Kitobni o'qish: «Ее город», sahifa 2
Лавка обладала культурным статусом, и именно поэтому изначально Фэн Чунь решила попроситься на работу к сестрице Ми, наплевав на свою гордость. Но, разумеется, Фэн Чунь понимала: каким бы культурным статусом ни обладало это заведение, оно так и останется лавкой, где чистят обувь. Однако сегодня, лишь сегодня, когда у нее начало дергаться веко и всей тяжестью навалились дурные предчувствия, она основательно всмотрелась в глубины своего сердца и поняла, что не хочет возвращаться домой с Чжоу Юанем!
Никто не догадывался, что произошло в жизни у Фэн Чунь. Никто не знал, что работа для нее – гораздо больше, чем просто чистка обуви. Даже сама Фэн Чунь поначалу не осознавала этого, но потихоньку до нее дошло, и она перепугалась. Жизнь – сложная штука, к тому же противоречивая и изменчивая, в ней нет правил, нет заданных шаблонов, ничего нельзя планировать и ни о чем нельзя мечтать.
А потом неожиданно случилось вот что. После обеда настал «золотой час». Лавку сестрицы Ми, обращенную на запад, залил свет. Солнечные лучи позолотили все безделушки в крошечном помещении, обшарпанный черный лак на створках старой двери покрылся изысканным цветочным орнаментом. Через порог шагнул молодой человек по имени Ло Лянцзи. Он появился на ослепительном фоне, и влажные глаза Фэн Чунь встретились с этим сиянием. Когда их взгляды соединились в одной точке, пространство между ними пронзила молния. Фэн Чунь почувствовала, как жар поднимается к самому сердцу. Странно, но когда их взгляды пересеклись, веко Фэн Чунь прекратило дергаться, зато в груди побежали яростные волны, обуздать которые не представлялось возможным. Фэн Чунь удивленно взирала на происходящее широко распахнутыми глазами. Она не понимала! Не понимала! Однако понимала она или нет – неважно, ведь все происходило без ее вмешательства.
Да, человеческая жизнь лишена здравого смысла.
(7)
Ло Лянцзи по чистой случайности вошел с важным видом в лавку сестрицы Ми.
Так же случайно он появился на свет в эпоху строгого планирования рождаемости. Изначально от него требовали, чтобы он изучал математику и мог объехать весь мир, а потом он случайно основал свое дело. Одна из сделок привела его в Ухань, и потому он оказался здесь совершенно случайно. Концентрация случайностей создавала ощущение хаотичности, с какой двигается ряска на поверхности воды. Ло Лянцзи шел за толпой, любил известные бренды, роскошь, шик и дутую славу, но казался довольно небрежным. Сейчас на нем был пошитый в Италии модный костюм «Дзенья», однако его совершенно не заботили глубокие заломы на локтях и жирные пятна на запонках. Он плевать хотел на следы рвоты на дорогих итальянских кожаных ботинках. Он был лишен той осмотрительности, с которой обычно вели дела бизнесмены постарше, предпочитавшие поджать хост, не нервничал и не боялся быть осужденным за спекуляцию. Поэтому от его небрежности веяло легкостью. Фэн Чунь увидела в этом редкую по тем временам раскованность. Если мужчина раскован – неважно, в чем именно это проявляется, – то в глазах женщин он обладает роковым обаянием. Особенно если перед ним неопытная молодая женщина – такая, как Фэн Чунь.
Ло Лянцзи вошел с залитой солнцем улицы в лавку сестрицы Ми, словно хорошо знал дорогу. На лице его застыла самоуверенность, какая бывает у новорожденного теленка, по незнанию не страшащегося тигров; такая самоуверенность порождает смелость. Именно так на экране обычно появляется главный герой боевика. Незаметно для себя Фэн Чунь заняла место главной героини. В ее возрасте легко попасть под влияние кинематографа, даже если речь идет о низкопробных фильмах.
