Kitobni o'qish: «Жена моего мужа»
Глава 1
Я шла по темному лесу. Дорога вилась между мокрыми стволами деревьев, потом резко свернула влево, и перед глазами предстало довольно большое сельское кладбище. Выглянувшая на мгновение из-за туч тусклая луна выхватила из темноты старые надгробия и кресты. Железные ворота под напором ветра издавали пронзительный скрип.
Я слегка замедлила шаг, чувствуя, как холодок побежал по позвоночнику. Но делать нечего – придется двигаться вперед. Стало совсем темно, ноги разъезжались на глинистой почве, где-то вдалеке заухала сова. Я шла ни жива ни мертва от ужаса.
– Даша, – донеслось откуда-то из-под земли, – Дашутка, иди сюда.
Почти потеряв рассудок, я двинулась на зов.
– Сюда, сюда, – звал голос, – скорей, ко мне.
Наконец, с трудом вытаскивая из липкой грязи ступни, я добралась до свежевырытой ямы, чьей-то будущей могилы, и заглянула внутрь.
На дне в луже лежал мой бывший муж Максим Полянский, почему-то одетый в женский сарафан.
– Дарья, помоги, – прошелестел он и стал тянуть вверх руки.
Оцепенев, я наблюдала, как его предплечья удлиняются, удлиняются и ладонь подбирается к краю могилы…
Ледяная жуть сковала сердце, ноги начали мелко дрожать, из груди вырвался нечеловеческий вопль.
Вдруг все исчезло, и я услышала легкое повизгивание, потом приятная теплая тряпочка пробежала по лицу. Глаза открылись, тело само собой село в кровати.
На постели, отчаянно вертя хвостом, ерзал пит-бультерьер Банди. Очевидно, услышав, что хозяйка орет во сне дурниной, пес вскочил на кровать и принялся лизать мне лицо.
– Спасибо, милый, – пробормотала я, – надо же, какой кошмар приснился!
Будильник показывал ровно восемь утра, по моим понятиям – несусветная рань. Открыв тумбочку, я нашарила любимые «Голуаз» и с опаской закурила. И сын, и дочь, и невестка категорически запрещают дымить в постели. Но моя спальня расположена в правом крыле второго этажа нашего дома, а их комнаты – в левом. Авось не унюхают. И притом, надо же успокоиться, экая чушь привиделась.
Я вылезла из-под тепленького пухового одеяла и подошла к окну. Наш сад цвел буйным июньским цветом. На небе ни облачка, солнышко уже припекает. День обещает быть чудесным.
Но страшный сон не выходил из головы. Совершенно не верю во всякую чепуху типа предчувствий, но мне никогда ничего не снится. Тем более Максим.
Полянский был вторым в череде моих четверых мужей, и прожили мы всего ничего – около двух лет. В то далекое время Максим походил на молодого Есенина – белокурый, с ясной улыбкой. Характером Макс обладал замечательным. Никогда не сердился, ел все подряд, не обращал внимания на отсутствие чистых рубашек и носков, не пил и практически всегда находился в хорошем настроении. Жить бы нам да радоваться, но и на солнце обнаруживаются пятна. У Максима их оказалось два – патологическая, невероятная любовь к дамскому полу и дорогая мама Нина Андреевна.
Возможно, я когда-нибудь и смогла бы привыкнуть к бесконечной череде постоянно меняющихся любовниц! Хотя появление мужа около часу ночи с виновато бегающими глазами не радовало.
– Дусик, – раскаивался супруг, целуя меня в лоб, – Дусик, люблю тебя больше всех, а это так, для вдохновения.
И он быстренько бежал в ванную, распространяя запах чужих духов. Беда состояла в том, что Макс походил на Есенина не только внешне, муж тоже пописывал стишки и даже выпустил небольшой сборничек. Поэтическая натура требовала постоянной подпитки, отсюда – бесконечные романы и любовные приключения.
Но если с батальонами дам сердца еще можно было примириться, то любимая свекровь – это то, перед чем я спасовала.
Забыть ее первый визит ко мне в гости невозможно. Обитала я тогда в Медведкове, в двухкомнатной «распашонке», с кухней-«мыльницей».
