Kitobni o'qish: «Анна и бесконечность»
ЧАЙ
Был жаркий полдень. Солнце светило высоко над головой. Яркий желтый диск на небе. Но в очках Адама он не слепил глаза. Как, впрочем, ничто в этих очках. По крайней мере, в солнце еще оставался цвет. Все остальное было блеклым. Приглушенные тона были лишь намеком на настоящую сочность красок окружающего Адама мира.
Ему было жарко. Медленно шагая по девственной траве, он размышлял о недоработках в кондиционировании спецодежды для выходов: «Как можно было упустить это! А ведь сейчас зима, температура ниже средней, но ощущение, будто ты в парнике. Как вернусь, обязательно подам рапорт в отдел Наружного Оборудования. С таким темпом мечта о выходах так и останется закрытой для нашего поколения. Нет, они точно переборщили с амбициозностью названия „Вторая кожа“. Я потею! Это отвратительно, как будто у меня температура. Кожа не потеет, если нет отклонений в функционировании организма. Вторая кожа… ну-ну».
Он был уже третий день в пути, и уровень его раздражения становился все больше. Он не привык к таким долгим выходам. Время от времени его посещали сожаления о принятом решении проверить координаты. Он был самым решительным и непослушным из отдела Исследований, но даже для него это было слишком дерзко. Путешествие должно было занять десять дней. Четыре дня в одну сторону, четыре – в другую и два дня на исследование локации. Никто не поддержал его намерений. Поэтому ему не удалось добиться предоставления транспортного средства, хотя он сам видел, что два четырехколесника стоят в гараже без дела. «Недостаточно оснований для выдачи транспортного средства», – стандартный ответ отдела Наружного Оборудования. Эти слова должны были прикончить его план, но это был Адам, а он страдал навязчивыми идеями. Об этом знала его семья, но пока молчала.
Идея проверить координаты пришла к нему год назад. Он обнаружил их сразу в пяти засекреченных источниках. Ему не хотелось верить, что это совпадение. Он надеялся, что найдет там что-то важное. Может быть, он сделает большое открытие, которое заставит всех в отделе Исследований наконец-то уважать его, как он этого заслуживает. Никто не отнесся серьезно к его находке. «Адам, это просто еще одна пустая локация, не представляющая никакой значимости. Что ты надеешься там найти? Животное? У нас есть план исследований. Займись лучше его выполнением», – начальник Адама был непреклонен.
Но Адам был истинным пиратом, который не может жить без поиска сокровищ. И хоть он понятия не имел, кто такие пираты и о том, что они когда-либо существовали, это не меняло положения дел. Соблазн найти сокровище отравил его сердце, и оно перестало быть чистым. По ночам он видел сны о чем-то неведомом и очень значимом, что ждет его, когда он достигнет точки таинственных координат. Навязчивая идея. Это было Диагнозом Нестерильности, который ему пока еще не поставили. И хоть он и понимал, что играет с огнем, но остановиться не мог.
Он выполнил весь план исследований, оставаясь после часов выработки почти каждый день. По правилам ему полагалось свободное время без выработки. Это был закон. Но когда начальник узнал, как Адам хочет потратить свободное время, спор затянулся на несколько месяцев. Адаму нужны были спецодежда и разрешение на выход, он не мог обойти решение начальника. И только обещание, что в случае обнаружения Значимого для Общества Объекта все официальное квотирование будет записано на начальника, позволило ему получить то, что он хотел.
Также Адам подписал Форму о Рисках, а это означало, что никто не отправится на его поиски в случае, если он не вернется. С большими усилиями ему удалось расширить Безопасный Период до десяти дней, что было исключением из правил. Обычно давали пять дней и ни минутой больше. Если Адам вернется из своего путешествия позже, чем через десять суток с момента пересечения Ворот, то ему придется проходить медицинские обследования и диагностику на все возможные Диагнозы Нестерильности три месяца. В его случае это означало, что диагноз ему поставят. И тогда… тогда… не надо об этом. У него было десять дней, чтобы реализовать свою навязчивую идею, и он хоть и не очень уверено, но шагал в нужном направлении.
