Kitobni o'qish: «Дети»

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Малое путешествие, или История о трёх сорванцах

Глава первая

МОЖАЙСКОЕ ШОССЕ

Должен признать, что весна в Центральной России – явление своеобразное и крайне капризное. Крепкий мороз и повсеместная слякоть сменяют друг друга в течение всего марта. Мягкий южный ветер, приносящий тепло, настолько робкий, что едва потянет холодом с севера, как он тут же теряется, и всё вокруг вновь покрывается коркой льда. Мартовское солнце тоже не слишком ответственно подходит к делу и, едва растопив зимний лёд, бросает всё на полпути и скрывается за берёзовой чащей, оставляя все нажитые за день лужи, ручьи и слякоть у порога длинной тёмной ночи. Та в свою очередь сковывает всё это богатство крепким морозцем. И так продолжается до тех пор, пока апрельские дни не принесут тёплый южный воздух, от которого зима, робея на глазах, уходит талым серым снегом в пряные земли. Отсюда и отношение к весне в наших краях у всех разное и неоднозначное. Но весна девяносто восьмого года оказалась особенной и запомнилась мне надолго.

Было мне тогда тринадцать лет. Жил я с отцом и матерью в небольшой деревушке с названием Сосновка близ города Можайска. Уже настали апрельские дни, и я с нетерпением ждал, когда высохнут местные просёлочные дороги и я вновь смогу кататься по полю на своём стареньком велосипеде. Так, в одну солнечную пятницу моё желание сбылось – деревенские дороги подсохли, и я мог вскочить на моего гнедого коня – так я любил называть свой велосипед за характерную ржавчину во многих местах.

Должен заметить, что у нас с родителями были разные представления о сухости местных дорог. Я считал дорогу сухой, даже если на ней оставалось немного снега, а количество и размеры луж были такими, что их можно было как-нибудь объехать хотя бы в пятидесяти процентах случаев (в том возрасте я был неравнодушен к математике и любил считать всё в процентах). Родители же считали такую дорогу слишком сырой и грязной, невзирая на мои математические выкладки. Поэтому гнедого коня мне доставали из сарая не сразу, а после многочисленных обещаний тепло одеться, быть предельно аккуратным и кататься только недалеко от дома по сухим тропинкам. Разумеется, каждый год все мои обещания растворялись в грязи, которая была в изобилии на одежде и ботинках после первой же весенней поездки. Виноватая улыбка была моим типичным оправданием в этих случаях.

Именно так всё было и той весной. Очистив запачканную одежду после первой моей поездки и поленившись очистить велосипед, я подумал завтра покататься ещё раз, может, даже махнуть в соседнюю деревню к своему другу Мишке. Деревня эта находилась в трёх километрах от нашего посёлка. Едва эта мысль проскользнула в моей голове, как я счёл её потрясающей, тем более что завтра была суббота.

«Отличное начало выходных», – подумал я.

В предвкушении завтрашнего дня я провёл вечер, но к ужину вдруг стал ощущать какую-то непонятную мне тоску. Следует отметить, что это недомогание в виде лёгкой скуки преследовало меня ещё днём и к вечеру обострилось. До самой ночи я так и не смог понять, отчего был повержен в такое состояние, и, так и не разгадав причину этого коварного вируса, лёг спать. Уснуть я так и не смог: всё сильнее одолевала меня таинственная тоска.

Это был первый день велосезона – лучший день в году, возможно, даже лучше дня рождения. Я думал о том, как скоро наступят майские праздники и я смогу кататься на велосипеде целыми днями, наблюдая цветение весенних деревьев. А там и длинное лето не за горами – будем ездить с мальчишками на пруд, брать с собой из дома пироги на весь день и играть в футбол на берегу.

