Kitobni o'qish: «Нижнебург. Облачная Фабрика»
Глава 1:
Совиная комната
Он взялся костлявыми шишковатыми пальцами за чугунный винтовой кран в стене. Кран-цветок, похожий на те, что бывают в старинных батискафах. Это был единственный способ проникнуть во внешнее ядро Земли, единственный способ добраться до внутреннего.
С противным скрипом дверь отворилась, и он пробрался внутрь. Рослый джентльмен за пятьдесят. Обликом своим он напоминал крота с корявым носом. Его тело было больше яйцевидной головы. На плечи был накинут василькового цвета пиджак с вышитыми золотой нитью голубиными перьями.
Джентльмен-крот оказался внутри огромной сферы. Сфера будто была выдолблена внутри черного пупырчатого камня. По кругу располагался небольшой металлический балкон с чугунной узорчатой оградой, куда выходило еще восемь пронумерованных дверей, не считая той, через которую пробрался сам посетитель. Но самый ценный, самый охраняемый объект комнаты находился посредине.
Каменный шар, раскрасневшийся добела, обмотанный несколькими слоями стальных цепей, с огромным тяжелым замком на боку. Шар этот поддерживали на своих плечах 13 коренастых великанов, атлантов, превосходящих ростом пятиэтажный дом. Они упирались своими мускулистыми ногами в пол, стены и потолок сферы. Казалось, что они пытались раздавить шар своими спинами. Здесь были и мужчины, и женщины, но отличить их друг от друга было невозможно. Все они были горой мышц. Грубые скулы, угловатые губы и узкий разрез глаз, а лица искажены от натуги. Каждый обладал недюжей силой и магической способностью, которая так или иначе была связана с огнём: кипячение, жаркое пламя, землетрясение. И пусть шар смотрелся на фоне великанов баскетбольным мячиком – ноги 13 атлантов подкашивались от тяжести. Внутри сидело что-то и пыталось вырваться на волю. Оно завывало, чертыхалось и скулило. Люди называли это ядром планеты, жители подземного мира – пламенным демоном.
– Борво, Борво, – обратилось существо из шара к одному из атлантов, голос его был шипящим, как капелька воды на раскаленном железе, – что я тебе сделал? Ты же помнишь, как мы играли с тобой в детстве. Я всегда любил тебя больше, чем твоя мать. Я позволял тебе кипятить воду в любом водном источнике: будь то Тихий океан или река Амазонка.
Но атлант, чьё имя было Борво не отозвался на мольбы заключенного.
– Пе́ле – моя любимая дочурка. – не успокаивался он, – ты была моим солнышком. Ты с детства выделялась на фоне остальных. Ты превзошла силой и умом свою мать ВремеНику. Отпусти отца на волю, а?
Атланта Пе́ле проигнорировала сказанное.
– Замолкни, Огневик! – крикнул джентльмен-крот, – всё равно ты никогда не выберешься отсюда. Даже не пытайся. Они все тебя отвергли!
Мимо посетителя со свистом и гулом пронесся огненный ураган. Джентльмен-крот едва успел увернуться. Огненные смерти и воронки-ураганы курсировали туда-сюда по внешнему ядру, помогая атлантам сдерживать пленника.
Попадая во внешнее ядро, джентльмен-крот всегда радовался тому, что жители Подземельного мира лучше переносят перепады давления и температур, чем люди.
Атланты недовольно косились на незваного гостя, но не произнесли ни слова. Между тем посетитель прошелся вдоль чугунной узорчатой ограды и направился к двери под номером четыре – к Совиной комнате.
Совиная комната была самой мрачной и загадочной тайной комнатой Облачной Фабрики. Она внушала страх каждому, кто о ней слышал. Ходили слухи, что она могла поведать обо всех тайнах, мудростях, секретах, ответить на любой вопрос.
Множество правителей, переступивших её порог, она губила, черпая у них жизненные силы. Один заданный вопрос требовал отдать десятилетие. Неопытный посетитель с легкостью оставался валяться на её полу высушенным скелетом.
