«Божественная комедия» kitobiga sharhlar

Это перевод Минаева. Более ранняя версия. Информацию об этом в таких изданиях лучше указывать рядом с автором, чтобы читатель имел возможность выбора. Не точный, но заслуживающий внимания перевод Лозинского предпочтительней для первого знакомства.

Очень интересная книга, над содержанием надо думать. Покупкой довольна, вот только « Земную жизнь пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу». Перевод не совсем точен

Итак, "Божественная комедия" в серии "Библиотека Всемирной литературы" - паршивенькое, неудобоваримое издание. Не знаю, можно ли считать недостатком то, что перевод здесь совсем не "каноничный", но многочисленные опечатки постоянно срывают глаз с повествования, а ближе к концу я наткнулась на вовсе непонятное явление, цитирую: "согат те". Я минут пять ломала голову над тем, что это за согат такой таинственный, пока не заглянула в примечания и не обнаружила, что это - неведомым типографским способом зашифрованное "Coram me" *(лат. передо мною). Ввиду этого я решила, что не буду оценивать текст с точки зрения его мелодики и звучания - хотя, конечно, несколько годных рифм в этом переводе мне попались.

Теперь, хорошенько распотрошив форму, мы переходим к содержанию. Что сказать о содержании? Я - человек своего века, поэтому мне "Божественная комедия" больше всего напоминает компьютерную игру: какие-то уровни с главным боссом в финале, NPC-проводники, монстры, квесты и подсказки. Впрочем, если бы это и впрямь была игра, то выкарабкаться она могла бы только за счет эффектной графики, потому что сюжет тут... ну, не за сюжет же мы ее любим, правда? Для "дележки впечатлениями" лучше всего поговорить о каждой части в отдельности.

Ад. Здесь испуганный Данте, который спервоначалу с непривычки валится в обморок после каждого мало-мальски зрелищного действа, в компании мудрого и прокачанного Вергилия совершает свою пешую экскурсию по Аду, которую ему устроила безвременно почившая праведница Беатриче. Описание каждого круга снабжено графическими описаниями мучений и страданий грешных душ, из-за чего именно в первой части больше всего видно, как Данте в белом пальто стоит красивый. Данте, конечно, в белом пальто стоит красивый на протяжение всего произведения, но именно в толпе грешников это так основательно прописано. Уже к середине мы узнаем, что в современной ему Флоренции людей приличных нет, а все остальные либо уже коптятся в аду в какой-нибудь гниющей речке, либо совсем скоро к своим товарищам присоединятся. Персонально для меня Ад оказался самой длинной, унылой и неудобоваримой вещью, в том смысле, в каком мне кажется неудобоваримым вся эта концепция в целом - нагрешил и страдаешь без всякого смысла. Короче, бойся, очень бойся.

Чистилище. В чистилище Данте ненадолго снимает свое белое пальто, и оказывается, что у него тоже рыльце в пушку, и надо бы самому искупить семерку классических грехов - гордыню, зависть, гнев, чревоугодие, лень, алчность и похоть (кажется в таком порядке, хотя я могу и ошибаться). И несмотря на то, что он делает это довольно читерским способом (методом полевого опроса населения), "Чистилище" выглядит куда более рациональным местом для пребывания. Тем более, что места там райские, если верить географическим координатам - вообще курорт (гора с Чистилищем, согласно описаниям Данте, находится недалеко от Таити). Мне бы не хотелось называть "Чистилище" оптимистичной частью, но какая-то доля "грядущего светлого будущего" в ней все-таки есть: старайтесь, таскайте камни, сидите с завязанными глазами, и по истечении определенного срока вас все-таки допустят до Рая.