Так мы проводили каждое лето, и каждый год я ждал этого с нетерпением. И в этот самый момент я осознал причину моей затянувшейся вечерней тоски. Ведь всё, что меня ждёт – майские праздники за рулём велосипеда напролёт, пикники и летние поездки на пруд с друзьями, – всё это повторяется из года в год. Мы всё так же будем подшучивать над чудной причёской Валерки, нашего двоечника, всё так же спорить на камень-ножницы-бумага, кому достанется последний пирожок из корзины, на пруду всё так же будем соревноваться в прыжках со старого дуба. А потом наступит август. Вечерняя свежесть сменится сначала мягкой прохладой, а потом и вовсе прогорклым туманом. Ясное звёздное небо всё раньше и раньше будет накрывать наши улицы, а утренняя прохлада будет держаться почти до полудня. Время пролетит быстро, и мы не заметим, как наступит сентябрь. Подует холодный ветер, начнутся дожди, станут длиннее ночи и короче дни, а самое главное, закончатся каникулы, и надо будет снова идти в школу. Но меня печалило не скорое окончание летних каникул, которые ещё даже не начались, и не неизбежный приход осени. Мне не давала покоя мысль о том, что я уже знаю, как проведу это лето, что всё повторится вновь по старому сценарию нашего детства. Я вдруг осознал, что вовсе не хочу этого, а хочу чего-то нового.

Но всё же я очень любил кататься на велосипеде с самого детства и этим летом так же планировал накататься вдоволь. Но весь мой водительский стаж ограничивался ездой только по трём дорогам: центральной улице в нашем посёлке, заросшей травой дорогой в лес, по которой мы обычно ходили за ягодами и грибами, и разбитой асфальтовой дорогой до соседней деревни. Каждую из этих дорог я знал вдоль и поперёк. Знал места, где в дождливое время образуются лужи, знал, где самые глубокие ямы и самые суровые кочки, знал, где ждать крутой спуск, на котором мы любили разгоняться, и знал, как утомительно будет подниматься на обратном пути. Я понял, что мне наскучило это однообразие придорожных пейзажей, что было бы недурно отправиться в путешествие на моём гнедом коне и увидеть новые места. Тотчас мне пришла идея выехать завтрашним утром на Можайское шоссе. Я хорошо знал эту дорогу, поскольку мы с родителями часто ездили по ней в Москву. Я подумал, что это было бы отличным приключением – отправиться тёплым апрельским днём на велосипеде по шоссе далеко-далеко, куда только может завести дорога. Выбор направления и конечного пункта я решил отложить до завтра и, воображая, как буду рассекать на велосипеде по широкой дороге, а по обочинам будут мелькать леса и поля, уснул.

На следующее утро я проснулся от звона капель дождя, настойчиво стучавших по крыше. Я понял, что барабанивший дождь уже размыл деревенский просёлок вместе с моими грандиозными планами на сегодняшний день. Я, безусловно, расстроился. Вообще, я всегда сильно расстраивался, когда дождь нарушал мои великие планы. Кроме того, моё расстройство сильно подогревалось моим детским воображением, в котором дождь продолжал непрерывно стучать по крышам домов до глубокой осени. Однако, как правило, этого не происходило, и едва на небе развеивались облака, как мои тревоги испарялись ещё быстрее луж, залитых робким белым светом только что выглянувшего солнца.

Тем не менее дождь продолжал упорно настукивать до самого обеда. Было ясно, что сегодня никакого путешествия не будет, но я всё же понадеялся, что завтра погода улучшится, а весь сегодняшний день решил посвятить подготовке к путешествию. Я почистил велосипед и подкачал колёса, собрал необходимые инструменты в рюкзак, заготовил термос для чая и отложил пару пирогов с капустой в дорогу.

За делами и хлопотами незаметно подкрался вечер, и погода заметно улучшилась. Набухшие чёрные тучи расплылись по розовому небу в разные стороны. Далеко на западе берёзовая роща заполыхала рыжим пламенем весенней зари, а мягкий апрельский ветер ласкал верхушки утомлённых былым ненастьем сосен. Просёлочная дорога была залита оранжевым светом луж, отражавших тающее вечернее солнце. Сквозь алую завесу уходящего дня начали просачиваться первые звёзды. Я больше не сомневался: завтра будет прекрасный день для новых открытий.

