Kitobni o'qish: «Обычай умирать»
У любой великой идеи есть недостаток, равный или превышающий величие этой идеи.
Законы Мэрфи
Самое ужасное из всего этого – если мы не будем твердо придерживаться раз принятых решений и не поймем, что государство с худшими, но неизменными законами могущественней того, которое имеет законы прекрасные, но не приводимые в исполнение, что вообще необразованность при твердости характера всегда полезнее, чем смышленость при бесхарактерности государства, и, возможно, что люди попроще даже лучше справляются с делами в государстве, чем люди более продвинутые.
Клеон
Формы правления создаются не для добродетельных людей. Они в них обычно не очень нуждаются… Большинство людей было бы хорошо собрать и объяснить, как функционирует государство. Но в жизни достаточно заставить их бояться.
Клод Гельвеций
За два года до описываемых событий
Автомобиль подъехал к зданию Петровского пассажа, и водитель недовольно посмотрел на загруженную автомобилями стоянку – не было ни одного свободного места. Он обернулся к двум женщинам, сидевшим на заднем сиденье:
– Будете выходить?
Зрелая дама пожала плечами и посмотрела на свою спутницу:
– Дана, как ты считаешь? Может, приедем позднее?
– Нет, Валентина Андреевна, я так хочу все увидеть, – покачала головой молодая девушка. – Мама говорила, что они познакомились именно здесь, в этом здании. Это так интересно!
– Ничего интересного, обычные торговые ряды, – сказала дама, поправляя волосы.
– Пойдемте, пойдемте! – поторопила Дана, выходя из салона автомобиля.
– Припаркуйтесь где-нибудь рядом, – попросила Валентина Андреевна водителя «Мерседеса».
– Я буду немного дальше, – показал он, – здесь во втором ряду не разрешают останавливаться. Вам нужно будет немного пройти вперед к ЦУМу.
Женщины вошли в здание Петровского пассажа. Примерно в это же время с другой стороны здания подъехала старая «Волга» серого цвета. За рулем сидел мужчина лет сорока. Он взглянул на своего спутника, который был гораздо моложе него, с каким-то непонятным выражением лица, в котором сквозили страх и тревога. Несмотря на теплую погоду, его спутник был в темной, наглухо застегнутой куртке и джинсах.
Сидевший за рулем достал телефон, набрал нужный номер и сообщил:
– Мы уже прибыли на место.
– Подождите. Туда должна войти группа туристов, – услышал он в ответ и, убрав телефон, обратился к сидевшему рядом молодому человеку:
– Асхат, они просят подождать. Не торопись. Сейчас мне позвонят и скажут, когда можно будет войти. Должны подъехать иностранцы.
– Какие иностранцы? – спросил Асхат.
– Не знаю. Какая тебе разница?
– Никакой. Просто ждать не хочу, на нас могут обратить внимание. А там нет охраны внутри?
– Нет никакой охраны. Ты же сам вчера сюда приезжал. И Джумшуд был с тобой. Вместе смотрели.
– Может, сегодня поставили. Хотя мне все равно.
Сидевший за рулем мужчина отвернулся. Было заметно, как он нервничает. А его спутник сидел с совершенно спокойным видом, словно уже сделал свой выбор, не сомневаясь и не раздумывая о нем.
В самом здании Дана и Валентина Андреевна вошли в первый магазин одежды, и молодая девушка начала рассматривать висевшие платья. Посмотрев на ценники, она покачала головой и удивленно произнесла:
– Здесь так все дорого, дороже, чем в Париже или Лондоне.
– Раньше на некоторых магазинах висели таблички, предупреждавшие, что цены начинаются от нескольких тысяч долларов и посторонним и бедным лучше сюда не входить, – вспомнила Валентина Андреевна.
– Прямо как в «Красотке», – рассмеялась Дана. – Помните, как Джулия Робертс вошла в магазин, а ее оттуда прогнали? Она была плохо одета и не знала, как себя вести.