Рай. Вот Рай - это по-настоящему интересная часть. Именно в "Рае" и сосредоточены все астрономические и теологические выкладки, именно в "Рае" больше всего говорится о Библии. Хотя, конечно, есть у этой книги и минус - Вергилий в ней уже не появляется. Ну нет Вергилию места в Раю, он очень сильно провинился тем, что родился намного раньше Иисуса. Зато "Рай" - это уже что-то осмысленное и серьезное, со всеми этими описаниями божественной любви и благодати, с ангелами, праведниками, рассказами о монашестве и богопознании. В действительности, "Рай" - самая познавательная часть "Комедии", она же самая светлая - в религиозном смысле, потому что только эта часть, собственно, и дает представление о том, как Бог на самом деле всеблаг (ответа на вопрос "почему" там нет, по крайней мере - удовлетворяющего современному типу европейской рациональности).

Что касается общих деталей - то "Комедия" прекрасна в метафорах и как философский и в какой-то степени научный материал, но она чрезмерно флоренциецентрична, и приходится затрачивать очень много усилий на то, чтобы каждый раз напоминать себе, что в аду томятся не одни итальянцы, и что наверняка более, чем 99% обитателей всех этих мест лично с Данте не знакомы. И да, постоянно гнать от себя образ, где Данте в белом пальто стоит красивый, потому что сил никаких нет постоянно встречать упоминания о том, как родина с ним несправедливо обошлась. Вероятно, если бы я владела итальянским, то я могла бы отметить безупречную геометрию построения, эстетику текста, другие особенности поэтического текста, которые стоит рассматривать...

но нет. Несовершенная я, несовершенная Флоренция, несовершенный мир. Искупайте грехи, и не ждите ответного гудка.

Эпическая поэма представляет собой три части, по которым путешествует герой Данте. В каждой из них раскрываются вопросы нравственного, философского и религиозного характера.

При этом, путешествие героя начинается с самой страшной части и самой запоминающейся, а именно с Ада. Здесь Ад представляет собой многоуровневую воронку, и чем ниже спускается герой, тем страшнее муки претерпевают души, чей грех по мнению автора более страшен. На каждом из уровней герой общается с душами, сострадает или считает наказание заслуженным.

Вторая часть представляет собой Чистилище, также разделенное на так называемые уровни, только здесь герой уже не спускается, а поднимается на гору. И опять каждый уровень представляет собой описание, диалоги и дальнейшее продвижение. Но в отличие от ада, где практически нет надежды на искупление, в Чистилище же души уже ждут отпущение грехов и надеются на скорейшее помилование.

И третья часть долгожданный Рай. Здесь уже во всю царствует Благодать, а светлые души располагаются на планетах в своеобразном приближении к центру самой Благодати. И по мере путешествия по этим планетам Данте также продолжает общаться с душами, получать ответы на мучающие его вопросы и делать выводы о том, что же есть жизнь.

Учтивая, когда это произведение было написано, учитывая также, какие вопросы оно раскрывает, насколько глубоки темы, и как оно написано - данное произведение на все времена. Его можно читать и перечитывать, с первого раза в нем практически невозможно разобраться и понять все его метафоры, хитросплетения и отсылки (есть ли вообще такие люди?). Сама тема, переплетение философии и религии, политики и нравственности, исторических фактов и отсылок к произведениям великих поэтов все это "Божественная комедия". Все это безумно глубокое и уникальное произведение, к знакомству с которым стоит подходить с определенным трепетом и даже немного страхом. Но да осилит дорогу идущий.

ПЕСНЬ СТО ПЕРВАЯ

Земную жизнь пройдя доселе мало, Я половины больше был ведом, И вот судьба на Данте указала.

(4)Его за семь столетий чтимый том, Как апогей, на что поэт решился, Я взял читать, не усомнившись в нем.

(7)Семнадцать раз свет за окном садился, Пока «светила» в третий раз прочел, И двух листочков наконец лишился.

(10)Поставив книгу снова на подол, Пожалуй, слову Данте приклониться Я не забуду, утвердив то, мол.

(13)Но не «комедии» любовь светиться Начнет, но все эпитету пред ней, Ведь в этом мне не станет усомниться.

(16)Как будто взяв себе в руки хорей, Вергилием одел себя мне Данте, А я – примерял плащ его, скорей.

(19)Меня дивили Библии брильянты, Чьи мифом грани были точены, А после – миром глаженые канты.