На следующий день я проснулся рано утром от звона будильника. Я решил начать поездку пораньше, чтобы вернуться к обеду. На тускло-голубом небе ещё не появилось солнце, но было понятно, что вчерашнее ненастье окончательно миновало. Я вышел на улицу и убедился, что за ночь дорога подсохла. Хотя на ней и оставались немногочисленные лужи, они были уже не в силах помешать моей поездке. Вернувшись в дом, я взял приготовленный рюкзак и пошёл с ним на задний двор за велосипедом, который я вынес из дома ещё вечером, чтобы ненароком не разбудить родителей. Велосипед стоял в целостности и сохранности, готовый к грандиозному путешествию. Я лихо вскочил на него и повернул со двора на главную улицу. Убедившись, что он работает исправно, я прибавил ходу и направился в сторону шоссе. Я не стал говорить родителям, что планирую ездить по автомобильной дороге, а сказал лишь, что встану пораньше, чтобы покататься по лесу. Я боялся, что отец не разрешит мне ездить по дороге, и счёл, что ему и матери лучше просто не знать о моих намерениях.

Попав на центральную улицу, я увидел, как навстречу мне хромает дед Егор, сухощавый сутулый старик. В руках он нёс какую-то деталь от трактора, видимо, в мастерскую. Увидев меня, он остановился.

– Что, Ефим, решил покататься с утра пораньше? – спросил он меня, широко улыбаясь.

– Да, Егор Васильевич! Решил вот проехаться по лесу.

– Ну, езжай. Смотри там, поаккуратнее давай. Заходи вечером, с трактором поможешь. Верка пирогов напечёт, угостишься.

– Обязательно зайду, Егор Васильевич. Веронике Сергеевне привет передавайте.

– Ну, давай, ехай, да сильно не разгоняйся! До вечера!

Сказав это, дед Егор захромал дальше в сторону гаража. Верка, или Вероника Сергеевна, приходилась ему женой уже сорок пять лет. Её пироги с малиной всегда были сладкой наградой за помощь деду Егору с ремонтом трактора. Да и не только ради сладких пирогов помогал я ему – уж больно нравилось мне беседовать со стариком, слушать его интереснейшие истории о жизни, пока мы копались в промасленных деталях старого трактора.

Я искренне был рад встретить деда Егора. Я ещё бодрее закрутил педали и помчал к шоссе. Вдруг я вспомнил, как сказал ему, что собирался покататься по лесу. Однако лес был в противоположной стороне, и я подумал, что дед Егор догадался о том, что я поехал на шоссе, и непременно расскажет это моим родителям, ведь он дружил с моим отцом и имел привычку навещать его почти каждый день. В этом случае меня ждала бы часовая лекция об опасности езды по проезжей части и запрет кататься за пределами посёлка. Испуг охватил меня, и я почувствовал, как мой пульс участился. Настроение явно было испорчено охватившей меня тревогой. Тем не менее возвращаться я не хотел, а на горизонте уже засверкала гремучими грузовиками дорога.

Подъехав к шоссе, я решил повернуть направо и двигаться против Москвы. Я хотел доехать до Можайска и, отдохнув за пирожками с чаем, двинуть назад. До Можайска было не больше пятнадцати километров. Я предположил, что смогу одолеть эту дистанцию меньше чем за два часа.

Первые несколько минут я мчался по пустой дороге и дивился тому, как сильно разгоняется велосипед по ровному асфальту. Вдруг со страшным громом и скрежетом меня обогнал огромный самосвал. Меня тут же обдало потоком холодного утреннего воздуха. Грузовик промчался так близко, что я едва не слетел на обочину.

– Елки зелёные! Как же так ездить? Так и насмерть сбить могут.

Тут я осознал, что сказал это вслух. Разумеется, меня никто не слышал. Я взял вправо и поехал по самому краю дороги.

К тому моменту, как мне встретился первый километровый столб, меня уже обогнали несколько легковых автомобилей и гремящих грузовиков. Теперь они не так сильно будоражили меня. Я перестал тесниться на каменистой обочине и взял левее на ровный асфальт. Лишь изредка я вновь смещался вправо, когда слышал, как сзади приближался автомобиль.