Сестрица Ми сидела рядом с дверью и, когда приходили клиенты, одаривала их оценивающим взглядом, прикидывая, кто есть кто. Сначала вошел водитель; он криво улыбнулся сестрице Ми, большим пальцем ткнул куда-то себе за спину, и сестрица Ми сразу поняла, что происходит. Это был ее знакомый водитель, временно нанятый Ло Лянцзи. Водитель посторонился, и в лавку вошел сам Ло Лянцзи. Сестрица Ми выразительно посмотрела на Фэн Чунь. Она давно уже рассылала своим работницам шуточные сообщения, чтобы научить их определять статус клиента: «Если парень в костюме, при галстуке и не жалуется на трудности, то это чиновник. Если парень в костюме, при галстуке и не снимает костюм ни за завтраком, ни за обедом, ни за ужином, то это бизнесмен». Когда Ло Лянцзи сел перед Фэн Чунь, сестрица Ми громко сказала:
– Господин, у вас такие хорошие ботинки – мы обеспечим превосходный уход!
Это был адресованный Фэн Чунь намек на то, что с клиента нужно взять больше денег. Но кто мог знать, что им встретился достойный соперник. Как-никак, Ло Лянцзи тоже занимался бизнесом. Он раскусил маленький трюк сестрицы Ми и подмигнул водителю. Тот немедленно подскочил и вручил хозяйке банкноту в десять юаней. Сестрица Ми радостно улыбнулась, сунула деньги в кошелек и пошла встречать новых посетителей.
Но кожаные ботинки Ло Лянцзи были грязными до безобразия! На банкете на них попала чужая рвота – фу, какая гадость! Фэн Чунь мысленно поблагодарила мать за то, что та раньше работала на маслобойном комбинате и сейчас девушке пригодился ее старый темно-синий халат. Еще Фэн Чунь похвалила себя за привычку надевать маску и перчатки. Сестрица Ми поначалу не одобряла этого и считала, что Фэн Чунь раздувает из мухи слона, но Фэн Чунь, по ее словам, соблюдала правила гигиены, чтобы не притащить заразу к ребенку. Сын у нее маленький, вдобавок слабенький – стоит ветерку подуть, как он уже простужается и температурит. У сестрицы Ми тоже есть сын. В итоге она махнула рукой и отстала. Сестрица Ми еще не старая, даже красится, правда, запросы у нее весьма скромные, так что десять юаней ее вполне устроили, но ботинки оказались настолько грязными, что за них можно было бы попросить и двадцать. Фэн Чунь не особо дала волю своим чувствам. Несмотря на то что произошло вначале, она была солидарна с сестрицей Ми и, кроме того, блюла ее интересы. Ей просто захотелось подшутить над Ло Лянцзи и проверить, правда ли он настолько раскован, а заодно посмотреть, действительно ли он щедр и правда ли взглянул на нее как-то по-особому.
В этот самый момент Ло Лянцзи вдруг подался вперед и прошептал на ухо Фэн Чунь:
– Вы уж простите, что ботинки такие грязные.
Она остолбенела. Как это он прочел ее мысли? Фэн Чунь подняла глаза. И до чего же юными и прекрасными были эти глаза! Ло Лянцзи ошеломленно уставился на нее, и она снова потупилась. В этот момент ей опять почудилось, что с ней что-то не так. С чего она вдруг запаниковала в присутствии незнакомца? Фэн Чунь разозлилась на себя и стала еще красивее. Ло Лянцзи залюбовался ею и поторопился объяснить:
– Это мой партнер по бизнесу перепил, и его стошнило на мои ботинки.
Фэн Чунь лишь покивала, не смея больше поднять глаза. Она усердно начищала кожу, но в голове билась мысль: «С чего мне интересоваться, кого стошнило на твои ботинки? Зачем ты мне это говоришь?»
И опять Ло Лянцзи словно заглянул в ее сердце и ответил:
– Я вам сказал, чтоб вы не думали, будто я алкаш какой.
Фэн Чунь внутренне поразилась тому, что кто-то может вот так читать ее мысли, и невольно сравнила его со своим мужем Чжоу Юанем. С Чжоу Юанем подобного никогда не было.
Эту фразу Ло Лянцзи произнес, запинаясь, и тут же понял, что сболтнул лишнего; чем больше росло в нем это ощущение, тем сильнее горели щеки. Его неестественность передалась и Фэн Чунь. Она кокетливо надула губы и снова посмотрела на Ло Лянцзи. Их взгляды опять встретились, и по телам обоих словно прошел электрический разряд.
