Kitobni o'qish: «Беспредел в благородном семействе»

Shrift:

Глава 1

В большом мире бушевал очередной финансовый кризис, а жизнь в поместье «Дубочки» текла в привычном русле. Нельзя сказать, что у обитателей поместья совсем уж не прибавилось забот, но заботы эти были совсем необременительные и даже в чем-то приятные. В обширном поместье и раньше, еще до санкций, люди честно трудились и разумно использовали то, чем могла одарить щедрая русская земля своих хлебопашцев и животноводов. И теперь они продолжали честно заниматься тем, что знали и умели лучше всего, – создавать и выращивать.

С мрачными прогнозами мировых экономистов относительно нашей страны хозяин поместья Василий Петрович был категорически не согласен.

– Может, подтянуть пояса на какое-то время нам всем и придется, так не привыкать, – бодрым голосом твердил он. – Главное, чтобы потом было все лучше и лучше. А оно будет! Чай, не на дядьку работать будем, на самих себя. А на себя и потрудиться не в тягость.

И хотя работы в поместье в последнее время стало значительно больше, надо было столько всего успеть, столько сделать, но справлялись с этой работой люди теперь гораздо быстрее, чем прежде.

– А все почему? Потому что налегли, усердие проявили. Ведь русский человек, пока гром над головой не грянет, не перекрестится. А вот грянул! Дождались! Теперь-то забегаем, задвигаемся, заработаем. И то сказать, сколько можно иностранными харчами травиться? Пора уже отечественное сельское хозяйство поднимать.

Василий Петрович знал, о чем говорил. У него и до санкций в коровнике мычало больше ста молочных коров, и это не считая телят, молодняка и нескольких быков-производителей, которых Василий Петрович упорно держал для натурального оплодотворения, не прибегая к помощи искусственного.

– Это все от лукавого, – поучал он своих животноводов, пытавшихся внушить хозяину более прагматичный взгляд на вещи, в частности, что неразумно держать быков исключительно ради производства потомства. – Если есть корова, то при ней должен быть и бык. А у телят, чтобы вы знали, должен быть отец. Кто их иначе уму-разуму учить будет? Нет, вы как хотите, а в мире должен быть порядок. И у любого теленка должны быть отец и мать, которых он сам лично знает. Тогда и из него самого вырастет именно то, что ожидалось, а не непонятно что из пробирки.

И Василий Петрович сумел настоять на своем. Да и кто бы посмел ему всерьез возразить, если у себя в «Дубочках» он был единственным и полновластным хозяином?! Ему повиновались все, кроме разве что любимой жены и верной подруги – Алены. Та единственная могла и смела возражать мужу, правда, прибегала она к своей власти лишь в самых редких случаях. И уж по части воспроизводства крупного рогатого скота она вмешиваться в дела хозяина точно не собиралась.

Кроме крупного рогатого скота, которого теперь у них в «Дубочках» было больше трехсот взрослых особей, Василий Петрович построил птичник, где опять же в открытых вольерах под защитой сетки от нежданного нападения небесных хищников разгуливали курицы, утки, гуси, индюки.

Фабричные комбикорма Василий Петрович не закупал, либо производил свои, в качестве которых был уверен, либо птиц кормили зерном и травой. Также в птичнике разводились куропатки, фазаны, перепелки и даже голуби. Впрочем, последних Василий Петрович держал исключительно, как он выражался, для души, и потому употреблять этих птиц в пищу никому не позволялось.

Вообще для поместья наступил золотой век. Оно и прежде процветало, но все же иной раз управляющим приходилось побегать, чтобы пристроить весь производимый в поместье товар. Теперь же ничего не застаивалось ни на день. Все, что производилось, тут же отправлялось на прилавки в магазины. Василий Петрович чутко реагировал на нужды страны и был готов снабжать всем, что только могло быть произведено умелыми рабочими руками в его поместье на щедрой русской земле.