И пусть за дверьми Совиной комнаты творились жуткие вещи, внешне она напоминала каменную дверь из цельного фиолетового аметиста с огромным рельефом ока посередине. Центральная часть глаза, радужка, сейчас отсутствовала. Она была ключом, впускавшим внутрь, без неё Совиная комната не работала. Этот ключ находился у губернатора Полуночника, который практически никогда с ним не расставался. Украсть ключ считалось невозможным, хотя были в истории Подземельного мира и такие случаи.
Джентльмен-крот суетился возле двери. Он перебирал связку каменных ключей от тайных комнат: берцовая кость из горного хрусталя, янтарный острый как бритва клык, рубиновое сердце… и наконец он, круглый холодный камень цвета бурой крови с золотыми вкраплениями и отверстием посередине. Камень был выпилен точь-в-точь для отверстия радужки.
Джентльмен-крот нервно сглотнул и водрузил камень-радужку на положенное ему место. Он не боялся, что его заметят. Он столько раз проделывал этот трюк, что наловчился выскальзывать из-под пристального наблюдения Стражей мрака, охраны Облачной фабрики.
Камень встал на законное место как влитой и медленно прокрутился вокруг своей оси, словно диск в магнитофоне. Дверь со скрежетом отъехала в сторону, открывая проход.
Совиная комната была залом с высоким сводчатым потолком, обшитым листами бронзы. Кругом стояли фигуры золотых филинов исполинских размеров. Они были так искусно вылиты из металла, что можно было разглядеть каждое перышко, каждое кольцо-засечку на птичьей лапе.
Не успел джентльмен-крот переступить порог комнаты, как она мигом считала его минералистический код. Такой код существовал у каждого. В Подземельном мире любое существо могло распадаться на химические элементы и со сверхзвуковой скоростью, преодолевая все слои Земли, путешествовать из одной точки в другую. Химические элементы зависели от характера и черт личности, и не было ни одного подземельца, у которого они бы повторялись.
Совиная комната уже знала, кто её посетитель.
– Приветству-уху-ю Вас, господин Э., – просипела дверь и открылась вовнутрь, – какой вопрос вы жаждете задать этим у-уху-тром?
Господин Э. негромко хмыкнул, изголодавшейся комнате не терпелось вытянуть жизненные силы из своего посетителя.
Он был одним из первых, чьё состояние, здоровье и положение пострадали из-за выходок Полоза.
Подземельный мир вот уже 260 лет делили между собой два правителя: губернатор ночи и Полоз Сильвер-Голд. До недавнего времени обе части Подземельного мира: Губерния Ночи и царство Полоза не сильно враждовали, мирно сосуществуя. Однако всё испортило похищение дочери Полоза. Событие привело его в ярость. Обвинив в похищении губернатора Полуночника, он поставил ультиматум – вернуть ему дочь или Губернии Ночи придется худо. Угрозы не напугали самовлюбленного губернатора, не знавшего о могучей силе Полоза – притягивать к себе все имеющееся золото. Полоз сосредоточил все золотые жилы в своём царстве. А Губерния Ночи погрязла в голоде, нищете и разбое.
Господин Э. жаждал с этим покончить, однако им управляло не сочувствие, а простая корысть и желание вернуть сокровища, накопленные его дедом, прадедом и прапрадедом.
Перед ним опять предстала Она, вернее Её образ. Серебристые волосы в затейливой причёске, исхудалая фигура, впалые щеки, пепельно-серое лицо. Сквозь бледную кожу просвечивали синие вены. Она выглядела точно также как и за два дня до своей кончины. Несмотря на их брак, он всегда презирал Её, даже после смерти. Он отчётливо помнил, что не проронил ни слезинки. Ему не было ни жалко Её, ни печально. Когда Джованну отравили, он похоронил Её и продолжил жить дальше своей прежней жизнью. С тех пор он созерцал Её, бледную, как смерть, каждый раз как переступал порог Совиной комнаты.
– Как мне лишить Полоза силы?
Господин Э. почувствовал сухость во всем своем теле. Его кожа натянулась как барабан, потеряв свою упругость.
– Никак – ответила комната.
– Что за шутки?! – возмутился он, – Не может быть, чтобы в мире не было ни одного артефакта, не способного усмирить полубога!
