Kitobni o'qish: «Град художников»
Пролог
Её имя не смеют произносить вслух.
У нее много связей, но нет ни друзей, ни любовников.
Она не доверяет никому.
Искренность – для слабаков. А она не слабак.
Она презирает мужчин.
Она носит черную вуаль и длинные, выше локтя, перчатки. Без них ее не видел никто, даже личный врач.
Никто не видел ее слёз.
Никто не слышал ее смеха.
Никто не знает, как она стала одним из самых влиятельных людей в Сити.
1
«Говорят, в Сити женщине, желающей власти, путь либо в жены влиятельных мужчин, либо в проститутки. Но раздвигать ноги перед ними— не мое. Однажды я услышала от одного уважаемого человека, что мужчин привлекают тайны, а не отверстие между ног. Мне есть что им предложить", – самодовольно размышляла женщина в черной вуали, паркуя красный Кадиллак возле ресторана.
Это был обычный вечер и обычный ужин. Она никого не ждала. Ни с кем не договаривалась о встрече. Единственное, что она предчувствовала – по цветным пятнам по краям зрения – сегодня ее ждет приступ мигрени.
Однако в Сити, где каждый день все друг друга подставляют и предают, где убийства происходят чаще, чем приходят поезда на старый вокзал, никогда нельзя быть уверенным в том, что ты сможешь спокойно поужинать.
В ресторане "Семь грехов" в тот вечер было людно. Центр большого города. Вечер пятницы.
В это время всегда много людей. Много уставших после рабочей недели. Много бездельников и прожигателей жизни.
Сигаретный дым белыми струйками поднимался к высокому сводчатому потолку, чтобы заблудиться в лепнине и остаться в углублениях жёлтым налетом. Он заползал в носы всех присутствующих гостей и завсегдатаев, порождая воспоминания о более спокойных временах.
На помосте для музыкантов играли джаз. Саксофон и фортепиано сплетали мелодии, подталкивая друг друга, перебивая, стараясь выйти на первый план.
Между столиками, каждый из которых произведение искусства резьбы по дереву, сновали бойкие официантки в кружевных передниках и с одинаковыми причёсками. Владелец ресторана будто хотел напомнить, что личность ничего не значит в Сити – тебе нужно быть частью группы, чтобы выжить.
Женщина в черной вуали могла бы с ним поспорить. Но ей, как всегда, было не до этого. Она сидела за угловым столиком у высокого окна, пила кофе и читала газету. Возле чашки лежала серебряная зажигалка, но женщина не курила. Она не снимала длинные черные перчатки и фетровую шляпку даже несмотря на то, что в ресторане было жарко. Ну да кого этим удивишь в век модниц, старающихся произвести впечатление на окружающих?
Гомон голосов и сигаретный дым вызывали головную боль, и дама то и дело прикасалась ко лбу. Длинное чёрное платье сложного кроя плотно прилегало к телу, а высокий ворот надёжно закрывал шею от посторонних глаз.
Женщина тайком от посторонних глаз приподняла краешек вуали и сделала глоток кофе. Потом перевернула газету на последнюю страницу.
Сводка по событиям недели. Акции, цены на нефть, смерть двух чиновников. Глаза пробегали от строчки к строчке, пока не наткнулись на короткую запись: «В Граде художников планируется отключение водоснабжения в связи с неуплатой».
Тонкие брови сошлись на переносице, а глаза сощурились в щелки. Женщина постучала пальцами по столу – из-за перчаток стук походил на то, как кошка дерется лапами.
– Я присяду?
Она оторвалась от чтения и подняла глаза. Не дожидаясь приглашения, верткий молодой человек плюхнулся в кресло напротив нее, достал пистолет с глушителем и направил его женщине в живот.
– И что все это значит? – о ее взгляд можно было точить ножи.
– А то, – оскалился парень, – что если ты пошевелишься, то я прострелю твои кишки и ты умрёшь в мучениях.
Женщина закатила глаза и спросила, будто разговаривала с клиническим идиотом:
– Это понял бы и дурак. Что конкретно тебе нужно?
– Меня послал Гровер Дуайт, – важно сказал молодой человек. – Надеюсь, тебе знакомо это имя.
– Да уж знакомо, – поморщилась женщина и сделала ещё глоток кофе.
Рука парня дернулась, но на спусковой крючок он не нажал. Женщина была уверена, что он даже не снял пистолет с предохранителя. Пока.
– Он, кстати, мог бы присылать и более вежливых людей, если надеется на продуктивный диалог, – заметила она, отставляя чашку в сторону. – Может, ты уберешь свою пушку и покуришь? А то уже лицо пошло пятнами. Да и вообще ты выглядишь глупо. С таким пистолетом против хрупкой безоружной женщины.
