Kitobni o'qish: «Все против попаданки»

Глава первая

Женщина, смотревшая на меня в упор, была настоящей ведьмой. По крайней мере, она так себя позиционировала.

Но я себя позиционировала намного, намного круче.

– Возвращаете моей клиентке всю сумму, которую она заплатила вам за ваши услуги, – сказала я, на слове «услуги» скривив губы и чуть повысив голос. Такие люди – а я неплохо успела изучить людей – реагируют на повышение тона. – Заметьте, я не требую с вас расписки, поскольку… – Улыбка моя стала шире, но не добрее. – …Расписка будет вам явно лишняя. Фактически признание того, что вы уклоняетесь от уплаты налогов и ваша деятельность, таким печальным образом, не вполне законна.

– Я окончила Белую академию магии, – низким грудным – но уже слегка дрогнувшим – и как бы чарующим голосом поведала ведьма и «сверкнула» глазами: выпучила их и тут же сузила, наивно полагая, что это сработает. На вид – обычная женщина сорока лет, на лице устаревший контуринг, на руках – результат трехчасового сидения в маникюрном салоне. В помещении воняло сомнительной жженой химией, на стенах красовалась оккультная чушь с китайского сайта, все красное, золотое, звенящее и раздражало невероятно. Но мне приходилось держать себя в руках.

– Только чек за услуги вы выдать забыли, – парировала я. – Какой у вас там код вида деятельности? Девяносто шесть – ноль девять?

Я немного сбрехнула. Этот код – деятельность экстрасенсов и медиумов. До ведьм наши законотворцы пока не дозрели, зато рядом с медиумами соседствовали услуги эскорта и брачные агентства – под видом «прочих социальных услуг». Индивидуальный предприниматель как-ее-там была зарегистрирована в установленном порядке, только водила за нос и клиентуру, и государство, и если государство в состоянии было само разобраться с налогонеплательщиками, то мне клиент уже заплатил.

Ведьма попробовала говорить со мной на моем языке.

– Услуга оказана в полном объеме, – она нахмурилась, наверное, это должно было меня устрашить. Брови и правда впечатляли, хотя одна уже порядком облезла и требовала вмешательства хоть какого-нибудь мастера.

– Не напомните? – я тоже приподняла бровь – натуральную. Если бы я за свои сорок пять следовала всем нелепым веяниям моды – страшно представить. Я долго репетировала этот жест. Полно, в нашей работе существуют только бумаги, никаких душераздирающих речей и прочей театральщины, но когда нужно надавить на оппонента, в ход идет любой арсенал. Например: бровь. – Что это была за услуга?..

– Снятие порчи.

Я картинно уперла локоть в столешницу и пристроила на руке подбородок. Взгляд мой стал задумчивым и томным. Если бы я не была юристом, стала бы актрисой, определенно. Но работа на сцене все же однообразнее.

– Сняли? – с неподдельным интересом спросила я. – За восемь тысяч рублей.

Это было дороже, чем оплата моей клиенткой этого разговора. Но мной двигала не профессиональная ревность – к кому ревновать, черт возьми? К ведьме? Ты вообще кто – аниматор, клоунесса, ну кто?

– Хотите, я сниму с вас бесплатно? – предложила вдруг ведьма, и я насторожилась. Разговор принял прелюбопытный оборот. Мне не один раз предлагали набить тату, подарить сертификат на ненужные мне услуги, отремонтировать квартиру, но это хотя бы было нечто логичное и осязаемое. – Порчу? Или приворот, отворот?

– От ворот поворот, – передразнила я. Непрофессионально, зато эффектно. – Вам проще возместить моей клиентке ущерб, чем получить очень много проблем с вашим арендодателем и налоговой инспекцией, кроме того, вы же занимаетесь предпринимательской деятельностью. Выплатите согласно решению суда помимо восьми тысяч еще и пятьдесят процентов сверху, еще и стоимость моих услуг. Оно вам надо?

Кислое лицо ведьмы говорило, что нет, не надо, и я предлагала ей оптимальнейший вариант, но она продолжала упрямиться, и это начинало меня серьезно бесить. Особенно учитывая звенящий красно-золотой антураж.

– Про матрицы судьбы и остальную чушь даже не начинайте, – предупредила я. – Визитки уже не в тренде, но мой адрес электронной почты у вас есть. Или можете перечислить деньги моей клиентке прямо по номеру телефона. Думаю, Кассандра, – о господи, фантазия у нее как у самки дятла, – Трепетовна, разберетесь. Всего доброго.