(22)Эпох обличья – мне обращены, Звезд паутины точно, словно стрелки, И расстоянья не изменены.

(25)Меня тревожили богов проделки, К Прокрусту загнаны в конфессий стиль, Простых людей тяжелый грех и мелкий.

(28)Но более манил меня звук миль, Апофеоз, даренный Беатриче, Как мастер в молитву раскрасил быль.

(31)Сокрыть зеркальное сумел обличье За пеленой божественных картин Он смог; и в этом есть уже величье.

(34)Но на сием я даре вставлю клин, Ведь величая Данте – я взвышаюсь, Мол, вычерпал всю правду из пучин.

(37)Но «нет» ответ мой, я вам не внушаю Поверить, что осмыслить стало мне Потуги все, я этих слов лишаюсь.

(40)Мне говорили, чтоб я стал в челне, Чтить нужно между двух у двух заветов, И мифы, Firenze не в новизне.

(43)Я отрекаюсь от слепых куплетов: Всех нужных знаний вовсе не собрать, Поэту лишь дано понять поэта.

(46)А кто другой – тому в конце читать, Что собирали многие когорты, И на их труд в надежде уповать.

(49)Но нам не знать, заслуженно ли горды Они своим писаньем сверх чужих Тех слов, чии покровы нынче стерты.

(52)Поэмы половина лишь без них Доступной станет: только оболочка, А сердцевины вкус утратит стих.

(55)«Комедия» подобна одиночке – Пустые стены, с зала в новый зал, И ни картины от точки до точки.

(58)А примечаний суть – портретов вал, Каскады знаний, мастерство сравнений И любознательным все тот закал.

(61)Как я сказал уже, признаться рвенье: Не всех картин открылся мне секрет И через зал ходил я в заблужденьи.

(64)Но не дивитесь мне, было букет На ощупь трогал с мертвыми глазами, Ведь формы у стен те же – лучше нет.

(67)Так, где глаза то чудо осязали, А где его минул я, не узрев, Я все блуждал, ведь не бескрайни дали.

(70)И помогали стены мне, воспев Где Беатриче, где Дант после жизни, Где Люцифер свой воплощает гнев.

(73)Я слышал звуки, что неслись о тризне, Хоть сам не знал – по ком была она, И не грустил, слеза у Данте брызни.

(76)Но мне внушала полная стена, Что где та капля – дорог друг поэту, Во что поверить был готов сполна.

(79)И все мы шли - не разменяв планету, А я все думал, что меня влечет В его поэме то, как она спета.

(82)Его математический расчет: Не треугольник, что вписал в окружность, А как всех частей сумма сто возьмет.

(85)За тем, как каждой из миров наружность Он структурировал так, будто был И вправду там, где была ему нужность.

(88)Я уважаю Данте за тот пыл, С которым он лелеял ямб пятьстопный, И как в терцину прочно заключил.

(91)Когда сегодня стих стал расторопный И пляшут строчки, правила браня, Меня утешил труд его столь плотный.

(94)Дойдя к чистилищу, еще внял я И даже в плоти на его скелете Почуял храбрость, трудность заслоня.

(97)За то, что Данте не бывал в совете, На сем готов упорно я стоять, И ни пред кем не был за суть в ответе.

(100)Пример удобней вряд ли можно взять, Чтоб описать восторг от написанья, Чем вдруг излить, что не давало спать.

(103)Когда нам Рай с ним стал вконец пристаньем, Восторгся я, как там он описал Любимую, что рай ей стал засланьем.

(106)Вот, где всю магию утаивал, И что влекло с начала – к Эмпирею (К нему я и сейчас почти пристал).

(109)Но перед тем, как руки я согрею, Хочу еще похвалу поднести Не Данте, он все взял уже щедрее.

(112)Я восторгаюсь тем, перевести, Который смог «Комедию» достойно, И в Алигьери мир нас провести.

(115)Не знаю я, насколько беспокойно Чтецам, что молвят словно Данте в точь, Но я уверен, что сей текст пристойный.

