Kitobni o'qish: «Ведьмин дар»

…и каждый раз следует задаваться вопросом,

правы ли и насколько правы ведьмы,

кричащие в первом акте Макбета:

«Зло есть добро, добро есть зло…»

Умберто Эко «История уродства»

Пролог

Мумия выглядела странно и страшно. Скрюченная, свёрнутая в позу зародыша. Отрубленные по локоть руки. Выжженные символы изгнания на лысом черепе.

– И прямо посреди парка, а… – пробормотал седоусый мужчина, опираясь на зонт-трость. – А если бы люди?.. А дети?.. Хорошо, ночь на дворе…

– Не увидели бы, – рассеянно откликнулся молодой шатен, закончив сгребать в сторону первые опавшие листья. – Ведьмовское заклятье невидимости неважное, но было.

– Да? – заинтересовался седоусый. – Это тебе твой покровитель сказал? Или какой-нибудь другой дух?

– Не смейтесь, Игорь Сергеевич, – шатен поднял голову и посмотрел укоризненно. – Духи нечисти действительно много интересного рассказывают, да слушать их никто не хочет. Как живых изгонять – так все заклинатели наготове, а как одному заблудшему мёртвому помочь – так никого нет. А это не дело. Знаете, сколько их остается в тонких слоях мира, прикованных к миру теней местью или незаконченными делами? И способных подселиться к человеку, если иная помощь не придёт?

– Ладно-ладно… – проворчал седоусый. – Шамань, бога ради. Глядишь, хоть тут польза будет, раз дар свыше тебе дали, а ударной силой обделили… Так кто про невидимость-то шепнул, а?

– Внимательность, – его собеседник невозмутимо указал на едва заметные серебристые нити на теле мумии. – Известные остатки полога.

Пожилой заклинатель прищурился и признал:

– Да, не те уж глаза-то… Жди в свою шаманскую секту, парень. Примешь старика?

– Подумаю, – ухмыльнулся молодой, – и понаблюдаю. При несерьёзном отношении не приму.

Игорь Сергеевич крякнул – не то одобрительно, не то осуждающе – и нахмурился. Указал зонтом на мумию и спросил:

– Ваше мнение, коллега?

– Ведьма. Убита. Отсечённые по локоть руки – стандартное обезвреживание, – как на уроке оттабаранил шатен. – Отрезать руки с «углём» – и ведьму от силы, чтобы не сопротивлялась. На черепе – знаки изгнания, – и запнулся. – Наши. Судя по их количеству, использовалось изгнание беса… или кого-то не менее крупного. Высшего.

– И? – пожилой заклинатель хмуро уставился на мумию.

– Это невозможно, – продолжил молодой коллега без прежней уверенности. – Наши заклятья для ведьм безвредны. Одержимых ведьм не бывает, только люди. А чтобы человек мумифицировался, это ж такая подготовка нужна… И зачем тогда руки отрезать?

– Пару случаев одержимых ведьм история знает, – седоусый вздохнул и покачал головой, – но и те – нонсенс. И не две души в одном теле, а душа, раскроенная на две части и напитанная разной силой. Вряд ли это наш случай.

– Подстава?.. – озаботился шатен.

– Да шут его знает… – поморщился пожилой заклинатель. – Ладно, Илюша. Сгребай это нечто, да поаккуратнее. Отвезём в общину, пусть наши умники изучат и в архивах пороются.

– Ведьмам в Круг запрос надо… – начал Илья.

– Нет, – отрезал Игорь Сергеевич. – Пока – нет. Не дай бог, на нас свалят и убийцами обзовут. Пока – сами. А там видно будет.

– А если у тех спросить, кто вне Круга? – осторожно подошёл с другой стороны шатен. – Да и место смерти бы им показать. И мумию эту. Чтобы понять, как убили, чем… и зачем.

– Ты на отступницу, что ль, на свою знакомую намекаешь? – седоусый хмыкнул и посмотрел на молодого коллегу с сожалением: – Илюш, не надоело? Интересный, неглупый, а – прости господи за слова нехорошие… – хернёй страдаешь. То души нечисти, то отступницы на пенсии… У нас постоянно людей не хватает…

– Вот и займусь нормальным делом, – хладнокровно заметил молодой заклинатель, оценивая транспортабельность мумии. – Вы же не против?