– Нас точно не выгонят, – заметила Валентина Андреевна, – и даже хорошо, что ты так скромно одета. Если они узнают, чья ты дочь, то всем коллективом бросятся к тебе и не отпустят, пока ты не купишь половину магазина.
В это время в пассаже появилась группа немецких туристов. Они громко переговаривались, смеялись. Молодая женщина лет двадцати пяти, очевидно гид группы, рассказывала, когда и как было построено это здание. А когда сообщила, что прямо отсюда они выйдут к Большому театру, гости еще больше оживились.
Между тем сидевшие в «Волге» мужчины услышали телефонный звонок, и старший снова вытащил трубку.
– Они пришли, – кратко произнесли на том конце, и связь оборвалась.
– Можешь идти, – чуть дрогнувшим голосом обратился он к молодому человеку.
Его спутник открыл дверцу, ничего не сказав, вышел из салона и направился к пассажу, а «Волга» медленно отъехала.
Дана и Валентина Андреевна вышли из магазина и увидели немцев, столпившихся вокруг что-то оживленно рассказывающего гида, а также молодого человека, подошедшего к ним. Он был чисто выбрит, одет в темную куртку, и Валентина Андреевна подумала, что куртка несколько не по сезону, учитывая сегодняшнюю теплую летнюю погоду. Незнакомец все ближе подходил к группе, на ходу расстегивая куртку, и она успела заметить какие-то непонятные устройства, провода, металлические части.
«Наверное, сейчас такая мода у молодых, – недовольно подумала она, – как хотят, так и одеваются».
Молодой человек подошел вплотную к иностранцам, но те не обратили на него никакого внимания. В этот момент Дана позвала Валентину Андреевну, и та на секунду отвлеклась. А когда снова посмотрела на неизвестного, буквально застыла на месте, увидев его спокойные и какие-то отрешенные глаза. Сжатые губы. Непонятную решимость. Он достал из кармана небольшое устройство, похожее на телефон, и сделал еще один шаг по направлению к иностранцам. В эту секунду Валентина Андреевна вдруг поняла, что это не новая мода – на молодом человеке надет «пояс смертника», который она иногда видела в фильмах про террористов. Она хотела крикнуть, предупредить, сбежать, но не могла произнести ни слова, словно в этот момент время остановилось, не смогла даже повернуть голову, чтобы предупредить свою спутницу. В эти мгновения она ни о чем не думала. Не вспомнила ни свою дочь, которая недавно развелась с мужем, ни свою трехлетнюю внучку, ни мужа, который должен был завтра вернуться из командировки в Архангельск. В такие минуты как будто отключаются все чувства, и человек, словно зачарованный, ждет своей неминуемой гибели.
Парень в куртке поднял правую руку, в которой держал какую-то коробочку, и… прозвучал взрыв. Это было последнее, что увидела в своей жизни Валентина Андреевна. Раздались крики ужаса и боли, звон разбитых витрин, стоны умирающих и раненых. Некоторые падали на пол, другие, наоборот, выбегали из магазинов, пытаясь рассмотреть в дыму, что именно произошло. Валентину Андреевну позже опознали по обручальному кольцу с ее инициалами. В отличие от нее Дана почти не пострадала, если не считать осколка, пробившего сердце. Смерть молодой девушки была такой же мгновенной, как и смерть ее спутницы.
Глава первая
Они играли в шахматы с Эдгаром Вейдеманисом, когда зазвонил телефон. После третьего звонка включился автоответчик, предложивший оставить свое сообщение. И они услышали взволнованный голос Леонида Кружкова. Они вдвоем с супругой работали в небольшом офисе на проспекте Мира, куда приходили все сообщения и письма для Дронго.
– Извините, что я вас беспокою, – начал Кружков, – но мне звонили из Лондона и просили о срочной встрече.
Дронго продолжал обдумывать свой ход. Он явно проигрывал эту партию своему напарнику. Вейдеманис играл гораздо сильнее него и выигрывал четыре партии из пяти. Зато в одной из пяти реванш обычно брал Дронго. Теперь была явно не пятая партия, и он понимал, что практически потерял все шансы на ничью, но продолжал искать возможный вариант.
