Kitobni o'qish: «Истории замка Айюэбао»

Shrift:

Глава 1
Странные гости

1

Управляющая замком Айюэбао, которую все называли Куколкой, опять недооценила собственные чары и совершила непоправимую ошибку. Она уже отпраздновала свое сорокалетие и, словно потрепанное бурями судно, укрывшееся наконец в гавани, тешила себя верой в то, что больше не испытает разрушительного воздействия гигантских волн. Однако вопреки ее уверенности угроза по-прежнему существовала. Куколка больше, чем кто бы то ни было, боялась потерять молодость, но при этом, словно вконец одряхлевшая старуха, мечтала оставаться неприметной. С возрастом это противоречие вместе с причиняемым им беспокойством становилось всё острее и часто неотступно мучило ее в ночной тиши. Утром она первым делом приникала к зеркалу и придирчиво рассматривала свое отражение, не менее получаса изучая себя от макушки до лодыжек и не упуская ни малейшей детали в своей внешности. Раздраженно, с отвращением она убирала выделения, скопившиеся за ночь во внутренних уголках глаз, а затем поворачивалась, ощущая упругость поясничных мышц, осматривала спину и скользила взглядом ниже, по изгибам своих форм. Зад был полноват: связки в сочетании с жировыми отложениями и мышцами бедер формировали обширные роковые бугры и выступы. Сдержанные и лоснящиеся, ее ягодицы молчаливо, но с вызовом излучали вокруг себя жизненную силу. Можно без преувеличения сказать, что эта часть ее тела вызывала у окружающих приступы возмущения. Из многолетнего жизненного опыта она знала: мужчин не унять, пока тело у них еще сохраняет малейшую способность выделять гормоны. Она не желала объяснять это необычное поведение противоположного пола такими понятиями, как влечение или любовь, и определяла его исключительно как ярость – так подсказывал ей ее личный опыт.

По мере нарастания этого необъяснимого чувства мужчины начинали вести себя странно, и сколько бы нежности и внимания ни вкладывали они в свои движения и поступки, Куколка в конце концов ощущала с их стороны лишь первобытную агрессию. Пламя этой страсти разжигало в ней отчаяние и стыд, и в конце концов у нее оставалось лишь желание хорошенько им врезать.

Стоя перед зеркалом, она слегка приоткрывала рот, обнажая блестящие белые зубы и приподнимая верхнюю губу, которая была слишком пухлой. Взмахнув длинными и густыми ресницами, которые дали бы фору даже накладным, она едва слышно вздыхала. Ей так и не удалось отыскать ни единого признака старения, которые обычно проявляются с возрастом. Время застыло много лет назад на том моменте, когда тело ее было плотным и упругим, а кожа гладкой и лоснящейся. Что поделать: никакое, даже самое глубокомысленное, выражение лица и никакие, даже самые серьезные, манеры не помогут скрыть этого неповторимого, неземного очарования. Она прекрасно знала, что это и есть источник всех ее удач и бед, предмет ее печали и гордости. Ее первый мужчина сумел обобщить и дать имя этому невыразимому свойству ее внешности и души. Он сказал, что это качество не имеет прямого отношения к категории красоты, а является отражением характера. Она и сама понимала, что далеко не красавица, и даже хорошенькой ее не назовешь, однако нечто неуловимое зачастую делало ее существом, внушающим трепет.

Куколка управляла замком Айюэбао уже три года. Хозяином этой крепости был председатель совета директоров Чуньюй Баоцэ.

Прежде чем заступить на столь важную должность, она сказала владельцу замка:

– Справлюсь ли я с такой ответственностью? Ведь моей молодости скоро придет конец.

Хозяин быстро нашелся с ответом:

– О-хо, будешь немолодой, но хорошо сохранившейся? Нет, вряд ли. Ты навсегда останешься в своем нынешнем состоянии.