– Мож…
Комната на секунду затихла, будто ситуация в мире изменилась всего за секунду.
– Есть один способ. Его можно одолеть с помощью изу-уху-мруда, – чистосердечно ответил образ Джованны без всякой утайки.
– Изумруда… – нервно сглотнул посетитель, – какого изумруда?
– Изу-уху-мруда Малахиты.
Малахита, умевшая повелевать ящерицами и мягкими сортами поделочных камней, входила в совет губернатора пятнадцать лет назад. Эта женщина в летах верой и правдой служила Губернии Ночи до тех пор, пока не была устранена. Не без помощи Господина Э.
– Она мертва, – ответил господин Э., а помедлив задал второй вопрос, – разве нет?
Он почувствовал, как кожа по всему телу зазудела, а местами порвалась, будто сгнившая ткань.
Тайные комнаты Облачной Фабрики обладали особой силой. Ни одна магия не действовала в их стенах, кроме магии самих комнат. Они делились с посетителями своими способностями, забирая взамен силы у тех, кто в них заходил. Одни забирали воспоминания, зайдя во вторые человек забывал эмоции. Совиная же комната лишала вопрошавшего молодости, а впоследствии и жизни.
– Нет, – ответил образ Джованны.
Господин Э. чертыхнулся, осознав глупость своего вопроса, на который можно дать односложный ответ.
– Где находится изумруд?
Горло сковала сухость, в носу защербило. Господин Э. прокашлялся. Кашель вышел чужим, незнакомым и старческим.
– Сейчас он у-уху Малахиты, однако, если её жизни бу-уху-дет что-то у-уху-грожать, она передаст изу-уху-мруд своей преемнице.
– И где сейчас Малахита?
Колени Господина Э. заскрипели. Ноги подкосились. Кости по всему телу стали хрупкими, как фарфор.
– Она скрывается на поверхности, – ответил образ Джованны, намекая на людской мир, который посещался подземельцами редко, – Она у-уху-же не так сильна, как в былые времена. Она откинет концы от одного легкого у-уху-дара по темечку-уху.
У джентльмена-крота была ещё уйма вопросов, но он знал, что следующий его вопрос – решающий для жизни. Он развернулся к образу мёртвой жены спиной, желая покинуть комнату. Однако Совиная комната не отпускала. Она продолжала высасывать из него силы.
Господин Э. с отвращением взглянул на свои морщинистые руки, почерневшие, будто от времени, ногти и осел на пол. Он судорожно глотал воздух ртом, отползая к порогу.
Там в дверном проёме его ожидала девушка в змеиной маске, невероятно высокая и тощая как спица. Смолистые жидкие волосы девушки-спицы были собраны в низкий хвост, а губы изумрудным пятном выделялись на бледной коже. Она хотела было броситься к старику и помочь ему подняться, но тот остановил ее дряблой трясущейся рукой.
– Не подходи! – сухо просипел господин Э. на последнем издыхании.
Девушка-спица нервно закусила руку в кожаной перчатке и наблюдала, как с каждой секундой ползущий на корячках старик становиться всё старше и старше. Она питала к нему теплые чувства и сострадание.
Выбравшись из лап коварной Совиной комнаты, первое, что сделал Господин Э. это отдал дальнейшие распоряжения:
– Собирай ядоязыких, к вечеру Малахита умрёт, передав изумруд. Чтобы завладеть им полностью нужно будет обезвредить её преемницу.
При слове «преемница» в глазах девушки-спицы вспыхнули хищные огни ненависти.
– Даже не думай! – не поднимая глаз сухо сказал Господин Э., – забудь, о своих изощренных методах.
– Как же справедливость?
– Как же твой долг передо мной?
Девушка-спица крепко сжала зубы и кулаки, но возражать не стала. Не услышав более никаких распоряжений, она развернулась на каблуках и отправилась собирать своих наёмников.
Господин Э. тяжело дыша вынул из кармана своего плаща стеклянный бутылек с пилюлями в золотых оболочках и проглотил все содержимое.
