Kitobni o'qish: «Альтернатива для грешников»

Первый признак порчи общественных нравов – это исчезновение правды…

Правда, которая ныне в ходу среди нас, – это не то, что есть в действительности, а то, в чем мы убеждаем других, – совершенно так же, как и с обращающейся между нами монетой: ведь мы называем этим словом не только полноценную монету, но и фальшивую.

Мишель де Монтень. «Об изобличении во лжи»

Вместо вступления

Он сидел в своем кресле, когда позвонил телефон. Обернувшись, он посмотрел на стоявшие слева телефоны. Два правительственных, прямой с Президентом, прямой с премьер-министром; городской, внутренний, еще один городской прямой телефон, номер которого знали только несколько человек в городе. Если бы даже позвонил телефон Президента, он снял бы трубку гораздо медленнее, чем в этом случае. Этого звонка он ждал.

– Все в порядке. Мы готовы, – сказал знакомый голос.

Он помедлил. Теперь нужно было решать. В конце концов, это был и его выбор. Но он помнил о том, что любой телефон можно прослушать, даже правительственный. И поэтому он произнес условленную фразу:

– Вы ошиблись номером, – и сразу положил трубку. Для его собеседника это был сигнал к действию. Он знает, что нужно делать.

Положив трубку, хозяин кабинета на миг закрыл глаза. Выбор сделан. Теперь все будет решено в течение нескольких дней. Когда-нибудь нужно было на это решиться. Иначе это состояние неустойчивого равновесия может продолжаться очень долго. А при больном Президенте это еще и опасно. Он потянулся к телефону правительственной связи и набрал знакомый номер.

– Добрый день, – сказал он привычным мягким голосом, – я хотел бы с вами встретиться и побеседовать. – Человек, которому он звонил, не удивился. Очевидно, он ждал этого звонка.

– Когда мы можем встретиться? Мне приехать к вам или увидимся в другом месте?

– Я думаю, лучше в другом.

Разговор будет конфиденциальным. Этот телефон тоже могли прослушивать, хотя связисты утверждали, что это вообще невозможно.

– Понимаю. Где?

– Я послал вам конверт с адресом. Нарочным. Вы получите его через десять минут.

– Договорились.

Теперь дороги назад не было. Все было решено. Он провел рукой по лицу, словно вытирая невидимый пот. Свою партию он играет белыми и должен выиграть. Ничьей быть не должно.

Глава 1

Нас было одиннадцать человек. Вообще-то нас было десять, но в последний момент дали эту журналистку, которая, оказывается, давно просилась выехать на боевую операцию. С виду ничего собой не представляет. Маленькая, худая, в больших очках. Типичная пигалица, а пишет такие репортажи. Откуда, интересно, такие берутся? Нужно было видеть выражение ее лица, когда ей надевали бронежилет. Она все время поправляла очки и спрашивала, когда ей дадут посмотреть наше оружие. Михалыч, конечно, оружия ей давать не стал. Вернее, не собирался давать, пока не появился полковник Горохов. Журналистка полезла с этой просьбой к нему, и полковник выразительно посмотрел на Михалыча. Михалыч чертыхнулся достаточно громко и распорядился, чтобы этой прилипчивой тянучке показали наш пистолет. Обычный пистолет безо всяких наворотов. Правда, он добавил, чтобы выдали пистолет с полной обоймой. На нашем жаргоне «полная обойма» означает пустышку. Сергей так и понял Михалыча, протянув журналистке пистолет с пустой обоймой. Конечно, по тяжести оружия можно почувствовать, есть ли там патроны, но она была вполне счастлива и этим, так ничего и не заподозрив. Она схватила оружие с таким видом, словно уже сейчас собиралась выходить на бандитов и палить от бедра, как делают ковбои.

Я недавно смотрел такой фильм, где женщина-ковбой стреляет лучше мужчин. Конечно, это вранье, но вранье интересное. Наша журналистка даже не подозревала, что сначала нужно научиться реагировать на опасность, верно ее оценивать, а уже потом хвататься за пистолет. Быстрая стрельба хороша только в приключенческом фильме, в нашем деле она может быть смертельно опасной, когда вместо врага можешь попасть в товарища. Она рассматривала пистолет минуты две и потом вернула его Сергею.