Молодой мужчина неуверенно передернул плечами, огляделся по сторонам и положил оружие на стол, укрыв салфеткой. Вытащил из внутреннего кармана пиджака портсигар и достал коричневую сигарету.
– Уже лучше, – сказала женщина и протянула руку с зажигалкой к кончику сигареты.
Щелк. Щелк. Щелк-щелк-щелк.
– Зараза.
Она встряхнула зажигалку и бросила взгляд на улицу, где была припаркована ее машина.
– Кажется, закончилась, – женщина развела руками. – Впрочем, не думаю, что она нам ещё понадобится.
Хлопнула дверь. Сквозняк ворвался в зал и опрокинул чучело косули. У входа в ресторан взвизгнула женщина. С металлическим лязгом упал поднос и разбилось стекло. Радостный гомон подвыпивших людей стих. Музыканты исполнили фальшивую ноту и умолкли. А потом послышался топот ног.
Верткий нахал неосмотрительно обернулся. Женщина в вуали воспользовалась этим и завладела пистолетом. Тут же сняла его с предохранителя и направила на парня. А он даже не заметил этого, ведь в его сторону мчались два здоровых рычащих пса. Они затормозили возле их столика, заставив парня сжаться в беспомощный комок.
– Сидеть, – скомандовала женщина.
Под зажигалкой был замаскирован ультразвуковой кликер. Код из последовательности пяти щелчков призвал двух доберманов.
Собаки уселись: одна возле хозяйки, вторая – около нахала. И только тогда он увидел направленный на него пистолет.
– Я… я… – он задыхался от ужаса. – Я просто хотел немного напугать.
– У тебя не получилось, – пожала плечами женщина. – А у меня – да.
– М-м-м… – мерзкий упырь не мог выдавить из себя ни одного членораздельного слова.
– Отправляйся к папочке и передай ему, что меня уже достали его шуточки, – женщинадождалась, пока парень кивнет, и добавила: – Я приеду сегодня поздно вечером.
Молодой человек расслабился, выдавил из себя улыбочку и даже откинулся на спинку кресла.
– Мэм, у вас проблемы? – чернокожий охранник подошёл к их столику и осторожно начал разговор.
– Больше никаких, – ответила женщина, улыбнувшись и вернув предохранитель на место. – Этот наглец решил ограбить меня в разгар вечера. Нелепо, правда?
Парень снова покрылся пятнами и вжался в кресло.
– Передадите его пистолет в полицейский участок?
– Н-но… – попытался возразить наглец, но охранник его оборвал.
– С радостью, мэм.
Она удовлетворенно кивнула, отдала мужчине оружие и жестом отправила пешку Дуайта к папаше. Охранник не подал вида, что что-то происходит против правил и его разумения, и все же сказал:
– Мэм, я обязан вам напомнить, что с собаками в наш ресторан нельзя.
– Я помню, Джим. Больше не повторится. Я оплачу тот заказ, который уронила официантка.
– Нет нужды. Спасибо за понимание.
Он поклонился и ушел к дверям.
Через минуту гул голосов снова вернулся на прежнюю жизнерадостную пятничную ноту. Музыканты заиграли быстрый джаз, а сигаретный дым устремился к потолку.
Женщина в вуали накинула длинное серое пальто, оставила на столе оплату с чаевыми, превышающими заказ в три раза, и вышла с собаками на улицу.
* * *
Красный Кадиллак мчался по ночному шоссе из пригорода в сторону муравейника многоэтажек. Перед мостом, ведущим к элитному району Сити, автомобиль сбросил скорость и свернул на двухполосную дорогу в квартал ютившихся друг к другу серых трех- и пятиэтажек.
Кто-то стёр с некогда нарядного указателя «Град художников» первые две буквы, а во втором слове исправил «д» на «й».
За рулём автомобиля сидела женщина в фетровой шляпке и длинных перчатках. Черная узорчатая вуаль скрывала ее лицо. Только плотно сжатые губы с красной помадой в тон автомобилю проглядывали через сетчатую ткань.
Редкие фонари выхватывали силуэты двух пассажиров на заднем сиденье. На худых шеях с шипастыми ошейниками сидели маленькие головы с узкими черепами и торчащими острыми ушами. Когда они поворачивались в профиль, можно было увидеть длинные пёсьи морды.
Женщина ещё сбросила скорость, чтобы не потерять управление в узких переулках, где тут и там невпопад стояли мусорные баки с распахнутыми крышками, словно рты гигантских жаб. Рев мотора спугнул бродягу, собирающего бутылки. Ещё один бездомный спал на картонке прямо посреди тротуара. Между его ног темнело мокрое пятно. У подъезда с витражной дверью в стиле ар-деко, в которой не осталось ни одного целого стекла, зато застрял добрый десяток пуль, выставили старый диван без подушек, с торчащими наружу пружинами. За ним чумазые дети мучили кошку.
