Kitobni o'qish: «Второй шанс попаданки. Войти в элиту»

Пролог

– Ната, ты идешь? – спросил меня Вадик и полез на заднее сидение отцовского джипа. Нет, не с целью меня соблазнить, а потому что был настолько пьян, что даже сам осознавал – машину вести не сможет.

– Прелестно! – отозвалась я, оглядывая композицию.

Вадик залез в джип, где и вырубился с торчащими на улицу ногами. Нетвердой походкой подошел Сава и безуспешно попытался упаковать его в салон целиком, но пока сгибал одну ногу, другая разгибалась.

– Это было бы смешно, если бы не было так грустно, – пробурчала я на ухо Кате, которая пьяно хихикала и показывала пальцем.

Как же меня вся эта компания раздражает!

“Съезди развейся!” – говорил он и продолжал нравоучения: – “Что ты ведешь себя как бабка старая? Никуда твои учебники от тебя не убегут”.

И кто бы вы думали у нас поборник молодежных тусовок и безудержного веселья? Нет, не мой парень, который сейчас пнул Саву в пах, даже не просыпаясь, и не лучшая подружка, которая рядом стоит, покачиваясь и распространяя удушающий запах дорогого парфюма и перегара. Не-е-ет, это мой любимый папа сказал!

Как же, дочка-отличница должна отдыхать и развлекаться! А то, что дочка – отличница именно потому, что вместо тусовок предпочитает писать рефераты и корпеть над дипломом, до которого остались несчастные три месяца – это все ерунда! Она сама собой отличница, звезды так совпали, ага!

Не может же его дочка не быть отличницей и краснодипломницей, правда? Правильно, не может. А значит никаких усилий для этого она не прикладывает и может целыми днями ходить по маникюрным салонам, кафе и вообще развлекаться.

Обожаю папу!

Нет, серьезно. Он хороший человек, честный офицер, большой начальник в городской полиции, но иногда он такой…

У папы нас три дочки и два сына. Все дети как дети – золотая молодежь, клубы, тусовки, алкоголь. Киря и кое-что потяжелее принимает. Одна я – белая ворона – предпочитаю тусовкам в компании не менее золотых мальчиков и девочек учебу.

А все почему? Потому, что большими начальниками в полиции тусовщики не становятся. А это моя стратегическая цель. Вот закончу юридический и по стопам, так сказать, пойду.

Хотя к родственникам я немного несправедлива, конечно. Старшая сестра давно замужем, у нее дети, хоть против тусовок она и не возражает. Старший брат боевой офицер, сейчас служит на Дальнем Востоке. Это младшенькие наши – оторви и выбрось.

– Так, все, мне это надоело! – вздохнула я под навязчивое хихиканье Катьки. – Мне завтра вставать рано, надо ехать.

– Завтра воскресенье, уймись, Натка. На свои драгоценные лекции не опоздаешь.

– У меня в девять утра занятие в спортзале с тренером, – пробурчала себе под нос, понимая, что меня просто не услышат.

Если хочешь чего-то добиться в жизни – соответствуй и без всяких скидок на устала, не хочу, всю ночь гуляла. И я стараюсь. Раз обещала себе, что буду ходить на занятия по рукопашному бою, значит буду и точка.

– Ну напиши ему, что не сможешь, подумаешь, какое дело! Нас вообще на автопати в Крылатском ждут, – как я думала, мои слова пропустили мимо ушей.

– Какое пати, Сав? Кто будет гонять?

– А мы просто потусим, – радостно заулыбался он.

– Мне надо ехать, – заупрямилась я. – Вы как хотите, а мы по домам.

– Мы на тачке Вадика приехали, – набычился Сава.

– А вот не надо было его спаивать. Ничего, такси возьмете, а я его домой отвезу.

– Ты чего говоришь-то, Натка? Какое такси – мужики не поймут! – парень надвинулся на меня. Если бы я не знала его с первого класса, подумала бы, что пытается меня запугать. Только он в курсе, что на мне это никогда не срабатывало и не сработает.

Меня как-то, когда практику проходила, осужденный с тридцатилетним стажем запугать пытался. И то не испугалась. А тут Сава! Да куда ему, медведю плюшевому?

