Kitobni o'qish: «Польза от неудач»

Shrift:

Введение

Что объединяет Шарля де Голля, Стива Джобса и Сержа Генсбура? Что общего у Джоан Роулинг, Чарльза Дарвина и Роджера Федерера или, скажем, у Уинстона Черчилля, Томаса Эдисона или Барбары?

Все они добились громкого успеха? Да, но не только это. Все они терпели неудачи, прежде чем добились успеха. Более того, они преуспели именно благодаря тому, что терпели неудачи. Не испытав на себе сопротивление реального мира, не столкнувшись с трудностями, не имея этих поводов для того, чтобы призадуматься и отыграться, которые возникли у них благодаря неудачам, они никогда не достигли бы того, чего достигли.

С начала Первой мировой войны до самого разгара Второй Шарль де Голль на протяжении почти тридцати лет пережил великое множество неудач и разочарований. Но это лишь закаляло его характер, и желание реализовать «национальную идею Франции», какой он видел ее, только крепло в нем. И когда ветер Истории наконец переменился, он был уже во всеоружии. Неудачи сделали его сильным и готовым к бою.

Томас Эдисон, прежде чем изобрел работоспособную лампочку, потерпел столько неудач, что его сотрудники удивлялись, как он выносит эти нескончаемые «тысячи „неудач“». «Это не тысячи неудач, – отвечал изобретатель, – а тысячи успешных проверок негодных вариантов». Томас Эдисон понимал, что учиться чему-либо можно только на ошибках и что каждая исправленная ошибка – это еще один шаг навстречу истине.

Серж Генсбур тяжело переживал, что его карьера художника, о которой он мечтал, так и не состоялась. И вот с этим привкусом неудачи на губах он обратился к другой, более низменной, как ему казалось, форме искусства: пению. Но этот шаг освободил его от постоянного внутреннего напряжения, изведанного в роли живописца. Это внутреннее освобождение, ставшее следствием неудачи на художественном поприще, позволило максимально раскрыться его таланту автора и исполнителя песен, и с этим неразрывно связан присущий его песням неподражаемый стиль – «рука Генсбура».

Глядя на игру теннисиста Роджера Федерера, сегодня трудно даже представить, сколько неудач и поражений он потерпел в юности и какие припадки ярости охватывали его, заставляя совершать глупые выходки и озлобленно швырять ракетку. Однако именно в те годы сформировался и закалился характер теннисиста, которому суждено было стать лучшим игроком в истории. Не будь тех проигранных дуэлей и тех моментов уныния, он не смог бы так долго из года в год оставаться первой ракеткой мира. Его вошедшая в легенду fair-play, его элегантная, «легкая» манера игры не были даны ему природой: это все заработано тяжелым трудом, и от этого лишь прекраснее.

Чарльз Дарвин учился сначала на врача, потом на священника, но в обоих случаях учеба не задалась. И тогда он отправился в долгое плавание на корабле «Бигль», которое предопределило его дальнейшую судьбу как натуралиста-первооткрывателя. Если бы не те неудачи в учебе, ему никогда не представилась бы возможность совершить то судьбоносное путешествие, которое изменило его жизнь, и затем сформулировать теорию, объясняющую происхождение человечества.

В самом начале своей певческой карьеры Барбара перебивалась случайными выступлениями в кабаре, и зачастую ей приходилось петь под освистывание публики. Слушая некоторые из ее лучших песен, написанных гораздо позже, мы чувствуем в них жизненную силу и эмпатию, которые она приобрела, пройдя через все эти унижения. Не было бы в карьере Барбары неудач, не было бы в ее репертуаре и самых лучших песен.

Это лишь несколько примеров, но даже их достаточно для того, чтобы понять, что у неудач есть свои достоинства, причем самые разнообразные.

Некоторые неудачи укрепляют силу воли, другие, наоборот, позволяют расслабиться. В одних случаях неудача придает нам сил на то, чтобы удержаться на выбранном пути, в других – побуждает сменить курс.