(118)Не только за слова, за форму-дочь, За сто страниц последних я склоняюсь Перед Лозинским за поэта мощь.

(121)Ну, вот и все, я верха достигаю, К которому меня поэт провел, Я для себя ни в чем не заблуждаюсь.

(124)Стою, вокруг – сияет ореол, Внизу – земля, где проза согрешила, Но в небесах я этот час провел,

(127)Где Данте мне открыл свои светила.

ПРИМЕЧАНИЯ

ПЕСНЬ СТО ПЕРВАЯ

Рецензия на «Божественную комедию» Данте

2. Я половины больше был ведом. – Большинство сознательной жизни автор ходил в школу, где подбирали список литературы для прочтения.

4-6. Сегодня, приблизительно 700 лет спустя 1321 г, когда Данте дописал свою «Божественную комедию», многие считают ее величайшей поэмой в истории.

7. Семнадцать раз свет за окном садился. – Автор прочел поэму за семнадцать дней.

8. Пока «светила» в третий раз прочел. – Поэма состоит из трех частей, каждая из которых заканчивается словом «светила».

9. И двух листочков наконец лишился. – Ввиду весомости примечаний автору приходилось читать поэму с двумя закладками: одна для основного текста, вторая – для примечаний.

11-12. Автор не намерен скрывать желания приклониться перед Данте за «Божественную комедию».

13-14. Автор преклоняется в первую очередь не перед поэмой как комедией, а перед ее самой известной чертой, эпитетом – божественностью.

16-18. Для автора Данте стал проводником в мир ада, чистилища и рая, подобно Вергилию в самой поэме; сам автор почувствовал себя ведомым – как будто нацепил плащ Данте из самой поэмы.

19-21. Смысл: в своей поэме Данте смог удачно объединить свои познания Библии, мифологии и истории, то есть того, что накладывал на природу событий мир.

23-24. Речь идет о познаниях Данте в астрономии и географии.

26. К Прокрусту загнаны в конфессий стиль. – Данте удалось написать поэму чуть ли не в стиле религиозного письма, настолько возвышенно она звучит. Прокру́ст - персонаж мифов, разбойник (известен также под именами Дамаст или Полипемон), подстерегавший путников на дороге между Мегарой и Афинами. Он обманом заманивал в свой дом путников. Потом он укладывал их на свое ложе, и тем, кому оно было коротко, обрубал ноги, а кому было велико, ноги вытягивал — по длине этого ложа. Выражение «прокрустово ложе» стало крылатым и означает желание подогнать что-либо под жёсткие рамки или искусственную мерку, иногда жертвуя ради этого чем-нибудь существенным.

31. - Сокрыть зеркальное сумел обличье. – Данте далеко не главный персонаж поэмы, он сумел скрыть свою личность за всеми событиями, которые с ним происходят в трех мирах.

40-45. – Автор считает, что для того, чтобы понять поэму в полной мере, недостаточно изучить между двух у двух заветов – то есть Ветхий и Новый Завет от корки до корки, мифы и историю Firenze – Флоренции (итал.). Ему кажется, что полностью понять поэму, все равно, сможет только сам Данте.

46-48. Не умеющим достаточных знаний, остается только уповать на труды тех, кто пытался толковать поэму и изложил результаты поисков в примечаниях, расположенных в конце.

52-60. - Автор сравнивает песни поэмы с залами, пустыми без картин - сердцевины, которую раскрывают примечания, но все же – с рельефными стенами, которые помогают постичь стрежень поэмы даже тому, кто слеп к красоте картин, то есть не обладает нужными знаниями.

69. - Я все блуждал, ведь не бескрайни дали. – Автор знал структуру поэмы.

71-72. - Беатриче у Данте в раю, сам он – ожидает себя в чистилище, а Люцифер – в аду.

73-78. – Автору были знакомы не все личности, что встречались Данте в поэме, потому ему были ясны не все эмоции поэта, но он был готов верить их искренности.