– Подставишь заклинательскую общину – выгоню в шею. И дальше шаманить будешь без зарплаты и грантов на исследования.

– Идёт, – Илья встал, похлопал по карманам куртки и позвал: – Выходи, подлый трус!

Из верхнего кармана вытекла струйка тёмного дыма, завихрилась и соткалась в серую сущность. Ни рук, ни ног, ни очертания тела, только глаза на подобии лица и пушистая дымка роскошных волос. И длинный хвост с подвижной рябью мелких чешуек. Молчаливый взгляд обежал всех присутствующих и остановился на мумии.

– «Змея»! – ахнул седоусый. – Ты чего с ней сделал-то, гений ты наш непризнанный?

– Подобрал, – парень пропустил шпильку мимо ушей, – и привязал к амулету. Наберётся от него сил – отпущу, а без них сгинет. Поможешь, подруга? Подбрось тело до машины. И остаточную ауру захвати.

Сущность облетела мумию, снова закрутилась вихрем, распуская туманные щупальца, накрыла тело коконом и растаяла. Мумия исчезла вместе с ворохом опавших листьев и тонким слоем земли.

– Она умеет перемещать, – пояснил Илья деловито, – и без повреждений. Машину мне как-то из одного конца города в другой приволокла за пару минут.

– Зачем? – растерялся пожилой заклинатель.

– Да парканулся как попало, – парень весело пожал плечами. – Пока я за нечистью бегал, тачку на штраф-стоянку увезли. Времени на разбирательства не было, ну, я и попросил… Зря, что ли, в брелок подселял?

– Дела-а-а… – протянул Игорь Сергеевич, оглянулся на опустевший земляной пятачок и почесал затылок: – Где набрался-то? Знаний? Всё по своим «узаконенным» отступницам?

– Не скажу, – нагло отозвался Илья. – Сам ещё не всё знаю. Мне пока конкуренты не нужны. Вот когда соберётесь учиться…

– А соберусь, – усмехнулся пожилой заклинатель. – Но прежде давай-ка разберёмся, кто убил эту несчастную. И при чём тут мы.

Часть 1: Планы на прошлое

Глава 1

Основной закон ведовства гласит:

вы всё решаете сами.

Терри Пратчетт «Шляпа, полная неба»

Ребята нервничали.

Притаившись за плакучей берёзой, я с любопытством смотрела на пару наблюдательских оболтусов, которых принесла нелёгкая в гости к отступнице. Ко мне то есть. Они нерешительно мялись на пороге старой избушки, поглядывали на закрытые ставни, но стучаться не решались. Уже минут пятнадцать как. Я специально засекала.

Стандартная парочка – мальчик и девочка. Девчонке лет двадцать – короткая светлая стрижка, худые плечи, сутулая спина прилежной ученицы, джинсовые капри и куцая курточка. А вот в возрасте «мальчика» я сомневалась. На вид – всё те же «джинсовые» двадцать, но опыт уверял – больше. Наверняка в личине. Охраняет, присматривает или?..

– Мы идём или нет? – грубоватый голос парня подтвердил мою догадку: наверняка в личине. Она голос не меняет, только видимое внешнее. – Я не собираюсь торчать тут целый день.

Телепортист? Явно. Не на своих же тонких нетренированных ножках девочка добиралась через лес. Слишком далеко моё логово от трассы, ведущей в город, – правильно обутому здоровому человеку часов пять пилить. Проще магическим путём добраться.

– Да погоди ты, – девочка хорохорилась, но голосок нервно дрожал. – Я сейчас…

– Считаю до пяти, – пригрозил её спутник, занося для стука в дверь кулак. – Не успеешь – возвращаемся. Или оставайся здесь одна и добирайся потом, как хочешь. Раз…

Я невольно пожалела девчонку. Молва обо мне такая ходит, что не захочешь, а забоишься. И, наверно, потому она и тянула с нашей встречей. Намёк на её появление был давно – маякнули нужные люди, да и я предчувствовала… Но вот «хвост» не ждала. «Мальчик» мне не нужен даже рядом.

– Я готовлюсь! – оправдалась она. – Мы же не знаем, на что ведьма способна! А если не поможет?.. Если даже не выслушает?.. Надо же что-то придумать, чтоб не выгнала сразу, как других, кто без допуска.

