Kitobni o'qish: «Пенсионер союзного значения»
Едва отворилась дверь кабинета, как Илья Семенович Бузякин почувствовал себя очень нехорошо. Оставалась еще вероятность, что это “нехорошо” было из-за несвежей красной икры, которой он позавтракал, несмотря на странный запах из банки. Но надежда растворилась, как только Бузякин увидел вошедшего. В кругах чиновничьих управленцев его знали все, даже несмотря на совершенно безликую внешность, самой яркой чертой которой, были чересчур оттопыренные уши. Посетитель замер в дверном проеме и произнес невыносимо вкрадчивым голосом:
– Добрый день, Илья Семенович, разрешите? Не помешаю?
Хозяин кабинета сглотнул, почувствовал, как то самое нехорошее ощущение ухнуло куда-то вниз живота, и пролепетал, совершенно несвойственным его тучной комплекции голосом:
– Здравствуйте, Петр Афанасьевич. Конечно-конечно, проходите, мы вам всегда рады!
Он облизал внезапно пересохшие губы и зачем-то добавил:
– Чаю хотите?
Гость кивнул и не торопясь прошел к длинному столу, за которым Бузякин имел привычку разносить своих подчиненных. Повесил на стул серый болоньевый плащ, сел в самом конце, прямо напротив Ильи Семеновича.
За глаза Петра Афанасьевича Милосердова звали – Инквизитор. Чуть реже – Палач.
Всем своим видом он напоминал змею, черную мамбу, если хотите. Такое же приплюснутое неприятное лицо землистого цвета, черные блестящие глазки, низкий покатый лоб с обширной залысиной. Палач появлялся в разного рода администрациях или департаментах, или неважно еще в каких государственных структурах, когда недовольство ими доходило до самой верхушки столичного управления страной. Проще говоря, когда поток жалоб на чиновников превышал все мыслимые и немыслимые нормы. Результатом его визитов, как правило, были разрушенные карьеры, смены руководителей, а иногда даже уголовные дела.
В общем гостем он был опасным, неприятным, но поделать с ним было решительно ничего нельзя. Ибо за спиной у него стоял “САМ”.
Бузякин нажал на кнопку селектора, вызывая секретаршу.
– Да, Илья Семенович?
– Машенька, принесите чаю. Алтайского.
В конце фразы, его, и без того чуть подрагивающий голос, вовсе сорвался в фальцет. Получилось так, будто он “навизжал” на ни в чем не повинную Машу. Ответом ему стала недоуменная тишина.
– У вас все в порядке, Илья Семенович? – участливо спросил селектор голосом секретарши спустя несколько очень долгих секунд.
– Да, да, все хорошо. Извини, простыл на днях, наверное.
– Это после бани, я же вам говорила, не стоило нам…
Бузякин с непостижимой для него самого скоростью бахнул ладонью по кнопке отключения, обрывая фразу этой невыносимой дуры на самом интересном месте.
“Все мозги в сиськи ушли, уволю к чертовой матери!”, промелькнуло в голове градоначальника.
– Итак, – нервно улыбнувшись продолжил Илья Семенович. – Какими судьбами в наше захолустье?
По правде говоря, последние пару минут он лихорадочно перебирал про себя причины появления “каменного гостя” в своем кабинете, но ничего такого из ряда вон пока на ум не приходило. Не иначе, как кто-то из подчиненных втихаря натворил дел.
“Вот ведь утырки жадные. И не поделились! Всех уволю!” – снова посетила его карательная мысль.
– Я к вам, можно сказать, по личному делу, Илья Семенович, – начал Милосердов, – дело в том, что совершенно недавно я узнал об одном неожиданном родстве. Оказывается, у меня есть родной дядя, представляете?
– Не может быть! – всплеснул руками Бузякин, потом вдруг подумал, что данное восклицание Инквизитор воспримет, как вообще сомнение Ильи Семеновича в том, что у него, у Петра Афанасьевича, могут быть какие-то родственники.
– Я к тому, – спешно добавил он, – что ведь столько лет прошло! А вы ни сном ни духом? Даже не подозревали?
– Откуда? – пожал плечами Милосердов. – Они с матушкой крупно повздорили еще до моего рождения и перестали общаться.
– Ох уж эти дела семейные, – сокрушенно ответил Илья Семенович. – Как я вас понимаю!
– В самом деле? – удивился Петр Афанасьевич, – у вас тоже нашелся из кто-то из родственников?
– Что? Ах, нет! – моментально вспотел Бузякин. – Это я всмысле, что… ну у меня тоже, знаете… жена, она…
“Остановись, полудурок, что ты несешь.” внезапно процедил внутренний голос.