По-моему, полковник понял трюк с оружием и строго посмотрел на Михалыча. Но ничего не сказал. Операция предстояла сложная. Мы искали Коробка по всей Москве. Два раза он от нас уходил, и вот теперь мы получили информацию, что он скрывается у одной своей подружки в Центральном районе города. Мы про Коробка к этому времени многое уже знали. И хорошо понимали, что один он там не будет. Вообще, это был своеобразный бандит. Бывший сотрудник милиции, погоревший на взятке, он восемь лет провел в колонии Нижнего Тагила, куда ссылали в советское время сотрудников милиции и прокуратуры, приговоренных к разным срокам наказания.

В обычную колонию таким ребятам нельзя. Их сразу «на перо» брали, убивая в туалете, или, в лучшем случае, насиловали всем бараком. Очень не любили в блатной среде бывших сотрудников правоохранительных органов, попавших за решетку. Поэтому для таких заключенных были специальные лагеря. И Коробок отсидел там восемь лет, пока не вышел в первый раз. Его, конечно, никто обратно на работу брать не собирался. Но ведь образование-то у него было милицейское, куда ему было податься? Пришлось ему идти маляром в какую-то шарашкину контору. А через два года сорвался человек и оказался замешан в истории с крадеными вещами. Ему еще один срок дали, только отсидел он на этот раз в обычной колонии.

Вот там он и развернулся. Говорят, два раза его чуть было не убили. Но разве такого убьешь. Его Коробком за фамилию называли. Коробков была его фамилия, а на самом деле его должны были называть Шкафовым или чем-то в этом роде. Он был ростом за метр восемьдесят и с такими бицепсами, накачанными в армии, что запросто несколько противников мог уложить. Он был спортсменом, в армии служил в десантных войсках и в лагере оказался не самым слабым. Рассказывают, что однажды его вызвал на бой один вор в законе. Что у них там случилось, не знаю, но только на следующий день у барака нашли двоих «шестерок» с переломанными руками. А этого авторитета Коробок не тронул, знал воровские законы, за смерть вора ему отвечать пришлось бы. А на следующий день собрались авторитеты в зоне и постановили считать Коробка своим.

Третью и четвертую отсидки он получил за грабеж, организацию банды, покушение на убийство и тому подобные преступления, целый букет. И в последний раз вышел на свободу в начале девяностого. Вот с тех пор и гуляет. По нашим данным, за ним уже столько набралось, что на три «вышки» тянет. Но он все еще гуляет и никак не попадает в наши облавы. Дважды мы его едва не взяли, но он уходил, а мы ребят теряли. Он ведь один никогда не бывает. Двое-трое «шестерок» всегда при нем. Кроме этого, он прекрасно знает наши приемы и хитрости, умеет так маскироваться, что к нему никто не подберется. И вот теперь оплошал. Как обычно бывает, оплошал на мелочи, на женщине, которая нам и сообщила о его приезде. Теперь уже он не уйдет. И не потому, что нас десять человек, не считая журналистки. И не потому, что мы такие умные. Теперь ему придется столкнуться с Михалычем, друга которого он застрелил в прошлом году. А Михалыч такого не прощает. И я не удивлюсь, если мы Коробка сегодня живым до тюрьмы не довезем.

Вообще-то Михалыч мужик степенный, рассудительный. По мелочам не дергается. Ему уже под сорок, и он старший в группе и по авторитету, и по опыту. Подполковник Михаил Михайлович Звягинцев, под руководством которого я работаю уже столько месяцев. И собираюсь работать долго, если повезет. У нас в группе все ребята отбирались лично Михалычем. Слабак здесь просто не выдержит. Официально мы считаемся специальной группой захвата при Главном управлении внутренних дел города Москвы. Специальной потому, что нас посылают на самые трудные операции. В случае необходимости нам могут выделить даже вертолеты или другую технику. А негласно нас называют «крокодилами» и посылают на самую грязную работу. Михалыч, конечно, в таких случаях бурно протестует, но его никто и не слушает. Наш непосредственный куратор, заместитель начальника Главного управления полковник Горохов искренне полагает, что крупных операций не бывает больше десяти-пятнадцати в год, а все остальное время мы должны вкалывать как обычные сотрудники милиции. Конечно, он не прав, но разве можно ему что-нибудь доказать. И даже Михалыч ничего не может сделать, когда Горохов ледяным, спокойным голосом объявляет, что нам опять нужно куда-то выезжать, чтобы разобраться с трупами, оставшимися от очередной крупной аварии. Может, он просто считает, что систематическое общение с покойниками укрепляет дух личного состава?

