Kitobni o'qish: «Вирус»

Shrift:

Эпизод 1

Аманда

Аманда просыпается. Ее голова раскалывается от боли.

Она хочет облизнуть пересохшие губы, но во рту пересохло. Не понимая, где находится, она ощупывает правой рукой кровать и натыкается на что-то мягкое и колючее. От неожиданности сердце выпрыгивает у нее из груди. Потом она догадывается, что это всего лишь бородатая щека.

Понятно. Она не одна.

Аманда приподнимает другую руку и вытягивает ее в сторону. Стены нет. Она выдыхает и успокаивается.

Слава богу, она не дома.

Аманда с трудом открывает глаза. Лежащий рядом с ней человек тяжело дышит во сне. Похоже, еще слишком рано.

Ее кровать стоит в нише, скрытой за книжным стеллажом. Через щель между стеной и полками она видит проекционный экран. Солнечные лучи отражаются от его белой поверхности и слепят ее. Видимо, поэтому она и проснулась.

Что вчера произошло? Сначала она выпила с Филиппом бокал пива в «Кокене», потом еще два, потом он вспомнил про жену с ребенком, у него внезапно проснулась совесть, и он ушел. Минут через десять к ней подсел какой-то парень – может быть, это он и есть?

Медленно повернув голову набок, она разглядывает его бороду и бритый наголо череп. Да, похоже, это он.

Аманда вспоминает пару выпитых коктейлей, глупую фразу: «Нет, мне пора домой», за которой последовал еще один коктейль и… поездка на такси? Да, она точно уехала на такси. Вопрос только куда. Если не на восток, то куда угодно, но только не в Эстермальм. Хорошего в этом мало, зато теперь она прокатится на метро.

Она тихонько приподнимается, стараясь не разбудить его. Стены комнаты начинают стремительно вращаться. Она замирает на несколько секунд и затем встает на ноги. Неужели он действительно спит? Да, судя по ровному дыханию, он не притворяется.

Куда поехало такси? Пошатываясь, она на цыпочках подходит к окну. Из-за сильного похмелья она едва сохраняет равновесие.

В комнате идеальный порядок, на стенах висят постеры к инди-фильмам, чуть в стороне стоят винтажный зеленый диван и журнальный столик, через приоткрытую дверь видна светло-зеленая кухня. В угловом шкафчике собрана неплохая коллекция спиртного. На подоконнике лежит айпад. Типичный парень из мира массмедиа. Не то чтобы ей было это интересно. Скорее, она изучила комнату по привычке.

Щурясь от яркого солнца, она разглядывает унылую серую улицу за окном. Дома 20-х годов и ни одного магазина или перекрестка в поле зрения. По крайней мере, она в городе.

Аманда открывает кран и наливает воду в один из двух бокалов, которые незнакомец, очевидно, успел помыть перед тем, как лечь спать. У раковины стоит пустая бутылка красного вина. Да уж. Пиво, коктейли, красное вино – привет, головная боль. Она наливает еще один бокал воды и жадно выпивает его.

Такси остановилось перед мигающими синими огнями. «Черт, что происходит?» – вспоминает она слова водителя. Сначала он энергично жестикулировал, а потом высунулся в окно. Синий заборчик, огораживающий стройплощадку. Она помнит, как посмотрела вверх и увидела шпиль собора.

Аманда ополаскивает бокал и ставит его на сушилку.

Улица перекрыта. Повсюду стоят кареты скорой помощи и пожарные машины. Недовольные водители непрерывно гудят. Разозлившись, ее попутчик бросил водителю смятую сотню и выскочил из такси. Тут недалеко, сказал он, всего четыре или пять кварталов, но его слова потонули в вое сирен. «Ты куда?» – крикнул он. Обернувшись, она бросила через плечо: «Пока. Была рада познакомиться» – и направилась к ближайшей станции метро, обозначенной голубой буквой «Т».

Она возвращается в комнату и заглядывает в альков. Мужчина по-прежнему спит.