Одни неудачи делают нас бойцами, другие – мудрецами, а третьи предоставляют нам свободу для того, чтобы мы могли попробовать себя в чем-то еще.

Неудачи занимают центральное место в нашей жизни, в наших тревогах и наших успехах. Странно, но эта тема привлекает мало внимания со стороны философов. Приступив к работе над данной книгой, я решил узнать, как смотрели на этот вопрос древние классики, – и с удивлением обнаружил, что особого интереса он у них не вызывал. Если бы они были увлечены размышлениями и рассуждениями о мире идеальном и мире реальном, о «праведной жизни» и преодолении своих страхов, о разнице между нашими желаниями и нашими возможностями, то, похоже, не могли бы не написать чего-то существенного о неудачах, о своих чувствах и мыслях, порождаемых ими. Однако не существует ни одного крупного философского труда, который был бы посвящен понятию неудачи. В диалогах Платона не обсуждается мудрость, доставляемая неудачами. И у Декарта нет рассуждений о пользе неудач. Гегель также ничего не писал о диалектике неудачи. И это тем более удручает, потому что неудачи, похоже, находятся в очень тесных отношениях с человеческой тягой к приключениям.

На своих выступлениях я встречаюсь со многими предпринимателями и наемными работниками, пережившими банкротства, увольнения, упустившими какие-то благоприятные возможности и страдающими от этого. В некоторых случаях это усугубляется тем, что за годы детства и юности они не успели испытать чувство неудачи – ни в учебе, ни на заре своей профессиональной жизни. Я заметил, что таким людям труднее подниматься после падения.

Преподавая философию в лицее, я часто наблюдаю, как студенты переживают из-за плохих оценок. Наверное, им никогда не говорили о том, что людям свойственно ошибаться. При всей своей простоте эта истина очень важна и многое говорит о нашей человеческой сущности. Животные не способны ошибаться, потому что все их действия диктуются инстинктами: им нужно лишь следовать своей природе, чтобы не ошибиться. Каждый раз, когда птица строит гнездо, оно получается идеальным. Она инстинктивно знает, что нужно делать, а значит, ей не приходится учиться на своих ошибках. Мы же, ошибаясь, терпя неудачи, проявляем этим свою человеческую сущность: мы не животные, действия которых предопределены инстинктами, не идеально запрограммированные машины и не боги. Нам свойственно ошибаться, потому что мы люди и потому что мы свободны: вольны ошибаться, вольны исправляться, вольны развиваться.

Впрочем, некоторые философы все же затрагивают тему неудач. Она была довольно близка античным стоикам, которые учили принимать случившееся и не усугублять первое зло вторым. Она звучит у Ницше, когда он пишет, например: «Иной не в силах освободиться от собственных цепей, однако друга своего спасает». Тема неудач присутствует в экзистенциалистских писаниях Сартра: если мы на протяжении всей своей жизни можем становиться, если мы, как пишет Сартр, не заперты в своей сущности, тогда неудача может стать благом, помогающим нам перенестись в более светлое будущее, «переустановить» себя. В еще более явной форме эта мысль звучит у Башляра, который считал гениями тех, кому достает мужества выполнить «психоанализ своих первоначальных ошибок». Вот этих-то философов мы возьмем в качестве отправной точки. Но этого недостаточно. Нам нужно будет поискать мысли о пользе неудач и в других местах: в записях художников, в опыте психоаналитиков, в священных писаниях, а также в воспоминаниях великих людей, будь то воодушевляющие размышления Майлза Дэвиса, уроки жизни от Андре Агасси или просветляющая поэзия Редьярда Киплинга.