При молочной ферме появилась маслобойня, а затем и сыроварня. За рецептами сыров Василий Петрович отрядил своего приходского батюшку.

– Езжайте, отец Андрей, – напутствовал он его. – По своим езжайте, слыхал я, что при многих монастырях знатные сыры варят. Вот вы мне рецептики и привезите. Вам-то они как своему скорее скажут.

Отец Андрей отнекивался ровно до тех пор, пока не получил обещание, что из полученных от сыроварни средств Василий Петрович оборудует церковно-приходскую школу, где детей младшего школьного возраста будут обучать не только грамоте, математике и письму, но и знанию окружающего мира. А последний, по мнению отца Андрея, никак не мог произойти сам по себе, то есть без Божьей на то воли.

– Ведь куда ни глянь, всюду Божий промысел виден. И в цветах, и в деревьях, во всей природе нашей! И планеты не сами по себе в небесах кружат, тоже свою зависимость от других галактик имеют. И человек уж так умно устроен, что никак сам по себе получиться не мог. А кто учит детей, что все само по себе произошло, тот неуч и еще того хуже! Так и нечего детей обманывать, надо правду им сказать. Первобытный хаос был упорядочен не сам по себе, а строго по Божьему соизволению. Силой, уразуметь истинный замысел которой человеческому уму не под силу.

Несмотря на занимаемую им ныне должность, отец Андрей не всегда был священником. Еще в недалеком прошлом он являлся вполне светским человеком, был кандидатом физико-математических наук, работал в крупном научном институте. Но, изучая науки, постепенно до такой степени уверовал в то, что все в мире подчинено некоему сверхпорядку, без которого ни одна капля на землю не прольется, что уверовал в Бога, да настолько сильно, что не захотел больше работать по своей профессии и освоил новое дело – стал священником.

– Постепенно мне стало просто неинтересно и даже скучно заниматься наукой, – рассказывал он. – Я понял, что мы сами загоняем себя в узкие рамки, отрицая существование Бога. И теперь уже для всех ученых, даже самых атеистически настроенных, несомненен тот факт, что этот мир выстроен настолько умно и грамотно, с таким точным математическим расчетом, что само по себе ничего в нем так сложиться не могло. Во всем, от строения атома до устройства нашей галактики, налицо такие точные математические расчеты, которые сами по себе, по милости лишь одной матушки-природы получиться никак не могли. Всем управляет некий сверхразум, который люди и называют коротко – Бог.

Но каковы бы ни были убеждения отца Андрея, приведшие его в священнослужители, человек он был общительный, друзей и просто знакомых имел великое множество, так что бактерии для будущей сыроварни он привез сразу из трех мест, что позволило с самых первых дней выпускать широкий ассортимент товара. И оказалось, что сваренные у Василия Петровича в поместье сыры ничуть не уступают, а в некоторых случаях так и превосходят зарубежные аналоги.

– И зря швейцарцы и французы так своими сырами гордятся. Ничего, кроме вонючей плесени, в них хорошего нет. Свои стандарты качества пусть они самим себе оставят, а у нас свои стандарты. Нам главное, чтобы вкусно было и при этом еще и полезно.

Алена тоже имела претензии к Евросоюзу, причем сугубо личного характера. Из-за шпрот. Именно судьба этих маленьких рыбок возбудила в Алене наибольшее неприятие планов Запада на расширение.

– С тех пор как эти три прибалтийские сестры стали окончательно считать себя частью Европы, шпроты у них совершенно испортились. По мнению контролирующих органов Евросоюза, шпроты, видите ли, слишком долго коптятся – это вредно для здоровья. Теперь их коптят меньше, есть их стало совершенно невозможно. Кости на зубах скрипят, вкус невыразительный, какую банку ни купишь, всюду одно и то же – сплошной убыток и нервный стресс. Если даже на таком сугубо бытовом уровне видно, что от этого расширения один вред, чего дальше искать?