Глава 2:
Сто пышек и одна булка
Майя Сазонова зажмурилась и полной грудью вдохнула запах карамельного сиропа и хрустящих круассанов, которыми пропахла вся кондитерская.
Её глаза – два огромных миндальных зерна. Волосы цвета жженой корицы, завязанные по старой детской привычке в два пушистых пучка по бокам. Аккуратные ровные брови с завитушками на концах, как беличьи хвостики. Но главной особенностью Майи были разноцветные глаза. Один – ярко зелёный, словно камень малахит. Другой – выцветший безжизненный и серый. Майя стеснялась этой особенности своих глаз и всегда прятала истинный серый цвет под цветной зеленой линзой.
Майя была обычной шестнадцатилетней девочкой. Правда, с любовью к холодному оружию, но об этом мало кто знал.
Майя всегда и везде таскала с собой два небольших стальных ножа: один нож-бабочку с двумя ручками, другой – небольшой клинок с кривым лезвием и синими камешками на рукоятке. Оружие носят лишь беззащитные или те, кому есть чего бояться.
Девочка даже дала им имена: Колибри и Осколок. Она очень их любила и надеялась, что никогда не пустит в ход. Один из них Осколок она особенно берегла, по словам бабушки, он мог навеки веков скрепить дружбу двух людей.
Сейчас Майя стояла посреди кофейни и ждала, когда девушка за прилавком закончит подсчет мелочи.
Сегодняшнее утро выдалось очень странным. Бабушка Майи Агния Францевна встала в 5:30 утра, закинула несколько своих старых сапог на соседский балкон, полила клюквенным компотом засохший фикус и поджарила на завтрак яичницу со скорлупой. А вот ближе к 10 начала твориться чертовщина. Бабушка высчитывала какие-то уравнения на полях кроссворда, записывая что-то между строчками газеты и постоянно тревожно косилась на свои восемь неработающих холодильников, рядком стоявших вдоль стены.
– Мне нужно сто пышек и одна булка, – заявила внезапно старушка, серьёзно глядя на Майю.
Агния Францевна не любила сладкое, особенно опасалась сахарной пудры. Бабушка не объяснила, зачем ей такое количество сдобы. Она поскорее вытолкнула внучку за дверь, насыпав полные карманы мелочи. Мелочь, как назло, оказалась копейками, будто специально, чтобы Майя задержалась в кофейне подольше.
Майя стыдливо переминалась с ноги на ногу. Девушка за прилавком кондитерской уже десять минут считала переданные Майей монеты.
Кофейня-кондитерская пустовала днем понедельника. Все потенциальные клиенты давно скучали в офисах и с нетерпением ждали завершения рабочего дня.
Время на огромных часах в виде головы медвежонка показывало пять вечера. За столиками сидела всего одна девушка, которая что-то со сверхзвуковой скоростью строчила на ноутбуке. Кофейня называлась «Пекарня плюшевого мишки», а её единственное окно было украшено муляжами заварных пирожных и плюшевыми медвежатами с шерстью медового цвета. Как медведи связаны с кофе оставалось загадкой.
– 1357 рублей 40 копеек…
Для Майи сегодняшний день был наполнен странными эпизодами. С самого утра творилась какая-то чертовщина. Майя взяла с полки пачку овсянки, но в миску высыпалась горсть серебристо-зеленых заостренных чешуек. Майя решила, что ей померещилось спросонья и отправилась умываться. Когда она, вытирая лицо махровым полотенцем, вернулась обратно ни тарелки, ни чешуек уже не было. Зато на столе её ожидал недоеденный вчерашний суп. Агния Францевна предусмотрительно сохранила его с обеда.
С Майей, как и с маленькими детьми, работало волшебное правило: последние двенадцать ложек супа в него не влезали, но место для шоколадных конфет оставалось всегда. Агнии Францевны каждый день пыталась накормить Майю чем-то полезным. Сладкое бабушка не готовила, хотя Майя натыкалась дома на её кулинарные книги, с собственными рецептами выпечки. Попытки накормить внучку бабушка гордо именовала это своим спортом:
– Мне пора олимпийскую медаль вручать, – говорила старушка, когда ей удавалось запихнуть в Майю ложку салата, а девочке было шестнадцать лет.