Аманда встает на четвереньки, чтобы достать лежащую под кроватью одежду, и внезапно у нее темнеет в глазах. Едва не потеряв сознание от прилившейся к голове крови, она закрывает глаза и на ощупь находит лифчик, жилетку, джинсы. Носков почему-то нет. Не важно. Она выползает с вещами из-под кровати и, не вставая, одевается. Потом Аманда берет на журнальном столике телефон парня и проверяет время. 7.52. Не так уж и рано.

Уденплан. Она помнит, что зашла на станцию метро «Уденплан» со стороны церкви Густава Васы и стройплощадки. На эскалаторе она копалась в сумочке и…

Твою мать.

Она в панике хватает сумочку, лежащую на полу у входной двери.

Телефон. Последний раз Аманда проверяла его в такси. Затем появились синие огни полицейских мигалок, и машина резко затормозила. Что было дальше, она не помнит. Неужели она забыла его в машине? Она в панике побежала по эскалатору наверх и через пару минут выскочила на улицу, где уже успела собраться толпа зевак. Увы. Такси уехало. Прощай, айфон.

Аманда на цыпочках крадется к журнальному столику, берет чужой телефон и просматривает (спасибо, что не используешь пин-код) недавние звонки. Ага. Семь исходящих вызовов на ее номер в период с 23.27 до 00.32. Все сброшены.

Она проверяет свои карманы и находит чек, судя по которому в 23.21 она заплатила в ресторане «Транан» пятьдесят девять крон за пиво «Старопрамен».

Аманда вспоминает, что догнала мужчину на улице и пригласила его в ресторан. Там она заказала пиво и воспользовалась его телефоном, чтобы позвонить на свой номер. Она почему-то надеялась, что таксист возьмет трубку и вернет айфон.

Что ж. Хорошо, что она хотя бы сама заплатила за пиво.

Аманда удаляет свой номер и надеется, что, кроме имени, мужчина больше про нее ничего не знает.

Ее тошнит. Пора уходить.

Мужчина начинает шевелиться. Аманда вздрагивает и роняет телефон на стол.

– О, привет! – говорит он хриплым голосом. – Ты… ээ… встала?

– Типа того, – быстро отвечает она и, не оборачиваясь, выходит в коридор.

– Черт, как же мне хреново, – стонет он. – Живот сильно болит.

– Кто бы сомневался, – язвительно отзывается Аманда, открывая входную дверь. – Пока.

Она стремительно выскакивает на лестничную клетку, хлопает дверью и почти бегом спускается по лестнице.

Выйдя на улицу, Аманда оглядывается по сторонам. Она не понимает, где находится, и начинает психовать. Она всегда бесится, когда чувствует себя беспомощной. Аманда доходит до ближайшего перекрестка и выясняет, что стоит на углу улиц Хагагатан и Ванадивеген. Значит, он не соврал. Она действительно всего в четырех-пяти кварталах от Уденплана и может поехать домой на метро. Судя по всему, они шли вчера этой же дорогой, только в обратном направлении.

Яркое солнце светит Аманде прямо в глаза, пока она плетется по Ванадивеген. Аманда вспотела, во рту пересохло. Дома ей придется долго отмокать в ванне, чтобы прийти в себя после бурной ночи.

К счастью, на улице Аманде попадаются только неодобрительно посмотревшая на нее старушка с собачкой и куда-то бегущий мужчина в деловом костюме. О боже, как же она хочет поскорее оказаться дома. Наконец Аманда сворачивает на Нортулсгатан и идет по ней на юг в сторону метро.

На площади Уденплан ни души. В конце июня все уезжают на каникулы или в отпуска, и город пустеет. Только на перекрестке Аманда видит трех человек, ожидающих зеленого сигнала светофора. Она останавливается рядом с ними и напряженно смотрит вперед, едва справляясь с очередным приступом тошноты. Загорается зеленый. Сделав глубокий вдох, Аманда переходит дорогу и, пройдя по тротуару вдоль уже такого знакомого синего ограждения, наконец оказывается перед входом в метро.

На дверях висит объявление, написанное размашистым почерком: ЗАКРЫТО ПО ТРЕБОВАНИЮ ПОЛИЦИИ.

– Что за… – Аманда раздраженно пинает ногой дверь.

Как же хочется домой. Живот скрутило от боли, а голова буквально разрывается на части.