Ло Лянцзи заметил, что Фэн Чунь искоса посматривает на него и ее глаза невыразимо прекрасны. А Фэн Чунь ощутила, что все внимание Ло Лянцзи сосредоточено на ней одной. Внезапно сокрушительная тишина накрыла их облаком. Не было больше ни лавки сестрицы Ми, ни шумной улицы – лишь они вдвоем в полном вакууме, где Фэн Чунь по-прежнему начищала его ботинки. Они испугались. Они пытались сопротивляться. Сопротивляться, чтобы вырваться из окутавшего их кошмара. Какие-то люди сновали вокруг – это приходили и уходили другие клиенты. То и дело звонили мобильные телефоны. Порхали руки других чистильщиц. В воздухе витал густой запах крема для обуви. Сестрица Ми стояла за прилавком, держа в одной руке сигарету, а в другой чашку чая, с улыбкой приветствовала гостей и втихаря с ехидцей наблюдала за ними.
Обоим казалось, что в этот момент у них выросли крылья. Фэн Чунь все так же не отрывала взгляд от ботинок Ло Лянцзи, но знала, во что он одет, какое выражение сейчас на его лице, какого оттенка его кожа и даже с каким акцентом он говорит. Она знала, что волосы Ло Лянцзи чисто вымытые и густые – настолько, что под их тяжестью лоб давит на брови; брови у него широкие, а глаза узкие. Ло Лянцзи с первого взгляда заметил, что Фэн Чунь отличается от остальных чистильщиц. В синем халате и маске, скрывавшей лицо, она напоминала оператора высокотехнологичного сборочного конвейера, и таких чистильщиц обуви ему нигде и никогда встречать не доводилось. Она еще не закончила чистить его кожаные ботинки, а Ло Лянцзи через халат – столь же плотный, как и ее веки, – успел рассмотреть ее тело, зрелое, гладкое, стройное и грациозное. Почему Ло Лянцзи раньше не видел такие волнующие изгибы? Ему ведь тоже уже за тридцать, он женат, у него есть ребенок. Он объехал едва ли не все крупные города Китая. Отели, рестораны, массажные салоны стали практически частью его работы – он постоянно бывал там и повидал множество красоток; он горланил вместе с ними в караоке, мог даже сгрести их в охапку и обнять, однако позже, распрощавшись, не помнил, как они выглядели. Почему только в этот момент, в этой маленькой лавчонке его глаза вдруг превратились в увеличительные стекла? Он видел крупным планом, как в кино, несколько тоненьких прядок, падавших на лоб Фэн Чунь, каждый их волосок, гладкий и блестящий. Лишь теперь он сравнил и осознал, что все линии, виденные им прежде, несовершенны и слишком грубы, они царапали его и причиняли боль. Только сейчас эта покладистая красота лишила его самоконтроля, и ему захотелось болтать всякие глупости. Ло Лянцзи не понимал, что с ним происходит. Это ведь случайная, ничего не значащая встреча – разве нет? Ло Лянцзи рассердился на себя, даже не отдавая себе в этом отчета.
У незнакомых друг с другом мужчины и женщины в этот самый момент неожиданно возникли совершенно одинаковые мысли. Они напоминали пожар, вспыхнувший в старом доме. Огонь, внезапно вышедший из-под контроля; крошечные язычки этого пламени совершенно непонятным образом казались теплыми и уютными, они трепетали и подпрыгивали, словно маленький олененок, постоянно вызывая внутри тревогу. Эти двое, обычно неразговорчивые, не могли себя контролировать, они болтали и флиртовали. Они даже понизили голоса, сделав вид, что вовсе не разговаривают, по молчаливому согласию исключив из своего крошечного мирка всех остальных людей.
Ло Лянцзи сказал:
– Разве можно такую кропотливую и тяжелую работу оценить в десять юаней? Мой водитель невежественный скупердяй, он тебя обидел. Скажи, сколько я на самом деле должен?
– Сто юаней! – ответила Фэн Чунь.
– Без проблем! – согласился Ло Лянцзи.
Фэн Чунь рассмеялась:
– Да за сто юаней я должна надраить ботинки так, чтобы цветы распустились!
– А они уже распустились.
– Где же?
– В твоих глазах.
Молчание. Потом Фэн Чунь ехидно заметила:
– А вы, как я погляжу, привыкли за девушками ухлестывать!