– Вот как с маленькой, ей богу! – жаловалась Майя, незаметно пытаясь выкинуть котлеты из тарелки за тумбочку. У Агнии Францевны глаза были на затылке. Раздавался недовольное покашливание, и со вздохом внучка отправляла котлету в рот. При этом она морщилась и кривилась.
– Хватит корчиться, я не шеехвата в тебя запихиваю.
– Кого-кого? – заинтересованно спросила Майя, даже забывшись и проглотив кусок котлеты.
– Никого! Драгоценная моя, не задавай глупых вопросов, а то нос отвалиться.
«…Не задавай глупых вопросов, а то нос отвалиться!» – это было любимым ответом Агнии Францевны. А если Майя пыталась расспросить её о родителях, то ответы были абсурдные: «Они купили два билета на Марс в один конец и улетели», «Они исследуют льды Антарктиды в поисках следов существования золотых рыбок», «Они секретные агенты и заговорщики. Плетут козни против правительства» и коронное: «У них носы отвалились. Драгоценная моя, ты котлету доела?».
– 1568 рублей 65 копеек.
Все что Майя знала о своих родителях укладывалось в одну короткую историю, которая то и дело всплывала в её памяти.
Было холодно и морозно. Агния Францевна возвышалась над пылающим кострищем, то и дело подкармливая языки пламени книгами, бумагами, скомканной одеждой и прочими вещами. То и дело старушка носилась в высокий устрашающего вида дом с двумя башнями-ладьями по бокам и возвращалась с новым комком вещей. В огонь летело всё: в том числе и фотографии в стеклянных рамах.
Майя помнила, как потянулась к огню и вытащила одну из таких фотографий. Она не могла сказать, сколько ей было лет и о чем она думала, суя руки в огонь. Но после несколько недель у неё саднило обожжённые руки.
Майя долго хранила эту фотографию. Какой-то смеющейся девушки на фоне огромных острых молочного цвета кристаллов. У девушки были такие же как у Майи волосы цветов жженой корицы, такой же миндальный разрез глаз. Она была точной копией Майи только на двадцать лет старше и с узенькой щербинкой между зубов. Майе нравилось думать, что это портрет её матери. Руки девушки были усеяны мелкими белыми царапинами с синими завитушками внутри, видимо, полученные от карабканья по кристаллам. А внизу значилась дата и подпись «Медея». Медея – наверное, и было её имя.
Кассирша за прилавком кофейни досчитала мелочь. Это оказалась сумма в 1984 рубля, ровно стоимость заказа, будто Агния Францевна подготовила её заранее. Продавщица отдала покупку в огромном темно-коричневом промасленном бумажном пакете.
Майя раскрыла, чтобы вдохнуть запах свежей выпечки, но заглянув внутрь, вскрикнула. Пакет выпал из её рук, а пышки и одинокая булка, словно мячики раскатились по разным углам кофейни. Издали казалось, что из пакета торчит белая кружевная ленточка. Но это была не ленточка. Кружева превращались в ромбовидный узор – бледная высушенная змеиная шкурка. Майя могла сколько угодно верить в галлюцинации и совпадения, но факт оставался фактом, – этот сюрприз оказался в пакете не случайно.
Выслушав множественные извинения продавщицы и получив скидку, кофе на вынос и пакетик тростникового сахара в подарок Майя отправилась домой. Кофе она выкинула сразу за углом. Она терпеть не могла этот напиток взрослых. Всю дорогу Майя пытаясь вспомнить, не говорилось ли в газетах, о побеге пресмыкающихся из зоопарка.
Она завернула за угол дома и углубилась во двор в направлении своей Иллюзорной улицы.
Иллюзорная была самой короткой и незаметной улицей Кировского района. Постоянно шли споры, о том, что она должна прекратить существование. Улицу надлежит замуровать, а подъезды домов перенести на противоположные стороны. Чтобы попасть на Иллюзорную нужно было втискиваться в небольшое пространство между соседними домами-гигантами.