Наступил вечер четвертого дня, Адам с минуты на минуту должен был прибыть в пункт назначения. Его сердце билось с такой силой, что казалось, будто оно вот-вот разорвет грудную клетку своими мощными ударами. Волнение, как в ожидании счастья, которое может наступить, а может и не наступить… Пока твое сердце стучит так хотя бы иногда, значит, ты жив. Значит, твоя жизнь еще не стала туманным воспоминанием, она здесь и сейчас, а еще завтра, впереди, не позади. Анна давно забыла этот стук. Но что может быть прекрасней, чем он? Да ничего не может быть лучше.
И вот Адам выходит на равнину, он пришел. Вот оно, это место. И… ничего. Луг, трава, обычная трава. Даже дерева нет. Тишина, которая прервана криком Адама:
– Нет! Не может быть! Этого не может быть!
Сказать, что он разочарован, это не сказать ничего. Пиная и вырывая с корнем траву, разбрасывая вокруг комья глинистой почвы, он наполнен злостью на всех и все, но прежде всего на себя. Запачкав свой костюм и вспотев от физических усилий, он падает на землю. Адам молча смотрит на небо, пока в его голове бушует ураган мыслей. Он представляет, как вернется обратно и признает свое поражение, как все будут снисходительно напоминать ему, что они его предупреждали, а он не послушал. Его ждут серые будни и график бессмысленных исследований, которые ни к чему не приводят. Как будто план специально составляют таким образом, чтобы никто никогда ничего не нашел. Бред.
Продолжая лежать на траве, Адам не замечает, как рядом с ним открывается земля. Ну не совсем земля, на самом деле это люк со слоем почвы и травы на внешней стороне для маскировки. Анна тихо поднимается по лестнице наверх, босые ноги бесшумно шагают по траве, как кошка… Она ложится рядом с Адамом и тоже смотрит в небо, а он не замечает ее. Ей хотелось появиться неожиданно, подкрасться. Ну вот, она это сделала, теперь Адам должен ее заметить, а он так и смотрит в небо.
– Ты пришел мне сорняки тут прополоть? – раздается тихий, монотонный женский голос рядом с ухом Адама.
От неожиданности он вскакивает как ужаленный, даже не успев посмотреть, кто с ним говорит. И, только поднявшись и отпрыгнув на безопасное расстояние, он видит, кого испугался. Молодая девушка в плаще с капюшоном, закрывающим большую часть ее лица, не казалась сколько-нибудь опасной.
– Кто ты? Откуда ты взялась? – сказал Адам, рассматривая беззаботно лежащую на траве Анну.
– Я – Анна. И я тут живу. Вот вышла поздороваться, услышав крики.
– Где твой костюм? У меня нет второго. Сколько ты уже под облучением? Тебе нужно к врачу. – Адам был удивлен, что в мире бывают такие люди. Вот что значит диагноз Нестерильности! Ему представилась возможность воочию наблюдать яркий экземпляр.
– Да ты за меня не беспокойся, у меня все в порядке.
– Тебе нужно к врачу, заберу тебя с собой обратно, если ты не знаешь, как найти дорогу. – Это не было предложением, это было твердым решением Адама спасти жизнь несчастной.
В ответ на его слова Анна улыбнулась, приподнялась на локтях и внимательно посмотрела на лицо Адама. Он не шутил, это было очевидно.
– Да, конечно. Заберешь. Только скажи сначала, ты пришел только траву прополоть или еще по какой-то причине?
– Я из отдела Исследований, пришел проверить локацию на предмет обнаружения Общественно Значимого Объекта. – Да, слышала о таком. Вот хотела с кем-нибудь из этого отдела познакомиться. Ты расстроился, что ничего не нашел значимого для Общества?
– Расстроился, но это мелочи. По крайней мере, ты не останешься здесь от облучения умирать.
Адам отряхивал костюм, готовясь отправиться обратно в путь.
Анна лукаво улыбалась:
– Как тебя зовут, мой спаситель?
– Адам. Ну я пока еще тебя не спас. И не надо этого, Анна.
Давай лучше собирайся.
– Адам… Красивое имя. Как мне тебя отблагодарить?