– Я еду домой, я вы как хотите, – отрезала я. – Могу вас подбросить до дома, а можете ехать в Крылатское, но без нас и без машины.

– Натка, ты такая…

Какой я нехороший человек, дослушивать не стала, все равно там было мало цензуры и много пьяного бреда – завтра сам же извиняться будет. Пошла к машине, но только открыла дверь, как большая Савина лапища схватила меня за плечо и с огромной силой оттолкнула.

Я помню как падала, помню взрыв адской боли в затылке и красную пелену перед глазами, а дальше пустота.

Было ли мне страшно умереть? Не знаю. Я плыла в сером ничтО и ничего не чувствовала. Сколько я была в безвременье, не могу сказать, но я осознавала себя. Иногда что-то всплывало в памяти, но как-то блекло, без эмоций, ну было такое в моей недолгой жизни и было.

Я откуда-то знала, что вокруг меня такие же… Души? Сущности? Серые и бестелесные сгустки энергии. Но они другие.

Как там было у старины Декарта: "Я мыслю, следовательно, я существую?”

Так вот, я существовала, я мыслила, а значит я есть. Где-то… Не знаю, когда и где, да и какая разница? А вот те, другие, они не такие, как я, не такие яркие, не насыщенные, не живые, всего лишь духи.

Сколько я пробыла в потоке серого ничто – не знаю. А это был именно поток, он нас всех куда-то нес, а временами, прямо у меня на глазах, если так можно выразиться, потому что глаз-то у меня и нет, какой-то из сгустков уносило куда-то вбок и он бесследно пропадал.

И в какой-то момент я почувствовала, что внезапно появившийся водоворот начал утягивать меня. Было ли мне страшно? Нет. Я же ничего не чувствую. Но навсегда растворяться в сером ничто не хотелось, поэтому я сопротивлялась как могла.

Вот только как может бестелесная сущность чему-то сопротивляться? У меня, по крайней мере, не получилось и я провалилась в эту воронку, меня закрутило, появилось ощущение, что я ухнула с большой высоты вниз. А потом вроде бы врезалась во что-то твердое и распалась на части, прекращая свое существование.

Глава 1

В себя я приходила медленно, то вроде бы обретая ясность сознания, то опять проваливаясь в затягивающую черную воронку. Но, в конце концов, я опять почувствовала себя, осознала, что не растворилась в безвременье.

А еще пришла боль, настоящая физическая боль, которая разрывала на части буквально все мое тело. Если мне не дадут обезболивающее, я, пожалуй, умру от болевого шока. Хотя как дух может от него умереть? Не знаю, не знаю, но уж очень реальны были все ощущения и чувства.

А потом я что-то услышала. Рядом со мной кто-то ходил и что-то говорил. Я не очень понимала, кто и что, потому что все слова сливались в один только гул, но могла сказать одно – трупы обычно ничего не слышат. Ну, мне так кажется…

Я же умерла, верно? Так какого дьявола?!

Но что, если мне все это приснилось и я не отдала богу душу, а просто сильно ударилась головой? Может быть, конечно, только я в это не верю. Уж слишком реально это все было, да и ощущение времени… В безвременьи…

Ладно, дело ясное, что дело темное. Но что ж так болит-то?! Я же вроде только головой ударилась, так почему у меня болит каждая клеточка тела? И почему мне обезболивающее не дают?

Так, с этим вопросом надо разобраться.

Я открыла один глаз. И у меня это получилось! У меня есть глаза! По крайней мере, один. Вот только видела я что-то мутное, какие-то тени. Они лениво двигались, иногда приближаясь ко мне, иногда отходя дальше.

Пока я пыталась рассмотреть, что происходит вокруг, так устала, что опять провалилась в вязкое серое ничто. Оно было уже другое, будто меня затягивает в болото и не отпускает. Ох, кажется, у меня температура. Обычно такое вязкое состояние, на грани бодрствования и отключки, когда очень сильный жар.

На этой умной мысли я, собственно говоря, и отключилась.