Нина Андреевна сняла сапоги, протянула Максу пальто и радостно сказала будущей невестке:
– Как у вас мило! Мне нравится, когда люди не гоняются за красотой и уютом, не делают фетиша из домашнего хозяйства, а просто живут, как живется.
Я вздрогнула. Накануне три часа драила «хрущобу», чтобы понравиться предполагаемой свекрови. Нина Андреевна присела к столу и принялась расхваливать угощение:
– Тортик! Великолепно, давно не ела ничего готового. Просто надоело: как придешь куда-нибудь, все домашнее подсовывают – пирожки, кулебяки… А у вас покупное, чудесно! Правильно, деточка, нечего с молодых ногтей в домохозяйку превращаться.
– Но, мама, – завел Макс.
– Замолчи, замолчи, – велела свекровушка. – Не позволю обижать Дашу, всегда стану на ее сторону, даже если она и чуть-чуть не права.
Вот так! После свадьбы я с маленьким сыном Аркадием переселилась в необъятные генеральские хоромы на улице Воронова. Потекла семейная жизнь, закончившаяся через два года нашим с Кешкой поспешным бегством назад, в Медведково.
Улепетывали в одиннадцать ночи, пользуясь тем, что Нина Андреевна легла спать, а Макс загулял с очередной дамой. У меня в руках покачивался чемоданчик с немудреными вещичками, Кешка, отдуваясь, тащил в корзинке огромного и тяжеленного кота Себастьяна. Мы не претендовали ни на какое совместно нажитое имущество, польстились только на кота.
Потом Нина Андреевна несколько месяцев звонила мне, призывая вернуться. Но Макс вскоре женился на Люське, и общение прекратилось. Правда, бывший супруг никогда не забывает поздравить меня с Новым годом, днем рождения и 8 Марта. На самом деле он милый, но общаться с ним лучше издалека, в качестве подруги, а не жены.
Я завернулась в халат и пошлепала на первый этаж в столовую. Сколько же лет прошло со дня развода с Полянским? Страшно сказать! Так долго не живут! И за это время с нами со всеми произошло много удивительных метаморфоз.
В середине 80-х моя ближайшая подруга Наташка очутилась после развода буквально на улице. Мы тогда вместе работали в заштатном техническом вузе на никому не нужной там кафедре иностранных языков. Я вталкивала в тупые головы студентов начатки французской грамматики, а Наталья трудилась лаборанткой. Бедная подруга спала несколько ночей на кафедре, раскладывая после ухода сотрудников диван. Узнав об этом, я моментально забрала ее к себе в «распашонку». Так и стали жить все вместе – Наташка, Аркадий, моя дочка Маша, собачка дворянских кровей по кличке Снапик, кошка Клеопатра, морская свинка Патрик, хомяк Фома и ваша покорная слуга. Кушать хотели все, в особенности Фома, в негодовании трясший свою коробку, когда задерживался ужин. Зарабатывали мы с Натальей, как сейчас помню, двести рублей на двоих. Поэтому по вечерам я носилась по частным урокам, сшибая полтора рубля за час.
Так и жить бы нам в нищете, но в самом начале 90-х Наталья встретила француза и вышла за него замуж. Из голодранки она превратилась в баронессу Макмайер. Естественно, что вся семья отправилась в Париж. Но счастье подруги оказалось недолгим. Жана Макмайера, мужа Натальи, убили, и подруга внезапно трансформировалась в ошеломляюще богатую вдову. Теперь ей принадлежали отлично налаженный бизнес, крупное состояние, коллекция уникальных картин и дом в предместье Парижа.
Мы поселились в столице моды. Но ностальгия – смертельная болезнь, и члены семьи принялись ломать головы, как бы так устроиться, чтобы жить и во Франции, и в России…
Но тут грянули перемены. Разрешили двойное гражданство. Теперь мы не боимся ничего, потому что каждый имеет на руках два паспорта – красный, российский, и синий, французский. Не страшны и экономические кризисы – капиталы размещены во Французской Республике, в России только счет, через который переводим средства. Вот так и живем – полгода тут, полгода там, на два дома, на две страны.