В горле у меня першило от вони, в глазах рябило, в голове пульсировала боль. Хотелось на воздух, кофе и чего-нибудь перекусить. Я встала, кивнула на прощание, и ведьма вдруг полыхнула на меня накрашенными очами.

– Никогда, – провещала она утробно, – не злите ведьму. Никогда.

Хороший тамада и конкурсы интересные. Я подыграла: натурально изобразила фейспалм, развернулась и вышла из кабинета.

– Ну как?

За мной захлопнулась дверь и плюнул в спину облезший колокольчик. Крашеная блондиночка, вцепившаяся в фотографию какого-то мужика, смотрела на меня с благоговением.

– Сходите лучше на эту десятку в цирк, – через плечо посоветовала я. – А мужика выкиньте, вон урна. Взрослая женщина, а развлечения выбирать не умеет.

Серьезно, я никогда не понимала людей. Хотя и знала, на что эти люди способны.

«Айфон» в интернете по цене пачки макарон. В итоге хорошо если пришлют том из собрания сочинений партийного деятеля середины семидесятых годов прошлого века, обычно – кусок деревяшки или обломок кирпича. Экстрасенсы. Кредиты на свадьбу. Квартиры, переписанные на непонятно кого в результате «внезапно возникшего чувства». Средства, нажитые непосильным трудом и пожертвованные на лечение скоропостижному знакомому из «Тиндера». Полиция шарахалась от гражданско-правовых дел – я на них зарабатывала, и это было намного честнее, чем привораживать ничего не подозревающих мужиков к совершенно незнакомым им женщинам. Мои услуги измерялись в понятных временных единицах, документах, поданных в суд, в количестве посещений заседаний… Наблюдать за людьми одно удовольствие, что не скажешь о бессмысленном сидении в офисе и замене в типовом договоре одного общества с ограниченной ответственностью с его генеральным директором на другое общество с другим директором.

Еще я очень любила свадьбы, потому что, как говорила моя подруга Наташка, владелица агентства по организации разных торжеств, свадьба – это маленький развод, и в эти слова она вкладывала двойной смысл. Наташка была дамой веселой и очень циничной, иначе я не могла объяснить, почему она – несмотря на то, что визитки и вправду уже отживали свой век – вручала всем заказчицам картонные карточки, на обороте которых было написано: «Постоянным клиентам скидка». Как ни странно – но я никогда не понимала людей! – часть клиентов действительно возвращалась за организацией новой свадьбы лет пять спустя. Юля, третья моя подруга, была врачом-косметологом, а когда в наш тесный женский кружок врывался ее муж, весельчак и балагур, мы хором орали – Дима, уйди с глаз долой, сейчас будет взрыв цинизма в одной отдельно взятой квартире.

Люди иных профессий кажутся миру лишними, например, ассенизатор, ритуальный агент или патологоанатом. О них не принято говорить, словно их не существует. Дима был всего лишь колопроктологом и со знанием дела нас уверял, что ему виднее суть всех человеческих поступков: люди часто делают все через то место, куда Диме приходится постоянно смотреть.

Мою последнюю клиентку я хотела бы отправить к нему. Что могло заставить серьезную женщину пятидесяти трех лет обратиться к «ведьме», сказать мог только Дима, изучив глубоко и предметно вопрос.

Паленая вонь преследовала меня и в коридоре. Я дождалась, пока лифт нежно тренькнет на моем этаже, зашла в металлическое зеркальное нутро, нажала на кнопку. Юрист – профессия справедливости. Объективная: есть закон. И еще это впечатления – ни в книгах, ни в фильмах ни один мастер сюжетов такое не даст. Перетянут, налепят шаблонов, переиграют. Почему я выбрала такую работу? Ах да, почему?

Может быть, из-за того, что отец работал на Петровке? Или мать давала судебно-медицинские заключения? Но когда я окончила вуз, в милицию идти не захотела. Стояли девяностые, было… зыбко, непонятно, бесправно как-то, осадок чувства бессилия у тех, кто должен был защищать людей, потому и отец сменил следственную работу на спокойную должность преподавателя в обычном вузе. Мне же хотелось вершить судьбы. Комплекс бога, как сказала одна психологиня. Синдром острого дефицита нормального медицинского образования в организме, встречно заключила я и больше никогда не ходила к этим специалистам. Везде, где нет фактов и документов, пахнет жареным.