Через какое то время я проснулась, но не сама, меня разбудили громкие стоны, которые раздавались откуда-то сбоку. Слышала я их отчетливо, гораздо лучше, чем в прошлый раз, когда все звуки были будто через вату.

Открыла глаза, по которым тут же резануло ярким солнцем. Пришлось долго щуриться и смаргивать слезы. Я бы прикрылась ладонью, но руку поднять была не в состоянии из-за ужасной слабости.

Но по крайней мере, сильно ничего не болело, так чувствовались изредка отголоски, в основном, в спине и ногах. Ощущение, будто меня машина сбила.

Меня Сава переехал что ли? Да нет, не может быть… Он, конечно, альтернативно одаренный, но не до такой же степени! Не до такой же, верно? Но тогда почему у меня болит то, что не пострадало? Хотя голова тоже болит, как раз затылок.

Наконец проморгавшись, я попыталась осмотреться и оценить обстановку. И чем больше я осматривалась, тем больше росло мое недоумение.

Я лежала в какой-то большой комнате. Высокие беленые сто лет назад потолки, при ярком солнце показавшиеся серыми и грязными, желтые стены, тоже не слишком чистые. И все помещение, насколько я могла рассмотреть, было заставлено рядами кроватей.

И на некоторых из этих кроватей тоже кто-то лежал. Именно стон одной из соседок меня и разбудил. Женщина стонала непрерывно, лишь временами переходя на тяжелое дыхание.

Ну, можно предположить, что я в больнице. Наверное. Потому что на больницу-то это как раз и не очень похоже. Где аппаратура? Ну хотя бы кронштейны для капельниц? Кровати старые, еще дореволюционные, как и ремонт. Но это ладно, я столичная девочка, могу много не знать. Хотя все же я сомневаюсь, что у нас есть больницы с палатами на несколько десятков койко-мест.

Меня другое волнует… Проводка где? В старых больницах, старая проводка. Правильно я мыслю? Правильно. Ну и где она? Ни одного завалящего провода, розетки, лампочки.

Я попыталась приподняться на локте и осмотреться внимательнее, но у меня не получилось, слабость была жуткая. Однако мои копошения заметили, и ко мне подошла девушка.

Выглядела она, ну не знаю, лет на шестнадцать. Практикантка какая-нибудь из медучилища? Да и одета была странно. Длинное до лодыжек темно-серое платье, сверху белый фартук. Ну не то чтобы белый, но это детали. Выглядела она как сестра милосердия со страниц книг о первой мировой. Я что, в прошлое попала?

Вот только вышитый значок на груди… Не красный крест и даже не посох Асклепия, а какая-то непонятная зеленая зверюга с разинутой пастью. Невероятно кропотливая работа вышивальщицы, можно только завидовать, но факт в том, что я никогда раньше таких знаков не видела.

Девушка меня что-то спросила, но я поначалу не поняла. В голове как-то сразу зашумело, а потом взорвалось такой резкой болью, что я застонала и чуть не отключилась.

Постояв несколько секунд и совершенно не собираясь бросаться мне на помощь, хотя я думала, что моя голова сейчас взорвется, девушка повторила вопрос. И на этот раз я поняла, что она говорит, хоть и с трудом.

Язык был незнакомым и непривычным, но я его как-то понимала. Боженьки, где я?

– Как меня зовут? – спросила я, с огромными усилиями ворочая языком. Спросила на этом самом чужом языке.

А, собственно, как? Наталья Владимировна Синельникова осталась там… Не знаю, где. Вопрос с тем, что мне ничего не приснилось и я действительно умерла, можно считать закрытым ровно с того момента, как девица открыла рот. Это точно не Россия. Да, было бы очень сложно поверить, что я из центра Москвы попала в какое-то совершенно убитое захолустье, но даже там нет таких больниц. И это не прошлое, по крайней мере, на прошлое нашей страны.

Есть, конечно, совершенно фантастическая версия, что меня перенесло в какую-то другую страну, но тогда бы со мной хоть попытались поговорить по-английски. Или другая страна и на век назад?

Девушка чем-то была похожа на испанку, такая же темноволосая, с оливковой гладкой кожей и очень худая, будто ее голодом морили. Но язык ее… Это явно не романская группа, совсем не похоже, скорее уж напоминает немецкий. Да и откуда я его знаю?