А дом у нас теперь большой. Двухэтажный кирпичный особняк в поселке Ложкино. В здании комнат двадцать, но это не так много, если учесть, сколько человек там проживает.
Значит, так. Старший сын Аркадий, его жена Оля и двое близнецов – Анька и Ванька. Потом тринадцатилетняя Маруся, следом я и Наташка. На первом этаже разместились домработница Ирка, кухарка Катя и няня близнецов Серафима Ивановна. По бесконечным коридорам носится тьма животных: пит-буль Банди, ротвейлер Снап, пуделиха Черри, английский мопс Хуч, кошки Клеопатра и Фифина, йоркширская терьерица Жюли. Иногда к ним присоединяются удравшие из клеток попугай Коко и морские свинки Морис, Жюстина и Патрик. Частенько приезжают в гости родственники и друзья со всех концов России. Так что, если рассудить, двадцать комнат – это еще мало.
Получив несметное состояние, мы разом превратились в «новых русских», правда, со старыми замашками. Все пытаемся работать и учиться. Аркашка окончил юридический и стал адвокатом. Ольга, имеющая дома кличку Зайчик, преодолевает иняз, Маня пока ходит в лицей, но одновременно посещает и Ветеринарную академию, готовится стать «собачьим доктором». Еще она пишет маслом жуткие картины, почему-то моментально продающиеся. Наталья ударилась в писательство, создает любовные романы. Причем издают ее невероятными тиражами. Закончив очередной шедевр, подруга несет мне рукопись. И приходится, скрежеща зубами, читать «Страсть под луной» или «Таинственного любовника». Ненавижу подобную литературу! Мое сердце безраздельно отдано криминальным историям. Пару раз приходилось самой распутывать сложные дела! Охотней всего работала бы частным детективом.
Дома у нас все, кроме меня, встают рано. Поэтому когда в половине девятого я спустилась в столовую, там обнаружился только Кеша, в спешке допивавший утренний кофе. Зайка и Машка уже уехали учиться, а из-под двери Наташкиного кабинета немилосердно дуло. Подруга вчера улетела в Париж.
– Мать, – удивился сынок, – какая тебя муха укусила? Может, заболела? Чего вскочила в такую рань?
Я пожала плечами:
– Спать расхотелось, и настроение паршивое.
Тут зазвонил телефон, причем не Аркашкин мобильный, а стационарный аппарат. Очень странно, кто это беспокоит в полдевятого?
– Даша, – прозвучало в трубке, – узнаешь?
Ну надо же. Словно продолжением дурного сна из мембраны рвался голос Максима:
– Дарья, помоги. Кроме тебя, позвонить некому. Прошу, не бросай маму, одна осталась. Ей очень тяжело. Будь человеком, не покидай старуху!
В ухо понеслись гудки отбоя. Я в обалдении уставилась на аппарат. Мне это снится? Или Макс и правда только что звонил?
– Да что случилось? – недоумевал Кешка.
– Помнишь Макса Полянского?
– Второго мужа? Смутно.
Я рассказала Аркашке про сон и про звонок.
– Господи, – засмеялся сынуля, – небось напился и несет невесть что.
Напился? Во вторник, в полдевятого утра? Насколько помню, Макс не любил спиртного. Хотя люди меняются. И почему это Нина Андреевна одна? А Вероника, седьмая жена Максима? Они жили вместе почти пять лет, и, кажется, вполне мирно! Что там случилось?
Я выхватила телефон и набрала полузабытый номер на улице Воронова. Трубку долго не снимали, наконец где-то вдали прошелестел дрожащий старческий голосок:
– Алло.
– Позовите Нину Андреевну.
– Слушаю.
Я оторопела. Бывшая свекровь всю жизнь разговаривает бодрым, просто пионерским тоном. Малознакомые люди часто говорят ей: «Деточка, позови маму».
– Нина Андреевна, это Даша, бывшая жена Макса, что у вас случилось?
Воцарилась тишина. Потом робкий голосок вновь прошелестел:
– Дашута, горе, несчастье, беда.
– Да что произошло?
– Макс в тюрьме.
– Как? А где Вероника?
