор. Я беззвучно ступаю по травяному ковру, каменный пол исчез. В руках у меня лук. Помню, его я проиграл в карты одному негодяю. Тот жульничал, пряча тузы в рукаве. На мое замечание, что играет он не по правилам, двое громил вышвырнули меня за дверь. Да, не всегда было так…

Я перестал замечать, что лежу на колючей и вонючей соломе. Перед глазами восходит лесная чаща; эти леса точно не принадлежат никаким князьям, они старые и свободные. Солнце едва виднеется из-за горизонта, утренняя прохлада дышит в лицо. Я уже у цели, долгое блуждание по следам, поиск его логова, но все не напрасно. Он близко. Охота на лерба дело не из легких. Свое убежище он обустраивает среди камней, ближе к дикой реке и подальше от людей. Оно и понятно, шкура лерба слишком ценная, а за его глаза не поскупится заплатить и придворный маг. Я в ожидании замираю – осторожность не помешает. В бою лерб свиреп и хитер, а обычно еще и чуток. Здесь он достанет меня в два прыжка, если я замешкаюсь хоть на миг. Однако меткая стрела настигнет его раньше. Я натягиваю тетиву, жду, когда биение моего сердца замедлится. Концентрация. Равномерный стук утихает, тишина заполняет уши, дыхание становится холодным и чужим. Пора… Резкий щелчок засова и протяжный лязг распахнувшейся двери. Лерб замечает меня, его светящиеся глаза сужаются, рев оглашает спящий лес.

Стражник без особой злобы пинает меня в бок. Видение развеивается утренней дымкой.

– Пошел, – говорит он, указывая на открытую дверь.

Едва я успеваю подняться, он толкает меня в спину. Я ковыляю по коридору, едва перебирая затекшими ногами. Из-за латных доспехов, в которые облачен вояка, он сам кажется неповоротливым и медлительным. Но я знаю, бежать глупо, впереди меня ждет еще один стражник, а может, и сразу несколько.

Каменные стены пахнут сыростью и плесенью. Гул никуда не исчез, наоборот, только усилился. Я начинаю понимать, что это не похмелье, а действительно гомон толпы. Слышу смех, смешивающийся с дружным криком: «Убей!» До меня постепенно доходит. Я вижу свет. У ступеней, ведущих на поверхность, стоит еще один воин. У него безразличное и даже скучающее лицо. Он указывает наверх, не проронив ни слова. Я поднимаюсь по ступеням. Сперва они кажутся холодными, но чем дальше я поднимаюсь, тем жарче становится босым ногам. Неожиданно яркий свет ослепляет меня, уши закладывает от крика.

Глава 2

Грохочет толпа, яркий свет слепит глаза. Раскаленная земля обжигает ноги. Самый разный люд собрался поглазеть на это зрелище: любопытные горожане, алчные торгаши, не стесняющиеся делать щедрые ставки, бродячие певцы, утратившие вдохновение. В стороне стоят неприметные, все как один похожие стражники. Сделаешь резкое движение – и лучники всадят стрелу между лопаток. Прижмешься к трибунам – и копейщики пронзят насквозь. Это арена – место, где льется кровь и венчается слава. Поле, где жизнь и смерть играют свою партию.

– Деритесь – и мир вас запомнит! Побеждайте – и обретете свободу! – разносится вой глашатая.

Солнце было безжалостно. Закрыв глаза, я провел рукой по лицу. Пот стекал по вискам, на губах я ощутил соль.

– Скоро он закончит, и станет еще жарче. – Услышал я и получил толчок в бок.

Человек с глазами безумца и разбитым лицом стоял рядом со мной. От него несло хмелем, одежду тяжело было назвать даже лохмотьями. Он похлопал меня по плечу – на костяшках пальцев у него запеклась кровь.

– Живым я им не дамся, – хихикнул он и снова толкнул меня.

– Живым ты им и так не нужен, – ответил я. – Считай это публичной казнью.

Безумец оскалился, посмотрел на солнце и отошел в сторону.

– Это великая честь! – надрывался глашатай.

Я усмехнулся. Умереть в бою, а не быть вздернутым на суку? Что-то в этом есть.

– Идем, – раздалось позади меня.

Я обернулся. Двое бродяг показались из подземелья.

– Нет! – завопил один из них. – Я не хочу умирать!

Он замер, не решаясь подняться выше.

– Дурак! Хочешь мечом в спину получить?! Так лучше?

Второй покачал головой. Бродяги, морщась от солнца, показались на арене. Они были мне знакомы. Картежники, вспомнил я. Ночь в трактире тоже не прошла для них даром.

Один держался достойно – только глаза, сосредоточенно осматривающие арену, и сжатые кулаки выдавали в нем беспокойство. Другой, напротив, был напуган, что-то неразборчиво бормотал, стараясь не поднимать головы. Глядя на них, я пытался понять, что сам чувствую сейчас. Но времени не оставалось.