Так, ладно, надо отвечать:

– Н-не помню, – с трудом выдавила я. – А что случилось, где я?

– Вы в лекарне Великой Ельбы, – гордо отчеканила девица.

Было бы чем гордиться, ага. А то этой Великой, не мешало бы здесь ремонтик сделать, стеночки там покрасить, потолочек побелить, электричество провести. А тут вообще есть электричество? Ой-е…

– И почему я здесь? – продолжила допытываться я.

– Вас нашли на улице, – поделилась девушка.

Ага, найти на улице меня могли по разным причинам, так что продолжим.

– И что я там делала?

– Лежали.

Ответ программиста из анекдота: абсолютно точный, но абсолютно бесполезный.

– А почему я там лежала? – она издевается или действительно тупая? Нет, скорее второе.

– Потому что вас сбила повозка или мобиль, – пожала плечами девушка.

– Ага, – промычала я скорее про себя. Девушка не поняла, потому что это я по-русски, и нахмурилась. – И что со мной?

– Ушибы, – пожала плечами та. – Шишка на голове. Возможно переломы, но Святые этого не подтвердили.

– А почему не подтвердили? – нахмурилась я. Из слов этой сестры милосердия было совершенно непонятно, эти самые Святые меня обследовали и не подтвердили или не подтвердили, потому что не подходили?

– При вас денег не было, поэтому Святые вас не осматривали, только велели настойку от боли дать.

– Ага, – опять промычала я. Какие меркантильные святые! Интересно, меня освободили от денег до или после произошедшего? Или у меня их и не было?

Могли ведь запросто ограбить и толкнуть под экипаж или повозку, или что у них тут. А могли обворовать, пока сюда доставляли или и вовсе здесь.

Если учесть то, что я вселилась в это тело и присутствия хозяйки я не чувствую, значит оно было пустое. А значит травмы были как минимум опасны для жизни.

Так, постойте, а я вообще хоть в женское тело вселилась? Надеюсь мне не девяносто?

Девице надоело со мной болтать и она пошла к какому-то другому пациенту, а я попыталась понять, кто я. Нет, не в том плане, как зовут это тело и что оно из себя представляет, а хотя бы девочка я или мальчик.

С огромным трудом я подвигала правой рукой, провела по груди, нащупала то, что искала. Нет, это точно не моя честная двоечка, это размер четвертый, не меньше. Но по крайней мере, я не мальчик. И судя по коже кисти, которую я теперь рассматривала, я довольно молода. Вряд ли сильно старше той девушки.

Шеллака, конечно, как и маникюра, на моих ногтях сейчас не было, и вообще они были довольно неприятные, обгрызенные и грязные, но кожа молодая, хоть и в мозолях. Пальцы длинные, сильные. Кто бы я ни была в той жизни, но я точно не пианисткой родилась и вряд ли какой-нибудь аристократкой. Скорее всего либо за станком стояла, либо вообще в поле пахала.

Это все не по мне, разумеется, но для начала надо бы все-таки понять, кем я была. Может, есть какие-то документы? А тут вообще есть документы?

Что я еще могу сказать о себе нынешней? Я не худышка – это точно. И это проблема. Мне это непривычно, я всегда была худой и спортивной. А тут честный четвертый лежал на вполне себе честных боках и пузе. Вряд ли я голодала, но создавалось впечатление, что питалась я только гамбургерами и колой. Уж очень эта полнота казалась рыхлой.

Я пролежала еще какое-то время, а потом мне это надоело и я попробовала встать. И у меня неожиданно получилось. Тупая боль все еще кое-где чувствовалась, но на переломы и правда было не похоже. Скорее уж действительно сильные ушибы и шишка на голове огромная. Вот это не слишком хорошо, при здешнем уровне медицины – мало ли что у меня там, надеюсь, череп не проломлен.

Я аккуратно села, но никаких неприятных ощущений не было, потом встала, держась за спинку кровати. Осмотрелась, но начала осмотр с себя.