С первых же минут моего путешествия я невероятно воодушевился видом уходящей далеко за горизонт дороги. Настроение моё стало светлее, как светлее становилась дорога от стремительно поднимавшегося солнца. Километровые столбы замелькали один за другим, а я не чувствовал ни малейшей усталости. Машин на дороге было немного, как, впрочем, и должно быть ранним воскресным утром. Я двигался со скоростью и лёгкостью, неведомыми мне при езде по деревенским ямам и кочкам. Солнце было уже так высоко, как нельзя ещё было видеть его в это же время дня в марте или феврале, и утренняя прохлада исчезла в его лучах подобно тому, как исчезали на глазах длинные тени придорожных сосен. Колкий предрассветный мороз не щипал больше моих пальцев, а согревавшая меня раньше плотная куртка стала лишним грузом. Я остановился и обвязал куртку вокруг пояса, оставшись в промокшей потом потёртой футболке. Первоначально мне было прохладно, но едва футболка подсохла, как я почувствовал себя комфортно под мягким, ещё не палящим апрельским солнцем и закрутил педали с ещё бо́льшим энтузиазмом.

Я миновал около семи километров, когда на горизонте показался старый «москвич» с включённой аварийной сигнализацией. На середине дороги стоял рослый мужик и махал мне руками. Я понял, что что-то случилось, и начал сбавлять скорость.

– Помоги. Толкнуть надо, – низким голосом прокричал мне незнакомец, как только счёл, что расстояние между нами позволяет мне его услышать.

– Хорошо.

Я подъехал ближе и положил велосипед на обочину.

– Не могу завести. Подтолкни немного. Попробуем на ходу завести, – пояснил незнакомец.

– Нет проблем, – ответил я и пошёл ближе к машине.

Мужик сел в «москвич», сделал ещё одну безуспешную попытку завести мотор и дал мне знак рукой, чтобы я начал толкать машину. Я тотчас навалился на неё всем своим весом, но моей силы было явно недостаточно, чтобы сдвинуть автомобиль с места. Тогда дядька вылез из машины и встал, положив одну руку на открытую дверь, а другую протянул к рулю. Мы принялись толкать автомобиль вместе, и он медленно покатился по дороге. Как только мы разогнали его до скорости торопливо идущего человека, мужик ловко впрыгнул в машину, провернул ключ, и мотор завёлся с характерным дребезжанием. Я отпустил машину и остановился. С рёвом и визгом из выхлопной трубы вырвался дым, мужик захлопнул дверь и махнул мне рукой через плечо, не оборачиваясь. Так он выразил свою благодарность. Мне было этого достаточно. Вмиг «москвич» умчался вдаль, и я побрёл назад к велосипеду. Такое событие я счёл своим первым дорожным приключением и был необычайно рад, что мне выпала возможность помочь кому-то в пути. Вскочив на велосипед, я помчал дальше. До Можайска теперь оставалось около восьми километров.

Проехав несколько минут, я начал чувствовать лёгкую усталость. Наконец я решил остановиться и отдохнуть. К счастью, справа мне подвернулась песчаная дорожка, сворачивающая в лес. Я проехал по ней около сотни метров от шоссе, чтобы меньше слышать шум проезжающих машин. Я остановил велосипед возле старой упавшей сосны и присел на потрескавшийся ствол дерева, чтобы перекусить. Весенний лес казался мне необычайно живым и красивым. Несколько минут я просидел, наслаждаясь убаюкивающим чириканьем птиц и шуршанием сосновых веток. Позади худых деревьев в безоблачном небе мерцало апрельское солнце. Кое-где ещё лежал серый снег, а многочисленные небольшие ямы были заполнены талой водой. В этот самый момент, любуясь дивным пейзажем, я почувствовал, как близки и до́роги мне здешние места. Всё вокруг казалось мне знакомым, словно я знал каждое дерево в этом лесу.