Услышав в первый раз претензии жены, Василий Петрович задумался. И уже следующим этапом в развитии «Дубочков» стал собственный рыбный пруд, а в будущем целая сеть оных, благо рельеф местности и источники воды, во множестве разбросанные повсюду, позволяли организовать сеть прудов как со стоячей, так и с проточной водой.

– Конечно, морскую рыбу мы тут разводить не будем, но карпа, окуня, линя, а также осетра и форель – очень даже запросто.

Вообще с момента введения санкций Василий Петрович заметно приободрился. Настроение у него теперь было постоянно хорошее. И даже то растущий, то падающий курс доллара и евро не мог его испортить. Василий Петрович кредитов не брал. А товар свой сбывал исключительно внутри страны, за рубли. За них же покупал он и все то, что его поместье не могло производить самостоятельно.

И в банки Василий Петрович соваться избегал.

– Хватит нам на подачки банкиров жить. Кредиты они какие-то придумали, да еще с процентами грабительскими. Проценты – это вообще бесовская забава. Если есть у тебя лишние деньги, дай их своему ближнему на доброе дело, но только без всяких процентов дай. Вернет – хорошо. Не вернет – еще лучше. А ростовщичество – это грязь, от него вся мерзость в мире. Когда один человек честно трудиться не хочет, а хочет, чтобы другой на него работал, тогда эти самые проценты и появляются. Все зло мира – от человеческой жадности и лени!

Что-что, а самого Василия Петровича ни в первом, ни во втором упрекнуть никогда было нельзя. Все работающие на него люди всегда вовремя получали заработную плату. А те, кто жил в «Дубочках» много лет подряд, завели тут семьи, детей, честно трудились и не вызывали нареканий, также получали и процент от доходов поместья.

– Не хочу быть как прежние баре. И недаром их советская власть с тронов скинула. Теперь вот кричат повсеместно, мол, не надо было дворян и знать убивать. Может, и не надо было. А только не просто так гнев народный против них поднялся, были перегибы как с одной, так и с другой стороны. А я вот не хочу и не буду на своих людях наживаться. Кто со мной работает, тот и в деле на заработанное.

Разумеется, узнав о том, что Василий Петрович оставляет себе лично лишь ничтожно малую часть, остальные деньги либо вкладывает в развитие своих обожаемых «Дубочков», либо раздает своим работникам, многие прежние друзья Василия Петровича поспешили объявить его чудаком, а кто-то и вовсе назвал умалишенным.

Но он на все их упреки отвечал одной и той же фразой:

– А с собой никто еще ничего не забирал, что сделаю, все на земле для других людей останется.

– Небось если бы у тебя сын был – наследник всему нажитому, ты иначе бы рассуждал.

– Не знаю, – признавался Василий Петрович, – впрочем, и тогда бы не стал жадничать. Скольких я видел, кто во всем себе отказывал, других людей обманывал и грабил, все ради благополучия детей своих старался, наживал богатство, а дети такими вырастали, что все деньги отцовские по ветру пускали. И что оставалось в итоге? Один только грех и никакого доброго дела. Сатане радость, доброму человеку горе.

Одним словом, Василий Петрович за последние годы настолько преуспел в делах милосердия, что крестьяне теперь были готовы за ним хоть в огонь, хоть в воду. Да и процветающие «Дубочки» с крепкими домиками, уютными садиками, чистыми ровными дорогами и многочисленными постройками производили уже впечатление не просто деревни, а настоящего сельского поселения, да таковым они и являлись по сути дела.

Прослышав, что у Василия Петровича есть и работа, и деньгами он никого не обижает, со всех сторон к нему ехали желающие поселиться в «Дубочках». А приехав и окончательно убедившись, что жизнь тут хорошая, люди быстро осваивались, заводили детей, и скоро одного детского сада и ясельной группы стало не хватать, так много деток народилось в «Дубочках» за минувшие годы.