– Давай это потом обсудим, после того как ты пройдешь медобследования. Надеюсь, ты знаешь, что, учитывая тот факт, что ты прибывала без защитного костюма снаружи, минимальная дистанция сближения с другими людьми – два метра.
– Само собой, ближе чем на два метра к тебе не подходить. И все же… Думаю, не так просто ты нашел эту точку координат для проверки. Я знаю, где находится Общественно Значимый Объект.
– Правда? Продолжай! – Глаза Адама загорелись. Снова заблестел лучик надежды.
– Кошка, Адам!
– Кошка??!!!!! Ты серьезно?
– Это стоящий объект или нет?
– Ты шутишь, Анна??? Это станет находкой столетия! Мы, вероятно, сможем ее клонировать! На Земле появятся кошки!
– Ну, не обещаю, что вы сможете клонировать мою кошку… хотя можете попробовать, конечно.
– Где она, Анна?
– У меня дома, конечно.
– Тогда чего мы ждем, Анна? Веди меня.
– Ну пошли, Адам.
Они подошли к люку. Анна спускалась первой, за ней следом Адам. Лестница вниз была длинной, Анна сильно опережала его, и вообще она была ловкой и быстрой. Достигнув конца лестницы, они оказались в тоннеле, прорытом под землей, узком и без света, абсолютная темнота.
– Эй, Адам! А ты дверь-то закрыл? – спросила Анна неожиданно.
– Нет. Ну мы же ненадолго?
– Всегда закрывай за собой дверь! Что за дурацкая привычка!
– Кто сюда вообще прийти может? Ты кого-то ждешь? Точнее… не ждешь?
– Так, ладно. Стой тут. Я быстро, закрою и вернусь.
После этих слов Анна полезла обратно наверх, оставив Адама одного размышлять.
«Кошка… Кошка… Жаль, не корова. Корова была бы полезней. Но это не важно. Можно многое сделать из кошки. Сначала клонировать. А потом заняться селективными мутациями. За пару десятков лет у нас у всех будут домашние животные, и не только! Уверен, она будет хорошим средством передвижения, что-то вроде лошади. Но для этого придется долго работать над генами. А еще можно и корову из нее сделать. Ну в смысле молока там… У кошек же есть молоко, они же млекопитающие… Ах да! Как насчет шерсти? Что-то вроде овцы из кошки тоже может получиться. У нас будут шерстяные пледы! Прямо как в книжках! Так… ну и, конечно, мясо. Да, наконецто! Животный белок! То есть превратить кошку в свинью. Думаю, это будет даже легче, чем в лошадь или овцу. А вообще странная она, эта Анна… Облучение, видимо, сыграло ключевую роль. И место это тоже странное. Что это вообще такое? Нужно просто взять кошку и возвращаться обратно…» Мысли Адама наполняли его надеждой и радостью, но были прерваны неожиданно быстрым возвращением Анны.
– Ну все, закрыла. Пошли. Держи мою руку, тут темно.
– Как ты так быстро? По моим расчетам, ты не могла еще даже долезть доверху, не то что спуститься.
– Это просто ты медленный. Пошли давай.
Адам взял руку Анны. Она была мягкая и холодная. Точнее, не то чтобы холодная, ее температура была такой же, как у окружающей среды. Его же рука была намного теплее. Они медленно шли по тоннелю, под ногами была земля. Проход был очень узким, рассчитанным только на одного человека, но длинным. Анна сворачивала то влево, то вправо. Назад дороги Адам сам не найдет, ему это стало ясно после седьмого поворота, после этого он сбился со счета.
– «Кротовья нора» – я так назвала это темное творчество. Хотя можно было бы, конечно, назвать «Лабиринт Ариадны», это поэтичней, но менее правдиво. К моему прискорбию, я еще не завела тут бычьеголового мужика-минотавра. Кстати, как ты смотришь на мое предложение? – Анна попыталась посмеяться, но у нее это не вышло. И после нескольких монотонных «ха-ха-а-а» она прекратила это бесполезное занятие.
– Ты о чем вообще сейчас сказала? – Адам ничего не понял. Ему и другим в отделе Исследований неизвестны были эти странные слова. Но неприятное ощущение от сочетания «мужик – голова – бык» все же осталось.