Женщину передёрнуло. Никто не мог и предположить, когда идея квартала художников была впервые представлена городскому совету, что всего через двадцать лет от основания он превратится в клоаку. Что главным продуктом творческой элиты станут безвкусные граффити, разбитые бутылки и потёки мочи по углам. Что председатель Союза художников, в грязной одежде, небритый больше месяца, будет валяться в беспамятстве в одном из тупиков Града, под стеной, разрисованной схематичными изображениями половых органов и исписанной нецензурщиной.
Нет, конечно. Все хотели, как лучше. Построить новый квартал в живописной пойме реки с видом на лес. Выдавать муниципальное жилье творческим людям, обеспечивать их и их семьи всем необходимым. Создать так называемую атмосферу созидания, правильное окружение, в котором будут расти и развиваться художники всех мастей и их дети. Под мудрым и чутким руководством старших и более опытных товарищей.
Все всегда хотят, как лучше. Управление округом передали Союзу художников. Его члены вскоре перегрызлись из-за денег, которых вечно не хватало. Хотя Сити регулярно посылал дотации, оговоренные договором, и часто сверх него.
И, чем больше Сити вбухивал денег в этот проект, тем сильнее становились распри. Пока наконец не произошло то, чем всегда заканчиваются подобные истории, – пришли бандиты и захватили власть, выгнав из высоких кабинетов всех членов союза художников. Подмяли под себя полицию и установили свои порядки.
Так Град оказался на краю пропасти.
Но в настоящий ад его превратили сами творцы.
Именитые художники, скульпторы и писатели заняли лишь четверть квартала. Благородство идеи было в том, чтобы рядом с ними жили и творили начинающие. Но как отличить неопытный талант от посредственности? Последних оказалось намного больше. Они завидовали мастерам. Они объединялись в группировки и терроризировали профессионалов. Забирались в квартиры и устраивали погромы. Резали ножами картины, поджигали холсты и заливали краской эскизы. Ломали печатные машинки и жгли рукописи. Кувалдами разносили в крошку произведения скульптурного искусства. В самом начале ещё можно было их остановить. Но полиция поддерживала вандалов, а руководство Сити отказалось направлять подмогу из своих резервов. Художники художниками, а о своих делах тоже нужно заботиться. Тем более, что Град, не производящий ничего, кроме проблем и бесконечных неоплаченных счетов по оплате электричества и водоснабжения, уже стоял у мэра поперек горла.
Мастера запирались, вооружались, но ничего не могли противопоставить слепой ярости серой массы, да еще и при поддержке так называемых блюстителей порядка. Творить в подобной атмосфере стало невозможно. Пособия едва хватало на самую дешёвую еду. Зато его всегда хватало на алкоголь.
Сити разочаровался не только в собственном проекте, но и во всех творцах.
Кадиллак свернул на подъездную к двухэтажному особняку, в котором когда-то был муниципалитет, и остановился перед высокими воротами из чугунных прутьев с пиками наверху. Они больше подошли бы для кладбища, чем для частного дома, но у его владельца, Гровера Дуайта, было специфическое чувство прекрасного.
Охранники не спешили открывать и переговаривались между собой, хотя не могли не заметить кричаще-красный автомобиль. Придурок Дуайт любит заставлять гостей ждать. Когда твой авторитет зависит от грубой силы, любые методы хороши.
Женщина поставила нейтральную передачу и откинулась в сидении, готовая ждать хоть до рассвета. Собаки переминались с лапы на лапу, но больше не издали ни звука.
«Как же я ненавижу этот город, – стоило остановиться, как уже привычные мысли не заставили себя долго ждать и со всей тяжестью навалились на женщину. – Ненавижу людей. Рядом с ними хочется задержать дыхание, чтобы их смрад не проникал в мозг. Вонь немытого бомжа, наделавшего в штаны, ничем не отличается от вони дорогих сигар, чеснока и гниющих между зубами кусков мяса из пасти Дуайта. Меня знает вся верхушка и Града, и Сити. Со мной советуется сам мэр. А я не могу даже воспрепятствовать отключению водоснабжения тут, в Граде. Ненавижу чувствовать себя беспомощной. Иногда мне кажется, что это тупик, и я никогда ничего не смогу поменять».
Наконец охранники снизошли до того, чтобы увидеть автомобиль. Лязгнули, открываясь, ворота, оторвав женщину в вуали от размышлений. Она перевела рычаг коробки на первую передачу и нажала на газ.
Bepul matn qismi tugad.