Председатель совета директоров был человеком серьезным и не отличался болтливостью, зато любил придумывать прозвища, так что у всех в его окружении имелись клички. Получила ее и наша героиня, едва появившись в Айюэбао. В ее глазах этот мужчина был личностью легендарной, и теперь он вновь продемонстрировал ей свои магические способности: три года промчались, как один миг, а она выглядела так же молодо, как и в первые дни работы в новой должности, – ни малейших признаков старения! Ночь своего сорокалетия она собиралась коротать в одиночестве, но неожиданно для нее вечно занятый Чуньюй Баоцэ нашел время и предложил ей выпить по бокальчику вина; так они и провели больше получаса в теплом свете свечей. Для Куколки это была величайшая награда, и сердце ее заколотилось быстрее. «Боже мой, – думала она, – он помнит про мой день рождения!» Ей не хотелось ограничиваться только бокалом вина, но у главы совета директоров действительно было дел по горло, поэтому он вскоре поспешил уйти.

От огорчения Куколка потеряла сон. Прежде чем потушить свечи, она вдохнула запах парафина и выпила еще вина – того, что оставалось в бокале начальника. В Айюэбао было тихо, как в могиле, и даже тусклый свет свечей навевал мысли о вечности и мертвой тишине загробного мира. Решительно раздевшись и включив яркий верхний свет, она встала перед зеркальной дверью шкафа и принялась рассматривать свое сорокалетнее тело, отполированное хаосом бренного бытия. Мысленно она заново переживала запечатлевшиеся в памяти события, воспоминания о которых сопровождались раскаянием, злобой или признательностью, а также удивительные, не поддающиеся никакому описанию жизненные перипетии. Знакомство с Чуньюй Баоцэ три года назад стало самым ярким эпизодом ее жизни. Именно с тех пор ей стали доступны те сильные чувства, которые может испытывать только человек, и за это она должна благодарить судьбу. Хозяин Айюэбао своим проницательным взглядом преодолел все преграды и изменил ее всю, до самых кончиков ногтей. По сравнению с ним все другие мужчины выглядели похотливыми скупердяями. Прошедшие три года казались ей пугающим до дрожи сном. Долгие и мучительные, промелькнувшие как одно мгновение, эти три года целиком состояли из счастья и встрясок. Они так отполировали ее тело и душу, что разгладили все старые шрамы и оставили после себя только чувство неистребимого, мучительного очарования.

В этот памятный вечер она то расхаживала по комнате обнаженной, то ложилась на широкую, украшенную резьбой дубовую кровать, обратив лицо к потолку. В какой-то момент – а именно, в тот миг, когда догорела свеча, – она смутно ощутила на себе странный, как будто мышиный, взгляд и быстро прикрыла грудь шелковым платком. Конечно, ей это просто почудилось. Она занимала угловое помещение на верхнем этаже просторного каменного здания, затаившись среди роскоши и не испытывая никакого беспокойства из-за своей кое-как прикрытой наготы: даже если бы в этом здании были распахнуты все двери, оно всё равно оставалось бы неприступной крепостью. Тем не менее Куколка всё же зажгла настенные лампы, прошлась по коридору и осмотрела большой зал, затем проверила несколько смежных комнат. В слабом свете она учуяла абрикосовый аромат, исходивший от нее самой: эту тайну на всём свете знают только три человека. Необузданный прибой воспоминаний накатил и вмиг накрыл ее с головой.

Куколка не спала всю ночь, но на ее лице не было заметно ни капли усталости. Ранним утром она, как обычно, тщательно изучила в зеркале свое отражение, затем принялась за водные процедуры. Наскоро позавтракав, она спустилась на лифте в главный зал и уселась на свой личный плюшевый диван, расправив плечи. Крылья носа у нее слегка подрагивали, пропуская через себя окружающие запахи. С помощью одного лишь обоняния она получала достаточно сведений о том, что происходит в замке: малейшее отклонение обязательно примешивалось к запахам и улавливалось в воздухе. Начальница смены по прозвищу Застежка уже давно была в курсе этой ее необъяснимой способности. Заброшенные и не убиравшиеся вовремя закоулки замка рано или поздно наполнялись тревожащими запахами. Застежка пыталась бороться с ними с помощью концентрированных моющих средств и маскировать низкосортными духами, но Куколку это буквально выводило из себя. Она переняла у председателя совета директоров его манеру управления: строгость, краткость, скрупулезность. Однажды она даже наказала Застежку, и та как следует это запомнила.