Свекровь помялась и заплакала, сквозь всхлипывания я с трудом разобрала невероятную информацию:
– Нику убили, застрелили.
– Кто?
– Макс.
Я чуть не села мимо кресла. Старуха продолжала захлебываться слезами, и разобрать ее слова было невозможно.
Я заметалась по комнате. Немедленно еду к Полянским.
Глава 2
К дому на улице Воронова добралась около десяти. Давно не приходилось бывать в этом районе, а семиэтажное здание с колоннами все такое же. Правда, теперь выкрашено серой краской да на фасаде прибавилось мемориальных досок. Здание принадлежало Министерству обороны, и на каждом этаже жило по три генерала, а то и маршала.
Огромный мраморный холл с бабулькой-лифтершей сразу навеял не лучшие воспоминания, вот дверь со знакомым номером «7». Я принялась жать на звонок. Изнутри не доносилось ни звука. Наконец звякнула цепочка, створка двери приотворилась. На пороге появилась незнакомая серенькая старушка в грязноватом халатике. Всклокоченные, судя по всему, давно не мытые волосы стоят дыбом, ноги босые. Что это за чучело и куда подевалась Нина Андреевна?
– Дашенька, – прошептала неизвестная старушонка, – совсем не изменилась, красавица. А у меня какое горе!
Я глядела на бабульку во все глаза. И это моя бывшая свекровь? Бог мой, да раньше она никогда не появлялась из спальни без легкого макияжа и укладки. И когда же с ней произошла подобная метаморфоза? Год тому назад мы столкнулись в театре. Нина Андреевна изумительно выглядела: стройная, с прямой спиной, на неизменных каблуках.
Шаркая разношенными тапками, свекровь повела меня внутрь необъятной квартиры. Я снова испытала шок. Здесь не осталось ничего, что напоминало бы гигантские шестикомнатные апартаменты, где протекала наша недолгая семейная жизнь с Максом. В квартире явно сделали капитальный ремонт. Потемневший пол заменили наборным паркетом, стены выкрасили в белый цвет, вместо дверей – арки. Между кухней и бывшей комнатой Аркашки сломали перегородку, превратив место приготовления пищи в более чем тридцатиметровое помещение. Кругом ковры, зеркала, бронза и кожаная мебель. Интересно, откуда у Макса деньги?
Насколько помню, раньше супруг не хотел и не умел зарабатывать.
Нина Андреевна позвякала чайничком.
– Наверное, кофе хочешь? Но он, к сожалению, закончился, впрочем, чай и сахар тоже.
Она села на табуретку, подперла морщинистую щеку сухой ручкой и безнадежно заплакала. У меня защемило сердце. Так скулит на морозе маленькая бездомная собачка, поджимая замерзшие лапки. Раньше никогда не видела свекровь в слезах!
Я подошла к холодильнику и распахнула дверцу. На верхней полке скучал пол-литровый пакет кефира, больше ничего.
– Да объясните наконец, что произошло.
Нина Андреевна утерлась кухонным полотенцем и сообщила невероятные вести.
Оказывается, в начале девяностых Максим разительно переменился. Если раньше он день-деньской полеживал на кровати, пописывая вирши, то теперь спешно кинулся искать работу. В огне повышения цен сгорели все накопления, сделанные запасливым отцом-генералом. Все сто восемьдесят тысяч рублей – столько денег лежало у них с матерью на сберкнижке до того момента, как сбережения начали стремительно обесцениваться. Такой суммы при коммунистах хватило бы на три жизни, и Максим мог позволить себе выбрать профессию поэта.
Но в 92-м году они с матерью уже жили только на ее копеечную пенсию. Не привыкшие отказывать себе ни в чем, тратили пособие, едва успев отойти от окошка. Потом начали продавать вещи. В общем, жизнь показала зубы. Сначала ушла к другому жена Лена, затем кончились драгоценности матери. И наконец настал момент, когда Нина Андреевна пошла собирать бутылки.
Этого Макс не вынес. Мать он обожает. Мужик призадумался и решил заняться бизнесом. После нескольких бессонных ночей нащупал свою стезю.