– Сердце радуется, когда к вам приезжаешь!

Таков был вердикт почти всех, кто побывал в поместье Василия Петровича. А гостей тут, надо сказать, бывало много. Гостили у добрых хозяев в усадьбе их друзья и родственники. Родственники друзей и друзья родственников. Гостили поодиночке, парами и даже целыми семействами.

А почему было бы не гостить? Алена и Василий Петрович всех принимали с одинаковым радушием. Недостатка в пропитании в усадьбе никогда не наблюдалось. А прислуживающие в доме горничные были только рады помочь хозяйке в приеме гостей. Ведь, несмотря на благополучие, жизнь в «Дубочках» была несколько однообразна, и гости вносили в нее желанное и необходимое разнообразие. Гости привозили новости и слухи, а подружки Алены – так еще милые женскому сердцу сплетни.

Иной раз число гостей в усадьбе доходило до нескольких десятков, но такое случалось лишь по большим праздникам. Празднование Нового года и Рождества Алена относила к событию весьма важному. Однако она уже неоднократно убеждалась, что в зимнее время их «Дубочки» друзьям кажутся значительно менее привлекательными, нежели в теплые весенние и летние месяцы. Да и осенью в сезон сбора грибов не было отбоя от желающих провести время в «Дубочках». А вот зимой число желающих побывать в поместье резко сокращалось.

И потому почти у всех приглашенных на празднование Нового года в «Дубочках» нашлись какие-то причины, чтобы отложить свой визит до более благоприятных времен. Из почти тридцати человек остались лишь самые стойкие числом восемь человек. Это были четыре супружеские пары, с которыми сама жизнь свела владельцев поместья и которые за долгие годы стали их настоящими друзьями.

Первой парой были Инга со своим мужем Игорем Залесным. Инга была подругой Алены. Они дружили с институтских времен, когда Алена и думать не думала, что выйдет замуж за Василия Петровича, а после уедет с ним в редкое захолустье, которое волшебным образом потом превратится в процветающее имение.

Сватовство Василия Петровича к Алене проходило на глазах у Инги. И она сразу же посоветовала подруге обратить внимание на этого кандидата, несмотря на то что тот был старше Алены на много лет, а вот ростом, наоборот, ниже почти на целую голову. Но Алена прислушалась к совету подруги, а еще больше прислушалась к зову своего сердца и с тех пор ни разу не пожалела о сделанном выборе.

Ну а Игорь влился в их коллектив не так уж давно, зато, без всякого сомнения, был его весьма ценным членом. Залесный работал следователем по уголовным делам. Но, получив приглашение от Алены, не стал ломаться, а лишь уточнил у Инги:

– Могу я привезти с собой Толика и Лену?

– Конечно. Алена пригласила и их тоже. Мне даже показалось, что ей все равно, кого приглашать, лишь бы хоть кто-то приехал.

Но Игорь слов Инги не услышал. Он вообще в последнее время странным образом глохнул, когда Инга начинала что-то говорить. Инга даже сводила мужа к врачу, но тот никаких отклонений от номы не усмотрел. «Все в полном порядке!» – сказал он. Так что Инге оставалось лишь предположить, что глухота у Залесного «выборочная» и возникает как реакция на тембр голоса самой Инги.

Надо сказать, что такая глухота бывала очень неудобна при совместном пребывании под одной крышей. Звать Игоря, чтобы поручить ему какое-то дело, приходилось по несколько раз, все время повышая голос. И под конец либо Инга буквально орала, либо сама шла на поиски мужа. И что интересно, такая трансформация слуховых каналов у Залесного случилась буквально на другой день после того, как они с Ингой поставили в ЗАГСе свои подписи под брачным свидетельством.

– Лене у Василия Петровича в прошлый раз очень понравилось, – задумчиво протянул Игорь. – Она просила меня, когда мы в следующий раз поедем в «Дубочки», взять и их с собой.