– Сама с собой, не обращай внимания.
И вот наконец-то они подошли к двери. Адам ожидал увидеть что-то простое, деревянное, например, но, к его удивлению, он стоял перед бронированной железной дверью, над которой горел свет. Рядом был кодовый замок с неясным механизмом, кнопок не было. Железка с отверстием. Анна засунула свой палец в дырку, что-то начало жужжать, и послышался шум открывающихся замков.
– Все! Я дома! – закричала Анна, входя в помещение, а Адам как-то не решался переступить порог. Перед его глазами предстало то, чего он никак не ожидал.
В трех словах: это было странно. Адам оказался в сфере. Шар с силиконовыми стенами. Внутри ничего не было, кроме ковра на полу, если, конечно, нижнюю часть шара можно назвать полом. Ковер был белым и пушистым, стены тоже были белыми. Присмотревшись повнимательнее, Адам заметил, что весь шар испещрен дорожками для лазанья. Небольшие отверстия для рук и ног, видневшиеся повсюду. Судя по дизайну, достать можно было до любой точки шара.
Свет мягко проникал в сферу через тонкий силикон, создавая какое-то особое ощущение. Он был везде и нигде. Отсутствие теней – вот в чем заключалась световая магия. Как будто сама материя излучала свет, теплый и мягкий.
– Плацента!
– Что? – переспросил Адам.
– Пла-цен-та!
– Что плацента? – Он все пытался понять неуловимую мысль Анны.
– Ну я так назвала мое светлое творчество – «Плацента».
Похоже, правда?
– Да, похоже. Анна, знаешь, у меня есть несколько вопросов к тебе. – После увиденного Адам неожиданно для себя осознал, что что-то здесь не так во всей этой истории с Анной.
– Да ты заходи, Адам. Только ботинки у двери оставь. Мне тут твои грязные следы на стенах не нужны.
– А как насчет тебя? Может, ноги помоешь? – Адама задел комментарий по поводу грязных следов.
– А мне не надо, у меня ноги чистые. Ты заходи давай.
Анна уже спустилась вниз по сфере и сидела на ковре в позе лотоса, наблюдая, как Адам с любопытством рассматривает ее дом.
Он снял ботинки, поставил их перед дверью и осторожно наступил на силиконовую поверхность. Она была теплой и мягкой. Ноги погружались в силикон, оставляя на несколько секунд отпечатки, которые быстро исчезали, стираемые упругостью материи. Сделав несколько шагов, он вспомнил, что забыл закрыть дверь. Желая опередить едкий комментарий Анны, он повернул обратно. Дверь закрылась легко, шум автоматического механизма затвора со множеством замков и железных прутьев заставил его задуматься. И мысли его были уже не такими веселыми.
Спустившись вниз, Адам уже собирался сесть напротив Анны, но услышал ее возмущенный окрик:
– Эй! Снежинку не задави, монстр!
Смущенный мужчина посмотрел под ноги и увидел на ковре белую кошку, которая спала рядом с Анной. Он осторожно присел рядом и спросил:
– Можно погладить?
– Гладь, но не буди! Она отдыхает. Подзаряжается.
Как же это было приятно – погладить кошку. Особенно в первый раз в жизни. Она была похожа на пушистый комок, так много шерсти в ней было. «Теплая, мягкая и вибрирующая. Вот какие они – кошки. Да, шерстяной плед нам теперь обеспечен. Даже селективная генная мутация не понадобится», – подумал Адам.
– Чай будешь, Адам? – Анна прервала его удовольствие.
– Ты серьезно?
– Вполне. Ты же в гости пришел. Давай чаю тебе сделаю.
– С радиоактивной водой и листьями-мутантами?
– Так! Ты мой чай не обижай, ты его еще не пробовал.
– Спасибо, не надо, Анна. Я воздержусь. У меня есть вода с собой, очищенная. Мне вполне достаточно.
– Уговаривать не буду. Не хочешь – так не хочешь. Печеньки принес?
– Какие еще печеньки??!!!