В столицу в то время совсем не поступали яйца. Москвичи приносили друг другу в подарок по яичку. Впрочем, тогда не было ничего. Это из тех лет шутка: «Если в гостях вымыли руки с мылом, чай пьете без сахара». Так что в принципе можно было начать торговать чем угодно. Но Максу запали в душу куриные яйца.
Сначала он взял у приятеля машину, съездил в деревню Глебово, где расположена птицефабрика, и привез назад 1000 штук, купленных по оптовой цене. На следующий день встал у метро и продал их за… двадцать минут. Дальше понеслось как в сказке. Купил 2000, 3000, 4000… Бизнес завертелся. Конечно, не без шероховатостей. Пару раз наезжали бандиты и милиционеры. Но у Макса открылся настоящий талант продавца и дипломата. К 1995-му все проблемы были улажены. Покой оберегала «крыша», получавшая неплохой процент. Милиция тоже имела свой сладкий кусок. Макс начал нанимать продавцов, в основном беспаспортных украинок и белорусок. Дальше – больше: открыл офис и монополизировал рынок. На сегодняшний день ни одно куриное яйцо в Москве нельзя продать или купить, минуя Макса. Несколько раз конкуренты пробовали завезти в столицу яйца из Польши, но попытки закончились неудачно. Приехавшие братки просто переколотили «левый» товар, пригрозив хозяевам. Другие не рисковали.
Наверное, свяжись он с водкой или бензином, дела не пошли бы так успешно. Слишком уж лакомый кусок данные «продукты». А яйца! В криминальной среде этот товар считался чем-то несерьезным, даже смешным. К тому же еще и очень неудобным – быстро портится, бьется и часто неаккуратно выглядит. Среди торговцев и криминалитета Полянский получил кличку Желток.
В 95-м мужик превратился в богатого человека, имевшего все внешние признаки финансового благополучия: навороченный джип, дом в Подмосковье, сотовый телефон, золотая цепь на шее и дорогие часы. Два раза в год он ездил отдыхать в Таиланд и на Багамы в обществе своей мамы. Нина Андреевна вновь обвесилась драгоценностями. В родительской квартире осуществили гигантский ремонт, превратив темноватые, запущенные комнаты в сверкающие залы.
В ноябре 94-го Макс председательствовал в жюри конкурса красоты, на организацию которого пошло немало «яичных» денег. Любовь Полянского к бабам не имеет предела, поэтому созерцание полуголых красавиц доставляло Максу огромное удовольствие.
Победительница Вероника Медведева, получая из рук председателя приз, шепнула:
– Обожаю вас.
Полянский растаял. Красотка глядела на него в упор огромными карими глазами, невинно хлопая ресницами. Вблизи девчонка оказалась еще лучше, чем со сцены. Естественно, Макс позвал «мисску» в ресторан. В январе 95-го сыграли шумную свадьбу.
Вероника мечтала об артистической карьере, поэтому летом Макс спонсировал художественный фильм «Лебединая песня». Лента получилась так себе, но хорошо подмазанные критики дали в прессе ряд благожелательных статей о главной героине. Потом Вероника получила роль в телесериале «Наши друзья». Смотреть эту нудятину оказалось просто невозможно, но почти два месяца госпожа Полянская каждый день появлялась на телеэкране, старательно изображая целомудренную девушку, на голову которой отчаянно сыпались несчастья. После завершения сериала Вероника велела звать себя Николеттой и загордилась чрезвычайно. Она таскалась вечерами и ночами по бесконечным тусовкам, участвовала в шумных скандалах, иногда напиваясь до поросячьего визга. К «актрисе» наконец пришла известность. Бульварные газеты со смаком описывали ее бесконечные подвиги. То Полянская подожгла скатерть в ресторане, обнаружив, что ее обсчитали, то на предельной скорости удирала по Минскому шоссе от гаишников, то появлялась на вечеринке в черном платье под горлышко спереди при фактически полном отсутствии материи сзади – короче, всего не перечислить.
Не знаю, как относился к подобным чудачествам Макс, но Нина Андреевна говорила о невестке, брезгливо поджимая губы:
– Совершенно ненормальная девица. Изумительно хороша, лицо мадонны, да и только. Но ты бы послушала, как она ругалась матом! Дымила все время вонючими сигаретами и звала меня Нинель. Представляешь, 23 февраля зашел Олег Сергеевич помянуть папу, так Вероника принимала наравне с ним и в результате перепила старика.