Сейчас мы выезжаем на операцию на четырех наших машинах. Вообще-то это тоже позор. Официально за нами закреплено четыре автомобиля, но один находится где-то у руководства, а второй давно пришел в негодность и все никак не списывается из-за каких-то глупых формальностей со сроками. В оставшиеся две машины мы не вмещаемся даже теоретически. Не забывайте, что у нас есть еще и оборудование, и оружие. Поэтому Михалыч обычно ездит на своей «девятке», разрешая другим пользоваться его машиной. Кроме его «девятки», у нас еще есть неновый джип и довольно новая «Волга», которую Михалыч пробивал у самого министра. Обычно на подобные операции начальство дает нам еще одну машину, заурядный «воронок», который идет следом и в котором сидят два сотрудника ГУВД. Он предназначен для тех, кого мы захватим в ходе операции. Но мы своих «клиентов» чаще возим в «девятке» или в «Волге». Так удобнее и безопаснее. И тем, кто захочет их отбить, нужно сначала убрать нас, чтобы добраться до наших пленников.

Не считая журналистки и Михалыча, в группе еще девять человек. Заместителем Звягинцева у нас майор Зуев. Спокойный, всегда выдержанный мужик. А стреляет лучше всех не только в группе, но и в городе. И это не гипербола, он несколько раз был чемпионом по стрельбе. Такое ощущение, что вместо нервов у него канаты, которые не порвутся ни при каких условиях. Есть еще второй заместитель, Сергей Хонинов. Он пришел к нам недавно из армии. Пришел с таким послужным списком и с такими тяжелыми ранениями, которые у трусов и болтунов не бывают. Он не любит много говорить, может, потому, что слегка заикается после ранения в Чечне и не вспоминает ту войну, на которую их бросило наше родимое правительство. Рассказывают, что он полтора года добивался разрешения работать в нашем отряде, и наконец, когда сам Михалыч заинтересовался его судьбой, ему удалось к нам пробиться.

У молдаванина Иона Петрашку звание капитана, как у Сергея. Он в отряде тоже недавно, переведен сюда из уголовного розыска. После распада единой страны у него больше всего проблем со своей семьей. Жена у него русская и живет с детьми в Москве, рядом с ним. А родители, братья и сестры остались в далекой теперь для нас Молдавии, с которой у России нет даже государственных границ. Вот он и должен в отпуск ездить к своим родителям за границу, как иностранец. Может, поэтому он такой отчаянно храбрый и злой. По существу, его убрали из уголовного розыска именно за невыдержанность. Говорят, с бандитами он не особенно церемонился и, когда кто-то начинал «возникать», просто давал тому по морде. Наверно, за это Михалыч и взял его в наш отряд.

После того как один из отрядов спецназа едва не ворвался в мечеть, задерживая преступника, что могло привести к нежелательным инцидентам в Москве, наше руководство приказало ввести во все наши подразделения хотя бы одного мусульманина. В случае необходимости он может, сняв обувь, входить в мечеть и разговаривать с людьми, не оскорбляя чувств верующих. Старший лейтенант Маир Байрамов переведен к нам из службы ОБХСС несколько месяцев назад, но мы уже успели убедиться, что парень он надежный и умеет делать все, что положено в нашей группе.

Остальные четверо офицеров – ребята примерно моего возраста, имеющие разный опыт, но хорошо подготовленные, злые, натасканные, как выдрессированные собаки. Бессонов, Дятлов, Аракелов, Маслаков. Всем по двадцать пять – тридцать лет, и все уже имели опыт задержания бандитов и киллеров. Ну и, наконец, в отряде вот уже третий год нахожусь и я сам, старший лейтенант Никита Шувалов, и очень горжусь тем, что работаю с такими ребятами и с таким руководителем, как наш Михалыч.