Ну что хочу сказать… Это тело действительно та еще проблема, спортом оно, вероятно, никогда не занималось и выглядело именно так ужасно, как мне сначала и показалось. Непривычно. Я была заметно выше, для женщины и вовсе высокой, а здесь вряд ли мой рост был больше ста шестидесяти пяти сантиметров. Тут как бы в ногах не запутаться, в этих толстеньких коротеньких тумбочках.

Никогда не понимала женщин, которые ненавидят свое тело, а вот поди ж ты… Теперь я их очень хорошо понимаю. Ладно, это дело такое – приведем в порядок, никуда не денемся.

Что еще? Я была в платье, которое мало чем отличалось от видимого на местной служительнице, только мое – коричневое, из грубой ткани и оно было просто невероятно грязным, будто меня по той улице, где нашли, долго катали. Лежала на кровати я прямо так. Сразу видно, что здесь заботятся о гигиене и стерильности!

На голове у меня была косынка, я только хотела ее стянуть, но посмотрела, что на всех окружающих женщинах такие же, и не рискнула. Мало ли, вдруг нарушу какие-то правила, не хотелось бы попасть в конфликтную ситуацию, не сейчас.

Но на свои волосы я все же решила посмотреть. Дело в том, что кожа у меня была не оливковая, а очень даже светлая. И волосы, когда я их достала из под косынки, оказались практически белыми. Ну не альбинос же я?

Надо бы найти зеркало, да и вообще привести себя в порядок, а то разводы грязи на руках меня совершенно не радуют.

А еще меня не радует, что я босая, а где моя обувь, можно только догадываться, потому что под кроватью ее нет. Но судя по не очень чистым, но все же не черным ногам, она у меня была. Сняли. И что-то я очень сомневаюсь, что ее почистят и мне отдадут. Вот грызут сомнения, ага…

Ладно, проблемы я буду решать по мере их поступления. А сейчас надо бы понять, где тут можно помыть хотя бы руки.

Я осмотрелась. Это действительно была большая комната, даже зал с арками и колоннами, и тут было мест сорок, а то и больше. Именно мест, а не кроватей. Я-то лежала на сбитом из досок топчане, отдаленно напоминающем койку, и такие вип-места занимали около половины зала, а вот остальные лежачие места были просто на полу. И народу там было заметно больше.

И по какому, интересно, принципу меня уложили на кровать? Ведь денег, как сказала та девушка, у меня не было. И из моего наряда нельзя сделать вывод, что я богата – обычное платье, как и на остальных женщинах, что лежали тут. А их было много. При этом, если некоторые кровати были свободны, то места на полу явно хватало не всем, многие лежали в проходах и они не выглядели нищими или бомжами, нет, они были одеты так же, как и я – темных грязных цветов платья, косынки, у многих кожаная мягкая обувь на ногах.

И только приглядевшись я поняла разницу. На кроватях лежали такие же белокожие и беловолосые женщины, как я, а вот те, что на полу, были больше похожи на сестру милосердия – оливковая кожа, темные волосы.

Туалет я нашла довольно быстро. По логике было ясно, что он с той стороны, где менее привилегированные граждане, да и по запаху тоже.

Ну что я хочу сказать… Тут знают о такой полезной вещи, как водопровод, но вместо зеркала лист гладкого металла. Как-то странно, зеркала дорогие или их не умеют делать?

Ладно, это не главное. Главное то, что я жирная как поросенок и чумазая как чертенок. Мне кажется, сложно так извозиться, даже если тебя на улице сбивает машина. Хотя кто знает, какие тут улицы?

Кое-как приведя себя в порядок, я решила вернуться в палату. Если уж честно, никакого желания идти обратно и лежать на грязном матрасе не было, но куда еще мне идти? Да и кто знает, может действие обезболивающей настойки скоро пройдет и мне станет плохо?

Так я и сидела на кровати какое-то время. Ко мне никто не подходил, заговорить не пытался, хотя изредка в палату заходили санитарки в серых платьях. Они ухаживали за тяжелыми больными, но так, без энтузиазма.

Уже когда начало смеркаться, в палату ввалилась большая делегация. Девушки в серых платьях держали в руках какие-то светящиеся шарики, которые разгоняли сумрак, но не сказать, чтобы сильно.