– Это к тебе, – сказал Вейдеманис, показывая на телефон.
– Добрый вечер, Леонид. Что случилось? – ответил в трубку Дронго.
– Звонил из Лондона ваш знакомый Николас Стайнфелд, – сообщил Кружков. – Он просит вас встретиться с его другом, который специально для этого прилетел из Тель-Авива.
Николас Стайнфелд, бывший сотрудник МИ-6, работал в крупной английской инвестиционной компании, и они часто помогали друг другу в сложных ситуациях, когда требовалась срочная помощь. Дронго знал, что Стайнфелд никогда не будет звонить по пустякам. Он посмотрел на сидевшего напротив Эдгара Вейдеманиса, и тот молча кивнул. Оба были достаточно подготовленными профессионалами, чтобы не понимать происходящего. У Стайнфелда был номер мобильного телефона Дронго, но он позвонил Кружкову. Лишних слов не требовалось. Очевидно, бывший английский разведчик, считая, что их разговор так или иначе могут прослушать, демонстративно позвонил на городской телефон Кружкова, подчеркивая некую отстраненность от этого дела и вместе с тем давая понять своему знакомому, что дело достаточно важное.
– Фамилию знакомого он назвал? – уточнил Дронго.
– Нет. Но оставил его телефон. Сказал, что вы можете позвонить ему, если захотите. Или самому Стайнфелду.
– Нужно было узнать фамилию, – недовольно заметил Дронго. – Хорошо, продиктуй его номер, я сейчас перезвоню. Стайнфелд никогда не станет звонить по пустякам. Видимо, важный человек, если сумел выйти на меня через него, к тому же называет его своим другом.
Вейдеманис согласно кивнул. Именно эти слова нужно было произнести по обычному городскому телефону, чтобы их услышали все, кто мог или должен был слышать.
– Я тоже так подумал, – согласился Кружков, продиктовав номер.
Это был московский мобильный номер МТС. Дронго набрал нужные цифры и почти сразу услышал незнакомый голос с сильным еврейским акцентом:
– Добрый вечер, господин эксперт. Я рад, что вы мне позвонили.
– Добрый вечер. Кто со мной говорит?
– Это Меир Блехерман. Я прилетел вчера вечером из Тель-Авива и хотел бы с вами встретиться.
– Кто вам сказал обо мне?
– Ваша репутация, господин эксперт. Я наводил справки о вас в разных странах. Извините, можно мне называть вас господин Дронго?
– Да. Меня обычно так и называют.
– Мне говорили об этом.
– Как вы догадались, что позвонил именно я, – уточнил Дронго, – если не знали номера моего городского телефона? Хотя подождите, я, кажется, понял. Вы купили новую сим-карту на чужое имя специально для того, чтобы переговорить со мной, и ждали именно моего звонка.
– Наши друзья в посольстве специально купили мне сим-карту московского телефона, – подтвердил Блехерман. – Вы очень проницательны, господин эксперт.
– Очень интересно, – произнес Дронго, – и достаточно показательно. Где вы хотите со мной увидеться?
– Где скажете, как вам будет удобно. Я сейчас живу в отеле «Ритц-Карлтон» на Тверской. Можете приехать прямо сюда.
– Вам не кажется, что это слишком гламурное место? И если вам нужен мой совет или помощь, то лучше нам встретиться где-нибудь в другом, более спокойном месте. Хотя, – задумался Дронго, – мы можем встретиться в отеле, так будет даже лучше, чтобы не вызывать ненужных подозрений.
– Мне тоже кажется, что нам необязательно куда-то ехать. Здесь вполне подходящее место. И у меня несколько необычное дело.
– Связанное с моей профессией? – уточнил Дронго.
– Думаю, что да.
– В таком случае я приеду со своим напарником.
– Очень хорошо. Я тоже буду со своим другом. Значит, мы вас ждем. Когда вы сможете к нам приехать?
– Через два часа, – ответил Дронго, взглянув на часы.
– Договорились.