Я достал термос, поспешно открыл его и наскоро плеснул чай в крышку, так как сильно хотел пить. За время моей поездки чай изрядно остыл, но тем легче было его пить. Опустошив термос наполовину, я жадно набросился на пирог с капустой, а как только одолел его, принялся за второй. Запив пироги, я оставил немного чая на случай, если жажда вернётся, убрал термос в рюкзак и решил продолжить путь. Но едва я собрался запрыгнуть на велосипед, как почувствовал лёгкую сонливость. Я решил вздремнуть немного, прежде чем ехать дальше. Прислонившись к берёзе, я глубоко вздохнул и закрыл глаза. Я не заметил, как уснул под пение воробьёв и доносившееся издалека эхо кукушки.

Я проснулся оттого, что почувствовал, как руки мои покрылись мурашками. Казалось, дул сильный ветер, отчего верхушки сосен раскачивались всё сильнее и сильнее. Солнце поднялось ещё выше, вероятно, уже миновал полдень. Но ветер, дующий с северо-востока, приносил с собой поток холодного воздуха, отчего я начал замерзать. Я решил продолжить свой путь.

Сделав несколько приседаний, чтобы согреться, я поехал к шоссе. Выехав из леса на открытую местность, я ощутил, насколько сильным был ветер. Тем не менее он дул мне в спину и только помогал мне ехать ещё быстрее. Я посмотрел направо и увидел, как на горизонте начинали скапливаться белые облака. Ещё два верстовых столба промелькнули по правую руку к тому моменту, как белые облака превратились в чёрные тучи, стремительно застилавшие небо. Вскоре солнце скрылось за тучами, и небо сделалось совсем тёмным. Я понял, что вот-вот начнётся дождь, и остановился, чтобы надеть куртку. Вмиг асфальт начал покрываться чёрными крапинами, после чего снег повалил стеной. Я уже не раз попадал под град и ливень, когда катался по деревне, но сейчас я был в десяти километрах от дома и не знал, что мне делать. Я вспомнил, что ещё пару минут назад проезжал мимо автобусной остановки, и тотчас решил вернуться туда, чтобы укрыться от непогоды под крышей павильона. Я развернулся и помчал в обратную сторону.

Стоял сильный туман, колкий снег летел мне в глаза, я практически не видел перед собой дороги. Наконец сквозь белые хлопья снега я разглядел расплывчатые очертания остановки и ринулся к ней. Внутри павильона стоял человек в капюшоне, видимо так же пережидавший внезапно нагрянувшее ненастье. Я встал под крышу рядом с ним. Велосипед не поместился под крышей маленького павильончика, и передняя часть его оставалась под снегопадом.

Рядом стоящий человек оказался высоким худощавым парнем. Он засунул руки в карманы и всё время смотрел вниз, на сырую дорогу, казалось о чём-то думая. Мы стояли молча, потупив взгляд, а снег продолжал падать. В то время как проезжая часть истекала ручьями талого снега, обочины постепенно превращались в сугробы.

– Да, парень. Ну и время ты выбрал кататься, – сказал мне незнакомец, не отрывая взгляда от земли.

– Да кто же знал, что так будет, – я посмотрел на него исподлобья.

– Прогноз погоды смотрел? Предупреждали же о возможности града.

Сказав это, он обратил на меня свой взор.

– Нет, не смотрел. Да тебя самого, я гляжу, погода врасплох застала?

– Да. Вот к товарищу шёл. Думал, успею. Тут километр где-то идти. Если в скором времени снег не закончится, так и пойду.

Мы продолжали стоять и смотреть на падающий снег.

– А мне до дому десять вёрст. Придётся переждать. Родителям не говорил, что так далеко поеду. Видать, получу порцию знатных подзатыльников по прибытии, – сказал я ему с каким-то необъяснимым чувством стыда.

– А они строгие у тебя?

– Родители? Нет. Но так далеко не разрешили бы ехать. Думают, что недалеко от дома катаюсь по лесу.

– Так скажи, что в лесу снегопад переждать решил, – предложил незнакомец.

– Да глупо как-то выходит. Вдруг не поверят. От дома до леса десять минут ходьбы.