Ровно в четырнадцать тридцать мы выезжаем. Грузимся, как обычно, со смехом и шуточками. Журналистка пытается нас достать вопросами, но мы отшучиваемся. Откуда нам знать, что это наш последний совместный выезд. Откуда нам знать, что все наши несчастья начнутся с этой минуты. Откуда нам дано было узнать, что с этой минуты включен таймер, отсчитывающий продолжительность наших жизней. Мы ничего не знаем. И поэтому мы сидим в машинах, улыбающиеся и веселые, почти не волнуясь за судьбу предстоящей операции. Да и что мог сделать Коробок, даже если его охраняли десять телохранителей? Мы ведь даже не думали, что все будет гораздо сложнее…

Глава 2

Они прибыли на место, когда часы уже показывали третий час дня. Как обычно, машины остановились за два квартала до нужного места. Ребята стали доставать снаряжение, оружие. Звягинцев молча следил за ними. Все действия были отработаны до автоматизма. Одна группа, состоящая из трех человек, оцепляла предполагаемое место действий, отсекая возможность преступникам уйти через черный ход. Другая, штурмовая, в составе четырех человек, в которую всегда входил сам Звягинцев, прорывалась к дому, имея в виду, что Коробкова могут охранять его люди и придется столкнуться с ожесточенным сопротивлением. Третья группа подстраховывала действия второй, выступая как бы вторым эшелоном. Все действия были оговорены заранее и тысячу раз проиграны в ходе тренировок. Каждый точно знал свое место, свои действия, координируя их с действиями других членов группы. От этого зависел не только конечный успех, но и сама жизнь каждого из офицеров. Несмотря на гневные протесты журналистки, ее включили в первую группу, и рассыпавшиеся вокруг дома офицеры спецназа начали быстро перемещаться по направлению к объекту.

Дом был старый, девятиэтажный, кирпичный. Именно в нем на пятом этаже в квартире под неприятным номером шестьдесят шесть находились, по данным агентурного сообщения, сам Коробков и двое его телохранителей. Поэтому поднимавшаяся по лестнице вторая группа сегодня была усилена еще одним офицером. Кроме Звягинцева, в нее входили Петрашку, Шувалов, Бессонов и Байрамов. Внизу у выхода задержались Зуев, Маслаков и Аракелов, наблюдавшие за окнами нужной квартиры и оставшиеся для подстраховки товарищей. Вместе с ними там находилась и журналистка, попытавшаяся было двинуться следом за второй группой, но застывшая на месте после резкого окрика Зуева.

Третья группа, состоящая из Хонинова и Дятлова, вошла в соседний подъезд, собираясь проникнуть на крышу дома. Все было рассчитано до мелочей, и особой импровизации не требовалось. В минуты нападения группе запрещено было использовать, за исключением особых случаев, переговорные устройства. К этому времени в Москве бандитские группировки были оснащены гораздо лучше сотрудников ФСБ и МВД, поэтому разговоры группы захвата по рации могли быть обнаружены бандитами.

Сотрудники Звягинцева получили три мобильных сотовых аппарата, на работу которых давно уже никто не обращал внимания. Да и кому могло прийти в голову, что сотрудники группы захвата переговариваются по обычным мобильным телефонам. Правда, и здесь были свои сложности. Набор и вызов абонента, а также сам разговор требовали нескольких секунд, а у сотрудников часто не бывало их.

Не доходя до нужного им этажа, Звягинцев сделал рукой знак, предлагая остановиться. Все замерли. Бессонов осторожно прошел вперед, поднимаясь на следующий этаж. Через несколько секунд он вернулся.

– Железная дверь, – коротко сообщил он, – так просто не взять.

Звягинцев вытащил телефон, набирая номер. Другой аппарат был у Хонинова.

– Сергей, где вы?

– На макушке леса, – условно ответил капитан.

– Вызови двоих ребят, – продолжил Звягинцев, – нужно устроить небольшое цирковое представление.

– Понял, – ответил Хонинов, сразу отключаясь.

– Байрамов, спустись вниз, – приказал Звягинцев, – вместе с Маслаковым подниметесь через другой подъезд на крышу. Подстрахуете Хонинова и Дятлова. Скажи, чтобы действовали осторожно. Мы начинаем через четыре минуты.