– На что способна? – переспросил наблюдатель едко. – Да ни на что. Этой твари выжгли «уголь»…

– …четыре года назад, – в тонком голосе девочки неожиданно прорезалась ответная едкость. – А столько с выжженным не живут. Год-полтора – и готовая мумия. Ведьма быстро умирает без питания природной силой. Не надо недооценивать отступниц, даже сдавшихся и наказанных.

Я одобрительно хмыкнула. Хорошо сказала… Сразу видно – свой человек. Нужный.

Тяжело опираясь на трость и приволакивая левую ногу, я вышла из-за дерева и любезно улыбнулась:

– Добрый день. Чем могу помочь?

Как они подпрыгнули, как заозирались…

Я улыбнулась ещё любезнее:

– Чаю?

Девочка сглотнула – острый подбородок, пуговичный нос, испуганные глаза. Наблюдатель набычился, и, прищурившись, я заметила, как плывет его облик – лицо размытое, цвет волос не определить… И предупреждающе зашумело ощущение угрозы – старый рефлекс закоренелой отступницы. И без родного «угля» мы, постоянно убегающие от «правосудия», чувствовали скрытую опасность всем своим жизнелюбивым существом. Отвод глаз плюс внезапное сопровождение очень нужной мне ведьмы – это… Явно не простой телепортист. Отводом глаз умеют пользоваться только ведьмы. А кроме них…

Пока я исподволь присматривалась к раздражённому наблюдателю, девочка изумлённо уставилась на меня. И, хвала дару, перестала дрожать от страха – оный успешно вытесняли удивление и недоверчивость. Знакомые по каждому «гостю».

С тех пор как я вынужденно стала ближе к народу, то бишь к наблюдательским студентам и прочим заинтересованным, я сменила имидж. Серая неброскость, помогающая раствориться в толпе и работающая дополнительным отводом глаз, их почему-то дико пугала, особо впечатлительных – до парализующей немоты и последующих заваленных зачётов по теории отступничества. Мне сделали внушение, велев прекратить пугать детей, я присмотрелась к молодежи и замаскировалась под юную общественность.

Длинные чёрные волосы, заплетённые в мелкие косички и собранные в высокий хвост. Синие и фиолетовые «перья» на кончиках косичек и длинной косой чёлке, скрывающей старый шрам. Серёжка-страза на левом крыле носа. Мелкая серёжка-кольцо на нижней губе справа. Шесть проколов в левом ухе, семь в правом, и гирлянды серёг, от мелких сверху до длинных снизу. Яркий макияж со «стрелками», фиолетовыми тенями и бордовой помадой. Густой загар. Чёрная майка, чёрная косуха, широкие чёрные джинсы с молниями на штанинах до колен, чёрные кеды со стразами. Пальцы в кольцах, фиолетовый маникюр. И цыганистые гирлянды цепочек, бус и прочих подвесок.

Молодёжь теряла дар речи. Она отчего-то считала, что отступницы – это старые страшные бабки, и так удивлялась, видя перед собой девицу, на вид немногим старше и в тренде… А я о своём истинном возрасте, как и о магическом происхождении всего «антуража», включая косички, конечно, молчала. На отступниц, даже активно сотрудничающих, любят вешать всех собак, и я жила в постоянной готовности к побегу. И наконец-то появился предсказанный повод.

– Эфа, хватит, – досадливо поморщился наблюдатель, – у меня мало времени. Быстро выслушай и объясни нужное. Очень быстро, – добавил выразительно.

– Конечно, гражданин начальник, – я фальшиво улыбнулась и неловко переступила с ноги на ногу. Больное левое колено, естественно, возмутилось, и я вынужденно вернулась в прежнюю позу. Прямо посмотрела на наблюдателя и сухо сказала: – Мне тяжело стоять. Заходите, дверь открыта.

На невзрачной роже наблюдателя отчетливо проступило «Постоишь, не сдохнешь», но девочка, добрая душа, резво открыла дверь и запинкой предложила:

– П-проходите.

Я с достоинством проковыляла мимо наблюдателя, надеясь, что избушка выглядит достаточно… жилой. Свыше мне велели жить здесь и только здесь – в кособокой хибарке посреди леса, но мне хватило месяца, чтобы изобрести способ просачиваться сквозь «колючую проволоку» и обитать в цивилизованном месте с удобствами, а сюда являться лишь на тревожный сигнал, означающий гостей. Или, если они случались нечасто, забегать на полчаса и поддерживать видимость человеческого обитания.