В десять часов утра Куколке доложили: в Восточном зале председатель совета директоров принимает важного гостя. Она слегка удивилась, поскольку подобные встречи обычно проводились в штаб-квартире, если только посетитель не сверхуважаемый друг. Замок Айюэбао хозяин использовал только для отдыха, и за год этот порог переступало от силы с десяток посторонних людей. Что-то тревожило Куколку; она побродила по замку и наконец, не выдержав, отправилась к галерее: в десятке метров на восток по ней был особый лифт, который доставлял прямиком в Восточный зал. Этот зал был выдержан в европейском стиле: с обитыми буком стенами, с камином, двумя шкафами орехового дерева, набитыми книгами в клеенчатых переплетах, а также с чаем и кофе. Она чувствовала, что это утро было каким-то особенным; ей просто хотелось увидеть директора. Ноги сами несли ее к нему; она наконец остановилась, подняла руку и, тронув кнопку, вызвала лифт.

Вот так она совершила ошибку, о которой потом еще долго жалела.

2

Шагнув из лифта в боковое крыло, она увидела официанта в белых перчатках, держащего поднос с чаем, и услужливо протянула к нему руки. Тот немного поколебался, но всё же передал ей поднос. Коридорный открыл перед ней дверь, и она, опустив глаза, вошла в слегка благоухающий Восточный зал, стараясь не совершать резких движений. В уголках ее губ играла едва заметная улыбка. Подключив боковое зрение, она безошибочно определила местонахождение хозяина и сидевшего рядом с ним гостя. Сначала она подлила чаю гостю, затем – председателю совета директоров Чуньюй Баоцэ. В зале находились лишь три человека: помимо гостя, здесь была еще стенографистка Писунья, с головой ушедшая в работу. При появлении Куколки – быть может, из-за того, что она была одета не в униформу официантки, – гость изменился в лице. Его тяжелый взгляд сперва осязал лицо и шею вошедшей, а затем заскользил вниз и надолго задержался в области ягодиц. Посетитель был лыс, на вид чуть моложе шестидесяти, с раскосыми глазами и плотно сжатыми губами – такими тонкими, будто их не было вовсе. С первого взгляда Куколка поняла, что этот безгубый мужчина обладает огромной властью. Чуньюй Баоцэ скользнул по ней взглядом и, выставив указательный палец на овальный чайный столик, заваленный цветами, поблагодарил ее за чай. Когда она собиралась уходить, в его зрачках промелькнула тревога, а в уголках рта – отвращение.

Прежде чем выйти из зала, Куколка еще раз на несколько секунд остановила взгляд на хозяине. Ей не терпелось увидеть его именно этим утром после ее сорокового дня рождения – она и сама не могла объяснить, почему. Если бы шеф прямо при госте отругал ее, она бы не обиделась. Она даже себе самой не могла объяснить причину своего внезапного появления в Восточном зале. С подносом в руках она направилась к выходу. Когда до громадной, обитой дерматином двустворчатой двери оставалось метра два, ее окликнули:

– Девушка, задержитесь!

Это был грубый и напряженный голос посетителя. Она остановилась.

– Девушка! – снова раздался тот же голос.

Она повернулась, стерев с губ едва заметную улыбку. Возле лысого гостя лежал букет из прекрасных распустившихся ирисов и роз, среди которых затесалось несколько веточек антуриума. Она сделала пару шагов в сторону посетителя и, держа дистанцию, остановилась в метре от его распутного взгляда.