Она разворачивается и идет к станции «Родмансгатан». Вряд ли она тоже не работает. Вероятно, закрытие метро как-то связано со вчерашними событиями, со всеми этими синими мигалками и воем сирен. Возможно, на стройке произошел несчастный случай. На следующем перекрестке, метрах в двадцати от Аманды, останавливается автобус. Он идет в другую сторону – к станции «Санкт-Эриксплан», – но Аманде все равно. Не раздумывая, она бежит к остановке и запрыгивает в автобус через заднюю дверь. От боли все темнеет перед глазами. Аманда сползает на ближайшее сиденье, надеясь, что водитель не заметил ее. У нее, конечно, есть немного наличных, но ими невозможно оплатить проезд, а купить билет с помощью эсэмэски она не сможет, потому что потеряла телефон. Она решает, что безбилетный проезд – это не ее проблема.

Автобус плавно катится по улице Уденгатан. У парка Васы Аманда замечает бездомного, лежащего под столиком закрытого кафе.

Она выходит на остановке в конце парка и направляется к станции «Санкт-Эриксплан». К счастью, она открыта. Аманда незаметно проскальзывает мимо контролера и идет к эскалатору. Следующий поезд будет через две минуты. Аманда прижимается лбом к облицованной плиткой колонне и наслаждается прохладой.

Раздается звуковой сигнал, предупреждающий о прибытии поезда.

Она занимает свободное место в душном вагоне и мечтает только о том, чтобы поскорее попасть домой. У нее снова сводит живот. Нет, только не здесь. Не сейчас.

За мгновение до отправления машинист делает объявление:

– По требованию полиции поезд следует без остановки на станции «Уденплан». Следующая станция «Родмансгатан».

Двери закрываются, и, плавно набирая ход, поезд уходит в сторону «Уденплан». Несмотря на туман в голове, Аманда поворачивается к окну, чтобы увидеть, что происходит на злополучной станции.

Поезд сбрасывает ход, и на плохо освещенной платформе Аманда успевает заметить полупустой пакет из супермаркета, из которого выкатились консервные банки и помидоры. Чуть дальше стоит чемодан. Она непрерывно крутит головой, чтобы не упустить ни одной детали. Интересно, кто это разбросал свои вещи и почему их до сих пор не убрали?

В центре станции установлен огромный белый тент. Два мощных прожектора, скрытых за тентом, освещают путь на другой стороне платформы.

– Что за наваждение… – бормочет Аманда и, пошатываясь, встает на ноги.

Тент исчезает из поля зрения, и она растерянно оглядывается на немногочисленных попутчиков. Она не понимает почему, только все это ей кажется странным.

Она снова поворачивается к окну и видит мужчину в желтом защитном костюме. Он сидит на скамейке в самом конце платформы, опершись локтями о колени и обхватив голову руками. Через мгновение поезд прибавляет скорость и исчезает во мраке туннеля.

Она снова обводит взглядом попутчиков. Неужели они ничего не видели? Судя по их невозмутимому виду, никто из восьми пассажиров действительно не заметил, а может быть, сделал вид, что не заметил ничего странного. На следующей станции она переходит в другой вагон и видит двух громко разговаривающих молодых мужчин.

Аманда подходит к ним ближе и слышит, как один говорит другому: «Вчера тут творилось что-то невероятное». Другой мужчина пожимает плечами и говорит: «Не знаю, ничего не слышал. Во сколько это было?» Первый также пожимает плечами и отвечает: «Около девяти вечера». Второй, отрицательно помотав головой, говорит: «Не, не видел. Что в газете пишут?» На этих словах первый мужчина хлопает друга по плечу и говорит: «На следующей выходим». Аманда замечает у него в руке газету «Метро».

Ну дела. Ей никогда не приходило в голову, что кому-то интересно читать эту газету. Аманда вздыхает и идет дальше по ходу движения поезда. Машинист резко тормозит, и она едва не падает на сидящего в конце вагона старика. Она ловит его взгляд и понимает, что ему тоже очень плохо. В вагоне невыносимо жарко и душно. Похоже, сломался термостат.

– Извините, – говорит Аманда. Тошнота снова подкатывает к горлу, и во рту появляется отвратительный привкус. Она прижимается к дверям и тихо шепчет: – Быстрее, ну же.