Единственная крошечная комната чистотой не блистала, но и паутиной заброшенности пока не заросла – последние жаждущие знаний приходили с неделю назад, и я немного прибралась. До них. С тех пор стол и подоконники покрылись пылью, на светлом фоне не шибко видимой, но ощущение не обманешь: нежилое чувствуется нежилым. И наблюдатель это понял. Его ищущий взгляд шустро перебегал с кресла на старый, наспех заправленный диван, с табуретки на кухонный стол и дальше, на подвесные шкафы с приоткрытыми дверцами. И особенно пристально изучал банки с застоявшейся водой и печь, которую я сама не помню, когда топила.

– Ты, кажется, предлагала чай? – голос наблюдателя стал подозрительно довольным.

Размечтался…

– Чайник, дрова и кострище на улице за домом, – сообщила я равнодушно, сев на диван и устроив больную ногу на табуретке. – Кто хочет – тот и делает. Вперёд.

– Не забывайся!.. – предсказуемо вскипел он. Не хуже чайника, только что не забулькал.

Я посмотрела на него в упор и медленно произнесла:

– Я никогда ничего не забываю. А теперь сядь и не мельтеши. Ко мне девочка с вопросом пришла, а не ты с проверкой. Напомни, кто кричал, что у него мало времени?

К сожалению, у меня плохая память на голоса. Но не на ощущение человека. Выжженная вместе с «углём» сфера души осела пеплом, но я наловчилась гадать на нём, рисуя руны и задавая вопросы. И пепел помнил. И отвечал. И ни заклятья, ни амулеты не могли скрыть того, кого я знала. Где же ты мне попадался, сволочь, и по какому недоразумению остался в живых?..

Наблюдатель смолчал, но встал красноречиво – у двери, привалившись к стене. Я мельком глянула на растерянную девочку, не знающую, куда себя девать.

– Садись, – указала тростью на кресло. – Спрашивай.

Она неловко присела на краешек продавленного кресла и с нескрываемым восхищением покосилась на трость. Узкая чёрная змея в позе нападения, голова вытянута под рукоять, на морде сверкают два глаза – охрово-жёлтый и красный, под мордой – серебристая паутина оберега, исходящая из третьего камня, белого.

– Надеюсь, ты себе такую не хочешь, – заметила я с намёком. – Рассказывай, не стесняйся. Как тебя зовут?

Девочка смущённо покосилась на своего спутника и сбивчиво заговорила. Зовут Анной. Числится при наблюдателях. Сфера – вода. И с некоторых пор вода вдруг стала очень общительной.

– Я не понимаю, как это происходит, – путано объясняла Аня. – Я просто включаю воду – и слышу. Г-голоса, – и посмотрела на меня испуганно.

Несчастное забитое создание… И очень, очень, важное для мира ведьм. Не зря её ко мне привели.

– Ты их понимаешь? – уточнила я.

Девочка кивнула и залилась краской.

Я терпеливо улыбнулась:

– В «голосах» нет ничего страшного. Когда ведьмы сходят с ума – а я повидала немало сумасшедших, поверь, – они страдают не оттого, что что-то слышат. А оттого, что… теряют слух. Голоса живой силы слышат многие, но мало кто придаёт им значение по одной простой причине – ведьмам некогда. Учёба, работа – бесконечная круговерть дел. А ты, видимо, очень одинока. И занимаются с тобой по остаточному принципу. У наблюдателей нет подходящей наставницы, и ведьму воды вызывают из Круга?

Аня снова кивнула и покраснела ещё сильнее. А наблюдатель напрягся. Едва уловимая смена позы – и у меня внутри всё встало на дыбы, предупреждая. Конечно, ты не просто так пришёл – доставить туда-обратно, у тебя есть конкретная цель… Ты понимаешь…

– Довольно болтать, – подал голос наблюдатель.

Разбежался…

– А о чём конкретно говорит вода? – я проигнорировала намёк. – Предупреждает, объясняет, успокаивает?

– Когда как… – задумалась Аня. – Всегда по-разному.