Трёхэтажный дом под номером 8 был последним и почти считался заброшенным. Фасад его был выложен черной глазуревой плиткой, между которой проглядывала белая известка. В круглые оконные проемы цокольного этажа были вставлены витражные стекла, окрашенные в бледно-зеленые и желто-лимонные тона. К тяжелой парадной двери с чугунными тюльпанами на решетке вела небольшая мозаичная лесенка. Мозаика давно облупилась от дождей, но это только придавало дому особый шарм. Дом венчала ломаная алюминиевая крыша-мансарда, из которой торчали кривые каминные трубы, покрытые многолетней копотью.
Дом находился в аварийном состоянии, всех хозяев давно попросили съехать со своих квартир, но Агния Францевна ни в какую не соглашалась это делать. Потому Майя и бабушка были единственными жильцами дома №8.
Майя, не спеша, поднялась по закругленной бронзовой лестнице, покрытой сизым налетом, на мансарду, которую занимала бабушкина квартира.
Агния Францевна никогда не любила замки́ и всегда оставляла дверь слегка приоткрытой. Однако сейчас дверь была распахнута настежь. Зияющая темнота дверного проёма походила на огромную звериную пасть.
– Бабушка, – тихо прошептала Майя, вытаскивая из-за пазухи Колибри и Осколок. Колени девочки подрагивали, пальцы одеревенели, но она покрепче сжала свои ножи и переступила порог квартиры.
Внутри стояла тишина, только из гостиной раздавалось тиканье напольных часов и скрип маятника о разбитую стеклянную дверцу.
В доме Агнии Францевны порядка никогда не было. Но Майя могла отличить, бабушкин «порядок», от хаоса, который творился теперь. Дом был перевернут с ног на голову. Деревянный паркет пробила люстра из искусственного хрусталя. Пол усеян облезлыми посеревшими шкурами змей, в груде мусора зловеще поблескивали изумрудные чешуйки.
Дверцы шкафов были вырваны с корнем, книжные страницы валялись отдельно от корешков, стол заливали чернила, диванные подушки были выпотрошены. Витраж выбит и раскрошен в крошку. Нетронутыми стояли только восемь неработающих бабушкиных холодильников.
Агния Францевна не была ни наследницей английской короны, ни хранила в шкафу оригинал Моны Лизы. Майя отодвинула выдвижной кухонный ящик – почерневшие серебряные ложки были на месте. Драгоценные металлы не интересовали взломщиков.
Агнии Францевны не было нигде. Майя обследовала все комнаты, боясь обнаружить бездыханный труп. Однако в доме было пусто.
На полу валялась перевернутая металлическая коробка из-под конфет, в которой бабушка хранила свои особые пуговицы ручной работы. Она недели тратила на то, чтобы непослушными пальцами и металлическим лобзиком выпилить идеальную выпуклую пуговицу с изображением театральной маски. Затем она долго могла покрывать латунной краской и натирать воском. Бабушка бережно относилась к ним и никогда бы не оставила валяться на полу свои труды.
В коридоре Майя шарахнулась в сторону от старого платяного шкафа. Он всегда пугал её. Огромная человеческая голова с растрепанными деревянными волосами, злыми глазищами и разинутым овальным ртом, в котором находились дверцы шкафа. Дверные ручки были двумя пышными цветами мака. Из шкафа послышался подозрительный скрип и шорох. Майя замахнулась и ударила по нему тупым концом Осколка. Раздался металлический звон по дереву. Девочка убедила себя, что шорох в шкафу – просто упавшее пальто.
Она обошла всё по второму кругу и только сейчас заметила на тумбочке в коридоре рядом с платяным шкафом-головой письмо. Не могло же оно появиться само собой, хотя Майя готова была поклясться, что в первый раз его не было. Большими буквами было выведено «Майе». Завитушка в виде волны у буквы «й», аккуратная петелька заглавной «М» – почерк принадлежал бабушке. Майя хорошо знала её буквы и подписи напоминающие стебли растений и бутоны спящих цветов. Майя распихала свои ножи по карманам и взяла письмо дрожащими руками. Пальцы справились с конвертом только с четвертого раза.
«Драгоценная моя, – от этих слов у Майе защемило сердце, – я никогда не говорила тебе одну вещь. Мы не обычные люди, которые ходят на работу к 9-ти утра, пьют чай с бергамотом и смотрят телевизор на выходных.