– Мы с вами раньше нигде не встречались?

Гость повернул голову и взглянул на хозяина замка, а затем пощупал верхний карман и вынул оттуда визитку. Чуньюй Баоцэ не проронил ни слова. Куколка отрицательно покачала головой, потому что она действительно никогда раньше не видела этого человека.

– Так давайте познакомимся, вот, – он с поклоном вручил ей визитку.

Не успела она поставить поднос, как председатель совета директоров неожиданно быстрым движением перехватил визитку и положил ее на поднос, а затем сразу, не дав Куколке и рта открыть, представил ее посетителю и по его просьбе записал ее имя на клочке бумаги. Не в силах отвести от Куколки взгляда, гость всё же взглянул на бумажку и произнес:

– А телефон? Нет, что ли, телефона? Тогда адрес!

Словно позабыв, с кем имеет дело, он заговорил повелительным тоном. Чуньюй Баоцэ, наклонившись, послушно начертал на бумажке адрес: проспект Общей Радости, Птичья тропа, замок Айюэбао, комната номер 6А.

Последняя сцена прочно отпечаталась у Куколки в памяти. Гость положил бумажку с ее именем и адресом в верхний карман, похлопал по нему и, протянув руку, на пальце которой блеснуло кольцо, крепко сжал ей левую руку, так как ее правая рука с силой стискивала поднос. Он издевался над ее левой рукой добрых две минуты, безжалостно впившись двумя тонкими пальцами в середину ее ладони.

Описываемые события, происходившие в Восточном зале, целиком уложились в какие-то десять минут. Однако их участники – сама Куколка, председатель совета директоров и его гость – в глубине души поняли: это еще только начало. Но каким долгим будет отголосок этих событий, Куколке не дано было предугадать. В любом случае финал был ясен. Она знала, что всегда была гением по разбиванию мужских сердец. Она не могла забыть предостережений, полученных за все эти годы от мужчин, с которыми бывала в отношениях. Все они говорили примерно одно и то же: советовали по возможности работать в помещении, а еще лучше – не выходить из дома. Они не говорили напрямую, что нужно изменить внешность и запереться в четырех стенах, но имели в виду именно это. Особенно ей запомнились слова председателя Чуньюя, когда она только приступала к работе в замке:

– Итак, твоя территория не большая и не маленькая, так что жить будешь здесь. В сущности, работа на больших пространствах и при большом количестве людей, судя по всему, не для тебя.

Говорил он сдержанно и деликатно, но смысл был всё тот же. Как ни странно, она тогда не испытала ни обиды, ни унижения, какое испытывают заключенные, – даже напротив, восприняла это как должное, и в его словах ей почудился даже скрытый комплимент. Впоследствии, вспоминая об этом, она снова и снова испытывала теплые чувства.

То злосчастное утро промелькнуло как одно мгновение. Председатель совета директоров проводил посетителя и собрался отправиться в штаб-квартиру. Его спешные перемещения и строгое выражение лица, которые она наблюдала уже несколько дней кряду, наводили на мысль, что у него что-то случилось, и, скорее всего, это была не рядовая проблема, а какая-то серьезная неприятность, загнавшая его в тупик. Именно поэтому она и обратила внимание на некоторые перемены в его устоявшихся привычках. Она даже не осмеливалась как-либо его утешать. Он ничего не рассказывал, и его никто не мог расспросить. После ухода посетителя он тоже засобирался, а секретарь Платина стоял рядом, перекинув плащ через предплечье, готовый услужить хозяину. Чуньюй Баоцэ оглянулся на нее, она торопливо шагнула к нему и протянула влажную от пота визитку:

– Председатель.

– А, так это же тебе дали, оставь себе. – С этими словами он взял из рук Платины свой плащ. На улице поднялся ветер, и за окном заколыхались заросли мальвы.