Поезд выскакивает из туннеля и приближается к наземной станции. Быстрее, пожалуйста. Она умрет от стыда, если ее вытошнит прямо в поезде во вторник утром.

Наконец поезд останавливается. Зажимая ладонями наполненный рвотной массой рот, Аманда выскакивает из вагона и, согнувшись пополам, бежит на другую сторону платформы. На самом краю она падает на колени, и ее сразу выворачивает наизнанку прямо на рельсы. Она долго содрогается, задыхаясь от непрекращающихся спазмов в желудке.

Когда все заканчивается, она медленно встает и, не обращая внимания на косые взгляды, отходит в сторону.

Раздается сигнал о приближении поезда. Собрав остатки сил, Аманда на трясущихся ногах заходит в вагон и падает на сиденье. До дома осталось совсем чуть-чуть.

Аманда в полузабытьи слышит объявление: «Следующая станция „Марияторгет“» – и, с трудом открыв глаза, поднимается. Держась за поручень, она пробирается к дверям. Аманду снова тошнит, и она в отчаянии шепчет: «Ну же. Скорее». Поезд останавливается, и она вываливается из вагона. Свежий ветерок на платформе не приносит ей облегчения. Шатаясь из стороны в сторону, она ковыляет к эскалатору. Он почему-то не двигается. У Аманды нет сил подниматься пешком, однако внезапно эскалатор оживает и приходит в движение.

Аманда садится на прорезиненную ступеньку и замечает на груди темное пятно. Неужели она так сильно вспотела? Что происходит? Почему так сильно скрутило живот?

Аманда медленно сходит с эскалатора и сильно ударяется обо что-то левой ногой. Она закрывает глаза и, стараясь не думать о боли, плетется на выход вдоль стены, чтобы не упасть и ни с кем не столкнуться.

Кое-как она выходит на улицу, где ее сразу чуть не сбивает с ног бородатый скейтбордист в надетой задом наперед бейсболке. «Осторожней!» – кричит он. Аманда едва сдерживается, чтобы не пнуть его ногой. К счастью, кафе на углу дома закрыто, а значит, ей не придется из вежливости болтать с соседями. Аманда подходит к своему подъезду и видит большой грузовик, припаркованный на тротуаре. Двое крепких молодых людей устанавливают на ступеньках рампу, а третий тем временем выгружает из кузова коробки.

Он делает это настолько театрально, что один из первых двух мужчин начинает его подкалывать:

– Хорош дуться. Подумай лучше, как ты в одиночку потащишь по лестнице пианино. Я сомневаюсь, что оно влезет в лифт.

Аманда не выдерживает и, кривясь от боли, с удивлением спрашивает:

– Пианино?

Другой мужчина заканчивает монтировать рампу и оборачивается.

– Ага. Здоровое, зараза. Оно еще в кузове. Мы всегда оставляем самое вкусное на десерт, – отвечает он с улыбкой.

– Какой этаж? – спрашивает Аманда.

– Четвертый. Вы тоже на нем живете?

Она вздыхает:

– На третьем, но это ненамного ближе.

Аманда улыбается и, вяло махнув им на прощанье рукой, заходит в подъезд. В лифте она ищет ключи и одновременно старается не дышать, чтобы справиться с подступающей тошнотой. Наконец она выходит на своем этаже и трясущимися руками открывает замок.

Аманда заходит в квартиру, захлопывает дверь и сбрасывает обувь. На кухне она наливает стакан воды и медленно опускается на пол рядом с холодильником. Крошечными глотками выпивает воду и, обессиленная, ложится на спину. Мысль о пианино почему-то не выходит у нее из головы.

Аманда закрывает глаза и засыпает, как ей кажется, навсегда.

Айрис

Айрис стоит за стойкой регистрации и заносит в базу возвращенные читателями книги, когда понимает, что происходит что-то странное. Аппарат сканирует штрих-коды, и она складывает книги в тележку рядом со столом. Иногда на экране монитора выскакивают сообщения о просроченных платежах, и Айрис легким движением кликает по ним. На аккаунт читателей автоматически начисляется штраф, который им придется заплатить в следующий раз, когда они придут за новой книгой.