Я поняла, что действительно чем-то пахнет, и одновременно лифт встал, а мой смартфон завибрировал. «Спасибо, она вернула мне восемь тысяч рублей!» Неплохо, кивнула я. И в следующий раз пойди сделай уколы в мозг. Но – люди такие люди, часть из них, увы, подавляющая – по граблям прогуливается регулярно.

Я сунула телефон в карман пальто и нажала на кнопку вызова диспетчера. Тишина.

– Черт.

Был бы на моем месте кто более впечатлительный, списал бы все на проклятие ведьмы. До моего слуха донесся странный гул, словно топот множества ног, и крики, и пахло… Пахло отчетливо.

– Что?..

Я вынула телефон. Мужу спасибо – научил не паниковать. Никогда не паниковать, что бы ни происходило. Связь работала, но была не слишком стабильна.

– Я нахожусь в бизнес-центре «Рассвет» на Яблонской. В здании, похоже, пожар, пахнет дымом, я в лифте на шестом этаже второго подъезда.

А ведь Андрей погиб точно так же, пронзила острая, ненормальная, неуместная мысль. Они эвакуировали людей через лифт – это был единственный возможный путь. Запретный, но возможный, и можно было бы подождать, пока приставят к окнам пожарные лестницы, но – несмотря на то, что формально действия противоречили всем существующим правилам, пять человек они успели спасти и спустить их вниз, но вот когда лифт вернулся за ними…

Наверное, все было так же, как здесь сейчас. Странные темные клубы, проникающие сквозь вентиляцию как проклятие из фэнтези-фильмов. Замигавший и затем погасший свет. Враз ослабевшее тело и осознание – пожарные ко мне уже не успеют.

Я стащила пальто, легла прямо на пол, укрыла голову. Мне остается только ждать, и, может, ко мне еще придет помощь. Что там загорелось? Да что угодно, вспыхнуло вмиг, заволокло ядовитым дымом. Хорошо, что я в этом лифте одна. Хорошо, что мне некого оставлять – друзья, да, для них это будет ударом, но не родители и не дети. Хорошо, что я со спокойной душой могу встретить внезапную гибель: всю жизнь я посвятила тому, чтобы те, кто решил поживиться за чужой счет, получили по заслугам. Все, кто считал, что урвать неправедного пирога попытаться можно, плакали после над этим вырванным у кого-то куском. Было ли мне их жаль хоть когда-то?

Вот эту «ведьму», к примеру, а успела она уйти или нет?

Я плотнее запахнулась в пальто. Дышать становилось все труднее, мне очень хотелось вздохнуть, но легкие резало как кинжалом. Я выживу, обязательно выживу, пообещала я себе. У меня впереди процесс, на котором супруг трясет брачным контрактом – обожаю оспаривать эту чушь, за всю мою многолетнюю практику еще ни разу брачный контракт не был составлен как надо. Затем – неплательщики алиментов, мать, сбросившая троих детей на руки престарелой бабушке – я взяла со старушки символические триста рублей, ничего, доберу за счет клиентов с «Айфонами». Все эти наглые несознательные граждане с нетерпением ждут, чтобы суд вынес решение в пользу моих клиентов, и так и будет, я это знаю…

Сознание заволакивало тьмой, и я подумала – лучше, если я действительно немного посплю?

Но сон мой оказался недолог. Я только закрыла глаза, как кто-то затряс меня за плечо. Я дернулась – нашли время, но сразу вспомнила все и встрепенулась.

Я успела сесть непонятно зачем, завернулась в пальто и плавала в белом мареве, душном и влажном. Глаза начало немедленно жечь, я зашипела, поняв, что тушь не выдержала и все-таки потекла, а тот, кто пытался меня разбудить, стоял напротив и расплывался. Высокий, темный, на голове удивительно белая каска. Я сморгнула слезы – женщина?

– Простите, сестра. Лоринетта упала без чувств. Ох, я говорила вам, что она в тяжести. Какой грех.

То, что было за спиной говорившей, не походило на стены лифта, зеркальные, как большинство лифтов в бизнес-центрах. Это было что-то вроде комнатки, утопающей в удущающем аромате стирки…

Стирки? В голову пришла странная ассоциация, но это в самом деле был запах дешевой прачечной.