Ты не помнишь, но мы сбежали с тобой из Подземельного мира много-много лет назад. Ты тогда была совсем крошкой. Ядоязыкие преследовали нас и хотели убить. Им нужна была от меня одна вещь. Камень особой силы, который ни при каких обстоятельствах не должен попасть к их главарю по прозвищу Господин Э.
На долгое время мы исчезли с их радаров. Но это счастливое время продлилось не долго.
В последний год я вела переписку с Подземельным миром и наладила несколько прочных связей с некоторыми подземельцами.
Отправляйся в Нижнебург – столицу Губернии Ночи, там ты сможешь найти безопасное место. Спустись под землю в метрополитен и садись на последний поезд в сторону юга-запада вагон номер 2-21-18-4… И помни: чем больше погружаешься под землю, тем больше странностей происходит вокруг…»
В конверте было еще что-то твердое размером с грецкий орех с острыми гранёными краями, но Майе было некогда разглядывать.
И, конечно, на своем обычном месте лежало три свертка перевязанных грубой бечёвкой. Откуда эти свертки берутся в один и тот же день – было для Майи загадкой. Возникали бы они в день рождение было бы понятно, но для Майи Сазоновой 16 августа был обычным днём. В детстве Майя бегала за бабушкой и расспрашивала о свертках, но вместо ответа Агния Францевна только бурчала:
– Глупые расфуфыренные идиоты, – и выбрасывала свертки в помойку. После третьего раза Майя перестала рассказывать о подарках.
Подарки были странные и всегда приходили набором: гантели, ручка, карандаш; гриб, ракушка, колготки; грабли, рубашка, кочерга… Сегодняшний набор ничем не отличался от предыдущих пятнадцати: гвоздь, рукавица, кусок каната… Майя фыркнула и бросила свертки обратно на тумбочку.
Сквозь шум, доносившийся с улицы, Майя уловила посторонний звук. Шуршание мелких камушков и неразборчивое шипение. Сперва Майя списала посторонние звуки на своё богатое воображение, однако звук повторился. Он будто шёл откуда-то с кухни, из верхнего шкафчика с сервизом.
Майя потянула ручки на себя и за долю секунды до катастрофы поняла, что этого не надо было делать. С полок на неё посыпались гнутые палочки, короткие словно спички, белые как кусочки сахара. Она, не успев отпрыгнуть в сторону, завизжала и начала отбиваться от них, как от стаи ос. Палочки отскакивали от пола и разлетались по кухне. Майя поймала на лету одну, чтобы рассмотреть поближе и отшвырнула в отвращении – это был змеиный клык.
Глава 3:
Тайна метрополитена
Майя вскипела от злости, змеи и всё с ними связанное за этот день застряли у нее в печенках.
– Эй, вы, – закричала Майя, не обращаясь ни к кому конкретно, – вылезайте живо. Только змеиные шкуры и зубы умеете подкладывать. Боитесь пятнадцатилетнюю девочку?
Ответ последовал незамедлительно. По углам кухни пошла рябь, постепенно превращаясь в людские фигуры, будто помимо девочек в комнате было несколько хамелеонов. Одна из плит потолка приподнялась вверх и отъехала в сторону, открывая черную пустоту вентиляционных шахт. На пол спрыгнул парень в изумрудном костюме из кожи питона, верхнюю часть лица закрывала змеиная маска. Майя разумно отступила назад на пару шагов. Из потолка выпрыгивали люди: один за другим. Все в одинаковом одеянии, будто представители одного тайного общества. Последней вылезла девушка.
Высокая дамочка в леопардовых лосинах и приталенном плаще из змеиной кожи с заляпанном грязью подолом. Она была среди них главной. Её губы зеленым пятном выделялись на бледной коже, жидкие черные волосы были убраны в низкий хвост, а лицо, как и у остальных прикрывала змеиная маска. Девушка была такой тощей, что походила на спицу.
– Майя, – расплылась в гадкой улыбке дамочка. – Мы не боимся. Это тебе нужно нас боятся.