Ло Лянцзи возмутился:
– Разве я ухлестывал? Я не говорил, что ты красавица, да и вижу лишь твои глаза. Я не спрашивал, как тебя зовут, и не просил дать мне телефончик.
– Ну, ухлестывали вы или нет, – это вы сами в душе знаете.
– Я не знаю, только ты знаешь, – ответил Ло Лянцзи.
Фэн Чунь корпела над парой итальянских ботинок марки «Барри»: блестящая кожа, аккуратная строчка, изысканная модель. Отличные ботинки, которые не могут не понравиться. Фэн Чунь наклонила голову, оценила результат и с чувством выполненного долга воскликнула:
– Такие прекрасные ботинки – просто загляденье!
Работая в офисном здании «Новый свет», в обеденный перерыв она частенько бегала с коллегами в соседний универмаг, так что разбиралась в хорошей обуви. Они с мужем тоже старались покупать себе дорогую обувь, особенно Чжоу Юань – причем независимо от того, были ли у него деньги, обеспечена ли семья всем самым необходимым. Однажды ему втемяшилось в башку приобрести себе дорогущие ботинки английской марки «Кларкс», чтобы не стыдно было пойти поразвлечься с друзьями. В тот раз молодые супруги разругались в пух и прах, потому что Фэн Чунь заботилась о семейном бюджете, ей было жалко тратиться на себя и она покупала обувь попроще. Но даже не располагая особо средствами, она время от времени забредала в бутики иностранных брендов, чтобы полюбоваться дизайнерскими моделями. Фэн Чунь обожала хорошую обувь.
Она искренне воскликнула:
– Истинное наслаждение – уход за такими великолепными ботинками!
– Не могу не согласиться! – поддакнул Ло Лянцзи.
Однако на такую тонкую телячью кожу нельзя наносить простой крем, а самый дешевый, который в лавке закупался оптом, даже близко подносить не стоило. Единственная коробочка с импортным кремом на основе карнаубского воска хранилась лично у сестрицы Ми и использовалась исключительно для обуви наиболее важных посетителей – то есть местных чиновников, полицейских и налоговых инспекторов. Именно они считались VIP-клиентами в лавке сестрицы Ми, а остальные о дефицитном креме могли и не мечтать.
Ло Лянцзи понял, что Фэн Чунь боится свою начальницу. Он решил проявить всю свою мужественность и заявил:
– Делай то, что хочешь! Ничего не бойся! Я все оплачу!
Этим словам Фэн Чунь не в силах была противиться. Лед, который так долго намерзал в ее сердце, в один миг растаял, сердце растеклось от нежности, и она чуть не расплакалась. Наконец Фэн Чунь решилась и встала. От долгого сидения на корточках у нее закружилась голова, но Ло Лянцзи тут же заботливо придержал ее за талию одной рукой. Фэн Чунь притворилась, что этой руки не существует, хотя и не смогла скрыть испуга.
(8)
Фэн Чунь подошла к сестрице Ми, чтобы попросить у нее крем на основе карнаубского воска, а сестрица Ми только того и ждала, поскольку терпение ее достигло предела. Она наблюдала за бушующим пламенем с безопасного расстояния и готова была потушить пожар. Сестрица Ми равнодушно взглянула в лучистые глаза Фэн Чунь, сделав вид, что не понимает, и спросила:
– Что нужно?
– Ты знаешь.
– Что я знаю?
– Знаешь, что таким хорошим ботинкам нужен соответствующий уход.
Сестрица Ми выпустила в лицо Фэн Чунь струйку дыма и буркнула:
– Ничего я не знаю.
Фэн Чунь сказала:
– Поверхность кожи обожжена крепким алкоголем и действительно нуждается в уходе.
– Только потому, что ты так решила?
– Сестрица Ми!
Хозяйка лавки понизила голос и процедила:
– Послушай-ка! Последнее слово здесь за мной! Это я решаю, кому и что нужно. Ты что-то запуталась, девочка! Очнись! Ты уже потратила на пару ботинок кучу времени! Куда больше, чем я на них заработала! Хватит! Быстренько отпусти клиента!
Фэн Чунь запротестовала:
– Сестрица Ми!
Сигарета замерла между губами сестрицы Ми. Она скрестила руки на груди.
– Что ты орешь? Ты не слышала мои слова?