– Так где нас ждут? – посмотрел на напарника Вейдеманис. – Насколько я понял, в «Ритц-Карлтоне»?
– Он там остановился и сказал, что будет со своим другом. Ждет нас через два часа.
– Хочешь проверить по Интернету, кто это такой? Или позвонить Стайнфелду? Подготовиться к встрече? Отсюда ехать не больше часа. Даже с учетом московских пробок.
– Иногда я думаю, что ты знаешь меня лучше, чем я сам, – недовольно проворчал Дронго. – Конечно, я хочу проверить информацию. И позвонить Стайнфелду в Лондон, прежде чем мы отправимся на встречу.
Он понимал, что звонить по городскому и мобильному телефону нельзя, так как их могли прослушать. Именно поэтому сам Стайнфелд позвонил по городскому телефону, давая понять, что ответный звонок должен быть максимально закрытым. Дронго достал один из тех телефонов, которые были зарегистрированы в Европе и которые он редко включал. Подождал, пока телефон найдет сеть Интернета, и по скайпу связался с Лондоном:
– Добрый вечер, господин Стайнфелд!
– Добрый вечер, господин Дронго, – ответил знакомый, чуть хрипловатый голос, – рад вас снова слышать.
– Мне передали вашу просьбу, и я уже перезвонил господину Блехерману. Он назначил мне встречу в отеле «Ритц-Карлтон» и сказал, что приехал со своим другом. Надеюсь, что это не вы прилетели в Москву с господином Блехерманом.
– Нет, – рассмеялся Стайнфелд. – Как мы, англичане, говорим в таких случаях, «он не моя чашка чая». Скорее ваша, господин эксперт. Хотя и по очень печальному делу. Ему нужны именно вы.
– Что-то случилось?
– Да. Два года назад в Москве погибла его дочь, Дана Блехерман. Может, вы помните, был такой взрыв в центре Москвы, когда погибло шестеро немецких туристов из Мюнхена и еще несколько человек. Среди погибших была и его дочь.
– Я помню эту трагическую историю, – сказал Дронго. – Там погибли немцы и, кажется, двое корейцев. Еще писали про двух женщин из Израиля.
– Нет. Там была одна женщина. Его дочь. А вторая ее просто сопровождала. Но, к сожалению, обе погибли. Было много шума в европейской прессе. Оппозиция в Германии даже использовала этот взрыв в качестве веского аргумента против эмиграционной политики тогдашнего правительства Германии. И правящая коалиция проиграла выборы. Блехерман очень тяжело переживает случившееся. Это была его единственная дочь. Поздний ребенок. Столько времени он не может примириться с этим несчастьем. Для него это была настоящая трагедия.
– Представляю, – пробормотал Дронго. – Только не совсем понятно, почему он сейчас прилетел в Москву и хочет со мной увидеться.
– Насколько я понял, он хочет, чтобы вы провели повторное частное расследование. Именно поэтому он искал такого специалиста, как вы.
Дронго изумленно посмотрел на стоявшего рядом Вейдеманиса. Он ожидал любой развязки, но только не такой. Бывший английский разведчик должен был понимать, что это просто нереально.
– Извините, господин Стайнфелд, но я не совсем понимаю цель его визита. Если я вас правильно услышал, то прошло уже два года после этой трагедии. Разве в Москве не проводили расследования? По-моему, был даже суд, хотя, возможно, я ошибаюсь.
– Нет, не ошибаетесь. Власти быстро провели расследование и вышли на сообщников и организатора преступления. Одного застрелили, двоим дали длительные тюремные сроки.
– Тогда вообще непонятно, о чем идет речь.
– Он хочет, чтобы вы провели повторное частное расследование, – произнес Стайнфелд. – Ему кажется, что первое расследование было проведено достаточно небрежно, и он собирается предложить вам провести его еще раз. Так сказать, частное расследование, если хотите, перепроверка всех известных фактов.