Почти половина двенадцатого. За последние полтора часа всего трое читателей пришли брать книги. Айрис помогала им отыскивать книжные новинки. Сегодня у нее побывал мужчина, искавший книгу, которая была еще не напечатана, а другую читательницу, что хотела редкий том о природных лекарствах, она и вовсе направила в городскую библиотеку. Она даже выдала читательский билет девушке, которая явно интересовалась лишь вай-фаем.

Трое читателей. Всего восемь книжек. Пять романов, две книги о вязании и один сборник стихов. Читателей пришло бы в два, а то и в три раза больше, если бы не середина лета.

Айрис сканирует последние книги. Краем глаза она видит, как к ней направляется Рамир, но внезапно он застывает на месте. Пьяный в стельку мужчина, спотыкаясь, вваливается к ним с площади Сергеля через вращающуюся дверь. Его одежда яснее ясного говорит о том, что ночь он провел на улице. Пьяница, заметив, что охранник тоже вытаращился на него, выпрямляет спину и с беспечным видом направляется к туалетам.

Мужчине удается сделать всего несколько ровных шагов, затем его начинает пошатывать, и он, споткнувшись, обрушивает один из стульев, что стоят за пределами зоны кафе. Вымученно улыбнувшись, пьяница пытается сделать вид, что ничего не произошло, но тщетно: следующим движением он переворачивает еще один стул, а затем и стол в кафетерии. Следом сам падает на пол и замирает. Рамир бросается к нему со всех ног, а по пятам за ним следует их коллега Сюзанна, которая наблюдала эту сцену стоя поодаль.

Что-то не так. За сегодня это их первый посетитель из тех, которых ноги не держат.

– С вами все о’кей? – спрашивает Рамир.

Как правило, бомжи и пьяницы идут к ним нескончаемой вереницей. Выходящие на площадь Сергеля двери библиотеки – словно прямое приглашение для них.

– Боюсь, мне нужно домой. – Лотта, одна из библиотекарей, появляется у Айрис за спиной. – Мне что-то нехорошо… Ох, что здесь произошло? – спрашивает она, уставившись на сцену в фойе библиотеки.

– Да вот принес черт беднягу, – отвечает Айрис.

Лотта кивает.

– Прости, но остаться я точно не могу. Голова жутко раскалывается, и температура, кажется, за сорок. – Лотта пытается улыбнуться, но по ее лицу видно, что ей сейчас не до улыбок.

Айрис смотрит на нее и решает, что Лотте действительно очень худо.

– Все в порядке, иди домой. В любом случае у нас и посетителей-то почти нет.

– Да, как-то необычно тихо, – говорит Лотта, не обращая внимания на то, что человек на полу начинает кричать, что на него напали. – Ты как, справишься? Я скажу Хуану, что ухожу домой, так что он будет в курсе. Не уверена, что смогу прийти завтра.

– Сегодня среда, и на твоем месте я взяла бы отгул до понедельника. Ты выглядишь, мягко говоря, не очень, – говорит Айрис и улыбается.

Лотта издает короткий смешок:

– Очень может быть.

Айрис занимает свое место за стойкой регистрации и через смартфон заходит на свою страничку в соцсети. Двое лайкнули ее последний статус, а на страничке библиотеки в фейсбуке кто-то оставил вопросительный комментарий. Она пишет ответ: нет, мы не закроемся на лето, в июле мы работаем в обычные часы, приходите к нам всегда, когда удобно, искренне ваша… Айрис перечитывает свой ответ и меняет «искренне ваша» на менее официальное «спасибо!». Никто в фейсбуке в своих постах не пользуется фразочками вроде «искренне ваша».

Обратный отсчет до отпуска: осталось две недели и два дня. Неделю они проведут в коттедже на Аландских островах, а затем еще две – с родственниками в их летнем домике на озере Эльмарен.

Краем глаза она замечает приближающегося к ней Рамира.

– Наш Хуан, кажется, по образованию медбрат, верно? Там что-то… что-то не так с тем пьяным. Но я не хочу звонить в скорую, если нет ничего серьезного. Вчера мы их дважды вызывали, а пациенты попросту оказались старыми пьянчугами. Как думаешь, он может посмотреть? Этот пьяный не агрессивен, но… я не знаю. Что-то с ним не так.