– Их не надо брать, они приглашены отдельно.

Но кажется, муж и тут Ингу не услышал.

– Будет здорово поехать всем вместе. Лена в последнее время стала какая-то задумчивая, сама на себя не похожа.

Инга лишь вздохнула. Что же, Игорь ее не слышит, но главное, что Лена все же поедет.

Леной звали коллегу Залесного. Женщина была несколько старше их, но все же не настолько, чтобы годиться им в родители. Так что она занимала положение, чем-то схожее с положением старшей сестры. Вроде бы и авторитет, но при этом еще и своя. Была она хохотушка и светлый человек. Лена умудрялась находить позитивное даже в самых, казалось бы, мрачных вещах.

Это было тем более странно при ее специальности и занимаемой должности – Лена была врачом судебно-медицинской экспертизы, патологоанатомом. При такой профессии женщине не полагалось иметь веселый характер. Все, кто знал Лену, неизменно удивлялись, как она с таким легким и жизнерадостным характером может работать столько лет в таком месте.

Но Лена всегда отвечала:

– Моя работа еще больше помогает мне любить жизнь. Когда каждый день видишь смерть, поневоле начинаешь ценить минуты, которые нам выпали в это мире.

Эта располагающая к себе женщина, казалось, была добрым ангелом для всех. Едва заслышав о том, что кому-то нужна помощь, Лена тут же устремлялась в зону бедствия. Именно она опекала новенького Залесного с самого его первого дня в отделе. Но при этом Инга была твердо уверена: никаких амурных отношений между этими двумя не возникало даже гипотетически.

Стоило посмотреть на Лену, как всякие мысли о том, что у этой внушительной, почти что стодвадцатикилограммовой дамы могут быть какие-то намерения относительно Игоря, который даже в лучшие свои времена никогда не весил больше шестидесяти пяти килограммов, сразу же становилось ясно: весовые категории слишком неравны, чтобы этим двоим выступать на одном ринге. Да и вообще Инга сильно сомневалась, что в мире найдется мужчина, который хорошо бы смотрелся рядом с Леной.

Тем не менее несколько лет назад после многих неудачных попыток выйти замуж Лене все же удалось осуществить свою идею. Ее избранника звали Анатолием. И на взгляд Инги, их подруга слишком увлеклась, выбирая себе мужчину подходящей комплекции и забыв о других не менее важных параметрах. Таких, например, как честность, порядочность и трудолюбие.

Да, Анатолий был крупным мужчиной, спору тут никакого не было. Он лишь немногим уступал Лене в весе, зато компенсировал недостаток веса высоким ростом. Но при эффектной внешности Анатолий оказался редкостным бездельником и трутнем. Непостижимым образом он умудрялся находить у себя кучу всевозможных болячек, которые милостиво и предоставлял врачевать своей жене. Узнав, что у супруга в очередной раз был сильнейший приступ болей в левом боку, Лена тратила свое время и средства, чтобы сделать Анатолию все возможные исследования.

И неизменно в конце вздыхала:

– Слава богу, это всего лишь межреберная невралгия.

Но проходил месяц, Лена заговаривала о том, чтобы Анатолий устроился на работу, и у того внезапно обострялась плохо залеченная язва. Или начинали шевелиться камни в почках. Также годились колики в желчном пузыре или любая другая болячка. Так что «болел» Анатолий шесть месяцев в году. А остальные шесть приходил в себя после очередного приступа. Ни о какой работе тут речи идти не могло. И Лена, помимо обычных своих дел, теперь исправно тащила на себе и заботу о муже, и ведение усложнившегося с появлением Анатолия домашнего хозяйства.

Инге было искренне жаль эту славную женщину, которая к тому же всегда была добра к Игорю. Инга неоднократно говорила мужу о том, что считает Анатолия просто лентяем и проходимцем, который нашел кому сесть на шею и теперь беззастенчиво пользуется этим. Говорила она это много раз и достаточно громко, так что Залесный наконец был вынужден отреагировать.