– Ну зачем ты так? Зачем прогонять клиента? Откуда ты знаешь, что он не заплатит дополнительно?
– Тогда пусть сначала заплатит. Если раскошелится дополнительно на двадцатку, будет ему крем.
Только она договорила, как к ним подскочил водитель Ло Лянцзи и протянул сестрице Ми купюру в сто юаней со словами:
– Шеф сказал, что сдачи не надо.
Сто юаней! Почистить кожаные туфли за сотню? Разве сестрица Ми могла отказать?! Она тут же наклеила на лицо улыбку и рассыпалась в благодарностях, но когда повернулась, чтобы выдать Фэн Чунь дефицитный крем, улыбка снова сползла с ее губ. Ничего не говоря, она холодно зыркнула на Фэн Чунь.
Фэн Чунь победила, и этого ей было достаточно. Она бросила быстрый, как молния, взгляд на Ло Лянцзи, с трудом сдерживая слезы. Взяв крем для обуви, Фэн Чунь вернулась на свое рабочее место. Присела на корточки, не произнеся ни слова. Она сосредоточенно наносила крем на ботинки, и руки ее, словно весенние ласточки, весело и ловко порхали вверх-вниз. Теперь уже в ней взыграло упрямство. Девушка была полна решимости довести начатое дело до конца и молча ткнула в перепачканные носки Ло Лянцзи. Тот спросил:
– Снять?
Когда Фэн Чунь кивнула, он позвал стоявшего у двери шофера:
– Сбегай купи мне носки. Выйдешь из лавки, свернешь, и там по обе стороны улицы торгуют носками.
Водитель остолбенел, и Ло Лянцзи принялся его распекать:
– Ты меня слышишь? Беги давай! Да побыстрее!
Водитель выскочил на улицу и вскоре вернулся с парой новых носков. Ло Лянцзи вдруг немного смутился, отвернулся, снял грязные носки, достал из кармана салфетку, завернул в нее и попросил водителя найти на улице урну и выкинуть. Затем натянул свежие носки. Фэн Чунь помогла ему надеть ботинки, завязала шнурки, поправила штанины, и теперь он выглядел красиво и опрятно.
Внезапно лавка сестрицы Ми снова оказалась где-то далеко-далеко. В целом мире остались лишь они двое. Недавно они были чужими, но вдруг одновременно почувствовали, что стали родными, как супруги. Так жена собирает на работу мужа – ничего не говоря, потому что они уже понимают друг друга без слов, – и это чувство растекается от самого сердца до кончиков пальцев, наполняя окружающее пространство теплом. Странно, они ведь не одиноки, у обоих уже есть дети школьного возраста, однако, случайно встретившись в лавке, где чистят обувь, поддались чувству, которому стоило бы пробудиться давным-давно. Но оно пробудилось только что. Все это Фэн Чунь хотела бы сказать Ло Лянцзи, а он ей. И тут лавка вернулась на место. Оба отлично понимали, что не имеют возможности пообщаться. Оба знали, что ботинки начищены до блеска, Ло Лянцзи пора уходить и сразу после встречи наступит разлука. От мимолетности этого знакомства оба испытывали горечь, не смотрели друг на друга, двигались нарочито медленно и все равно не могли нарушить простой закон: ботинки начищены – клиент уходит.
Сестрица Ми, терпеливая и зоркая, словно охотник, наблюдала за ними со стороны. Она громко произнесла на прощание:
– Спасибо за вашу щедрость, господин. Ждем вас снова!
Фэн Чунь ничего не оставалось, кроме как сказать:
– Спасибо, что пришли, ждем вас снова!
Ло Лянцзи на мгновение растерялся. Он принялся топтаться на месте, провел руками по волосам; на миг ему почудилось, что он сейчас рухнет. Однако он не желторотик какой-нибудь, и потому попытался все-таки вернуть себе устойчивость. Он достал свой бумажник, вынул купюру в сто юаней и протянул Фэн Чунь.
Фэн Чунь тихонько проговорила:
– Отдайте хозяйке.
Ло Лянцзи сказал:
– Хозяйка уже получила свое. Это тебе.