– Принес или нет? – Анна нервно зашевелилась, боясь услышать отрицательный ответ.
– Нет. У меня только обезвоженный белок с повышенным содержанием калорий.
– Вот это гадость!!!
– Так, Анна! Ты мой белок не обижай, ты его еще не пробовала. – Адам смеялся.
– Спасибо, Адам, не надо. Я воздержусь.
– Уговаривать не буду, Анна.
– Вот так вот и попили чай! – Анна загрустила. Капюшон закрывал большую часть ее лица, просторные складки спускались на плечи. Глаз видно не было. Длинные черные волосы струились по одежде и ложились на белый ковер черными завитками.
Глава 2
ПРИЯТНО ПОЗНАКОМИТЬСЯ, АДАМ
– Послушай, Анна. У меня к тебе много вопросов после того, что я увидел. Давай ты мне на них ответишь, а потом будешь собираться? Договорились? – Адам решил взять инициативу на себя, что, впрочем, было его естественным поведением, такая уж у него была привычка.
– Знаешь, Адам, у меня тоже есть к тебе вопросы, между прочим. И поскольку ты гость, то из вежливости должен уступить мне право задать свои вопросы первой.
– А у тебя их много? – Адам пытался высчитать время, которое это может занять. Он был человеком действия, непривыкшим вести разговоры, которые были ему малоинтересны. Отвечать на вопросы о себе не входило в его планы.
– Много, – уверенно заявила Анна.
– Тогда давай по очереди. Это будет компромиссным решением.
– Договорились! Я хочу узнать тебя поближе! – воскликнула Анна и хитро улыбнулась. – Дай руку, Адам.
– Что??? – Странности в поведении Анны начинали его порядком раздражать.
– Руку давай, сказала.
Выждав полминуты и не увидев никакой реакции, девушка сделала вывод, что ждать бесполезно. Молниеносным движением Анна схватила руку Адама, потянула на себя и проколола ему палец. Точнее, не проколола, а отрезала маленький кусочек кожи. Все произошло в одно мгновение, он даже не успел дернуться, как по его руке уже текла кровь. Адам попытался выдернуть руку, но Анна так вцепилась в нее, что это было бесполезно. Пока Адам безуспешно пытался освободиться, девушка достала пробирку и собирала в нее жидкость для анализа.
– Что ты делаешь? – Злость в голосе мужчины звучала отчетливо, но воспитанная с детства вежливость не позволяла проявить грубость. Адам держал себя в руках, хотя происходящее казалось ему каким-то извращенным театром.
– Собираюсь узнать тебя поближе, Адам. – Девушка налила достаточно крови для анализа и вежливо прилепила пластырь на порез, который она предусмотрительно положила в карман перед встречей с Адамом.
Он молчал, слова куда-то убегали, оставляя хаос в голове. Затем ему послышался какой-то механический звук, он поднял голову и увидел, как на самом верху сферы выдвигается какой-то железный ящик.
Анна закупорила пробирку и полезла по стене вверх до ящика. Потом она забралась в ящик и закрыла дверцу. Наступила тишина. Прошло десять минут. Ожидание было мучительно.
– Что ты там делаешь, Анна? – Ответа Адам не получил. Но его это не устраивало. – Ты меня слышишь или нет? – Мужчина кричал.
– Слышу-слышу, не ори, – раздался голос Анны. – У меня тут лаборатория, анализы твои изучаю. Обработай пока рану. Красный флакон.
После этих слов справа от Адама снизу выдвинулся еще один ящик. В нем было много разных баночек, таблеток и ампул, но красный флакон был только один. Капнув немного жидкости на пострадавший палец без куска кожи, Адам задал мучавший его вопрос:
– Как ты это делаешь?
– Имеешь в виду, как я управляю сферой?
– Ну да…
– Она настроена на мои волны. У тебя не получится, можешь даже не пробовать. Если бы ей мог управлять кто-то, кроме меня, то ее давно бы отобрали. Так уж люди устроены.
– Мозговые волны?
– Что-то вроде этого, Адам. Закодировала я ее. Так что даже не надейся.
– Ты скоро там закончишь? – Количество вопросов к Анне росло с каждой минутой, а ответов пока не было.