79. И все мы шли - не разменяв планету. – Все еще на земле, то есть в аду, а не в чистилище или раю.

83. Не треугольник, что вписал в окружность. – И можно ль primum motum допустить; Иль треугольник в поле полукружья, Но не прямоугольный, начертить. (описание из песни тринадцатой Рая).

84. А как всех частей сумма сто возьмет. – Сумма всех песен по трем частям – 100.

89-90. Поэма написана терцинами в пятистопном ямбе.

91-93. Автор презирает современные тенденции поэзии, возводящие верлибр и другие формы стихов неклассических на вершину сегодняшней поэзии.

95. И даже в плоти на его скелете. – Речь о той же сердцевине, наполнении поэмы (см. прим. к ст. 52-60).

97-102. Данте наверняка не внял советам и писал поэму исключительно для себя, поскольку другому, как писалось раньше, ее не дано в полной мере постигнуть.

108. К нему я и сейчас почти пристал. – Автор в своей рецензии тоже постепенно восходит к Эмпирею, на фоне своего путешествия рассказывает о впечатлениях от поэмы.

115-116. Речь идет о людях, которые знают и русский, и итальянский языки, а потому могут оценить, насколько перевод Лозинского хорош или плох.

118-119. Автор выносит благодарность переводчику не только за переведенный текст поэмы, но и за то, как он сохранил форму поэмы, размер стихов и, конечно же, за примечания.

IN SANE

Земную жизнь пройдя до половины, Я очутился в сумрачном лесу, Утратив правый путь во тьме долины…

Надо сказать, что путь Данте очень ощутимо шарахнул в свое время по моим подростковым мозгам, в которых прочно поселилась подхваченная в разных, больше развлекательных книгах мысль всенепременно ознакомиться с этим шедевром. Так что в один прекрасный день я самолично отправилась в магазин, приобрела объемистый том и храбро принялась за чтение. Храбро – потому что в то время ознакомление с любым признанным шедевром литературы было своего рода подвигом. Прочитать я и тогда могла что угодно, но удержать себя за книгой было все-таки достаточно сложно, особенно если произведение написано в стихах. Плюс к тому, отношение к Раю-Аду и всему прилагающемуся у меня в то время было очень и очень скептическое – несуществующие, мол, вещи, а потому и не стоят описания. Сплошные глупости.

В ответ на это упрямое детское утверждение первые же песни «Божественной комедии» недвусмысленно велели мне заткнуться и читать. К своему вящему изумлению, я оказалась пригвождена к книге, которая с каждой новой песней приводила меня во все больший восторг. Меня восхищали и описания Ада и Чистилища, и смелость Данте, которая позволила ему вот так просто сделать из себя героя, путешествующего по загробной части мироздания с самим Вергилием (!) и – самое главное – преспокойно разместить по уровням грешности великих, всем известных людей. Наконец, меня очень тронули отдельные персонажи и их истории.

Мой герой – Капаней. Поход против Фив тут, конечно, не при чем; мне просто безумно понравилось его поведение (стыдно признаться, но гордость и упрямство – мои неотъемлемые и, между прочим, высоко ценимые качества).

«…Кто это, рослый, хмуро так лежит, Презрев пожар, палящий отовсюду? Его и дождь, я вижу, не мягчит».

А тот, поняв, что я дивлюсь, как чуду, Его гордыне, отвечал, крича: Каким я жил, таким и в смерти буду!

Потрясающий, по-моему, человек. Продолжать распылять свою гордость в Аду – это сильно.

«О Капаней, в гордыне неугасной -

Твоя наитягчайшая беда: Ты сам себя, в неистовстве великом, Казнишь жесточе всякого суда».

Тут, в общем, Вергилию нечего возразить. Но любопытно то, что мне и не хочется с ним спорить, даже примеривая эти слова на себя, когда нужно. Они вызывают у меня лишь мрачное согласие и только малую толику здравого смысла, который, впрочем, помогает спуститься с небес упрямства на смиренную землю.