– Как это – еще раз? Здесь Россия, а не Англия. И я даже не гражданин этой страны, всего лишь иностранец, проживающий в Москве. Причем особо слежу, чтобы не оставаться больше ста восьмидесяти дней и не иметь проблем с налоговыми инспекторами. Но это, конечно, шутка. Я не могу проводить частного расследования. Здесь такое недопустимо. Тем более по делам о государственных преступлениях. Мне казалось, что вы тоже должны это сознавать.
– Я с вами согласен. Но он настаивал. Очевидно, у него есть свои мотивы. Насколько я могу судить, ему удалось собрать какие-то дополнительные факты по этому делу и он искал опытного эксперта, который смог бы провести расследование именно в Москве. Разумеется, ему рекомендовали вас как лучшего специалиста. И не только потому, что вы действительно лучший, в чем я убежден. Он не может обращаться в государственные структуры или к государственным служащим с просьбой провести повторное расследование.
– Здесь такое невозможно, – упрямо произнес Дронго, – тем более через два года. Вы же профессионал, господин Стайнфелд, и должны понимать, насколько глупо все это выглядит.
– И тем не менее он настаивает. К тому же мне звонил Иссер Блехерман. Это его младший брат, и он возглавляет АМАН в Израиле. Вы понимаете, что я не мог ему отказать.
Служба АМАН была войсковой разведкой Израиля, и иногда интересы британских и израильских спецслужб совпадали. Очевидно, дополнительные факты, собранные Меиром Блехерманом, могли быть очень важными.
– Ясно, – сказал Дронго. – Тогда, конечно, нужно помочь старшему брату. Я почти убежден, что ничего сделать невозможно, но на встречу поеду. Хотя бы потому, что все это выглядит достаточно неправдоподобно. Младший брат обязан был объяснить, что повторное расследование через два года выглядит просто смешно. Это во‑первых. А во‑вторых, в России никто не позволит проводить такое расследование, связанное с государственными преступлениями. И, наконец, конкретно мне никто не позволит этим заниматься. Но Блехерман все равно приехал. А его младший брат его не отговорил. Значит, там другие обстоятельства и какие-то новые факты, о которых мы можем не знать. Предположить, что руководитель АМАН ничего не понимает в подобных делах, достаточно глупо.
– Это разумная мысль, – сдержанно согласился англичанин.
– Поэтому придется ехать на встречу. Кстати, я сейчас подумал: может, Блехерман прилетел сюда со своим братом? Или это слишком наивная мысль?
– Не думаю, – сразу ответил Стайнфелд. – Разведчик такого уровня не стал бы просто так прилетать в Москву, даже ради своего брата и его дочери, не говоря уже о том, что, согласно израильским законам, имена руководителей спецслужб являются государственной тайной этой страны. Получается, что я выдал вам государственную тайну, – пошутил он.
– Которая есть в Интернете, – напомнил Дронго. – Сейчас все секреты можно прочесть в Интернете. Даже как собрать и применить атомную бомбу. Ладно, будем считать, что вы меня убедили. Поеду на встречу.
– И учтите, что он очень богатый человек и может оплатить все ваши расходы, – добавил Стайнфелд.
– В этом я как раз не сомневался, – ответил Дронго.
Он еще успел посидеть перед компьютером, сделав запрос о случившемся взрыве в Петровском пассаже два года назад, и только затем поехал вместе с Эдгаром Вейдеманисом на Тверскую в отель «Ритц-Карлтон».
Сам отель был построен на месте высокой коробки гостиницы бывшего «Интуриста». В отличие от прежней высотки новое здание «Ритц-Карлтон» достаточно гармонично вписывалось в общий архитектурный ансамбль Тверской. Дронго вошел в холл отеля вместе с Вейдеманисом, и с дивана тут же поднялся мужчина лет пятидесяти пяти. Седые волосы, немного отекшее лицо, достаточно плотный, среднего роста, в очках. Он был одет в темно-синий костюм. Дронго обратил внимание, что галстук был повязан американским узлом. Это был Меир Блехерман. Он шагнул к приехавшим и крепко пожал руку Дронго, пристально вглядываясь в него, словно спрашивал у самого себя – верный ли выбор он сделал. Рядом с ним появился высокий мужчина с армейской выправкой, ростом почти с Дронго и Вейдеманиса. У него были коротко остриженные волосы, строгое обветренное лицо с резкими складками вокруг рта, темные глаза.