– Послать за матерью-настоятельницей, сестра?

– Погоди…

Что это такое? Последствия того, что я надышалась дымом. Что-то случилось с моим мозгом, такие видения и не только, самые настоящие галлюцинации – зрительные, звуковые, осязательные, возможно, я нахожусь в коме в больнице. Я ущипнула себя – болезненно, но это спящий мозг мог среагировать на уже возникшую боль.

Потерянно я смотрела на свои незнакомые руки. Короткие ногти – ладно, местами застарелые уже мозоли. Кость намного тоньше, чем была у меня, по кистям видно, что конституция стала изящней. На мне не пальто, как я могла бы предположить, не брюки, а нечто вроде длинного серо-синего платья, я непроизвольно дернула ногой – на ступнях вместо кед болтались непонятные мюли.

– Сестра?..

Моя рука потянулась к груди. Креста нет, значит, «сестра» – все же родственница? У меня нет и не было никаких братьев и сестер и неоткуда возникнуть подобным мыслям. Мое подсознание не могло сотворить такой бред – с таким же успехом я могла бы услышать обращение «госпожа доктор». Никто никогда так не говорит ни на одном из тех трех языков, которые мне известны, включая русский, родной…

– Иду.

Тело поднялось против воли – легкое, казалось, что я стала существенно ниже ростом, и было так странно потерять эти пятнадцать сантиметров или чуть больше, над моей головой нависал деревянный закопченный потолок, взгляд поймал дрожащий свет свечей в стоящем рядом подсвечнике, слух уловил крики боли и страха.

Кто бы я ни была, за помощью сейчас явились ко мне?..

Глава вторая

Меня пугало и одновременно восхищало ощущение того, что тело – не мое. Оно плохо мне подчинялось, так посреди ночи пытаешься пошевелить затекшей рукой или во сне стремишься сбежать от опасности. Меня пугало и восхищало, что все, что я вижу, не то чтобы мне незнакомо – оно со странного ракурса. Я смотрю на людей – на эту вот женщину – снизу вверх, как смотрела на взрослых подростком, и в то же время то, что меня окружает, давит на плечи. Я стала другая или мир стал другой?

Но ноги шли, руки двигались, легкие вдыхали тяжелый пар, по виску бежала капля соленого пота. Я даже мюли не потеряла, пусть пол был неровный и споткнуться было раз плюнуть. Я спешила на чей-то крик, мне незнакомый, и на пятки мне наступала, торопилась женщина, злобно бормоча в спину:

– Сообщить матери-настоятельнице, сестра. Не место в нашем приюте развратницам. Какой пример! Лоринетта, помяните мое слово, сестра, в тяжести уже приехала сюда. Но кто знает, сколько раз она успе…

– Помолчи, несносная! – выпалила я, и воздух в легких кончился. Голос был не мой, слова не мои, я скорее бы рявкнула на нее куда резче, как на ведьму сегодня… Лицо мое заливал пот, я утерла лоб рукавом платья, обратила внимание на белые, будто школьные, манжеты, сделала шаг, наблюдая, как из-под подола высунулась тряпочная туфля и тут же угодила в грязную лужу.

– Сестра Шанталь! Да поможет нам Лучезарная своей бесконечной милостью, Лоринетта отходит в Пристанище ее!

Еще одна девушка, выбежавшая мне навстречу, была совсем еще юная, изможденная, лицо ее было пугающе красным, а руки – распухшими и сморщенными, как от воды, и в глазах девушки не было страха или сочувствия – только принятие.

– Отмучилась, – пролепетала она, а я вздрогнула от резкого, невероятно громкого крика, оттолкнула девушку и бросилась в широкий проем за ее спиной.

Это была огромная комната, утопающая в смраде, белой взвеси пара и жаре, со всех сторон шипел и плевался в котлах кипяток и пылали топки, ноги мои оказались в воде, но, ни о чем не думая, вообще отказываясь воспринимать эту странную, слишком осязаемую реальность, я подбежала к женщинам, толпящимся возле кого-то, корчившегося на полу.

– Вон пошли все! – вот теперь я на них уже заорала, кого-то отпихнула, упала на колени прямо в лужу рядом с кричащей от боли женщиной. – Вон все, распахните окна, дайте воздуха, скорее, и позовите врача! Быстро!