Фэн Чунь внезапно снова почувствовала, как на нее ни с того ни с сего нахлынуло раздражение. Неужели этот парень решил, будто она простая чистильщица обуви? Сунул сотню и теперь еще одну, чтобы похвастаться своим богатством! Что он вообще за человек, как его зовут, откуда он взялся и куда сейчас отправится? Почему вдруг столкнулся с ней? Вот, оказывается, к чему веко дергалось! Какого черта?! Фэн Чунь не стала брать банкноту из рук Ло Лянцзи. Она постояла ошарашенно, а потом начала снимать перчатки. После долгого ношения медицинских перчаток руки были горячие и потные, резина плотно обтягивала кожу, и снять их оказалось нелегко. Фэн Чунь с силой сдирала перчатки, выплевывая одно за другим обжигающие слова:
– Я уже поняла, что вы богаты! Поняла! Так что нечего выпендриваться! Мы тут чаевые не принимаем!
Ло Лянцзи поспешно сказал:
– Разве это чаевые! Мы же только недавно обсуждали, что начистить обувь так, чтобы цветы распустились, стоит сто юаней.
Мы? Фэн Чунь ощутила тупую боль в сердце: она с ним – «мы»? «Мы» – это она с Чжоу Юанем, но того не заботит, что жена чистит обувь! При этой мысли к глазам снова подступили слезы, однако девушка отчаянно терпела.
Сестрица Ми вовремя подоспела на помощь. Она двумя пальцами легко забрала купюру, а потом сдержанно произнесла:
– Огромное спасибо, господин! Ваши ботинки и правда непросто было привести в божеский вид, так что моя сотрудница потрудилась на славу. Разумеется, в нашем заведении принимают чаевые. Где ж это видано, чтоб в сфере обслуживания не принимали чаевые? Это же неуважение к клиенту! Вы очень щедры, а она просто молода и ничего не понимает, кроме того, искренне боится, что клиент слишком потратится, да еще и косноязыкая. Вы уж простите, господин. Деньги я возьму вместо нее…
Ло Лянцзи в смятении кивнул, но не двинулся с места. Фэн Чунь уже сорвала перчатки и выбросила в мусорку. Теперь можно было рассмотреть ее руки – бледные и влажные от долгого ношения перчаток; на тыльной стороне ладони вены казались нарисованными тушью, но и в них ему виделась какая-то жалостливая красота. Ло Лянцзи не мог отвести от них взгляд: сегодня все ему представлялось удивительно очаровательным!
Заметив это, сестрица Ми принялась тушить пожар с еще большей интенсивностью. Она притянула к себе Фэн Чунь и заявила:
– Ладно! Вы, господин, не переживайте! Она стесняется принять у вас деньги, но я обо всем позабочусь. Ее сын любит есть в «Макдоналдсе», так что я его туда отведу. Я раньше служила в армии и привыкла говорить открыто и честно, как на духу. Так вот, хочу сказать, что вы огромный молодец, братишка, желаю вам всего наилучшего и успехов в делах! Насколько я вижу, вы не местный, а потому хорошей вам дороги и счастливого воссоединения с семьей. Всего доброго!
При словах «ее сын» сестрица Ми жестом показала, какого роста мальчик, тем самым подчеркнув роль Фэн Чунь как жены и матери. Сестрица Ми понимала: упоминая детей и семью, всячески выпячивая реальность, она наносит мощный удар волшебным оружием. Реальность – непроницаемая стена, о которую разбивается любая фантазия. Сестрица Ми ловко все придумала и убила двух зайцев одним выстрелом: ее высказывание привело в чувство Фэн Чунь и Ло Лянцзи, которые на время забыли о наличии у них семей. Ло Лянцзи явно не мог соперничать с сестрицей Ми. Целая гамма эмоций отразилась на его лице – смущение, неловкость, стыд, сожаление. Он покраснел и, не придумав ничего лучше, промямлил «до свидания» и вышел из лавки. Фэн Чунь остолбенела, потом закрыла лицо руками, развернулась и бросилась в подсобку.