– Все уже. Насмотрелась. – Девушка открыла дверцу ящика, перепрыгнула на стену и спустилась вниз. Села на ковер, улыбнулась и приготовилась говорить. – Евгеника, Адам. Вот значит как! Так я и знала, что к этому все придет. Они уже давно двигались в этом направлении. Еще одна попытка создать совершенное общество, обреченная на провал. Ты такой красивый, Адам. Посмотрела на тебя, и мне стало невыносимо грустно. Идеальные черты лица. Совершенное тело. Знаешь, в Древней Греции было изобретено понятие «золотое сечение». Они создали много скульптур, чтобы его запечатлеть, оставить в истории образ абсолютной красоты. Они долго работали, чтобы красоту сформулировать, математически выверить, сделать из нее науку. Века сменяли друг друга, мода, как ветер, дула то в одну сторону, то в другую, заставляя людей менять свои тела, преследуя течение ветра. Порой красота становилась подобной ночному кошмару, приобретала ужасающие формы диспропорций, изможденного тела или, наоборот, ожиревшего, неестественного, больного, искалеченного, изрезанного. Понятие красота – это зеркало, в котором отражается общество со всеми его пороками и проблемами. Ты напомнил мне о золотом сечении, когда увидела тебя, Адам. И пусть ты уже не так молод, но совершенство не стареет. Или лучше сказать, совершенство стареет совершенно. Я не верю в совпадения, предпочитаю теорию вероятности. Поэтому с момента, как ты снял очки, я высчитывала вероятность обнаружения евгеники в твоем гене, не терпелось подтвердить мои ожидания. Извини за порез, кровь, но это было необходимо. Мне сложно назвать кого-то лучше греков в определении красоты, поэтому должна согласиться, что у ваших создателей хороший вкус. Посмотри на себя… ах, Адам. Ладно, хватит о золотом сечении. Ты знаешь своих генетических родителей?
– Анна, я не знаю, что ты подразумеваешь под Древней
Грецией и золотым сечением. И вообще я тебя не до конца понимаю, но боюсь, что, если я начну задавать вопросы про Древнюю Грецию и тому подобное, мы так и не доберемся до более важного.
– Ты куда-то торопишься, Адам?
– Да, я тороплюсь вернуться обратно, но я хотел задать тебе несколько вопросов, прежде чем мы покинем твой… дом.
– Что ж, тогда уходи. Я тебя не держу. Я вот точно не тороплюсь идти в дом Адама. И на то у меня есть свои причины. Знаешь, с момента, как я последний раз видела человека, прошло очень много времени, и мне хочется поговорить. Просто поговорить. Если тебе неинтересно, скатертью дорога. Но я в любом случае сдержу свое обещание и дам тебе кошку. Только не Снежинку. Она моя. А вот другую дам.
Адам понял, что с этой девушкой ничего просто не бывает. Придется сменить тактику, если он хочет вернуться обратно и с кошкой, и с Анной, и с координатами сферы. Все три объекта были ценны для общества, в этом не оставалось сомнений.
– Анна, у меня есть время. Согласен, мы можем поговорить. Давай вернемся к вопросу твоей эвакуации из радиоактивной зоны позже. Если я правильно понял конструкцию сферы, это безопасное место, верно?
– Верно. Ничего нет безопасней моей сферы. Это ты правильно понял.
– Хорошо, давай будем говорить о том, о чем ты хочешь, только, пожалуйста, оставь место для моих вопросов.
– Договорились! – воскликнула Анна и принялась наглаживать спящую кошку. – Мы нашли собеседника, Снежинка. Мы нашли собеседника! Мур-мур. Храпишь? Объелась опять, да?
Кошка возмущенно виляла хвостом во сне, чувствуя вторжение извне в свои сладкие сновидения.
– Адам, ты не ответил на вопрос. Ты знаешь своих генетических родителей?
– Их все знают. ДНК-образцы. Это очень почетная работа.
Генетические идеалы. Все хотели бы быть на их месте.
– Вы братья и сестры все там, да?