Все произошло быстрее, чем она ожидала. На следующее утро пришло опрятное письмо. Она вскрыла конверт, и в глаза ей бросились изощренные комплименты, в которых, однако, легко читались грубость и вожделение. Мужчин этого сорта – наглых и самоуверенных – она знала как облупленных. Они все были точными копиями друг друга: строить из себя джентльменов им удавалось с большим трудом, они стремились как можно скорее вновь стать самими собой. Они устраивали роскошные ужины, дарили утонченные дорогие подарки, сорили деньгами, пытаясь замаскировать зловоние всей той пошлости, что копилась в них годами. Для этого человека, очевидно, она была лишь мелкой закуской, которую ему не терпелось отведать, и он пребывал в полной уверенности, что он это сделает, причем безотлагательно. Похоже, завершив свои дела, он не уехал сразу же, а остановился где-то в соседнем районе, рассчитывая устроить там же небольшой банкет и познакомиться поближе с этой «прекраснейшей, незабываемой женщиной». Она выкинула полученное письмо в мусорное ведро, но затем, поразмыслив, достала его оттуда и решила как можно быстрее передать это приглашение председателю совета директоров.

До возвращения председателя Чюньюя она думала о госте. Наверняка он важная шишка – об этом говорила его властная и наглая манера общения. Он без малейшего стеснения прямо при хозяине замка подозвал ее к себе; его речи и движения, а также бросаемые им взгляды практически без обиняков говорили о его грубости. У нее от напряжения заболела шея, а подбородок запылал жаром. Ей не впервой было испытывать подобное унижение, но сейчас, когда всё произошло на глазах у Чуньюй Баоцэ, это чувство было совершенно невыносимым. Она переживала за него и в то же время испытывала досаду с нотками сожаления. Она понятия не имела, как дальше будут развиваться события, потому что тот важный гость потом вполне мог выместить свой гнев на председателе Чуньюе и даже нанести ущерб замку.

Когда уже смеркалось, Застежка доложила: вернулся председатель совета директоров, сегодня будет ужинать дома. Малая столовая была самым приятным местом в замке, там всегда царила спокойная и теплая атмосфера, и, не считая стенографистки, приносившей блюда в коробе для еды, большую часть времени председатель совета директоров находился здесь один. В это время только Куколка могла свободно входить в зал, стоять рядом и наблюдать, как хозяин тщательно пережевывает пищу, а если тот был в хорошем настроении, он даже приглашал ее к столу. Обычно это было самое спокойное и радостное время дня в жизни вечно занятого хозяина замка. Пощипывая белоснежную салфетку, он что-нибудь рассказывал, время от времени отпуская остроты. После нескольких бокалов красного вина он становился многословнее, и тогда молоденькая стенографистка, отложив в сторону все дела, записывала за ним. Обычно в замке работали две стенографистки: одна по прозвищу Писунья, вторая – Жучок. На обеих была возложена, пожалуй, самая важная миссия: в любом месте и в любое время записывать все-все слова хозяина, будь то импровизированные монологи, торжественные речи или приказы. За все эти годы из-под их пера вышло бессчетное множество разнообразных записей, среди которых были шутки и остроты, пламенные речи на корпоративных собраниях и даже случайные пьяные разговоры во сне. Все записи приводились в порядок и редактировались, а затем передавались в секретариат корпорации специальным людям.

Едва переступив порог малой столовой, Куколка поняла, что пришла не вовремя: ее шеф пытался захватить палочками кусочек спаржи, но после трех неудачных попыток сердито отбросил палочки и руками сунул спаржу себе в рот. Затем он так же сердито вытер руки салфеткой и принялся пережевывать пищу интенсивнее, чем обычно. Куколка тихонько вздохнула и на цыпочках прошла в зал.

– Садись, – сказал хозяин, задержав взгляд на ее губах и вздернутом носике.