– Да, он был медбратом, но если человек болен, звонить в скорую все-таки придется…

У нее завибрировал смартфон. Айрис смотрит на экран: звонок из «Маленьких Фазанов».

– Извини, звонят из детсада моей дочери. Я должна ответить. Хуан сейчас вон там, – говорит она и неопределенно кивает в глубь офиса.

– Здравствуйте, Айрис слушает, – говорит она, и ее пульс учащается: воспитатели детского сада еще ни разу не звонили ей, просто чтобы поболтать.

– Доброе утро, это Стина из «Маленьких Фазанов». Мы обзваниваем всех родителей, так как мы… в общем, на сегодня нам придется закрыться. Биргитта явилась утром на работу совсем больная, и, если быть честной, я чувствую, что и сама уже от нее заразилась. Вы же понимаете, мы меньше всего хотим, чтобы дети свалились с гриппом. И, сдается мне, некоторые уже заразились, многие жалуются на боль в животе, и…

– А что с Сигрид? – взволнованно перебивает ее Айрис.

– Что? О, с ней все о’кей. Извините, мне следовало сказать: она в полном порядке, никаких проблем, – но мы решили, что после обеда закроемся. Как только мы договоримся со всеми родителями, я отпущу Биргитту и закроюсь. Сегодня у нас не так уж много детей. Я знаю, вы не забираете Сигрид по средам, но я звонила вам на другой номер, а трубку никто не взял, так что… вот так.

– Хорошо… Мм… По правде говоря, мы сегодня тоже многих отпустили домой… Ну конечно, я за ней заеду. Или постараюсь передать мужу. В общем, что-нибудь придумаю. Это займет… ну, полчаса точно. У меня только велосипед.

На том конце провода нажимают на отбой.

Рамир отыскал Хуана, и оба присаживаются на корточки рядом с пьяным. Тот сумел кое-как приподняться и садится, прислонившись к стене около туалетов. Он кашляет не переставая, хватается за грудь и тяжело дышит. Хуан поднимается на ноги и хлопает Рамира по плечу:

– Ничего не поделаешь, давай звони в скорую.

И Хуан направляется обратно в свой офис.

Айрис достает смартфон и звонит мужу. Ну давай же, ответь мне. Но слышатся одни гудки. Она ждет, что он, как всегда запыхавшийся, схватит трубку и скажет: «Привет?», а потом быстро прибавит: «Я был в душе». Но вместо этого одни гудки.

Черт.

Айрис проверяет, закрыта ли касса, дважды нажимает клавишу «Esc» на клавиатуре, чтобы выйти из системы, и уносит с собой в офис библиотечный беспроводной телефон. Хуан сидит за столом в своем кабинете. Когда она входит, он поднимает голову:

– Только не говори, что и ты туда же.

– Что?

– Я же вижу – ты хочешь отпроситься домой.

Айрис невольно улыбается. Люди часто говорят, что по ее лицу сложно что-либо прочесть, но Хуан всегда знает, что у нее на уме.

– Мне только что позвонили из детсада, они вот-вот закроются. Воспитательницы, все как один, слегли с гриппом. Только что звонили.

– А твой муж не сможет ее забрать?

– Мы все пытались ему дозвониться – и я, и из детсада, – но он не берет трубку.

Хуан вздыхает и смотрит на часы, что висят на стене. Без двадцати двенадцать.

– Кафе уже закрылось. Подожди пять минут, я куплю себе салат на втором этаже. Поем за стойкой регистрации.

Семь минут спустя Айрис уже на мосту Норрбро по дороге в Старый город. Она поворачивает налево к Скепсброну. Застежка шлема сильно давит ей на подбородок. Она так нервничала, что затянула ее слишком туго, и теперь ей кажется, что это удавка. Айрис едет в южном направлении, а в голове крутятся вопросы: почему, почему он не взял трубку? был ли он здоров сегодня утром? что он говорил ей?