– Но и предупреждения бывали, и объяснения, и утешения? – я осторожно сменила позу, словно невзначай опершись о трость и рассеянно погладив свою змейку по голове. Скрытая в тёплом дереве сила потекла по пальцам, просачиваясь сквозь кожу и наполняя тело магией. Просканировать ауру, снять слепок и создать фантом – и посмотреть её глазами, послушать её ушами… И сохранить.

Пора.

Девочка опять кивнула. И наблюдатель опять сменил позу, спрятав правую руку за спину. И нетерпеливо встрял в разговор:

– Я сказал, хватит!

Аня послушно встала.

– Подожди, – спокойно попросила я, в показной задумчивости перебирая кольца и то снимая одно, то надевая. – Последняя деталь. На столе банки с водой. Вылей воду за окно. И послушай, что она скажет.

– А вы-то как узнаете?.. – она недоверчиво подняла брови.

Наблюдатель смотрел волком и переминался с ноги на ногу. Молодой. Неопытный. Не понимает, что лучше всё сделать здесь. И обвинить потом спятившую отступницу. Захотела вырезать «уголь» и украсть силу – и почти получилось. Девочка, к сожалению, не выжила. А тварь пришлось добить. Накатанный сценарий. Неужто боится?

Аня подошла к столу и аккуратно взялась за двухлитровую банку. Вода, правда, протухшая, недельной давности, но… Запела тугая струя, рассыпались, ударяясь о смородинные листья, капли, и я крепче сжала рукоять трости, прикрыла глаза. Тихий голос старухи-шепчущей наполнил комнату – застучал по крыше дождевыми каплями, заструился по водосточным трубам звонкими ручейками. Стихийный голос, который я узнаю из миллионов. И я настроилась на его волну, дополняя предупреждение шепчущей своим: «Посмотри на меня. Ни в коем случае не оборачивайся. Ни в коем…»

Но девочка испуганно обернулась на наблюдателя, а он успел сделать только один шаг. Я метнула ему под ноги снятое кольцо, наблюдатель наступил, и комната утонула в короткой охровой вспышке. Я быстро вытянула из трости частичку исцеляющего заклятья – ковылять будет недосуг с полчаса точно. Белый камень мигнул и потускнел. Я подхватилась с дивана, сунув трость под мышку. Аня по-прежнему стояла у стола, судорожно вцепившись в банку.

– Быстро в окно! – велела я. – Тут низко, не расшибёшься. К двери нельзя, там твой приятель в капкане. Жить хочешь? Делай, что говорю. В окно. От крыльца бежишь в лес прямо по тропе и до лысой берёзы. Возле неё колодец. Снимаешь крышку, спускаешься по ступенькам и бежишь дальше. Доберёшься до ступенек – засекай время и жди меня. Не приду через десять минут – поднимайся одна. Это выход в город, на окраине, из подвала заброшенного дома. Да, магический – пространственно-временная ведьма ставила. Выйдешь – прячься. Где хочешь, но не у наблюдателей и не дома. И слушай воду. Спрашивай, где найти Гюрзу. Она тебя в обиду не даст. Запомнила? Повтори.

Девочка бойко повторила и с похвальным рвением выбралась в окно. Коротко ойкнула и зашуршала по жухлой траве, убегая. Уж кого-кого, а послушных исполнителей наблюдатели воспитывать умеют…

Я подняла диванную «створку» и достала кожаный рюкзак с НЗ. Да, пора… Время капкана истекло, и вторая вспышка выплюнула на пыльный пол ссохшееся тело мумии в лохмотьях истлевшей одежды. Закинув на плечи рюкзак, я поворошила тростью тряпки. Конечно, ни документов, ни опознавательных знаков. Безымянный. Паскуда гнилая. Жаль, не допросить и не изучить, рассыплется прахом через минуту-другую…

Легко выбравшись в окно, я обошла вокруг избушки, очерчивая обережный круг, вернулась к той берёзе, из-за которой наблюдала за парочкой, сняла второе кольцо, прошептала наговор и без сожалений метнула в хлипкое строение сгусток огня. И гори эта опостылевшая тюремная жизнь синим пламенем… Наконец-то.

Убегая, я слушала лес, но он об опасности молчал. «Гости» пришли вдвоём, предупреждающий сигнал наблюдатель отправить не успел, а девочка уже послушно забралась в колодец. У нас есть в запасе несколько часов, чтобы замести старые следы и проложить новую тропу. Главное, очень быстро и максимально незаметно выбраться из города.