Она чувствовала, что вчера утром своим внезапным появлением обидела его, и не знала, как выразить охватившее ее чувство стыда. В душе она понимала, что поступила так под воздействием какого-то странного импульса, который невозможно описать словами. Единственное, что она могла сказать наверняка, – это то, что празднование сорокалетия лишило ее рассудительности. Она подала шефу пригласительное письмо, предварительно развернув его, чтобы не вынуждать его притрагиваться к грязному конверту.

– Я не знаю, как поступить. Клоун какой-то, – сказала она.

Хозяин вел себя еще осторожнее, чем она ожидала. Не проронив ни слова, он пробежал глазами письмо, а затем ответил:

– Я не принимаю у себя дома клоунов. Нечего обвинять его.

– Я осознаю свою ошибку. Но… Я понимаю, что не должна винить этого человека.

Хозяин, потирая руки, нахмурился.

– Так что же мне делать? – пролепетала она.

– Какие у тебя идеи? – громко ответил он вопросом на вопрос. – Я хочу послушать.

Она ответила без колебаний:

– Проигнорировать, конечно.

Хозяин медленно покачал головой:

– Это невежливо.

Она словно услышала обращенные к ней мысли шефа: ты сама эту кашу заварила, сама и расхлебывай. На глаза у нее навернулись слезы:

– Я… Я придумаю, как ему осторожно отказать, дать ему понять, что это невозможно…

Его губы застыли в холодной усмешке. Взяв в руку палочки, он подцепил ими кусочек спаржи.

– Этот своего не упустит. Стоит тебе только войти в его дверь.

Она чуть не подпрыгнула:

– Что? Это еще почему?

– Потому что эти люди все до единого – настоящие звери.

3

Впоследствии, вспоминая о тех событиях, Куколка понимала, что сравнение со зверем было отнюдь не преувеличением и не проявлением желания хозяина ее запугать. Хотя в тот момент она испытала отчаяние и страх, но очень быстро взяла себя в руки. Ужин длился недолго, хозяин не был словоохотлив, поэтому стенографистка не появлялась, пока не настало время убирать со стола. Шеф вышел из столовой и повернул направо, к небольшому пруду. Через стеклянную крышу в воде отражались звезды. Хозяин часто здесь задерживался, поглаживал копошившихся у самых его ног японских пятнистых карпов, подставлял им тыльные стороны ладоней, и карпы с хлюпаньем тыкались в них ртами. Но на этот раз он не притормозил у пруда, а зашагал прямиком к лифту. Куколка нажала на кнопку и сопроводила шефа на второй этаж, поддерживая под руку. Войдя в спальню, она сразу же учуяла в спертом воздухе какой-то резкий запах, как от старого быка. Она поняла, что это он по неряшливости не прибрал свое нижнее белье, и оно теперь наверняка где-то валяется, сбившись в кучу. Она не ошиблась: белье громоздилось в плетеной корзине с шелковой подкладкой. Она ловко сунула его в пакет, чтобы потом, уходя, вынести за дверь. Затем Куколка уложила хозяина на диван, а сама наспех застелила постель атласным одеялом с узором в виде драконов и фениксов, после чего помогла шефу дойти до кровати, сняла с него тяжеленные ботинки и, поддерживая ему шею, стащила с него верхнюю одежду, укрыла одеялом и пошла на выход. Когда она уже собиралась выйти, в голове снова мелькнула мысль: председатель совета директоров действительно попал в какую-то неприятность.