– Гилад Штаркман, – представил его Блехерман обоим напарникам. – Это мой помощник, который обычно прилетает со мной в Россию. Господин Штаркман хорошо владеет русским языком. Его отец из Латвии а мать из Литвы, – пояснил он. – Давайте поднимемся в мой сюит, чтобы поговорить в спокойной обстановке.
Все четверо мужчин прошли в кабину лифта. Штаркман приложил карточку-ключ, и кабина плавно поднялась на верхний этаж. В просторном номере Блехермана они уселись за стол друг против друга. От внимания прибывших не укрылся и тот факт, что перед началом разговора Штаркман достал из кармана и положил на стол скремблер, блокировавший возможные попытки прослушать их беседу.
– Спасибо, что приняли мое приглашение, – начал Блехерман. – Не скрою от вас, что я достаточно долго искал специалиста, который мог бы мне помочь. У меня были разные претенденты, но я принял решение остановиться именно на вашей кандидатуре. У вас прекрасные рекомендации, и вы достаточно известный эксперт. В том числе и в нашей стране. – Он немного помолчал, словно собираясь с мыслями, затем продолжил: – Два года назад в Москве произошла трагедия. Смертник взорвал себя в Петровском пассаже. Погибло четырнадцать человек. Среди них – шестеро граждан Германии, двое корейцев, несколько граждан России и моя дочь… – Блехерман тяжело вздохнул и поправил очки. Было понятно, что ему и теперь, спустя столько лет, тяжело говорить об этом. – Она погибла, – выдавил он, – ей было только двадцать два года. Мы с женой ждали целых восемь лет, пока Бог послал нам эту девочку. Восемь лет… А потом было двадцать два года беспрерывного счастья. И все закончилось, когда какой-то мерзавец вошел в этот пассаж и взорвал себя вместе с остальными…
Было видно, как тяжело ему даже говорить об этом. Штаркман поднялся, налил в стакан минеральной воды и протянул его Блехерману. Тот залпом выпил, кивком поблагодарил и спросил у гостей:
– Что-нибудь будете пить? Может, чай или кофе? А может, виски или вино?
– Спасибо, ничего не нужно. Если можно, продолжайте рассказывать. Я понимаю, как вам тяжело, – мягко проговорил Дронго.
– Очень тяжело, – согласился Блехерман. – Я тогда приехал в Россию и только спустя месяц получил разрешение увезти тело моей девочки на родину. Моя супруга до сих пор не может прийти в себя и сейчас находится в швейцарской клинике. У нее большие проблемы с сердцем… – Он вздохнул, снова поправил очки. – Человек не может смириться с такой потерей. Тем более обидной и страшной, когда она происходит внезапно. Мы не пускали нашу Дану даже в приграничные районы, которые подвергались обстрелу со стороны ХАМАС, а оказалось, что ей суждено было погибнуть именно здесь. Она ведь приехала сюда, чтобы увидеть место, где мы познакомились с ее матерью. Это было более тридцати лет назад. Мать рассказывала потом Дане, как вышла из ЦУМа, проходя дальше по Петровке, а я двигался с другой стороны, и мы как раз там и встретились. Это было наше самое любимое место в городе, которое стало самым страшным местом для нас. Так иногда бывает в жизни. С тех пор я несколько раз прилетал в Москву. Был на судебном процессе, когда судили этих мерзавцев. Смертник взорвал себя сам, и очень надеюсь, что он сейчас в аду. Организатора и пособника арестовали. Еще одного пристрелили при задержании. Говорят, что он оказал сопротивление. Организатор получил двадцать два года, второй – четырнадцать лет. Оба сидят в колониях.
– Приговор был обжалован?