Я опоздала на три минуты, но Аня никуда не ушла. Смотрела на наручные часы и ждала. Серебристый мох, покрывающий стены подземного коридора, мягко мерцал и озарял настороженную мордашку. И старые, мшистые каменные ступени, ведущие наверх.

– Вы слышали воду! – выпалила она. – Как?.. Кто вы такая?

– Резоннее спросить, кто ты такая, – поправила я, подходя. – И ты – шепчущая. Ведьма с даром стародавних. Слышала о дарах? Чудно. Большинство ведьм не в курсе, что это такое. А твой приятель – безымянный. Безликий убийца на службе у наблюдателей. Они ищут и убивают таких, как ты, со времён охоты на ведьм. И давай без «вы». Зови меня Эфой и забудь про расшаркивания. Не то время. Отойди.

– Но как?.. – Аня посторонилась, пропуская меня вперёд.

– Замещение, – по-прежнему держа трость под мышкой, я ступила на лестницу. – Слышала о таком? Когда отнимается зрение, обостряется слух. У меня отняли активную силу, и после этого обострилось её ощущение у других. Особенно хорошо получается слушать голоса даров, когда они в действии.

Поднявшись, я привычно взялась за ручку и сдвинула крышку люка. В нос ударил мерзкий запах старого подвала – смесь пыли, спёртого воздуха, плесени и кошек. Выбравшись, я сняла с пальца третье кольцо. Аня с испуганным изумлением посмотрела, как меж моих ладоней вспыхивает охровое пламя, и поспешно вылезла из прохода. А я швырнула огонь вниз и вернула на место крышку.

Всё. Первые следы заметены. Я скинула на пол рюкзак, присела и закопалась в свою заначку. Бегать я привыкшая, в отличие, к сожалению, от своего «повода».

– Ты это… без «угля» всё?.. – несмело выдохнула Аня, наблюдая за каждым моим движением.

– Мир соткан из магии, – я вдумчиво перебирала амулеты. – «Уголь» – всего лишь малая её часть. Всего лишь. И по своей сути «уголь» – это рука, которая позволяет ведьме брать и использовать то, до чего она сможет дотянуться и что хватит сил удержать. А как живут люди без рук? – я глянула на девочку-шепчущую и поинтересовалась: – Как мужчины без «углей» колдуют? А нечисть?

Она не нашлась с ответом, и я заключила:

– Есть масса других способов взять необходимое. Надо только думать, экспериментировать и не бояться. И почистить мозги от глупых стереотипов.

Аня помолчала, но хватило её буквально на минуту:

– Это ведь… искусственные «угли»? – и указала на мою трость.

– Да. И, предвосхищая твои вопросы, – снова да. Именно они дают мне силы, необходимые для жизни. Но одного-двух не хватит, нужно штук пять, – я выудила из-под майки ещё два «змеиных глаза» – чёрный и фиолетовый. – Плюс кое-какие ритуалы. А теперь о деле, – я спрятала амулеты-«глаза» и встала: – Ты мне веришь?

– Вода сказала, доверяй. И предупредила, что этот… убить хочет. И никакой он мне не приятель, – добавила она отрывисто. – Он подслушал, как я наставнице про голоса рассказываю, и предложил свозить к отступнице на консультацию.

– Редиска, – прокомментировала я сдержанно, – мир его праху.

Девочка побледнела, но кивнула согласно. Я одобрительно улыбнулась:

– Хорошо держишься. Молодец. Попозже накроет, конечно, но ты стой насмерть. Жизнь дороже. А дары стародавних – бесценны. Шепчущих не было очень давно, больше ста лет, а это важнейший дар, – и посмотрела на неё серьёзно: – Хочешь – верь, хочешь – нет, но я тебя в обиду не дам. И помогу добраться до безопасного места.

– А оно есть? – и снова эта недоверчивость во всём напряжённом существе.

– Есть. Иначе бы всех отступников давно напалмом выжгли. А нас по пятьдесят лет ищут и находят лишь тогда, когда мы сами этого хотим. Когда устаём скрываться. Или здоровье не позволяет. Не сказать, что в нашем убежище легко жить, но там можно пересидеть и перевести дух. Да и подучиться. Близкие остались? Не прощайся. Ты умерла.