Куколка забрала пакет с бельем в свою спальню, чтобы завтра занести в прачечную. На нее вдруг навалилась страшная усталость, и она улеглась в постель, даже не умывшись. Однако, как ни странно, уснуть не могла и долго ворочалась с боку на бок. Тогда она выставила пакет с грязным бельем за дверь, но в комнате по-прежнему стоял его запах, так что пришлось открыть окно. Опершись грудью на подоконник, она стала рассматривать усеянный звездами небосвод, и прохладный легкий ветерок прогнал усталость. Когда она закрыла окно, спертого воздуха в комнате как не бывало, зато до ее слуха донеслось стрекотание сверчка. Сон всё не шел, и она решила почитать: взяла томик любовной лирики и вскоре забыла обо всём на свете, а на глазах у нее заблестели слезы. Чтение, к которому она пристрастилась восемнадцать лет назад благодаря одному из своих мужчин, превратилось в неискоренимую привычку, хотя от того парня уже давно не было ни слуху ни духу. Той же привычке был привержен и хозяин замка Айюэбао – Чуньюй Баоцэ, хотя, надо сказать, этот книгочей и сам был как бесконечная книга. Куколка начала зевать. Прежде чем уснуть, она снова вспомнила то утро, гадая, чем же закончится вся эта история, начавшаяся в Восточном зале.

Рано утром начальница смены, Застежка, приняла из рук курьера огромный букет свежих цветов, предназначавшийся для Куколки. Та с первого взгляда поняла, от кого этот подарок, и сказала недоумевающей Застежке:

– Если снова принесут букет, сразу же кинь его Цветочной Госпоже.

– Поняла, – откликнулась начальница смены.

Цветочной Госпожой звали молодую телочку, которую уже два года держали в замке в качестве домашнего питомца – это был выбор самого председателя совета директоров. Он лично спроектировал для нее жилище, которое язык не повернулся бы назвать стойлом: это было прелестное просторное помещение, в которое вел небольшой коридор. Площадью около сотни квадратных метров, это жилище имело стеклянную крышу; на полу лежал слой белого песка, а в одном из углов громоздилась куча соломы; вдоль стены протекал ручеек и кругом росли вечнозеленые растения. Телочка обычно отдыхала на соломе либо праздно прогуливалась возле ручья. На ее шкуре не было ни пятнышка грязи. К ее владениям примыкала небольшая комнатка, отделенная раздвижной стеклянной дверью. В комнатке имелись софа цвета верблюжьей шерсти и винный шкаф из птероцелтиса. От жилища Цветочной Госпожи до главного зала по прямой было лишь чуть больше тридцати метров, и по этой причине кто-то выразил беспокойство, что в зале будет вонять скотиной. Однако председатель совета директоров возмутился:

– Разве может от нее вонять? Конечно же нет. Да она самое чистое существо в этом замке!

Впоследствии все убедились, что Чуньюй Баоцэ прав: из жилища Цветочной Госпожи, которое стало его излюбленным местом, неизменно доносилось лишь приятное благоухание.

Букеты стали приходить каждый день.

– Что же с этим делать, председатель! – в некотором смятении обратилась Куколка к хозяину.

Тот, взглянув на нее, спросил:

– Издала-таки вопль отчаяния?

Она ничего не ответила.

Это разговорное выражение – своего рода местная кодовая фраза – было в ходу у обитателей замка. Только хозяин мог дать яркое и обстоятельное толкование этому обороту, в основе которого был опыт всей его жизни: издать вопль отчаяния – это то же самое, что зачерпнуть его обеими руками и передать кому-то; точно так же передают какую-нибудь вещь. Это означает, что кто-то в крайнем отчаянии и унижении признает свой полный провал; это жалобный стон безысходности. Вряд ли найдется другая фраза, которая столь точно охарактеризовала бы страшные жизненные обстоятельства, описала бы ту крайнюю степень душевных мук, на которые некому пожаловаться, и весь ужас позора и унижения. При виде переживаний Куколки у Чуньюй Баоцэ сердце сжалось от жалости. Он, конечно, понимал, что она преувеличивает опасность своего положения, но ему не хотелось больше мучить ее.

– Ладно, я сам всё разрулю, но пусть это послужит тебе уроком.

– Обязательно послужит.

– Вот ведь странно, обычно женщины себя переоценивают, а у тебя всё наоборот, – с этими словами он провел пальцем по ее носу и удалился.