Сегодня ей пришлось встать в самую рань, в пять тридцать пять, потому что Сигрид канючила «завтлак», который упорно продолжала называть именно так, хотя прекрасно знала, как правильно говорить. Айрис встала, приняла душ, и они позавтракали все втроем, а потом она ушла на работу в семь тридцать, после того как прочла Сигрид вслух две главы из сказки «Нелли Рапп и Франкенштейн». Правда, потом дочка снова заскучала и в четвертый раз за эти дни села смотреть мультик «Головоломка» на айподе.

Что же он говорил ей сегодня утром? Айрис покраснела от стыда, когда поняла, что не может вспомнить, обменялась ли она утром с мужем хоть одной фразой. Да это просто смешно.

Уличное движение на Скепсброне обычно довольно спокойное, но тут она чуть было не врезается в автобус. Тот резко тормозит, чтобы избежать столкновения с туристическим автобусом, который внезапно выехал на красный свет.

«Мамочка, смотри, дяди водить не умеют!» – сказала бы на это Сигрид, окажись она рядом.

В последний миг Айрис удается свернуть вправо на тротуар. Из переулка на полной скорости вылетает курьер на велосипеде и, недовольно ругаясь, проносится мимо. Айрис едва сдерживается, чтобы не показать ему средний палец.

Когда она въезжает на холм в Слюссене, загорается зеленый свет. Айрис радуется своей удаче: она ненавидит тормозить во время подъема на холм, а в Слюссене и без того постоянные пробки. И тут прямо перед ней на дороге появляется какая-то бабуля на ходунках.

– Неееет! – орет Айрис, когда колесо ее велосипеда врезается в ходунки.

Бабка только ошарашенно смотрит на нее, когда Айрис в падении успевает вытянуть руку и оттолкнуть ходунки в сторону. Затем бабка пропадает из виду. Велосипед с грохотом падает на землю. Айрис со всего маху ударяется об асфальт головой – хорошо, что она в шлеме, – следом плечом: «АЙ!», а затем спиной: «АЙ! АЙ! АЙ!» Падая, она с размаху врезается в бордюр и, кажется, ломает себе руку.

– АААУУУ!

Ее тело прошивает нестерпимая боль.

– Черт, черт, черт! Господи, как же больно!!

Айрис орет благим матом и пытается поднять левую руку, чтобы согнуть ее, но в глазах все темнеет от страшной боли. Она до крови прикусывает себе язык, из глаз брызжут слезы.

Кто-то наклоняется к ней, что-то говорит, когда громкое «хрясь» заглушает все звуки. Айрис видит, как автобус, которому она совсем недавно уступила дорогу, превратил ее велосипед в груду металлолома.

– Дерьмо, – сплевывает она, но теперь ее голос звучит куда спокойнее. Айрис прислушиваясь к боли, от которой пульсирует все тело. И внезапно вспоминает: – Сигрид.

– А? – спрашивает мужчина.

– Моя дочь, – отвечает Айрис сквозь стиснутые зубы. – Мне нужно забрать ее из детсада.

Бабка по-прежнему стоит на дороге и таращится на свои ходунки. Потом поворачивается к Айрис, и выражение ее лица становится испуганным. Что она там себе придумала? Что Айрис будет бить ее? С ее-то раненой рукой?

– Неприятно говорить такое, но, кажется, вы ее сломали, – говорит мужчина и кивает на ее левую руку.

В это время автобус останавливается, и водитель выходит из кабины, красный от стыда. Айрис боится смотреть на свою руку, она ненавидит вид крови, даже на фотографиях. Она переводит взгляд на автобус. Маршрут номер два. Все пассажиры прилипли к окнам и глазеют на нее. К счастью, утром в автобусе ехало всего семь-восемь человек.

– Вам нужно немедленно обратиться в больницу, – говорит мужчина.

Айрис качает головой:

– Ну… может, я и обращусь туда, если рука и впрямь сломана. Но сперва мне нужно забрать моего ребенка. – И Айрис сжимает губы в прямую линию.

Она сидит на асфальте, стараясь не двигать рукой. Затем, задержав дыхание, хватается за столб светофора и, оперевшись, медленно поднимается на ноги. Волны боли проходят от плеча вверх по шее и отдаются прямо в голову.

– Черт, как же больно, – выдыхает она.