Я хихикнула. По прежним временам бравый генерал Ковтун, не морщась, брал на грудь по полтора литра водки. Сейчас, наверное, слегка снизил планку, но все еще боец. Ай да Вероника, представляю, как Олег Сергеевич сконфузился.
– Что тебя так рассмешило? – властно сказала свекровь, в ней на минуту проснулась прежняя Нина Андреевна. – Ведь знаешь, как отношусь к женам Максима – прощаю все и всегда на их стороне. Но Ника – исчадие ада! И надо же, чтобы они прожили столько лет!
Но в конце 98-го Полянскому, очевидно, надоели бесконечные скандалы и истерики, потому что он завел себе любовницу. Романы случались у мужчины и в прежние года, он просто не мог существовать без кобелирования. Но в ноябре прошлого года появилась настоящая страсть. Студентка 3-го курса мехмата Яна Соколова. Девчонке едва исполнилось двадцать, Макса, как всегда, тянуло к молоденьким. Вероника как раз начала сниматься в следующей картине, и муженек с головой ухнул в новую любовь. Студентка оказалась полной противоположностью Нике – тихая, спокойная, умненькая и рассудительная. Но, к сожалению, внешне пассия походила на больную мышь. Серенькие волосики, тусклые глазки, бесцветные щеки и губы. Очевидно, Макс перекушал сладкого, и его организм потребовал кисленького.
Трагедия произошла в первых числах июня. Пятого вечером Вероника неожиданно осталась дома. Более того, принесла огромный торт и позвала свекровь пить чай. Нина Андреевна, обожающая пирожные, от души наелась бисквита. Через какое-то время старуху неудержимо потянуло ко сну, и она бухнулась в кровать, не дожидаясь любимой программы «Время». Макс якобы проводил какое-то совещание.
Проснулась Нина Андреевна поздно, около двенадцати. Придерживая почему-то отчаянно болевшую голову, женщина двинулась на кухню. Сначала ей показалось, что дома никого нет. Потом она увидела в холле сумку Вероники, ее плащ и разбросанные по полу туфли. Дверь в спальню невестки была открытой. Свекровь заглянула и констатировала, что Ника преспокойненько спит, закрывшись с головой одеялом. С кровати свешивалась голая нога.
Ничего особенного в такой ситуации не было. Актриса могла проплясать до утра, а после обычно отсыпалась. На кухне на столе обнаружилась пепельница, полная окурков «Мальборо», и Нина Андреевна поняла, что Макс ночевал дома.
Вытряхнув бычки, свекровь принялась хлопотать по хозяйству. Но тут позвонил телефон. На другом конце провода оказался страшно злой режиссер Мотылев. Оказывается, Нику ждали к полудню на съемки. Нина Андреевна позвала невестку, та не откликалась.
Недоумевая, женщина дошла до спальни и крикнула во всю мочь:
– Николетта, вставай!
Вероника, обычно просыпавшаяся от полета мухи, продолжала лежать неподвижно. Обозленная свекровь ринулась к кровати и сдернула одеяло. Увиденное запечатлелось в ее мозгу на всю жизнь.
По шелковой черной наволочке разметались короткие рыжие пряди. Несколько дней тому назад Вероника остригла роскошные белокурые локоны и выкрасилась в цвет взбесившейся лисицы. Сейчас же волосы показались Нине Андреевне багровыми. Они и впрямь были темно-красными, потому что вместо прекрасного лица зияло жуткое месиво. Кровь залила все кругом – белье, одеяло, прозрачную ночную сорочку. Бурой коркой покрылись шея и грудь несчастной.
Нина Андреевна в остолбенении застыла, сжимая в руках телефонную трубку, из которой доносился гневный голос Мотылева. Тут хлопнула входная дверь, пришел радостный Макс. Под мышкой он тащил огромную коробку конфет «Вишня в шоколаде». Быстрым шагом Полянский зашел в спальню жены и… упал в обморок. Эксперт потом собирал по всем углам рассыпавшиеся шоколадки.