Глядя ему вслед, она чувствовала, как ее захлестывают волны благодарности. Его легкая и непринужденная, но в то же время солидная походка оставляла после себя бурлящий воздушный поток, – никогда не подумаешь, что эта походка принадлежит человеку пятидесяти семи лет. Повнимательнее приглядевшись к его лицу, можно было заметить, что его тщательно выбритый подбородок менее чем за полдня вновь превращался в наждачную бумагу, обрастая щетиной, острой и внушающий ужас, как и его душа. Наконец-то можно было больше не ломать голову над этой сложной и опасной ситуацией. Куколка облегченно вздохнула. Еще вчера она беспокоилась, что ей придется испытать на себе традиционный способ наказания, принятый в замке: с провинившегося прилюдно спускают штаны, обнажая бледные ягодицы, и от души шлепают десять, а то и двадцать раз. Этот способ наказания ее в свое время пугал так, что аж дыхание перехватывало. Дело было в первую весну после ее прихода в замок, когда один очкастый копиист из секретариата похвалялся своими исключительными литературными талантами. Это дошло до ушей председателя совета директоров, и он сказал руководителю секретариата:

– Его надо выпороть.

Она-то думала, что это предостережение и упрек, и даже представить себе не могла, что с хвастуна и впрямь стянут штаны и отхлестают по голой заднице, да еще и на глазах у коллег. За эти годы немало здешнего персонала подверглось такому наказанию. Со временем с ним смирялись, но запоминали на всю жизнь. Как-то раз она проговорилась о своем страхе и о том, что если с ней такое случится, то это будет самый ужасный эпизод в ее жизни. Однако шеф ее успокоил:

– Не волнуйся, вряд ли дело дойдет до тебя.

Но это лишь еще больше испугало ее, потому что в его словах она расслышала тщательно соблюдаемую тактичность: он не сказал «ни в коем случае», он сказал «вряд ли».

А букеты всё приходили и приходили, из-за чего Куколка по-прежнему пребывала в состоянии беспокойства и подвешенности. Но как раз в тот момент, когда она снова начала впадать в панику, поток утренних букетов внезапно иссяк. Чуньюй Баоцэ воспринял это как должное, на его лице не отображалось ни малейших эмоций, будто ничего и не произошло. Он ни разу не упомянул о том, как ему удалось остановить этого безумного мужчину, а она не спрашивала. Облегченно вздохнув, Куколка, как обычно, спокойно совершала обход замка и прилежно выполняла обязанности управляющего. За эти три года она ни разу не позволила себе ни малейшего послабления: прекрасно осознавая, какая серьезная ответственность лежит на ее плечах, она боялась совершить малейший промах. Гигантский замок Айюэбао был, пожалуй, самым большим и самым странным частным жилищем на свете. Строго говоря, это была секретная резиденция, состоявшая из двух больших участков – восточного и западного, плотно прилегающих друг к другу и составляющих единое целое. Три года назад, в тот день, когда ее впервые привезли к этому замку, она испытала некоторое разочарование. В оранжево-красных отблесках вечерней зари она увидела два невзрачных строения, возвышавшихся на буйно зеленевшем холме. Это сооружение, площадью максимум пятьсот с небольшим квадратных метров, было непропорционально мало, учитывая высокий статус его хозяина – владельца гигантской корпорации. Хозяин еще до ее приезда обещал ей должность управляющей, в обязанности которой входит руководство всеми хозяйственными делами в резиденции. Она простояла перед холмом больше десяти минут, внимательно рассматривая замок и его территорию. К замку вела неширокая извилистая асфальтированная дорога, носившая название Сяоняолу – Птичья тропа. Она убегала вперед, огибала холм и исчезала среди платанов, осенявших своей тенью служебную зону со штаб-квартирой. На парадных воротах, к югу от небольшой башенки, была прикручена табличка с названием замка – Айюэбао, написанным некрупными иероглифами, в начертании которых проглядывали стыдливость, искренность и серьезность.