А больше всего впечатлила меня история графа Уголино, которого при жизни заточили в башню вместе с детьми и морили голодом. Когда его сыновья выступили с «заманчивым» предложением, у меня аж волосы дыбом встали от ужаса.

«Отец, ешь нас, нам это легче будет; Ты дал нам эти жалкие тела, - Возьми их сам; так справедливость судит».

Не так уж меня легко впечатлить, но, помнится, после меня даже кошмары мучили. Но и, во всяком случае, отпечаталось в памяти как следует.

Вообще, то ли я любитель острых ощущений, то ли все действительно так, но мне показалось, что именно Ад – самая интересная часть поэмы, мрачная, иногда по-настоящему пугающая. Описание Чистилища, впрочем, мне тоже понравилось, а вот Рай… О, об Рае разговор особый. Так много там было сияния, что у меня все три раза, что я читала книгу, оставалось неизменное впечатление, что я побывала в месте, где в глаза бьет солнечный свет – им, понятно, больно, голова от этого тоже побаливает, и потому уловить что-то в этом сиянии и впечатлиться достаточно сложно. Хотя, Рай это все-таки не для простых смертных зрелище (вот Ад и Чистилище – другое дело; поглядите, что вас ждет за грехи (то есть практически в любом случае), ну а вечное блаженство – ни-ни, пока не заработаете), что Данте с успехом и передал.

Подытожу: «Божественная комедия» очень впечатлила меня после первого прочтения, когда у меня вовсе не имелось совсем никакой базы; полюбилась еще больше после повторного знакомства; и окончательно закрепила за собой место одной из любимейших книг после третьего прочтения. С того времени, как я впервые начала читать это творение Данте, не перестаю восхищаться его гением.

Когда мне было лет 10 или 11, я жутко мешала маме и она не выдержав, посадила меня на диван и сунула эту книгу. Ничего более интересного я не читала ни тогда ни сейчас.Очень многое из "Божественной комедии" я выучила наизусть. Мне нравится сам язык. Впоследствии мне предоставился шанс прочесть это произведение на итальянском. Чистый восторг.

Если Вы слабонервны или впечатлительны, не читайте ночью!

На самом деле книга не страшная,это то где мы все будем и через что пройдем, если хотите задуматься над своей жизнью и что-то исправить,хоть немного,то советую. Я как-то проходила мимо этой книги,но в этом году приобрела и с ней "Кентерберийские рассказы" после фильма "Семь" ,в частности меня фильм и подтолкнул. Что из себя представляет книга,первое-Ад и 9 кругов Дальше-Чистилище и последнее Рай самое запоминающее, это Ад Читать сложно,ведь это поэма!

Чарует меня слог, которым написана книга... Возвышенный, витиеватый, запутанный, с огромным количеством деталей и имен, которые ведомы только историкам да самому автору. Всеми лапами готова топить за перевод Чюминой, было гораздо легче воспринимать, чем Лозинского. Кроме того, у этого перевода есть приятная особенность — каждая песнь предваряется небольшим описанием, что тут происходит. Избавляет от необходимости постоянно бегать в сноски, чтобы разобраться с кем встретился герой: с какой-то исторической личностью или с человеком из своей жизни.

Приятно находить отсылки на известные истории, наблюдать за изображением борьбы гвельфов и гиббеленов. Некоторые истории — например любовь Паоло и Франчески — так изящно выглядят в стихах, что просто восторг. И встреча Данте с учителем была довольно интересной.

Слог прекрасный, последние песни "Рая" трогают за душу, очень эмоциональные, особенно последние несколько строк. Даже пожалела, что не знаю язык оригинала, чтобы максимально проникнуться и оценить.

Очень рада, что наконец-то добралась до этой поэмы. В рекомендациях к прочтению не нуждается — это просто прекрасно. Особенно, если вы готовы каждые пять строк бегать в конец книжки за сносками. Ну или если готовы окунуться в поток поэзии и наблюдать за ужасами и чудесами, не обращая внимания на огромные толпы непонятных личностей и хтони.