С ловкостью профессионала она одним движением расстегнула тугой пояс плаща, в её руке блеснул револьвер. Такой же как музеях, только сверху была прикреплена стеклянная капсула, набитая фиолетовой шерстью.
Увидев направленный на неё револьвер, Майя попятилась и уткнулась спиной в шкаф.
– Где Агния Францевна? – Майя схватила зеленое яблоко из вазы с фруктами и завела руку за спину, готовая нанести удар в любую секунду. Майя мысленно проверила, в каком кармане лежал нож Колибри с радужным лезвием, однако ей совершенно не хотелось, чтобы до этого доходило.
Дамочка-спица даже не посмотрела в сторону яблока, продолжая наступать. Майя запустила твердый фрукт в неё, но промазала. Яблоко треснуло, стукнувшись об пол.
– Если ты сейчас не уберешься, я полицию вызову.
– Да что ты? – улыбнулась дамочка, обнажая два заточенных желчно-ржавых зуба. Она облизала изумрудные губы раздвоенным языком и расхохоталась, увидев ужас на лице Майи.
– Что замерла? Где твоя полиция?
– Хватит играться, Гадюка, травить шеехватов будешь на других, – к дамочке подскочил долговязый юноша и опустил вниз дуло её револьвера. – Выпускай Шкурупею и покончим с девчонкой.
– Убери руки, Аспид, я хочу возмездия!
Гадюка вновь направила дуло револьвера на то место, где стояла Майя и взвыла от обиды и разочарования. Девчонка улизнула.
– Убив её дочь ты никому ничего не докажешь, а провалишься – поплатишься своей же шкурой.
Последние слова протрезвили Гадюку, и она засунула револьвер за пояс. Дамочка-спица схватила у одного из сообщников потертый кожаный чемодан с медными заклепками. Застежки щелкнули, чемодан раскрылся. Все его пространство занимала громадная клетка в мелкую сетку. Внутри что-то предупреждающе зашипело.
– Морте мориатур атрокс! – прошептала Гадюка.
Майя, наблюдавшая за взломщиками за дверцей шкафа, почувствовала недоброе. Она понеслась в соседнюю комнату, слыша мягкое скольжение по полу. Не вписавшись в поворот, она поскользнулась и упала. Девочка перевернулась на спину и посмотрела на преследователя. Ей хотелось завизжать от ужаса, но она не могла пошевелить кончиками пальцев. Двигаться не хотелось, бежать – тоже. Майя зачарованно смотрела на шестиглавое нечто, которое скользило по полу в её направлении. Шесть голов, словно снежные комья снеговика стояли друг на дружке, шевеля раздвоенными языками и раздувая свои капюшоны. Шесть тел срастались в один хвост, которым существо потрясало из стороны в сторону, издавая звук похожий на шум погремушки.
Холодным скользким телом существо уселось на ладонь Майи, хищно глядя на обнаженное предплечье. Секунда и оно впилось клыками в бледную кожу. Вонзили зубы все головы, кроме верхней.
Внезапно глаза Майи застелила пелена зеленой с искрами дымки, а потом что-то придало ей сил – она решила, что так просто не сдастся. Она нащупала первое что попалось под руку. Первым оказалась клюшка для гольфа, которой её бабушка открывала оконные форточки.
– Ах, ты, крокодиловая сумочка недоделанная, – Майя ударила по змеюке клюшкой для гольфа.
Шкурупея отлетела в сторону и ударилась о стену. Сползая вниз, её тело оставило на стене длинный след слюны и яда.
Майя из последних сил выскочила из квартиры и бросились вниз по лестнице, опасаясь услышать шаги преследования.
– Эти люди говорили про шеехватов, как Агния Францевна, – повторяла Майя в состоянии шока.
Гадюка будто выросла из воздуха прямо перед дверью параднойи вцепилась в плечо Майи пальцами в черных кружевных перчатках. Майя была вне себя от гнева, она уже не могла сдерживаться. Ненависть за погром и исчезновение Агнии Францевны разрывала её. Мысли о ноже в правом кармане не давали Майе покоя. Она круто развернулась и оказалась с дамочкой-спицей лицом к лицу.