– Ну придумаешь что-нибудь. Тоже мне, проблема.

Я ничего ему не ответил.

Снег валил ещё минут двадцать. Всё это время мы стояли молча, думая о чём-то своём. Вдруг на северо-востоке, откуда пришли тучи, небо стало светлеть. Сильный снег сменился моросящим дождём, а через мгновение тучи вовсе ушли на юг, а на небе показалось солнце. Невероятно чистый белый снег начал исчезать прямо на глазах, и стало видно, как зелёным цветом оживала молодая весенняя трава. Мокрый, весь в разводах асфальт блестел, словно изрисованный радугой. Казалось, никто бы не поверил, что ещё пять минут назад бушевала метель. Да и самому мне уже верилось с трудом, словно весна поспешно стёрла свои слёзы, пока никто не успел их заметить.

Простившись с незнакомцем, я вскочил на велосипед и помчал по ещё сырой, блестящей в разводах дороге. Я поехал домой, оставив попытки добраться до Можайска, поскольку был сильно утомлён событиями сегодняшнего дня. Может, я бы и осилил оставшиеся пять километров пути, но тогда назад мне бы пришлось ехать не десять, а все пятнадцать. Я решил не рисковать и счёл день и без того богатым событиями и приключениями.

По дороге домой меня одолевали разные чувства. Радость от того, что закончилось ненастье, притуплялась страхом быть наказанным. Любопытство и стремление добраться до Можайска всё сильнее глушились желанием поскорее оказаться дома. И всё это мерцало в моей голове на фоне общего восторга оттого, что я впервые смог проехать по большой дороге. Несмотря на усталость, я крутил педали довольно быстро. Я был уверен, что оставшихся сил будет вполне достаточно, чтобы добраться домой.

Чем ближе я подъезжал к дому, тем сильнее меня охватывали волнение и страх предстать перед родителями. Когда я въехал во двор, их не было видно. Вероятно, они были в доме. Я прислонил велосипед к задней стороне дома и неуверенными шагами пошёл к крыльцу. Отец услышал, как я вошёл в дом, и вышел меня встретить.

– Где ты был? – спросил он. – Такой снег был на улице.

Он посмотрел на меня круглыми глазами, полными удивления.

– Да с утра по лесу катался. А град у Витьки переждал, – ответил я заранее подготовленной репликой.

Витька был моим приятелем и жил на противоположном конце посёлка.

– Вон оно как. Молодец, что у Виктора догадался остаться! Проходи обедать.

Лицо отца переменилось, удивление и недоумение сменились улыбкой.

Войдя на кухню, я обнаружил, что обед уже остыл. Немного подогрев его, я с жадностью бросился сначала на суп, а затем и на второе, так как был невероятно голоден после моего путешествия. Родители же больше не задавали никаких вопросов касательно моей поездки. Видимо, отец поверил мне на слово, что я был у Витьки, и не стал звонить его родителям, чтобы убедиться в правдивости моих слов. Да он никогда бы и не сделал так – они с матерью доверяли мне. Лишь в моём воображении он принимался устраивать допросы, чтобы добиться признания в том, что я пошёл кататься по шоссе без разрешения. Дед Егор, должно быть, тоже ничего не говорил моему папе о том, что видел, как я ехал в сторону шоссе. Скорее всего, он просто не придал этому никакого значения.

Отдохнув чуть больше часа, я пошёл к деду Егору помогать с трактором, как и пообещал утром. А вечером я заснул невероятно довольным от того, какое приключение мне довелось испытать сегодня. Я помог завести машину человеку, попавшему в неприятности, я спал, сидя на земле в лесу, я попал под бурю и разговорился со случайным человеком, которого, может быть, больше никогда не увижу. Это было настоящее дорожное приключение.