– Генетически мы происходим от одной пары особей. Хотя это не совсем верно. Случалось несколько раз, когда родительская яйцеклетка или сперматозоид заменялись, но это происходило только в случае, если был найден более совершенный генетический материал или повышался процент диагнозов Нестерильности. Но даже при замене яйцеклетки либо сперматозоида кровное родство сохраняется. Так что да, мы генетически все близкие родственники. Ты вот говорила про красоту, а я не знаю, что ты имеешь в виду, называя меня красивым. Что ты вкладываешь в это понятие?
– Не знаешь, что такое красота? Вряд ли я смогу тебе объяснить, что это. Но я, похоже, поняла, в чем проблема. Вы все там такие, да? Как ты? Вы похожи друг на друга?
– Да, мы все люди. А люди похожи друг на друга. Разве нет?
– Адам, ты хоть раз видел людей с врожденными пороками, уродствами, болезнями?
– Нет. Хотя не совсем. Я видел нескольких человек с диагнозами Нестерильности. Но это никак не отражалось на их внешнем виде. Внешне они были такие же, как мы.
– Их не могло не быть. Даже при идеальном родительском ДНК несовершенные физически дети должны были рождаться. Что вы с ними делаете?
– Я же сказал, что не видел физически неполноценных людей, включая детей. Все, кто выходят из Инкубатора, обладают совершенными физическими данными и здоровьем, необходимым для полноценной жизни.
– Вот поэтому мне стало невыносимо грустно, Адам, когда я тебя увидела. Сколько их, кто не выходит из Инкубатора?
– Ты имеешь в виду поврежденных, нежизнеспособных особей? Не знаю. Говорят, их становится больше с каждым годом, поэтому они думают заменить образец ДНК. Ищут новую яйцеклетку. Я не знаю среднестатистическое количество поврежденных особей в годовой цикл оплодотворения. Это не моя работа. Почему это тебя беспокоит, почему тебе грустно?
– Жалко детей, которые родились в неподходящее время. – Анна опустила голову, чтобы не видеть спокойного лица Адама.
Его красивые голубые глаза были ясными и прозрачными, в них не было тревоги, только любопытство. Он не понимал эмоций Анны, но чувствовал, что ей грустно. Ему хотелось ее приободрить.
– Послушай, я понял, что ты незнакома с нашими порядками. По всей видимости, ты родилась вне Общества и по какой-то необъяснимой причине выжила, несмотря на облучение. Наверно, сфера тебя спасла. Естественно, тебе интересно, как живут люди. Но что-то может показаться тебе странным из того, что ты услышишь от меня. Не делай скоропостижных выводов, я готов объяснять. Ты все поймешь. Вот ты переживаешь по поводу нежизнеспособных особей. Но посмотри на это по-другому. Разве кто-либо хотел бы родиться больным? Когда сердце слабое или легкие не вмещают стандартный объем кислорода? Или, того хуже, с шестым пальцем на руке, мутацией??!! Никто бы этого не хотел, это просто негуманно – давать поврежденным особям развиваться дальше. Они же будут страдать. Другие люди будут их обходить стороной. Они не получат работу, кроме как в отделе Уборки. Зачем эта бессмысленная жестокость? Кому это может быть нужно? Не понимаю твоей грусти. Вот у тебя есть шестой палец на руке?
– А что, если есть, Адам?
– Но у тебя же его нет, Анна. Вижу же, пять пальцев, как и должно быть. У тебя такой взгляд на ситуацию, потому что ты недостаточно знаешь.
– У тебя есть родители, Адам?
– Были. Детей без родителей не бывает, это было бы грубой ошибкой в отделе Статистики: дать подтверждение на увеличение населения, не имея доступной родительской пары для приема ребенка. Каждая пара может растить двоих детей.
– Только двоих? А как же рост населения? Сколько вас?
– Нас около 10 000. Рост населения – это плановое мероприятие, которое происходит после расширения огороженной, безопасной для жизни территории. В этом случае, ты права, может быть три ребенка у одной пары. На моей жизни такого не происходило. Роста территории, я имею в виду.
– Грустно.
– Опять тебе грустно, Анна. Подумай сама, зачем увеличивать население, если не готовы новые дома, если нет потребности в большем количестве работников? Ты считаешь было бы лучше иметь еще 2000 людей, которым негде жить и нечем заняться?