Офицер кивнул и поспешил вниз. Оставшиеся молча переглянулись. Они знали, насколько это опасно. Хонинов и Дятлов должны были спуститься с крыши на балкон и отвлечь бандитов от действий группы захвата, прорывающейся через дверь. Звягинцев снова набрал номер. На этот раз ответил Зуев.

– Как у вас дела? – спросил Звягинцев.

– Ребята уже пошли, – коротко доложил майор, – мы втроем остались во дворе.

– Почему втроем? – не понял Звягинцев.

– С нами еще журналистка, – пояснил Зуев.

– Черт побери, – проворчал подполковник, – я про нее уже забыл. Извинись и скажи, что мы позовем ее сразу, как только закончим. Пришли к нам Аракелова с «подарками». Придется входить без приглашения.

– Ясно.

Через минуту по лестнице поднимался офицер с небольшим чемоданчиком в руках. Там была мощная граната направленного действия, последняя разработка экспериментальной лаборатории ФСБ. Граната взрывала замок практически на любой двери, срывая ее с петель.

– Устанавливай, – разрешил Звягинцев.

Аракелов и Шувалов поспешили наверх. Через минуту все было готово.

– Начинаем, – приказал подполковник, взглянув на часы.

Бессонов подошел к двери, нажал на кнопку звонка. Остальные офицеры укрылись чуть ниже, за каменной стеной.

– Кто там? – раздался мужской голос.

– Откройте, – строго приказал Бессонов, – я из милиции.

За дверью наступило молчание. Затем послышались негромкие голоса. Бессонов требовательно позвонил еще раз.

– Что вам нужно? – спросил другой голос. – Сейчас ночь, и вы не имеете права сюда врываться.

– У меня есть санкция прокурора города на обыск, – ответил Бессонов, – откройте, пожалуйста, дверь.

В ответ неясное бормотание. Звягинцев взглянул на часы. До назначенного времени еще полминуты. Бессонов позвонил в третий раз. И в этот момент за дверью послышались крики, ругательства.

– Пошел к чертовой бабушке, «мусор»! – истошно закричал кто-то.

Бессонов обернулся и отскочил к товарищам. Звягинцев смотрел на стрелку секундомера. Сейчас наверху на крыше прошедшие через соседний подъезд ребята готовятся спрыгнуть на балкон, чтобы отвлечь внимание засевших в квартире. Время. Он привел в действие взрывной механизм. Казалось, от взрыва содрогнулся весь дом. Дверь сорвалась с петель и упала внутрь квартиры. Судя по крикам, там был кто-то ранен.

– Вперед! – приказал Звягинцев. Две пары сотрудников – он и Бессонов, Петрашку и Шувалов, – попеременно подстраховывая друг друга, ринулись в квартиру. Аракелов остался на лестничной площадке у лифта, готовый отсечь любого из бандитов, случайно прорвавшегося сквозь живой кордон к лифту. Но бандиты были растеряны столь необычным способом нападения. Один из них начал стрелять, когда длинная очередь прыгнувшего на балкон Хонинова срезала его. С балкона, ломая рамы и стекло, уже ломились Хонинов и Дятлов. Под дверью кто-то стонал, очевидно, в момент нападения сорванная взрывом железная махина отбросила его к стене, придавив к полу. В другой комнате находились еще двое. Один держал в руках пистолет. Увидев милиционеров, он бросил пистолет и невесело усмехнулся.

– Значит, не судьба, – сказал он. Это был Коробков. Второй мужчина, в темном костюме и в галстуке, испуганно смотрел по сторонам, словно еще не осознавая, что именно происходит. Звягинцев устало выдохнул воздух. Он все-таки сумел арестовать Коробка. Его сотрудники уже поднимали дверь, освобождая тяжелораненого напарника Коробкова. В комнате, кроме двоих задержанных и Звягинцева, находился еще и Дятлов. Остальные были в других комнатах.

– Ты арестован, Коробок, – сказал подполковник, – я тебя все-таки достал.

– А я тебя во сне видел два раза, – вдруг улыбнулся бандит, – знал, что именно ты меня и повяжешь, подполковник. Но не думал, что так быстро.

– Ты улыбку-то свою спрячь, – зло посоветовал Звягинцев, – нечего тебе здесь улыбаться. Кончились твои путешествия, Коробок. Теперь навсегда кончились. – Второй мужчина по-прежнему стоял молча, нервно поправляя галстук.