Глава вторая

КРАЖА

С тех пор как я осуществил свою первую поездку по Можайскому шоссе, непогода окончательно отступила. Вот уже несколько дней не было ни дождей, ни тем более метелей. Дозревал поздний апрель. Выжженные ярким солнцем поля чернели меж отдалённых деревень. В прозрачном лесу мрачнели густой паутиной чёрные ветви деревьев, а в чистом тускло-голубом небе большими стаями пролетали птицы. По-летнему тёплые дни сменялись холодными непродолжительными ночами. Настал тот самый удивительно короткий ускользающий период весны, уродливо чернеющий и в то же время невероятно красивый. С последним поседевшим снегом таяла и тончайшая грань между зарождавшимся летом и так недавно позабытой зимой.

Одним таким солнечным утром я шёл в школу в дурном настроении. Я не выполнил ни одного домашнего задания, потому что весь прошлый вечер катался на велосипеде по деревне.

– Здорово, Ефимка! – кто-то окликнул меня, когда я подходил к воротам школьного двора.

Я обернулся. Это был мой одноклассник Ванька.

– Здорово, Ванёк! – ответил я.

– Ты на урок идёшь?

– Да не знаю. У меня домашки нет, отругают меня.

– Я взял вчера у Катьки тетрадь. Пойдём, сядем на скамейку под деревом и перепишем, – предложил он мне.

Ванька частенько выручал меня с домашними работами. Катя была нашей одноклассницей, отличницей, а кроме того, жила от Ваньки в доме через дорогу. Такое необычайно выгодное соседство с самой прилежной девочкой в нашем классе открывало Ваньке практически неограниченный доступ ко всем выполненным домашним заданиям, которыми он, в свою очередь, делился со мной в рамках наших дружеских отношений.

Мы ловко переписали ответы по биологии в тетради и успели зайти в кабинет до звонка.

Весь урок казался мне невероятно длинным и скучным. Анастасия Игоревна, наша учительница, которая была уже немолодая, диктовала нам новую тему под запись. А я безучастно смотрел, как за окном в редких белых облаках проплывал очередной погожий весенний денёк. Меня очень раздражало, что я был обязан проводить почти весь день в школе, после чего, придя домой, должен был браться за наискучнейшую домашнюю работу и лишь к вечеру, когда солнце было уже непозволительно низко, имел возможность покататься на велосипеде чуть более получаса до наступления темноты.

Вдруг терпение моё лопнуло. Я схватил тетрадь, небрежно оторвал кусок чистого листка и принялся писать мелким разборчивым почерком послание. Поспешно скомкав листок, я швырнул его в Ваньку и попал ему в ухо. Злобными глазами посмотрел он в мою сторону, и я тотчас кивнул ему, подтверждая, что эта записка от меня. Ванька аккуратно развернул листок и прочёл следующее: «Давай завтра прогуляем. Сил моих нет тут сидеть и тухнуть». Ванька перевернул листок, написал ответ, и, убедившись, что учитель не смотрит в его сторону, бросил мне скомканный лист. «А родителям мы что скажем?» – ожидаемым вопросом была заполнена обратная сторона листа.

Я и сам не успел подумать о том, что сказать родителям. В голову лезли какие-то нелепые предложения, часть из которых я всё же решил записать, но едва я схватился за ручку, как прозвенел звонок. Все тотчас засуетились, в классе поднялся шум – урок был окончен. На перемене я подошёл к Ваньке и вновь напомнил ему о своём желании пропустить уроки завтрашним днём.

– Я не знаю. Я бы и сам не прочь пойти гулять вместо этих бесполезных уроков. Но что мы скажем в своё оправдание в школе в понедельник? И что родителям скажем? – Ванька засомневался.

– А вот что. Завтра пятница. С утра сделаем вид, что идём в школу, и скажем им, что после школы отправимся в поход на выходные с Егором и его отцом, – предложил я.

Замечу, что Егор был нашим приятелем из пятого класса. Он и его отец часто устраивали пешие походы, к которым присоединялись многие друзья и знакомые Егора, в том числе мы с Ваней.

– Ты хочешь пойти в поход с Егором и его батей? – лицо Ваньки выражало явное недоумение.

– Да нет же! Мы лишь скажем так своим родителям, а сами пойдём в поход без взрослых на три дня. Они не станут проверять и звонить отцу Егора, они знают, что мы ходим с ними в поход каждый год, и поверят нам на слово.