«Что ж ты не спросишь, - молвил мой вожатый, Какие духи здесь нашли приют? Знай, прежде чем продолжить путь начатый,

Что эти не грешили; не спасут Одни заслуги, если нет крещенья, Которым к вере истинной идут;

Кто жил до христианского ученья, Тот бога чтил не так, как мы должны. Таков и я. За эти упущенья,

Не за иное, мы осуждены, И здесь, по приговору высшей воли, Мы жаждем и надежды лишены».

Стеснилась грудь моя от тяжкой боли При вести, сколь достойные мужи Вкушают в Лимбе горечь этой доли.

То, что всякий нехристианин уже самим этим фактом обречен на вечные муки – это, конечно, само собой разумеется. Но вот что на пребывание в аду обречены и те, кто родился до возникновения христианства, то есть те, кто собственно и не могли, ни при каких мыслимых и даже фантазийных условиях, быть христианами (несмотря на достойный образ жизни) – это я думаю, представляет немалый интерес. Концепция Лимба (первый круг ада у Данте) в этом смысле может показаться воплощением всей беспощадности христианской логики (средневековой, во всяком случае).

- Ты добродетелен? - Да. - Ты христианин? - Нет. - Гореть тебе в аду! – Постойте, но ведь я и не мог быть христианином, христианство возникло и утвердилось уже после моей смерти. – Фактическая и даже чисто мыслимая невозможность быть христианином не освобождает от загробной ответственности.

Справедливости ради стоит отметить, что Лимб у Данте очень мало похож на Ад. Там даже не плачут, а только вздыхают. Там цветет сад и по саду, как и полагается, разгуливают философы, да какие!

Потом, взглянув на невысокий склон, Я увидал: учитель тех, кто знает, Семьей мудролюбивой окружен.

К нему Сократ всех ближе восседает И с ним Платон; весь сонм всеведца чтит; Здесь тот, кто мир случайным полагает,

Философ знаменитый Демокрит; Здесь Диоген, Фалес с Анаксагором, Зенон, и Эмпедокл, и Гераклит;

Есть что-то поразительное в том, с какой постоянностью образ сада соседствует с образом древнегреческой философии. Где сад, там и философия, где философия – там и сад. Даже и в аду это так:) Правда, само понятие философского сада в первую очередь ассоциируется с Эпикуром, а Эпикура в Лимбе нет, Эпикур у нас в круге шестом - поджаривается по полной программе.

P.S. Конечно, стоило бы еще отметить, что концепция Данте является картиной литературной, и что в самом богословии Лимб вроде бы и вовсе не считается адом (отсюда и Данте рисует его скорее не как ад), а скорее некоей областью…. Хотя, откровенно говоря, статус Лимба, как и состав в нем проживающих, так и остался для меня не вполне ясным. Зато ясно, что Лимб представляет собой любопытную с чисто логической точки зрения проблему – и то, как она решается, хоть в литературе, хоть непосредственно в богословии – весьма интересно. Лимб является своего рода исключенным четвертым: это и не Ад, и не Рай, но и не нечто среднее между ними – не Чистилище. Вот и ломай голову! Данте решил, что четвертого быть не может и поместил Лимб в ад. Это решение может показаться жестоким, однако, я думаю по-другому. Я думаю, что перемещение Лимба в ад - это единственный способ (в рамках средневеково-христианской логики) облегчить загробные страдания философов и писателей (а Гомер то у нас тоже в Лимбе, и Вергилий, и Гораций), поскольку при всякой другой интерпретации, они оказались бы в настоящем аду. Логика Данте такая: все равно античным писателям и философам гореть в аду, так уж пусть это будет не настоящий ад, а Лимб. А в богословском Лимбе, насколько я смог понять (признаюсь, при крайне поверхностном знакомстве с проблемой) – писателям и философам делать нечего – он задуман для ветхозаветных праведников и некрещеных младенцев. И, по-моему, надо быть слишком писателем и философом, чтобы решиться назвать (подобно Данте) писателей или философов – праведниками. Младенцами – еще куда ни шло.