В составе группы были четыре санитарки, еще две женщины и один мужчина, которые были одеты совершенно отлично от того, что я здесь видела. Одна из них была в брюках полувоенного покроя, как и мужчина, вторая в платье, но явно более дорогом. Все трое были блондинами.

Они ходили между рядами, периодически что-то уточняя у санитарок, смотрели какие-то свои записи, делали пометки. Сначала они быстренько пробежались между теми, кто лежал на полу, потом уже пошли к пациенткам на кроватях.

Не прошло и четверти часа, как вся эта компания дошла до меня. Да, да, с пациентами они были не слишком внимательны.

Я видела, как другие женщины, кто мог встать, вставали и кланялись. Так что я решила не нарываться на конфликт с этой важной комиссией, а тоже встать и поклониться.

– Что у нас тут? – спросила, брезгливо меня оглядывая, женщина в платье.

– Нашли на улице, наверное, сбила повозка, – бесстрастно ответила девушка в сером, уже другая, не та, что ко мне подходила.

Женщина подошла ко мне, приложила к моему лбу какую-то штуку, теплую на ощупь, почти сразу ее отняла.

– Странно. Был перелом основания черепа, но, кажется, старый, – сказала она коллегам так тихо, что мне пришлось напрягать слух.

– Может раньше был? – пожал плечами мужчина.

– Но сейчас гематома именно на этом месте, да и с такими переломами не живут без должной помощи. И еще есть несколько переломов, уже сросшихся.

А меня ведь не лечили. Что-то мне подсказывает, что это могло быть результатом вселения моей души в это тело. Так ведь может быть? Или все-таки переломы действительно старые и меня лечили?

– Как тебя зовут? – обратилась ко мне женщина в брюках.

– Я не помню, – честно ответила я.

– А как ты попала под повозку, помнишь?

– Нет, – я помотала головой.

– Что вообще светлая ренна делала в этом районе одна?

– Кто? – удивилась я. Странно, я же не одна здесь блондинка, есть еще несколько женщин, правда, постарше.

Все трое врачей, или кто они там, заспорили одновременно на каком-то тарабарском языке, наверное, врачебном. Я могла разобрать только отдельные слова, да и те предлоги.

В итоге все та же женщина в платье, опять приложила этот теплый предмет к моему лбу, но на этот раз держала дольше. И он так нагрелся, что стал горячим почти нестерпимо.

– Повреждений мозга я не наблюдаю, – наконец сказала она, когда я уже сама хотела отодвинуться. – Но при травмах головы потеря памяти случается. Непонятно только, как у нее все так быстро зажило.

– Может она целитель? – пискнула девушка в сером, на что получила уничтожающий взгляд женщины в брюках.

– Какой целитель, дура? – бросила пренебрежительно вторая. – Все знают, даже такие тупицы, как ты, что даже Святые не могут лечить сами себя.

– Так, – мужчина на несколько секунду задумался. – Утром ее выписываем, нечего место занимать. Исцеление духа – не наш профиль.

– А что же мне теперь делать? – спросила я, прибавив жалобности в голос.

– Ну, можешь обратиться к жандармам, – пожав плечами, не совсем уверенно ответила женщина в платье.

На этом высокая комиссия удалилась. А я впала в задумчивость.

Нет, с одной стороны спасибо, что не выгнали в ночь. С другой, а утром-то мне что делать? Я же типа ничего не помню, денег у меня нет. Хоть бы покормили что ли перед уходом? Но за весь сегодняшний день еду тут не выдавали. Кто-то хомячил свои припасы, а кто-то лежал голодным, как я.

Впрочем, голод – это моя самая маленькая проблема сейчас. Несколько дней без еды я точно протяну, к тому же этому телу лечебное голодание явно не повредит. Но вообще вопрос придется решать.

Брезгливо поморщившись, я прилегла на грязный матрас, искренне надеясь от него ничего не подцепить. За сегодня я немало устала из-за новых впечатлений, а надо подумать как дальше жить и, желательно, на свежую голову.

А вот о чем я точно не буду думать, так это о своей прошлой беспроблемной жизни и родных. Ни к чем себе душу травить. Не сейчас.