– Что?.. – Аня чуть не выронила телефон, который при упоминании о близких достала из внутреннего кармана куртки.

– Ты умерла, – повторила я спокойно, – в той избушке. Подлая отступница убила твоего спутника, выпила твою силу и сожгла останки. Если не хочешь, чтобы к твоим близким пришли палачи, то согласись с моей версией. Да, и твой прах там тоже найдут. И не только твой. В подполе мумий штук пять хранилось – во временном коконе, чтоб не портились. В телах ведьм много остаточной силы, нужной для подзарядки «углей». И водяная тоже была. И я наложила на неё фантом с твоей аурой. Прах неразговорчив, и пока из него вытянут нужное – если вытянут и если хватит умений, – нас будет уже не найти. Отдай телефон, – и смягчила тон: – отдай. Спутниковые сигналы – те же маяки. Так… правильно.

– Что, по себе знаешь? – в её голосе прорезалась горькая, хриплая едкость.

– Да, – я без сожалений грохнула сотовый о крышку люка. – Мои родители до сих пор живы и должности занимают немалые. И это самое простое и верное решение – исчезнуть без следа. Забыть семью, имя и своё прошлое. И появиться спустя много лет в чужом обличье и под дурацким прозвищем. Не спрашивай, почему. Я не обязана выворачивать перед тобой душу. Если хочешь, можешь вернуться, – я сняла очередное кольцо и протянула Ане: – Это телепорт. Работает только на мысли о семье. Одно искреннее желание вернуться – и ты дома.

Она зажмурилась, и где-то наверху медленно закапала вода. Тягуче, с паузами между каплями. И на десятом по счёту «кап» будущая отступница оттолкнула мою руку.

– Папа знает, – сообщила Аня хрипло и уверенно.

– Что ж, надеюсь, он сумеет это знание зашифровать и не проколется, когда спросят, – я вернула кольцо, которое телепортом – жутко ценным и редким заклятьем – не являлось, на место. – А мы – гримируемся и в город, – я потянулась к рюкзаку и сморщилась, когда колено прострелило болью.

Всё, лафа закончилась… Трость вернулась на привычное «опорное» место, и я села на люк, переводя дух и привыкая. Снова и снова привыкая к вредной ломоте в искалеченном суставе. Но да рассиживать некогда – обезболивающее зелье, чтоб сильно не мучиться, и в бега.

– Бери, – я подцепила тростью цепочку амулета. – Это личина. Но прежде подойди-ка… И не обращай внимания на то, что я делаю. Неприятно, но нужно.

Аня послушно встала передо мной, и я, опять вытянув из заначки щепотку силы, деловито обстучала девочку начиная с обуви и заканчивая взъерошенной макушкой. Лёгкие движения трости, и на пол посыпались наблюдательские маяки – мелкими камешками, дорожной пылью, оторванными пуговицами. Напоследок я небольно ткнула её в солнечное сплетение и велела:

– Сплюнь.

Она покраснела и смущённо сплюнула.

– Ещё раз и сильнее. Отвернись, если стесняешься.

Аня отвернулась. Последний маяк упал на пол с металлическим звоном. Я снова обстучала ведьму-шепчущую тростью, поясняя:

– Они же боятся, ваши начальники. Пойдёте к отступницам за информацией для курсовой работы, развесите уши, услышав о могуществе, да сбежите на вольные хлеба. Вот и обвешивают вас маяками, чтобы быстро найти. Всё. Используй личину.

– Я давно умею отводить глаза! – девочка обиделась.

– Отвод глаз – самая большая ошибка начинающих, – я нащупала в гирлянде подвесок нужную. – Профессионалы идут по нему как по явному и яркому следу. Вот, к примеру, выйдут отсюда бабушка и дедушка – и ищейки, просмотрев инфо- и мыслеполе, увидят бабушку и дедушку. Да, подозрительных, но всё же людей. А выйдут отсюда две ведьмы под отводом глаз – и ищейки увидят невнятные силуэты, и эта размытость внешности – как след от кометы и баннер «Ау, мы здесь!» Лучше использовать косметику, парик и костюм, чем отвод глаз.