Не потерявшая до конца присутствия духа, мать немедленно вызвала «Скорую помощь». Врач брезгливо глянул на то, что осталось от красавицы Вероники, и немедля обратился в милицию. Вскоре прибыли оперативники. Страшная машина расследования медленно заворочалась, скрипя шестеренками. Мгновенно Макса арестовали, обвинив в убийстве жены. Мужика сволокли в Бутырскую тюрьму. Каким-то образом, беспокоясь за мать, он ухитрился через несколько дней позвонить мне.
За несколько ночей, прошедших после ареста сына, Нина Андреевна постарела на двадцать лет. К тому же она осталась без копейки. На все счета моментально наложили арест. Старых приятелей Макс растерял, а новые, прослышав про неприятности Желтка, предпочли забыть его телефон.
– Надо нанять адвоката, – сообщила я.
– Деточка, – всхлипнула свекровь, – все зря. Это он убил бедняжку.
– Откуда такая уверенность?
– Полно свидетелей, видевших, как Максим возвращался домой около двенадцати. Его заметила лифтерша, двое соседей. Правда, сын утверждает, что не ночевал дома, лепетал какую-то ерунду про беспробудный сон. Но это так глупо. И потом, я видела окурки, а «Мальборо» курит только он.
– Рассказали милиционерам про пепельницу?
– Нет.
– Чудно – одной уликой меньше, но все равно нужен адвокат, – повторила я в задумчивости.
Нина Андреевна с надеждой уставилась на меня. Следовало действовать решительно.
Сначала я понеслась в ближайший супермаркет и до отказа набила холодильник старушки едой. Потом, велев ждать новостей, поехала домой. Следовало подключить Аркадия. По дороге, естественно, попала в пробку. Стоя в бесконечной очереди на Садовом кольце, никак не могла избавиться от мысли: зачем было Максу убивать Веронику?
Девушка стала его седьмой женой. С предыдущими супругами Макс развелся вполне мирно, более того, ухитрился сохранить со всеми приятельские отношения. Он никогда не был жадным или злопамятным и с готовностью помогал «бывшим». Во всяком случае, когда я в конце мая 1983 года сломала ногу, а Наташка заболела корью, Полянские взяли Аркашку на все лето к себе на дачу. Нина Андреевна возилась три месяца с мальчишкой, ни разу не пожаловавшись на его шкодный характер. Следует добавить, что к тому моменту мы уже были давно в разводе и Аркадий не сын Макса.
И еще – Полянский самозабвенно любит женщин. Любая дама, даже страшная, как атомная война, получает от него вполне искренние комплименты. Молоденьких он обожает, дамами средних лет восхищается, старушек почтительно выслушивает. Его практически невозможно вывести из себя.
Макс из той редкой категории мужчин, которые замечают цвет платья и тон помады. По вечерам он может по десять минут возиться с занавесками – складки на гардинах должны спадать красиво. Сахарница всегда стоит посередине стола, потому что сбоку не смотрится, полотенца в ванной выравниваются чуть ли не по линеечке. Вид колготок, забытых на кровати, ранит Макса, как нож. Он органически не переносит надколотой посуды и мятых кухонных тряпок. Всю жизнь Полянский окружает себя красивыми вещами. Ну не способен он пить чай из эмалированной кружки и есть картошку со сковородки!
Макс никогда не выстрелит жене в лицо. Скорее всего предпочтет решить проблему привычным путем – даст денег, купит квартиру… Ну, предположим, все-таки замыслил убить! Схватится за пистолет? Да никогда. Вероятнее всего, отравит, потом уложит аккуратно в кровати, закроет покрывалом, разгладит складки… Все должно выглядеть красиво. Есть еще один момент. Бывший супруг совершенно не выносит вида крови. Бедолага всегда брился только электробритвой, чтобы не дай бог не порезаться. Однажды Кеша разбил коленку, а Макс упал в обморок.
И такой человек хладнокровно выстрелил в лицо спящей жене-красавице? Потом кое-как натянул на фонтанирующую кровью рану одеяло и ушел? Ни за что не поверю. Что-то здесь не так.