Бабка по-прежнему таращится на нее, не произнося ни слова. На светофоре для пешеходов мигает желтый свет, и когда загорается зеленый, бабка послушно идет по переходу вместе с ходунками. Кажется, ей нет никакого дела до того, что синий автобус наглухо перегородил переход в нескольких метрах впереди.

Из-за угла выруливает полицейская машина и останавливается. Широкоплечий офицер лет сорока вылезает из машины и с обеспокоенным видом оглядывается по сторонам.

– Что все это значит? – спрашивает он повелительным тоном, словно герой мультфильма.

– Бабуля вышла на дорогу на красный свет, я врезалась в ее ходунки на велосипеде, упала, сломала себе руку, а автобус раздавил мой велосипед, – отвечает Айрис как можно спокойнее. Боль не унимается – в ушах шумит, перед глазами плавают огненные пятна. – И теперь она пытается удрать, – невинно добавляет Айрис и смотрит на бабку, которая уже доковыляла до автобуса, но не остановилась, хотя должна была вот-вот клюнуть в него носом.

– Эй вы, там! – кричит полицейский, повернувшись к бабке. К нему присоединяется его коллега, стройная женщина лет тридцати, только что вышедшая из машины. – Вы там, с ходунками! А ну, стойте!..

– Извините, – останавливает его Айрис, – а можно мы просто уберем с дороги мой велосипед и забудем об этом? Если не считать моей травмы, то все в порядке. Бабуля просто не успела убраться с велосипедной дорожки, когда на светофоре загорелся красный. Я очень спешу. Мне необходимо забрать дочь из детсада. У них заболели все воспитатели, и некому больше ее забрать. Может, вы меня туда подбросите?

Полицейские одновременно поворачиваются к Аманде. Затем они обмениваются взглядами. Женщина отводит глаза, и Айрис слышит, как она тихо присвистывает:

– Все они там, что ли?

– Что-что? – не поняла Айрис.

– Воспитатели детсада. Они что, все сразу заболели?

Теперь приходит очередь Айрис удивленно переводить взгляд с одного офицера полиции на другого. Ее удивляет то, как быстро они сменили тему.

– Да. Мне позвонили, сказали, что все заболели и что надо приехать за Сигрид, потому что…

– Она тоже больна? Ваша дочь?

Айрис уставилась на них во все глаза. Даже рука вдруг перестала болеть.

– Нет, она-то как раз в порядке, в отличие от остальных. Во всяком случае, мне так сказали.

Полицейские снова обмениваются взглядами. Старший из них открывает было рот, чтобы что-то сказать, но в последний момент передумывает.

– Что? Что-то не так? – обеспокоенно спрашивает Айрис.

– Мы должны… – начинает было офицер.

Вдруг позади автобуса начинает истошно сигналить какая-то машина, и полицейский тут же поворачивается в ту сторону. Его напарница, нахмурившись, упирает руки в бока и выпрямляет спину. Они при исполнении.

– Постойте-ка, что происходит? Что там насчет того, что персонал заболел? – На сей раз к полицейским обращается человек, который сообщил Айрис о сломанной руке. – Я тоже плохо себя чувствую, как раз шел в аптеку.

Оба офицера резко вздрагивают. На миг кажется, что они растерялись, но потом быстро приходят в себя. Айрис, не задумываясь, трет лоб левой, сломанной, рукой. И едва не теряет сознание от боли. Черт, как же хреново! На долю секунды у Айрис появляется безумное желание, чтобы полиция застрелила ее и избавила от этой боли.

– Мы не можем… – начинает было полицейский, но тут же замолкает, когда за его спиной одна за другой принимаются оглушительно сигналить машины.

В чем дело? – думает Айрис. С каких это пор люди стали сигналить при авариях, тем более на полицейские машины? Разве так можно? Мы же совсем рядом от них, должны же они видеть, что произошло.

Полицейский направляется к первому авто, но человек за рулем, словно очнувшись, отпускает сцепление, и машина катится. И тут внезапно водитель выжимает газ. Машина с визгом пролетает мимо Айрис и выскакивает на встречную полосу. Краем глаза она замечает красный фургон, который мчится вниз с холма Слюссена. Вот он поравнялся с автобусом, слышится визг тормозов, и через полсекунды машины врезаются друг в друга.