И он сказал:

– Но это не наше с тобой дело. Скажи, если отбросить Анатолия, то Лена тебе нравится?

– Да. Мы с ней подружились. Мне с ней легко и просто. Да и с Анатолием…

Инга не могла не признать, что Анатолия тоже нельзя было назвать законченным мерзавцем. Он не изменял своей Лене, всегда был готов сопровождать ее в любое место, куда она скажет. И в таких случаях на какое-то время отступали на задний план даже его «болезни». К тому же Толя был всегда любезен и почтителен с Леной, редко с ней спорил и, кажется, даже любил ее. И уж точно в отличие от того же Залесного Толя всегда «слышал» свою жену.

Сам себя он называл художником. И хотя у окружающих были некоторые сомнения на сей счет, нельзя было не учитывать факт, что когда-то, на заре своей юности, Толя учился в художественном училище. Толя также всегда с неизменной гордостью демонстрировал несколько работ, написанных им самим на протяжении жизни. Но несколько работ, какими бы талантливыми они ни были, все равно никак не могут прокормить ни самого художника, ни его семью.

До встречи с Леной Толя жил за счет своей престарелой матушки, которая обожала своего сыночка настолько, что закрывала глаза на все его недостатки и видела одни лишь достоинства. Материнская любовь – это великая сила. Она способна сделать из человека героя, но способна сотворить и чудовище. Однако отрицать силу этой любви невозможно. И в случае с Толей и его матушкой даже сама смерть этой достойной женщины послужила явно на пользу Толе.

То есть сначала этого сказать было нельзя. Смерть крепкой еще старушки заставила следователя обратить взгляд на единственного наследника – Толю. И мужчине пришлось пережить несколько весьма неприятных дней, когда над ним висела угроза обвинения в смерти матери. Но зато именно благодаря тому, что полиция заподозрила нигде не работающего Толю в причастности к смерти его матери, и было возбуждено уголовное дело, а Толя познакомился с Леной.

– Мы полюбили друг друга с первого взгляда.

– Когда я его увидела, сердце у меня так и екнуло!

Впоследствии все обвинения с Толи были сняты. Смерть матушки Толи была признана естественной, а самого Толю с извинениями отпустили на волю. Но Лена с Толей уже познакомились, полюбили друг друга, а вскоре и поженились, создав маленькую, но прочную ячейку общества. Во всем прочем, если не считать работы и умения приносить в дом копеечку, Толя был идеален. Не пил, не курил, не шумел. Всегда был ласков и неизменно готов подставить плечо, если Лену посещало желание поплакать.

Вот работать Анатолий не любил, что да, то да. Правда, обещал, что в скором времени откроет свою выставку, продаст кучу полотен и тогда облагодетельствует всех своих друзей и любимую жену в первую очередь. Но это он обещал на протяжении уже весьма долгого времени, а дело с точки так и не сдвинулось.

Как-то раз, когда Инга ездила с Игорем в «Дубочки», Лена с Толиком тоже увязались с ними. Там они познакомились с Аленой и ее мужем, сдружились, и теперь не было ничего странного в том, что Алена пригласила и их к себе в гости.

– Вот только мы там с ними были летом. Сейчас зима, вряд ли Лена захочет ехать по холоду.

Однако Лена захотела. Она с восторгом приняла это приглашение, тем более что Анатолию какой-то умник из врачей, не найдя ничего лучше, прописал воздушные ванны, прогулки на свежем воздухе и обильное питье домашнего парного молока.

– Молоко лучше всего выводит из организма накопившиеся шлаки. Раз вы говорите, что ваш муж все время нездоров, но в то же время обследование никаких явных патологий у него не выявило, все дело, я думаю, в накопившихся шлаках. При его комплекции и избыточном весе это довольно частое явление.