Поскольку лавка сестрицы Ми совсем крошечная, то подсобка отделена от основного помещения простой занавеской с набивным узором. Обычно работницам разрешается заходить туда лишь во время обеда. Подсобка – малюсенький пятачок – предназначена для приготовления пищи и битком набита кастрюлями, сковородками и мисками. За долгие годы все тут прокоптилось до черноты. Позади кухонной раковины виднеется лестница – настолько узенькая, что двум людям на ней не разойтись. В подсобке нет света, он включается только тогда, когда свекровь сестрицы Ми спускается, чтобы что-то приготовить. Ключевое правило: какой бы тесной ни была комнатенка, это частная территория сестрицы Ми и ее родных, а не место общественного пользования. Как говорится, каждый сверчок знай свой шесток. Хозяйка – это хозяйка, а работники – это работники, и они не у себя дома.
Фэн Чунь сломя голову бросилась в подсобку, откинув занавеску. Перед глазами у нее потемнело. Она ударилась об лестницу, села на нижней ступеньке, сорвала с себя маску, начала судорожно глотать воздух и растирать кулаком грудь, даже не понимая, больно ли ей. Было ясно, что она плачет и даже беззвучно стонет.
(9)
Сестрица Ми и бровью не повела.
Она не станет обращать внимания! Пусть хоть задохнется от рыданий! Она решила просто игнорировать Фэн Чунь. Чем сильнее кудахчут над ребенком, тем он капризнее. А сестрица Ми не собиралась баловать Фэн Чунь. Хотя та и молода, но уже не ребенок, а сама мать! Все женщины были когда-то молоды. Всеми в молодости кто-то да восхищался. Жизнь такая длинная – кто из нас может утверждать, что ни разу не терял головы? За самой сестрицей Ми тоже ухаживали, ей с размахом преподносили девяносто девять роз. То, что сегодня случилось с Фэн Чунь, – пустяк, словно стрекоза легко скользнула по поверхности воды. Разве стоит так убиваться? Впредь будет ей урок, поэтому пусть поплачет, пусть! А заодно подумает о своем поведении!
Одна неравнодушная работница подошла к сестрице Ми. На ее лице читались сочувствие и печаль. Она знала, что обычно сестрица Ми симпатизирует Фэн Чунь, и решила, что может чем-то помочь. Сестрица Ми отвела глаза и махнула рукой, мол, иди занимайся своими делами, а в чужие не лезь!
Что она за человек – сестрица Ми? Сколько ей уже лет? Какой у нее жизненный опыт? Разве стоит сейчас препираться с Фэн Чунь? Вот же неблагодарная девчонка. Сестрица Ми ее пригрела – и на́ тебе! С чего вдруг она убежала в подсобку, куда запрещено ходить? Правила совсем позабыла! И что? Всю жизнь там будет прятаться? Как забежала туда, так сама и выбежит. А когда выбежит, инцидент будет исчерпан, рана затянется корочкой, и восстановится нормальный ход вещей. У сестрицы Ми своя жизнь. Ей надо бизнесом руководить. Это самое важное занятие. Пусть бизнес и небольшой, зато процветающий, и в нем есть смысл. Сейчас сестрица Ми искала именно смысл, ведь в жизни человека всегда должен быть какой-то смысл. А то, бывает, рот откроешь, но засмеяться не в состоянии – нет в этом никакого смысла. И дело даже не в деньгах. Деньги для бизнеса – железное правило, непреложная истина и счастливый талисман. Деньги надо любить и уважать, от них нельзя отказываться. Сестрица Ми не испытывала недостатка в деньгах. Как говорится, худой верблюд все равно толще лошади, и для многих ее «скромные заработки» были пределом мечтаний. Не зря она столько лет вела дела на улице Ханьчжэнцзе, теперь ей вполне хватало средств на то, чтобы обеспечить комфортную жизнь семье из трех человек и отправить сына в школу. К тому же Сун Цзянтао, когда заболел и попал в больницу, беспокоился о том, как родные будут справляться без него, и потому заранее припрятал дома банку с золотыми украшениями. Продавать их необходимости не было, а цеплять на себя эти блестящие побрякушки сестрица Ми ленилась. Сейчас она в первую очередь хотела жить интересно. Но разве легко саму себя заинтересовать? Учитывая, что у нее всего лишь крошечная лавка, где чистят обувь. Легко ли?