Почему я не крикнула «звоните в скорую»? Правильно, логично, разумно? Женщина то хныкала, то издавала резкий, полный боли и страдания вопль, она свернулась на грязном полу, схватившись за живот, а я судорожно вспоминала, как отличить выкидыш от перитонита. К сожалению, что мои учебники, что книги родителей говорили больше о людях уже не живых, а Андрей был газодымозащитником, а не парамедиком, и его пособия могли помочь только пострадавшим от пожара. Так что? Что с этой несчастной?

Женщины вокруг меня продолжали шептаться, реветь, делали какие-то странные жесты, и никто из них не двинулся с места.

– Вон! – я едва не сорвала голос. – Откройте все окна и позовите врача, иначе сгною вас на заднем дворе! Лишу крова!

Что испугало их больше, я не поняла. С визгом они кинулись врассыпную, кто-то открыл наконец окно, в душное помещение ворвался прохладный воздух, разогнав палящий жар, я осторожно ощупывала кричащую женщину. Может, боли действительно были невыносимы, или она была перепугана, или я что-то делала не так, но она визжала сильнее, когда я к ней прикасалась, и стремилась закрыться от меня.

– Лежи смирно! – я несильно ударила ее по щеке. – Хуже я тебе не сделаю. Отвечай, где боль сильнее всего? Ну?

Женщина прижала руку чуть ниже груди. Желудок или что-то рядом, сообразила я и недовольно стрельнула глазами на дамочку в белом чепце, которая первая пришла ко мне за помощью. Вряд ли беременность, но вот прободение язвы могло случиться вполне. И абсолютно не удивляло, что кукушка в чепчике ляпнула первое, что пришло в ее безмозглую голову.

И самое ужасное, я не знала, что с этим делать. Я не была уверена, что хоть сколько-то верно поставила диагноз – я даже скорой не стала бы озвучивать свои догадки и предположения, а сейчас я могла только молиться, чтобы как можно скорей пришел…

Молиться? Я не молилась никогда и никому, но мысль мелькнула, приведя меня в замешательство, и тут же исчезла.

– Открой рот, – попросила я, вспомнив еще один симптом, и женщина послушно разлепила губы. Я прищурилась, со знанием дела попытавшись понять, сухой у нее язык или нет. Разогнуться она не могла, и все это мне говорило, что ничем хорошим это не кончится…

Никогда я жизни я не ощущала себя настолько беспомощно. На моих глазах умирал человек, и что-то в подсознании мне твердило, что на врача рассчитывать не приходится. Что все, что я вижу вокруг себя, слишком далеко от того, к чему я привыкла, на что я могла положиться всегда или почти всегда, что лучшее, что я могу, прочесть над несчастной молитву…

Опять молитва?..

– Сестра?

Я не повернула головы, продолжая судорожно ощупывать лежащую женщину, но той, кто заговорила со мной, мое внимание исключительно к ней оказалось не нужно.

– Сестра Шанталь, она совсем как Онория. Не верьте ей, сестра.

Я убрала руку с живота больной и наконец обернулась. На меня смотрела смуглая, похожая на цыганку девушка с вьющимися волосами, и в черных глазах ее плескалось самодовольство.

– Лоринетта хочет отсюда сбежать, – продолжала «цыганка». – Как сбежала Онория. И да хранит нас Лучезарная, никто из нас из-за нее не хочет снова стоять в трехдневной молитве на заднем дворе вместо сна. Помилуйте нас, сестра.

К нам подошла еще одна девушка, почти ребенок, очень похожая на ту черненькую, которая так откровенно и без малейших угрызений совести выдала свою товарку. Я покосилась на стонущую Лоринетту – она напряглась, и гораздо сильнее, чем когда корчилась на полу, ожидая, пока я вмешаюсь.

– Тереза видела, как Лоринетта с кем-то шепталась на заднем дворе, – тихо, чуть кивнув на девочку, проговорила «цыганка». – Да и взгляните на нее, сестра, боль ее больше не мучает. Правда, Лоринетта? Не покарает ли тебя Милосердная за то, что ты врешь сестре под крышей Дома святого?

Лоринетта змеей взвилась с пола, в грязном платье с замызганным фартуком, с растрепанными волосами похожая на помойную замарашку, и рванулась к горлу «цыганки», кто-то взвизгнул, но «цыганка» оказалась проворнее и сильнее и вмиг вцепилась в волосы Лоринетты, опрокинув ее обратно в лужи.