Тот факт, что Лена была на пару десятков килограммов тяжелее своего супруга, но при этом чувствовала себя превосходно и ни на какие болячки отродясь не жаловалась, даже гриппом и простудой никогда не болела, врач как-то обошел своим вниманием. А Лена, не слишком критичная по своей натуре, восприняла его слова как совет очередного оракула. И теперь только и твердила, как прекрасно и, главное, с пользой для здоровья Анатолия они проведут нынешние новогодние каникулы.

Алена с радостью подтвердила свою готовность принять Толю с Леной, сказала, что за гостями к станции будет выслана машина, что и было выполнено в точности, как задумывалось. На следующий день прибывала вторая партия гостей.

В этой партии должны были приехать то ли пять, то ли шесть человек, две супружеские пары, каждая со своим отпрыском. Правда, полной ясности, кто именно из отпрысков прибудет, до сих пор не было. Сначала одна пара подтвердила свою готовность прибыть вместе с дитем, затем произошла отмена и уже другая пара заявила о готовности везти своего отпрыска. Алена же приглашала и тех и других с ребенком, и вроде бы родители ее услышали.

Поэтому за ними на станцию были снаряжены сразу две машины. В одной ехали Алена с Ваней – их начальником службы охраны, а в прошлом личным телохранителем Василия Петровича. И хотя сидеть за рулем Ване было не по рангу, он все же не смог удержаться и вызвался лично сопровождать хозяев в поездке до станции.

– Так оно и безопаснее будет, и мне самому на ваших друзей поглядеть охота.

Во второй машине за рулем восседал лично Василий Петрович, который желал собственными руками доставить дорогих друзей в свое поместье.

Когда-то Василий Петрович служил с Юрой и Пашей в одной воинской части. Им троим, перспективным и молодым, тогда казалось, что судьба их решена раз и навсегда. Но нужда Родины в трех молодых офицерах на заре девяностых отпала под давлением сил, ответственных за разоружение нашей страны. Так что уволенным офицерам пришлось самостоятельно искать ниши в новой, еще только зарождающейся рыночной экономике.

Василию Петровичу это удалось лучше остальных. Однако он никогда не забывал двух своих старых товарищей, с которыми сдружился во время службы в части на всю жизнь. Так уж получилось, что и жены друзей Раиса и Алла, хотя и были несколько старше годами, чем Алена, сразу же приняли ее в свои подружки. У них обеих к тому времени уже были дети, которые теперь, спустя почти двадцать лет, должны были стать совсем взрослыми людьми.

Алена уже давно не видела детей своих друзей. Последний раз они виделись, когда ребята еще ходили в школу. Как-то так сложилось, что когда Алена с мужем бывали с визитами в Питере и навещали друзей, то ни Яны, ни Валентина не бывало дома, так что поглядеть на них у Алены не получалось. А уж у них в «Дубочках» ребята – Янина и Валентин – были и вовсе давным-давно.

Вот их родители, те приезжали прошлым летом. Тогда в поместье было еще совсем не так замечательно, как нынче. И гордые владельцы «Дубочков» справедливо полагали, что теперь гости будут восхищены новыми достижениями.

Вот только они не ожидали, что сами разинут рты от изумления, когда из поезда выйдут их друзья в сопровождении совершенно незнакомых молодых людей, в которых превратились их маленькие детки.

– Янина! Валя! Да вы же совсем взрослые!

– И уже давно, тетя Алена, – отозвался Валентин, которого Алена узнала с большим трудом.

Она разглядывала совсем взрослого мужчину, поражаясь тому, как быстро летит время.

– Тетя Алена! – кинулась ей на шею Яна. – А меня вы узнали?

– Бросьте вы! – рассмеялась Алена. – Какая я вам тетя? Зовите меня просто Аленой, как раньше.