– Это еще неизвестно, – усмехнулся Коробок, – может, я еще на твоих похоронах погуляю.

– Не погуляешь, Коробок, уже никогда не погуляешь. Закончились твои веселые деньки. Теперь ты только в гостях у архангелов гулять будешь, – пообещал Звягинцев. И в этот момент неизвестный решился.

– Простите, – сказал он, – но на каком основании арестован и я?

– На основании того четкого факта, что вы находились ночью в одной квартире с известным бандитом-рецидивистом Коробком, – четко выговорил подполковник, – на основании того, что вы все оказали вооруженное сопротивление сотрудникам милиции. По-моему, вполне достаточно.

– А по-моему, нет, – нервно сказал незнакомец, уже начавший приходить в себя. – Я не имею ничего общего с этими бандитами и совершенно случайно оказался здесь, в этой квартире.

– В третьем часу ночи? – посмотрел на часы Звягинцев. – И я должен вам верить? Дайте ваши документы.

– У меня нет с собой документов, – взвизгнул незнакомец, – они лежат в машине, внизу. Я случайно попал в эту квартиру.

– Случайно, – кивнул, словно соглашаясь, подполковник, – кончай валять дурака. Ты хоть сам веришь в то, что говоришь? – Он устало сел. В комнату вошел Бессонов.

– Достали их коллегу, – доложил он, – его раздавило довольно сильно. Судя по всему, не выживет. Ребята сейчас вызывают «Скорую помощь».

– Ясно, – кивнул подполковник, – а второй?

– Его Хонинов подстрелил. Три пулевых ранения. Он уже не дышит, – доложил Бессонов.

– Значит, у нас в качестве улова остались эти двое, – кивнул Звягинцев, – вы по-прежнему не хотите говорить, кто вы такой? – спросил он у мужчины.

– Я… мы… они… – мужчина в растерянности смотрел по сторонам, – я могу вам показать свои документы.

– Где они находятся?

– В машине. Она стоит на стоянке, – вдруг сказал неизвестный, – если хотите, я отсюда вам покажу свой автомобиль.

Звягинцев уловил удивление в глазах Коробкова. Но только уловил, еще ничего не понимая. Неизвестный быстро, словно решившись, застегнул пиджак и подошел к окну, открывая шпингалеты.

«Зачем он открывает окно?» – мелькнула тревожная мысль. Неизвестный вдруг обернулся и, рванув на себя вторую раму, перегнулся через карниз.

– Держи! – закричал Звягинцев, бросаясь к самоубийце. Дятлов метнулся к окну. В этот момент Коробок схватил лежавший на полу пистолет и сделал первый выстрел. Дятлов застонал: пуля попала ему в руку. Звягинцев обернулся и увидел в руках у Коробка пистолет. Времени на раздумье не было. Коробок медлил, явно растягивая удовольствие. А когда решился, было поздно. Он опоздал на какие-то доли секунды. Услышав выстрел, из соседней комнаты ворвались Хонинов и Бессонов. Бандит сумел только повернуть голову, когда очереди двух автоматов отбросили его к стене, изрешетив все тело. Но и смертельно раненный, Коробок успел, лежа на полу, у стены, как-то неестественно улыбнуться.

В эту секунду неизвестный, сорвавшись, полетел вниз с диким криком. Подполковник только успел подскочить к окну и проследить траекторию полета тела. Внизу раздался характерный шум, треск, удар, и самоубийца растянулся на тротуаре. Рядом уже стояли Зуев и забытая там журналистка. Она что-то быстро записывала в свою книжку. И уже доставала фотоаппарат.

– Петрашку, – приказал Звягинцев, – спустись вниз и отними аппарат у этой дуры. Если она успеет сфотографировать труп, то можешь сломать аппарат. Пленку потом принесешь мне. Хонинов, когда приедут врачи, пусть сначала осмотрят раненого бандита. Он теперь единственный оставшийся в живых. А Дятлова везите в больницу. И срочно. Больно? – спросил он у своего сотрудника.

– Ничего, – попытался улыбнуться офицер, – пока терпимо. – Звягинцев посмотрел на мертвого Коробка.

– Просто сегодня не наш день, ребята, – сказал он в заключение.