– Адам, а у тебя есть жена и дети?
– Нет, мне пока рано. Я еще работоспособный. У меня еще 28 лет в отделе Исследований. А потом, да… мне найдут партнера женского пола, переселят в отдельный дом и дадут детей. И начнется новая жизнь, говорят, она еще лучше, чем работа, но это как повезет. Если попадется плохая партнерша, то будет не очень весело. По-разному бывает.
– Вы не делаете выбор самостоятельно? Вы даже на него повлиять не можете?
– Нет, конечно. Если бы мы могли влиять на выбор партнера, то получилось бы так, что двое человек выбрали одного и того же партнера. Это было бы странно. Что делать в этом случае?
– Ясно, Адам. Прости за неуместный вопрос, у вас есть секс? Понятие такое существует?
– Ты имеешь в виду размножение естественным способом?
– Понятно.
– Анна, потребности в этом нет, Инкубатор выполняет необходимую функцию. А Инкубатор был столько, сколько существует Общество. Я знаю, что когда-то это было по-другому, это очевидно. Но со Дня Человечества люди живут так.
– Вам дают какие-то препараты, да, Адам? Чтобы вы не пытались узнать, что входит в понятие «секс»?
– Ты имеешь в виду гормональный корректор?
– Да, видимо, это то, что я имею в виду.
– Мы же не животные, Анна. У нас есть возможность регулировать дисфункцию организма. У нас нет необходимости в выживании, как это было свойственно животным, когда неупорядоченное размножение должно было покрыть смертность с позитивным остатком. Зачем нам рудиментарные функции, нерелевантные для жизни человека?
– У нас с тобой столько общего, Адам. Удивительно, но факт. А ты бы выжил, Адам. Как я когда-то выжила. Да… ты бы смог… Можешь…
– О чем ты, Анна?
– Потом поймешь, позже. Всему свое время. Лучше расскажи мне еще про Общество и про себя. Адам, ты видел смерть? Или вас лишили и этого зрелища? Люди ведь умирают, и дети искалеченные, которые не выходят из Инкубатора, тоже умирают. Ты знаешь, как выглядит смерть человека?
– Нет. Я не видел смерти, ее никто не видел.
– Так я и подумала. Абсолютная идиллия. Общество без смерти. Что вы делаете со стариками?
– Ничего. Человек живет 100 лет, после этого наступает смерть. Ни разу на моей памяти не было человека, который бы прожил меньше 100 лет… или больше 100 лет. Таков срок.
– И как наступает смерть, когда человеку исполнилось 100?
– Он заходит в Комнату Выхода и не выходит оттуда.
– Газовая камера? Или сожжение?
– Нет, Анна. Нет. – В глазах Адама появилось возмущение.
«Почему она все видит в каком-то извращенном свете? Отчего и на кого она злится? Ей будет сложно у нас. Ее не поймут. Даже я ее не понимаю», – пронеслась мысль в голове мужчины.
– Так что там в Комнате Выхода?
– Вакуум, как в космосе.
– А что вы делаете с телами?
– В них содержится множество полезных элементов, которые сложно получить искусственным путем. У нас есть некоторые сорта растений, которые в них нуждаются.
– Понятно, вы жрете друг друга, да, Адам?
Тут нервы у Адама не выдержали. Он еще никогда в жизни не встречал настолько невежливого, невоспитанного и злого человека. Мужчина встал и нервно заметался, шагая то в одну сторону, то в другую. Кулаки его сжались сами собой, хотелось ударить… что-нибудь ударить, ну хотя бы стену. Выйти отсюда, закончить этот диалог, заткнуть ей рот. Гнев. Адам стал его первооткрывателем.
Прядь волос лежала на его светлокожем лбу. Она напоминала пшеничное поле летом, по которому гуляет ветер, и набухшие от зерна колосья качаются ему в такт, переплетаясь и создавая палитру цвета своими утонченными тенями. Прядь намокла от пота, который выступал крупными прозрачными каплями, они катились по вискам. Его тело помнило, что значит быть человеком. Адам – нет.