– Это суд, и каждому воздастся по заслугам! – глашатай закончил речь.

Боевой рог быстро утонул в криках толпы. Грохоча, отворились ворота, и все окончательно стихло. Звуки затухали, и арена смолкла, предвкушая кровь. Хотелось бы мне знать, что я чувствовал, стоя на разогретом солнцем песке, без оружия и какого-либо подобия брони. Однако в голове металась лишь одна мысль: охота началась.

Охота на лерба – дело не из легких. Когда лерб охотится на тебя – дело приобретает смертельный исход. Стараясь не двигаться, я изучал ситуацию. Избавившись от оков, лерб не спешил нападать. «Смятение», – понял я. Лерб привыкает, он осматривается. Напряжение, редкое помахивание хвоста и внимательный взгляд совиных глаз. Лерб чувствует подвох.

– Боги, – прошептал бродяга, – что за чудище…

– Тихо, – шикнул другой.

Лерб продолжает смотреть. Мне кажется, что он тоже нас изучает. Его зрачки пульсируют, постоянно сужаются. Он начинает ходить кругами, но не решается подойти ближе. И это понятно: известно, что лерб не охотится днем. Пока солнце высоко, он скрывается в своем логове до наступления темноты. Я продолжаю стоять на месте, пока у нас есть шанс. Но я также знаю, что бой неизбежен. Стоит арене очнуться, когда рог протрубит свой клич, а неуемная толпа вновь поднимет шум, лерб потеряет контроль.

Молчат… Я оборачиваюсь на своих спутников – они будто окаменели. Я всматриваюсь в лица трибуны – они бледны. Где-то я вижу растерянность, где-то удивление; смотрю на стражу – и вижу бахвальство. Разницы нет – все это признаки страха. Отхожу назад – несколько болезненных шагов, словно иду по солнцу. Отступать некуда. Я рискую напороться на пику, которой стражники без колебаний встретят меня. Оглянувшись, я понял, что ошибся. Неуверенность каплями пота проступает на лбу – стража скорее побросает оружие и бросится врассыпную, если лерб начнет действовать.

Зверь когтями впивается в потрескавшуюся землю, что-то его раздражает. Я осознаю это слишком поздно.

Глава 3

Мудрецы бы сказали, что есть в жизни события, начинающие свой ход по глупости. Их последствия не несут ничего хорошего, но зато ускоряют неизбежное. Мудрость на охоте не очень помогает, а вот выбить дурь бывает полезно. Для себя я понял, что опрометчивость – гнуснейшая и последняя ошибка охотника.

Наряженный в лохмотья безумец рванул к лербу, держа в руках подобие заточки. Пересекая арену, он орал примерно так же, как когда лерб его заметил. Зверь подмял его под себя, и одного удара лапы хватило, чтобы прервать жизнь горемыки. Толпа загудела, словно пчелиный рой. Оказавшись в самом центре арены, лерб заметался в поисках укрытия. Единственным препятствием на его пути были мы. Скорость лерба высока – он без труда догонит самого быстрого жеребца. Один из картежников со всех ног побежал к воротам, откуда еще недавно выходил зверь. Чудом избежав когтистого удара, он приближался к выходу. Уже подбегая к воротам, он пошатнулся и, пройдя несколько шагов, рухнул. Из спины у него торчала стрела.

– Никому не дано покинуть арену без боя! – восклицает глашатай.

Рядом раздается сдавленный вопль. Второй картежник делает шаг вперед, сжатые кулаки дрожат. Лерб подходит все ближе, его буравящий взгляд наводит на дурные мысли. Стража позади нас попятилась и скрылась. Лязганье лат говорит о том, что они в спешке спускаются по лестнице. Оружие они не бросили, и я проклял выдержку этих воинов.

Посмотрев на лерба, я понял, что происходит. Его тело напряглось, совиные перья распушились, шаги стали легкими, почти крадущимися. Осознав, что случится дальше, я оттолкнул своего спутника и рухнул следом. Поднимая пыль, лерб оказался возле нас. Один такой прыжок, от которого я не успею уйти, – и охота будет окончена. Кашляя, картежник пытается подняться, но тут же возвращается на землю.

– Идем, – кричу я, но он меня словно не слышит. Его бьет дрожь, а смотрит он в пустоту.

– Ну давай! – вновь кричу я, протягивая руку.

Резкий удар отбрасывает меня. На губах я чувствую кровь, дышать тяжело. Рубашка разорвана, но мне повезло. Неподалеку распластался картежник, горло у него в крови. Зверь надвигается. Держась за грудь, я ковыляю к центру арены. Искореженное тело безумца вмято в землю, его глаза широко открыты, в руках сжат заостренный камень – оружие, которое подходит против крыс, но не против лерба.