– Ах ты двуличная дрянь! – зашипела «цыганка». – Работать тебе, девке гулящей, тяжко? Так ты же не подыхала с голоду и холоду в городской подворотне! Не ты воровала у торговцев хлеб, чтоб прокормить вон их! – она мотнула головой в сторону Терезы, а я подумала – почему «их»? Тут же одна девочка? – Да ты святым сестрам ноги должна целовать за кров и пищу, паршивка неблагодарная!

Лоринетта быстро пришла в себя. Дотянуться до «цыганки» она не могла, но ударить все равно попыталась.

– Да знаю я, как ты воровала, и кто из нас гулящая? Убери от меня руки, ты, голодранка, проклятое отребье!

– Ты кого назвала отребьем, мерзавка?

Драки – то, что я никогда не могла взять в толк. Бессмысленные попытки доказать кому-то чего-то, но впервые в своей жизни я видела не возню двух нетрезвых баб под смешки делимого мужика и его собутыльников, а жестокую свару по какой-то неведомой мне причине, хотя, казалось бы, обе женщины сказали мне более чем достаточно. Я подскочила на ноги, снова подсознанием отметив, что я молода, намного моложе, чем была… – или чем есть? – обернулась, заметила стоящую рядом бадью – на вид с холодной водой – и плеснула на сцепившихся женщин. Как на дворовых котов, пусть мне никогда не пришло бы в голову обливать ледяной водой животных, но люди – к чему жалеть людей, когда они в состоянии сами отвечать за свои поступки. Женщин тут же растащили подоспевшие… кто они им? Подруги? Приятельницы? Коллеги? Это же прачечная, значит, работа? Что я, которую назвали сестрой Шанталь, делаю в прачечной, жду церковный заказ?

– А ну, всем работать! – негромко, но сурово и в то же время без тени раздражения приказала я. Нет, осенило меня, не я, я среагировала бы иначе. – А вы двое, – я ткнула пальцем в Лоринетту, затем в «цыганку», – на задний двор вместо сна! Покаяние на три дня, – я снова перевела палец на Лоринетту, – а тебе покаяние на неделю за ослушание!

Что-то в этом было неправильно. Я не стала разбираться ни в чем, проявила власть и непонятную мне пока волю, причем, судя по лицам обеих наказанных женщин, моя кара была еще легкой. Чувствуя, как голова у меня начинает кружиться, а спертый, влажный и горячий до невозможности воздух жжет легкие, я огляделась.

Огромный зал. Бетон, подумала я вначале, но нет, камень, серый камень, с которого не капает, а льется конденсат, жар пламени под котлами, огромные чаны, в которых варится чье-то белье. Сестра-наставница или надсмотрщица, женщины, бесправные, покорные, лишь изредка пытающиеся взбрыкнуть и тут же принимающие наказание, каким бы жестоким и бесполезным оно ни было, бывшая бездомная воровка и девушка, потерявшая честь где-то с кем-то когда-то так, что многие здесь считали, что она в положении… Я уже знала о таких заведениях? Безусловно. Я снова утерла пот с лица. Не слишком интересуясь историей, не особенно уверенно сдавая экзамены в институте, почти не включая кино и редко читая книги, я все равно уже слышала о таком.

Подсознание или просто какая-то память? Реальный, кинематографичный, удушающий бред.

Я покачала головой.

– Идите за мной, – махнула я рукой. – Вы двое. Лоринетта и ты… как тебя зовут?

– Консуэло, сестра, – глаза «цыганки» расширились от удивления.

– А остальные – работать!

Я развернулась и вышла из душной прачечной. Я не знала, куда меня ноги несут, понимала лишь, что мне нужно увидеть. И я почти бежала по коридорам – сначала узким проходам здания, и вне прачечной потолки были деревянные, закопченные, низкие, с пятнами то ли нагара, то ли огня, потом – по галерее со сводами и ликами, потом – по красивой, яркой и гулкой церкви, и все это время за мной неотступно следовали Лоринетта и Консуэло. И наконец я вылетела из дверей красивого храма и повернулась направо – туда, где, я знала, увижу подтверждение пришедшим на память странным словам.

«Приют благочестия и спасения и чадолюбивый кров Святой Мадлин».