– Их адвокаты подали апелляции, но Верховный суд их отклонил. Странно, что таким нелюдям назначают государственных адвокатов. Как будто их участие в преступлении не доказано. Но, видимо, везде сначала думают об убийцах, а только потом об их жертвах. Сейчас в моде гуманизм. В том числе и к преступникам. – Блехерман непроизвольно сжал кулак, побагровел, шумно задышал, но усилием воли взял себя в руки и продолжил: – Мне важно, чтобы нашелся человек, который возьмется за проверку всех фактов, уже известных следствию и суду, и вынесет свое заключение.
– Это невозможно, – мягко возразил Дронго. – Прошло много времени, свидетели, даже если таковые найдутся, уже многое не смогут вспомнить. Никто не разрешит вторично проводить расследование. А самое главное, что суд уже осудил всех, кто был причастен к этому преступлению.
– У меня появились некоторые сомнения, – покачал головой Блехерман. – Все это время мы собирали факты, которые могли нас заинтересовать, и теперь считаем, что необходимо все проверить еще раз. Возможно, там были еще другие люди, которые сумели уйти от наказания. А самое неприятное, что в организации взрыва обвинили только одного человека, того самого, который получил двадцать два года тюрьмы. Но ведь кто-то давал ему деньги, взрывчатку, обеспечивал нужными связями, людьми, материалами. Это не тот человек, на котором может замкнуться цепь. Нужно было продолжить поиски, но их остановили.
– Кто вел дело?
– Следователь по особо важным делам Поляков. Глеб Юрьевич Поляков. Пока шло расследование, я дважды с ним встречался. После того как дело было передано в суд, он отказался со мной разговаривать, и формально был прав. Следствие закончилось, и теперь все решал суд. Но фактически это было не совсем так. Вернее, совсем не так. Поэтому я приехал сюда и нашел вас, чтобы попытаться проверить некоторые факты.
– Я меньше всего подхожу на эту роль, – пробормотал Дронго, – вам лучше поискать среди бывших сотрудников Следственного комитета, учитывая их связи и возможности.
– Прошло много времени, – неожиданно произнес Блехерман, – и я понимаю, что можно не найти никаких концов. Но мне вас рекомендовали как отличного специалиста, который буквально творит чудеса. Есть еще несколько факторов, которые не позволяют мне обращаться к сотрудникам государственных органов, даже бывшим.
– Боитесь, что бывший сотрудник может оказаться под влиянием своих руководителей, которые просто не допустят никаких утечек информации, – заметил Дронго.
– И это тоже немаловажный факт, – согласился Блехерман.
– Затем хотите найти человека который сумеет войти в контакт с возможными пособниками организаторов этого взрыва. А это должен быть мусульманин. Я прав?
– Если вы все знаете, то зачем спрашиваете? Конечно да, я искал именно такого человека. Не скрою, я бы хотел, чтобы вы нашли любую возможную зацепку. Если хотите, это моя личная месть тем, кто сотворил подобное несчастье.
– Я все понимаю. Осознаю, насколько велико ваше горе. Понимаю, как сложно сейчас вашей супруге. Но прошло два года. Многие детали просто стираются из памяти, независимо от желания или возможностей свидетелей.
– Моя супруга тяжело больна, – перебил Дронго Блехерман, – врачи делают все, что возможно. Но после случившегося… Вы знаете, что означает на иврите имя «Дана»?
– Знаю, – мрачно ответил Дронго, – от библейского – «Даниил», что означает «Бог – мой судья».
– Есть еще одно значение имени «Дана». Оно означает «дарованная» или «данная Богом». Но мы потеряли нашу девочку. Кто-то решил, что может таким образом лишить нас всего. И поэтому мы два года собирали все возможные материалы по крупицам, по деталям. Нужно было учитывать и общую обстановку, и невозможность нашего параллельного расследования. Но теперь у нас появились некоторые факты, поэтому я решил обратиться к вам. Мне нужна ваша помощь, господин эксперт. И я прошу вас начать повторное расследование.
– Это невозможно… – снова попытался объяснить Дронго.
Но Блехерман опять его перебил:
– Один миллион долларов наличными.