Клюв вонзается в землю, я едва успеваю откатиться. Лерб продолжает поединок. Камень не пробьет крепкую шкуру зверя, но даст мне время. Очередной удар, сухая земля растрескивается, но не отпускает клюв. Лерб уязвимей, если бить туда, где перья. Рев разносится по арене. Лерб мотает головой, пытаясь дотянуться до меня. Ему удается меня скинуть. Щелчок клюва, еще один. Изо всех сил бегу к воротам. Надеюсь, что лучники не будут стрелять. Они не станут прерывать бой. Стрела, которой убили одного из картежников, в моих руках. Стрела прочная – у нее красное оперение, а наконечник алый от крови.

Пытаюсь измотать лерба. Его атаки все яростней. Рубашка окончательно промокла, двигаться все труднее. Лерб совершает прыжок, опрокидывает меня. Его лапа давит на плечо. Я чувствую тяжелое дыхание, сверкающие глаза невозмутимы. Что есть силы я бью в горло зверю. Стрела ломается, дыхание переходит в хрип. Я закрываю глаза, которые постепенно заполняются темнотой. Охота подошла к концу.

Глава 4

Знаю по опыту: любая тьма сменяется светом, особенно когда трезвеешь.

Очнулся я от того, что куда-то иду – целеустремленно и достаточно быстро. Вся беда в том, что ноги мои не касаются земли, а под руки меня ведут два стражника. Вернее было бы сказать – тащат, очень бесцеремонно, без почестей, подходящих гладиатору. С другой стороны, я удивлен, что до сих пор жив. Арена не турнир, и в награды я верил смутно. Голова продолжала гудеть, а промокшая, ставшая багровой рубашка словно говорила, что жить мне оставалось недолго.

«Истеку кровью, – подумал я. – Неважный конец».

Не заметив моего пробуждения, стража бросила меня на солому. Мои кости не оценили заботы, и я почувствовал себя мешком из трактира. Только золота при себе у меня не было. Попытался пошевелиться, но резкая боль сдавила грудь, а глаза непроизвольно закрылись. Я вновь проваливался во тьму.

Второе мое пробуждение ослепило меня. Яркий солнечный свет безжалостно бил в высокие окна. Я зажмурился, но ненадолго. Любопытство взяло вверх. Привычная солома исчезла. Я лежал на койке, немного удобнее, чем в подземелье. Помещение тоже изменилось – стало просторнее и светлее. Оглядевшись, я увидел шкафы, заполненные книгами. Их было так много, что, умей я читать, все равно бы не успел их прочесть за целую жизнь. Были тут и древние, рассохшиеся переплеты, и те, что поновее, – бесконечные стеллажи с пестрыми оплотами знаний и пыли. Еще больше было всяческих склянок, содержимое некоторых подозрительно напоминало брагу.

У одного из таких стеллажей я заметил движение. Попытался встать. На удивление, боли не почувствовал. Грудь у меня была перевязана бинтами, которые заметно кровили у плеча. Да, когти лерба острее мечей. Присев на койке, я продолжил наблюдать за шкафом. Кто-то звенел склянками, что-то искал. Наконец я заметил рукав черной рясы, затем показался ее обладатель – невысокий сгорбленный старичок с аккуратной бородкой и редеющими волосами. Походил он на священника или на лекаря. Я надеялся на второе.

Не проронив ни слова, он протянул мне склянку. Ее содержимое не казалось похожим на брагу. Незнакомое варево я пить не собирался, а потому отказался. Он указал на мое плечо, сделал жест, будто сам собирался все выпить, и вновь протянул мне. Я снова отказался. Старик нахмурился и пожал плечами. Положил зелье на стол и засеменил в сторону книг. Там он остановился и с минуту что-то пристально изучал.

Разглядывая подозрительный флакон, стуча пальцами по стеклу, словно пытаясь поймать разбегающиеся пузыри, я сосредоточенно думал. Последнее, что я помнил, это клыкастая пасть лерба и темнота.

– Где я? – решился я побеспокоить старика.

Он обернулся, обвел рукой комнату и вернулся к привычным делам. Поняв, что ничего от него не добьюсь, я решил разобраться сам. Вероятно, я во дворце. Богатая обстановка замка не могла не восхищать. Я с интересом разглядывал цветное стекло окон. Из разноцветных осколков выстраивалась картина – сова с телом кота; ее огромные глазищи с узкими зрачками пристально смотрели на меня. Я вспомнил, с каким трудом пережил арену, и принял решение.

Мое внимание привлекла дорожная сумка, лежащая на столе, – вещь неуместная и бесполезная в этом ученом месте. Вытряхнув пару книг, я забросил туда склянку, надел сумку на плечо и внимательно посмотрел на старика. Тот, казалось, ничего не заметил. Удовлетворенно кивнув, я направился к двери. Побег бы удался, не откройся дверь так внезапно и не возникни передо мной широкоплечий воин.

– Пошли, – немного смутившись, бросил он.

– Куда? – не скрывая удивления, спросил я.

– Идем, – ответил он и, не дожидаясь меня, зашагал по коридору. Взглянув на старика, который, казалось, был далеко отсюда, я вздохнул и отправился следом.