«Герои Озерного Края» kitobidan iqtiboslar
поднес было к своему рту, но застыл. Многое я ощутил в этот миг. Бьющие в нос безумные пары уксуса, скулящая вонь пригоревшей морковки, заходящийся безумным смехом обгорелый помидор, стонущие
нечто такое ужасное, что все кошмары древнего леса Темный Край, расположенного на старом континенте, покажутся просто детскими шалостями. Мы не знаем, чего ждать. И поэтому ожидать следует худшего. Расправившаяся с серыми белками Кирея добивала нечастные кедровые шишки. И при этом пристально смотрела по сторонам – Беда выискивала те точки, где рождаются в респауне местные обитатели. Нам же ни к чему, чтобы те же белки появлялись прямо внутри лагеря? Стало быть, границы следует подогнать так, чтобы на выбранной нами площадке не «рождалось
возки. А нам этого не надо. – Погоди… некромант в повозке сидит? Ок. А кто тогда под балахоном черным шарахается? – спросил я жадно, стараясь как можно скорее вникнуть в ситуацию и не пытаясь выдать себя за лидера-всезнайку. – Его пет, скорей всего. Видишь как он рядом с повозкой телепается, – пожал плечами Храбр, закупоривая большую склянку стеклянной же пробкой, капая сверху
незнакомых монстров, растений, минералов. Или на глубокие
Но вот беда – остаться на вершине не получится. Там нельзя жить так же, как нельзя жить на Луне без скафандра. И пробыв на вершине совсем немного, ты вынужденно покидаешь ее, оставляя место, ради достижения которого потратил все силы без остатка и даже сверх того… ты уходишь и не оглядываешься. И ты уходишь не победителем – потому что горную вершину нельзя победить. Во всяком случае навсегда.
ная молитва… милый, а почему ты в стельку пьяный, почему так музыка орет и почему с тремя девками в постели? Не обращай внимания, милая, просто вечерняя молитва
– Шучу. Давай-ка попробую, – с трудом высвободив одну руку, взял ложку, подцепил немного угощения, поднес было к своему рту, но застыл. Многое я ощутил в этот миг. Бьющие в нос безумные пары уксуса, скулящая вонь пригоревшей морковки, заходящийся безумным смехом обгорелый помидор, стонущие миазмы жестоко искалеченного, но чудом выжившего мяса. И мертвое молчание насмерть захлебнувшейся в подозрительном жиру манки.