– Ну не знаю. На три дня? А как мы объясним прогул в школе? А что, если родителям из школы позвонят? – Ваньку явно не убедил мой план.

– Не позвонят. В школе до понедельника нас точно не хватятся. А в понедельник скажем, что плохо чувствовали себя или что родителям помогали готовить землю к посеву. Они поверят и не станут проверять. Ну же, соглашайся!

– Ладно, чёрт с тобой! Один раз живём! Но если нам влетит, я больше в твоих авантюрах не стану участвовать!

– Да не влетит! Вот увидишь.

– А ты хочешь в пеший поход пойти в лес? Почему бы просто в субботу не пойти на два дня? Можно, кстати, реально Егора с батей позвать. И врать никому не придётся.

– Боже! Опять ты за своё! Сил у меня нет завтра шесть уроков сидеть, пока солнечные дни вот так проходят один за другим.

– А где палатку возьмём? У меня нет, есть только у Егора. Может, всё же его позовём?

– Нет, его звать не станем. Он-то уж точно струхнёт прогуливать. И палатку спрашивать у него не будем. Узнает про наш замысел – всё отцу расскажет. Тогда точно нас расколют.

– Что же тогда, – замялся Ванька, – а у тебя есть палатка?

– У нас дома тоже палатки нет. Вот что. Сегодня последним уроком физкультура. В каморке физрука есть палатка учебная. Вот её мы и одолжим до понедельника.

– Предлагаешь у физрука спросить?

– Мы ни у кого ничего не станем спрашивать.

– То есть как? – огромные покруглевшие глаза Ваньки выражали явное удивление и тревогу.

– А то ты не понимаешь?

– Украдём, что ли?

– Одолжим до понедельника.

– То, что ты называешь словом «одолжить», – самая настоящая кража. Ты хоть представляешь, как нам влететь за это может? Да и как ты собрался вынести палатку из спортзала? Там же куча народу будет.

Едва Ваня успел выразить свои опасения, как раздался звонок. Нужно было идти на урок.

– Придумаем что-нибудь, – сказал я, хлопнув его по плечу, и улыбнулся.

Мы пошли в класс. К счастью, наш разговор не был никем услышан благодаря тому, что мы стояли в углу коридора напротив пустого кабинета. Мы просидели ещё два бесконечных урока, прежде чем пошли обедать в столовую. Там я предложил Ваньке сесть чуть в стороне от всех, чтобы мы имели возможность продолжить наш строго секретный разговор.

Я начал:

– Вот что, Ваня. Сегодня у нас физкультура шестым уроком. В школе никого не останется кроме нас и десятого «А». Физрук после урока оставляет каморку открытой, чтобы мы могли убрать инвентарь, и уходит курить. Его не будет минут десять. Когда мы всё уберём и ребята пойдут переодеваться, мы вытащим палатку. Нет! Даже так. Нам не стоит нести её по коридору к выходу, тогда нас кто-нибудь может заметить. Сделаем так. Я выйду из зала в коридор и быстро проскочу в двадцать седьмой кабинет – он всегда открыт, там замок сломан. Сегодня там ни у кого нет уроков – кабинет будет пустой. Окна как раз выходят на задний двор. Ты пойдёшь туда, и я сброшу тебе палатку. С заднего двора мы сможем незаметно её унести, и я спрячу её у себя, пока родителей нет дома.

Я выдал Ваньке свой план, и с минуту мы молча продолжали поглощать долгожданный обед.

Покончив с котлетой, он посмотрел на меня и сказал:

– Можем рискнуть. Давай посвятим Валерку в наш план. Пусть он постоит на шухере в коридоре и прикроет тебя, когда ты будешь выносить палатку из спортзала.

Валерка был знатным бездельником и двоечником. Прогулы уроков были для него одним из любимых занятий. Крепкого телосложения, с грозным овальным лицом, любивший покурить на заднем дворе, он слыл неисправимым хулиганом. Статус хулигана он также подтверждал многочисленными шутками во время уроков, за что не раз отправлялся к директору.