А кому вообще сейчас легко? На всем белом свете только одну Фэн Чунь обидели? Сестрице Ми стало смешно. Закат постепенно затухал, на улице зажигались фонари. В лавке опять наступило оживление. У прохожих, которые долго бродили по магазинам, на обуви осел слой пыли, а если кто-то ужинал в придорожной шашлычной или какой-нибудь забегаловке, то на ботинки и туфли могли попасть капли соуса или жира, и они требовали чистки. Только в начищенной до блеска обуви не стыдно пойти в бар. Бары снова открылись в Китае двадцать с лишним лет назад благодаря «политике реформ и открытости». А так это чужая культура, не всем удавалось приспособиться к ней. Раньше в подобных заведениях сотрудники пахали в поте лица, но закрывались они чаще, чем открывались. Однако иностранцы упорно двигались к своей цели, не пытаясь получить все и сразу, они не боялись торговать себе в убыток для привлечения покупателей. Но им пришлось ждать, пока вырастет целое поколение. Поколение, которое в детстве водили по «Макдоналдсам» и KFC, плавно перекочевало в бары – совершенно логичный шаг, их даже не приходилось завлекать рекламой. Именно туда поздними вечерами отправлялись молодые люди, которые наводняли уханьские улицы и теперь следили за модой. Да и для романтического свидания не было более подходящего места. Иностранцы ничего особенного при открытии баров не придумывали: главное – чистое помещение с тихой музыкой, свечами, цветами, зелеными растениями в горшках, наполненное сильным ароматом свежесваренного кофе или же недавно испеченного хлеба. Заявившись в такое заведение в грязной обуви, вы со стыда сгорели бы.
Вдобавок в Ухане развернулось интенсивное строительство, тысячи объектов возводились одновременно, пыль стояла столбом днем и ночью. Неудивительно, что бизнес сестрицы Ми процветал. Обуви у людей теперь целая куча, но они обленились и даже кроссовки не хотели сами стирать. Ученики средней школы № 1, расположенной по соседству, приносили кроссовки, кеды и даже сандалии в лавку сестрицы Ми. Это элитная школа, и если ребенка сюда зачислили, то родители потуже затянут пояса, но потратят все деньги на свое чадо. А дети обманывают, причем все. Они постоянно где-то тусуются: один зависает в интернет-кафе, другой относит стирать кроссовки, но правду они родителям не говорят, наврут с три короба о том, что недоедают, в итоге родители места себе не находят. Взрослые даже представить себе не могут, на что идут их отпрыски в погоне за модой. Парни все с ног до головы одеты в бренды, а девчонки похожи на фей: они красят ногти на ногах красным лаком, тайком от родителей носят туфли на высоких каблуках и даже оставляют этот самый лак и модную обувь на хранение в лавке сестрицы Ми, куда прибегают переобуться. Было бы странно, если бы дела в лавке шли плохо.
Когда сгущалась ночь и ярко вспыхивали огни, клиенты стекались толпами, спеша первыми почистить и привести в порядок кожаную обувь. Многие знали хозяйку и по-свойски обращались к ней «сестрица» в надежде, что их обслужат поскорее. Сестрица Ми обещала, устраивала, утешала. «Да-да, сейчас! Мы немедленно сделаем вас красивыми!»
Истинная радость – когда в тебе отчаянно нуждаются, это делает жизнь интересной. Радость – цементирующая сила. Человеку радостно видеть чье-то счастливое лицо. В такие минуты сестрица Ми занималась своим делом с энтузиазмом и готова была расцеловать каждого, словно старого земляка: в ее лавку хотелось войти даже тем, кому не требовалось чистить обувь. Отлично. Сестрице Ми это ужасно нравилось. Но радоваться по-настоящему – вовсе не то же самое, что притворяться радостным, людей привлекает лишь истинная радость; притворяясь, ты наклеиваешь на лицо фальшивую улыбку, просто чтобы привлечь посетителей. Пока Фэн Чунь горько рыдала в подсобке, размазывая сопли, сестрица Ми продолжала запихивать в свой кошелек хрустящие банкноты с улыбкой, распустившейся на ее лице, словно весенние цветы.
По мере того, как прибывали клиенты, росло и воодушевление сестрицы Ми. Она раскраснелась и с сияющим лицом уселась перед воротами, словно вся улица – их общий дом. Она приветствовала клиентов, здоровалась с соседями, с хозяевами окрестных магазинчиков, громко перешучивалась и чувствовала себя как рыба в воде. Мимо проехал знакомый таксист, притормозил и высунул руку из окна. Сестрица Ми тут же дала ему сигарету.