– Да, но этих дедушек-бабушек тоже найти легко! – горячо возразила Аня. – Любой менталист найдёт за полчаса, просматривая память людей и восстанавливая через неё путь! А отвод глаз…

– Это если бабушка-дедушка, дураки дураками, ринутся к цели по прямой, ни разу не сменив личину и везде показываясь парой, – терпеливо отозвалась я. – А если они завернут в мега-молл, там – в туалет, а выйдут оттуда с получасовым интервалом парнем и девушкой, чтобы разойтись потом в разные стороны? Думаешь, наблюдатели будут метаться по туалетам в поисках необходимого? Нет, они сторонятся скоплений народа: чем больше людей, тем насыщенней поля и тем сложнее обнаружить искомое. Обычно они курят в сторонке и проверяют подозрительное – парочки, бабушек с тросточками, сутулых пареньков… Я не хуже тебя знаю, как работают ищейки. Не один год от них удирала.

– Мы что, разделимся? – испугалась Аня.

– Да, – я аккуратно убрала остальные подвески под майку, к «глазам», – и у тебя есть час, чтобы поработать над осанкой. Выпрямись. Грудь вперёд, плечи назад. Твой следующий облик – фифа на шпильках, готовься. Личина скрывает всё, кроме голоса и походки с осанкой. И меняется каждый час. И истинные мысли, кстати, тоже прячет, насыщая поле вокруг тебя ложными – пенсия низкая, туфли неудобные, парень не звонит и так далее. Но ты всё равно поменьше думай о том, что сбегаешь. И побольше – о соответствующем образу. Или хотя бы о том, что видишь вокруг.

Моя подопечная ссутулилась ещё сильнее, став до того растерянной и жалкой, что я едва не передумала насчёт разделения. Но вовремя напомнила себе, что когда-то у меня дела обстояли не лучше – и ни наставницы не было под рукой, ни защиты, ни плана действий, ни опыта, хотя бы чужого. Выросшая в тепличных условиях, однажды я взорвала своё прошлое, сожгла мосты и ушла куда глаза глядят, имея при себе страх и листок с прозвищем ведьмы-отступницы, жившей где-то в глуши.

– Я справилась, – заметила я негромко, – и ты справишься. Чем ты хуже? Посмотри на меня. Не бойся. И будь добра, подай мне рюкзак.

Она споро присела, дрожащими пальцами застёгивая молнии на рюкзаке. Я оперлась о трость и с трудом встала. Дело к вечеру, а к вечеру, как известно, обостряется всякая гадость. А вторую часть исцеляющего заклятья тратить пока нежелательно. Да и большой нужды нет.

– Мы разойдёмся, но двинемся параллельными курсами, – продолжала я, подставляя свободную руку под лямку. – Если с тобой что-то случится, я пойму и помогу. Ты хоть чему-нибудь боевому обучена? Тёмная или светлая?

– Светлая, – поморщилась Аня, и одно это слово объясняло всё. Боевому не обучена. Вообще.

– Дождь сможешь вызвать?

– Зачем? – удивилась она.

– Он успокаивает, – я улыбнулась. – Вода – твоя стихия. Проще и легче уходить под дождём. Не одна. И старуха-шепчущая подбодрит, поможет и подскажет. И её никто не услышит, ни один телепат или инфомат. И твои следы она смоет. Сможешь? Иди на выход. И надень наконец амулет – пока это невидимость. Личины начнутся позже, в людном месте.

– А ты? – моя подопечная обернулась.

– Приберусь немного, – я вынула из уха нужную серёжку. – Мы тут потоптались… чрезмерно. Пустота – конечно, тот же опознавательный знак, что и отвод глаз, но лучше она, чем наши планы на будущее и твои маяки. Я быстро.

– Тебе их не провести, – вздохнула Аня, отвернувшись.

– Но это не значит, что не стоит попробовать, – я потёрла в руках очередной «боезаряд». – Иначе не узнаешь, получилось или нет. А узнаем мы об этом к завтрашнему утру точно. А если не повезёт – сегодня вечером. Иди.

Снаружи зашелестел дождь – мелкий, сонный, ностальгический. Не мешающий гулять, не загоняющий в дома, не промачивающий одежду, не скрывающий солнце – тёплая, искрящаяся морось укутала безлико-серый город в радужную шаль. Самое то для приятной прогулки по забытым маршрутам отступничества.