Валентин и Яна, хоть и выглядели сперва смущенными, но быстро освоились и принялись глазеть из окон машины по сторонам. Старшее поколение село в машину к Василию Петровичу, а вот молодежь предпочла общество Алены и Вани, невозмутимо сидящего за рулем. Алена была этому только рада. Янина и Валентин поразили ее воображение тем, как быстро они выросли из смешных упитанных карапузиков сначала до школьников, потом до горластых подростков, а теперь вот превратились во вполне сформировавшиеся взрослые особи, очень привлекательные к тому же на вид.

Валентин оказался худощавым и несколько нескладным. Он сутулился, и на его лбу между бровями уже залегла ранняя складка. У кого-то из их друзей, Алена это хорошо помнила, на лбу была такая же точно ранняя морщинка. Двигался Валентин при своих длинных конечностях как-то неуверенно и медленно, словно задумываясь перед тем, как сделать следующий шаг.

А вот Янина, та, напротив, была компактной, но при этом очень быстрой в движениях, скользила она плавно, словно капли ртути. И Алена опять же невольно нахмурилась, пытаясь понять, у кого же она видела точно такую же особенность походки. Алена не сводила глаз с детей своих друзей и, прислушиваясь к их словам, без труда поняла, что эти двое, несмотря на внешние различия, отлично ладят между собой.

Правда, Янина в разговоре почти всегда опережала своего друга. И когда Валентин открывал рот, чтобы еще только указать на какую-нибудь особенность пейзажа, привлекшую к себе его взгляд, Янина уже кричала:

– Ты только посмотри!

Например, бензоколонку с уникально низкой для России ценой на бензин эти двое увидели явно одновременно. Но пока Валентин внимательно рассматривал ее, Янина уже тараторила, задавая Алене вопросы, почему так дешево стоит тут бензин и кто торгует им себе в убыток.

Алене пришлось объяснять:

– Цена на обычных бензоколонках складывается из нескольких факторов: тут и аренда земли, и налоги, и расходы на содержание обслуживающего персонала, и собственное желание хозяина обогатиться.

– Последнее, надо думать, значительнее всего цену и поднимает?

– Не всегда. Есть еще законы рынка, которые регулируют цену на бензин. Если ты станешь продавать дешевле, чем твои конкуренты, то тебя мигом обвинят в нарушении корпоративной этики и в желании перетянуть всех клиентов к себе. У нас же в «Дубочках» подобных обвинений можно не бояться. Места у нас уединенные, если кто посторонний и заедет случайно на нашу заправку, то особого ущерба от этого большому бизнесу точно не будет. К тому же муж из года в год уменьшает собственную долю прибыли, год назад продавал бензин по себестоимости, теперь продает существенно ниже его реальной цены, поэтому наши люди уже привыкли к тому, что бензин всегда стоит одинаково и цена его не меняется уже который год.

– Но бензин вы все же покупаете? – шутливо спросила Янина. – Собственного нефтеперерабатывающего заводика у вас еще нет? Нефть из земли не качаете? А то послушаешь, все-то у вас в «Дубочках» есть. Нефти-то нет?

– И слава богу! – воскликнула Алена. – Но открою тебе секрет: в планах у Василия Петровича перевести «Дубочки» на какую-нибудь более чистую энергию.

– Водородное топливо?

– В нашем отдельно взятом сельском поселении – это вполне посильная задача.

Но и, кроме бензоколонки, по пути до усадьбы гостям предстояло увидеть еще много интересного. Василий Петрович не иначе как нарочно выбрал самую длинную дорогу, желая с самого начала провести экскурсию по своим «Дубочкам». И потому времени у Алены для ее наблюдений за Валентином и Яниной было тоже предостаточно.

От себя она могла сказать, что молодые люди ей нравятся, они были симпатичными и милыми. Но все же какая-то их особенность не давала покоя Алене, заставляя ту хмуриться всякий раз, когда Янина и Валентин выскакивали из машины и начинали нарезать круги перед очередным творением Василия Петровича.