– Дело не в деньгах. Никто не позволит нам проводить повторное расследование, когда есть решение суда…
– Два миллиона…
– Подождите! Я говорю так не из-за денег. Я не торгуюсь с вами. Просто пытаюсь объяснить, что я далеко не волшебник…
– Три миллиона…
– Хватит! Даже если вы дадите сто миллионов, ничего не изменится. Успокойтесь и не дергайтесь. Я просмотрю ваши материалы и попытаюсь что-то понять, если возможно.
– Да, – согласился Блехерман, – посмотрите. Аванс я вам переведу на расходы. И постарайтесь что-нибудь придумать. Про вас ходит столько разных легенд, и я очень хочу, чтобы хотя бы часть из них оказалась правдой.
Дронго переглянулся с Вейдеманисом, и тот незаметно пожал плечами. Подобной авантюры еще не было в их совместных расследованиях.
– Мы не даем окончательного согласия, – сказал наконец эксперт, – но ваши материалы готовы просмотреть.
Блехерман взглянул на своего помощника. Тот поднялся и вышел в соседнюю комнату. Очевидно, стал кому-то звонить, тихо переговариваясь.
– Господин Штаркман может ознакомить вас с ними, – сообщил Блехерман. – Хочу вам сказать, что я завтра улетаю в Тель-Авив, а он останется в Москве для связи со мной и с вами. Эти материалы находятся в нашем посольстве, и сейчас привезут флешку, на которой есть вся информация.
– Очень предусмотрительно, – заметил Дронго, – оттуда их будет сложно выкрасть.
– Он сидит внизу и сейчас поднимется, – сообщил вернувшийся в комнату Штаркман. По-русски он говорил с очень сильным еврейским акцентом, характерным для людей, долгие годы проживающих в Израиле. – Информацию нельзя подключать к компьютерам, которые находятся в сети Интернета, – предупредил он, – вы должны просмотреть всю информацию на компьютере, не связанном с общими линиями. У вас наверняка есть такой независимый компьютер.
– Найду, – заверил его Дронго. – Хотя не сомневаюсь, что вы сделали копии со всех документов.
– Вы можете их забрать, – согласился Блехерман, – но постарайтесь прочесть их до завтра. А утром господин Штаркман встретится с вами для беседы, чтобы узнать ваши впечатления. И надеюсь получить окончательное согласие на нашу совместную работу.
– Тогда лучше будет, если он приедет к нам, – предложил Дронго, – здесь слишком известное место. Я могу дать адрес нашего офиса на проспекте Мира.
– Мы знаем, – сказал Блехерман, – завтра утром господин Штаркман будет у вас. Я надеюсь, что вы сможете мне помочь. Очень надеюсь, господин Дронго.
Интерлюдия
В просторном кабинете их было двое. Хозяин кабинета – пятидесятидвухлетний генерал Алексей Федорович Богдановский. Почти всю свою жизнь он проработал в органах Государственной безопасности, поступив на службу еще в Советском Союзе. Напротив сидел полковник Кирилл Савченко, только недавно утвержденный руководителем специального подразделения по проведению особо секретных операций. Ему было сорок три года, и он имел обыкновенное, «стертое» лицо, какое бывает у профессиональных «топтунов» и наблюдателей, чтобы не бросаться в глаза. При этом Богдановский прекрасно знал, что коэффициент интеллекта его подчиненного зашкаливает. И этот коэффициент был гораздо выше уровнем не только всех остальных руководителей управления, но и самого генерала, о чем тот подсознательно всегда помнил. О подразделении «С» никогда не упоминали в официальных документах, и даже многие сотрудники Федеральной службы безопасности не подозревали о его существовании.
– Значит, они встретились, – мрачно подвел итог Богдановский.
– Да, – кивнул Савченко, – встретились сегодня в отеле «Ритц-Карлтон», в номере самого Меира Блехермана.
– Разговор записали?
– Конечно. Мы понимали, что израильтяне могут включить скремблеры или скэллеры, поэтому заранее установили камеры видеонаблюдения и нашу технику, позволяющую напрямую записывать информацию по вибрации оконных рам.