Глава 1
Неудача как средство быстрее выучиться
– чисто французская проблема –

Мы находимся во французском городе Тарбе зимой 1999 года. Этому юному испанцу тринадцать лет, и он только что проиграл полуфинал теннисного турнира Les Petits As, считающегося неофициальным чемпионатом мира среди юниоров (12–14 лет). Француз, выигравший у него и победивший в турнире, родился в один год с испанцем, и рост у них одинаковый. И все же это была уверенная победа. Этого вундеркинда по имени Ришар Гаске называют не иначе как «маленьким Моцартом французского тенниса». Специалисты утверждают, что еще ни один игрок не достигал такого уровня мастерства в юниорском возрасте. Уже в девять лет он удостоился того, что журнал Tennis Magazine посвятил ему статью, озаглавленную «Чемпион, которого ждет Франция». Его выверенные движения, великолепный бэкхенд, агрессивная манера игры нанесли самолюбию соперника весьма чувствительные раны. Обменявшись рукопожатием с Ришаром Гаске, юный уроженец Майорки в совершенно расстроенных чувствах падает на стул. Его имя – Рафаэль Надаль.

В тот день Рафаэлю Надалю не удалось стать чемпионом мира в своей возрастной категории. Любой, кто посмотрит ту игру сегодня (видео доступно на YouTube), поразится агрессивности игры Ришара Гаске: он принимает мяч очень рано, и соперник не успевает за ним. Однако эта агрессивная манера игры странным образом ассоциируется с тем, что привело к успеху самого Рафаэля Надаля, который годы спустя станет первой ракеткой в мировом рейтинге и будет сохранять за собой эту позицию на протяжении нескольких лет, который выиграет за свою карьеру шестьдесят ¹ турниров, включая двенадцать побед в турнирах Большого шлема. Ришар Гаске стал классным игроком – он достиг седьмой строчки в мировом рейтинге. Но по сей день он так и не выиграл ни одного турнира Большого шлема. А если считать другие турниры, то у него в общей сложности лишь девять побед. Возможно, он еще чего-то достигнет в будущем, но его карьера никогда уже не сравнится с карьерой Рафаэля Надаля. И в связи с этим возникает вопрос: что же предопределило эту разницу в достижениях?

Оглядываясь на путь, пройденный Рафаэлем Надалем, мы можем дать ответ на этот вопрос. В юности он потерпел много неудач: проигранные матчи и никак не поддававшаяся ему техника классического форхенда вынудили его выработать собственную, фирменную технику, при которой ракетка после удара уходит резко вверх, как эдакое лассо; это неповторимое движение стало почерком его игры. После того поражения они встречались с Ришаром Гаске еще четырнадцать раз, и Рафаэль Надаль выиграл все четырнадцать матчей. Разумеется, после того матча Рафаэль Надаль стал уделять особое внимание игре Гаске и глубоко анализировать ее вместе со своим дядей – и по совместительству тренером – Тони Надалем. Нет сомнений в том, что из того проигранного матча в Тарбе он вынес больше уроков, чем если бы выиграл его. Возможно даже, что одно это поражение научило его тому, чему не научили бы десять побед. Быть может, он только тогда осознал, насколько сам может быть агрессивен, когда пострадал от агрессивности Ришара Гаске. Я убежден в том, что Рафаэлю Надалю было необходимо это поражение для того, чтобы быстрее раскрыть свой истинный талант. Ведь уже год спустя он выиграл очередной турнир Les Petits As.

И возможно, в этом же заключается суть проблемы для Ришара Гаске: с первых шагов на теннисном корте и до 16 лет он только и знал что выигрывал, причем с невероятной легкостью. Не в том ли его проблема, что в те драгоценные годы, когда формировался его игровой характер, он недостаточно проигрывал? И начал проигрывать… слишком поздно? Он практически не сталкивался с неудачами, и, может быть, ему недоставало опыта преодоления сопротивляющейся реальности, того самого опыта, который заставляет нас сомневаться, анализировать, что-то менять? Победы – дело хорошее, но они зачастую гораздо менее поучительны, нежели поражения.

Есть победы, которые одерживаются только через поражения в битвах. Звучит парадоксально, но, как мне кажется, в этом есть что-то от тайны человеческого существования. Так возрадуемся неудачам, потому что в неудаче мы познаем реальность лучше, чем в успехе. Ведь когда реальность сопротивляется нам, мы подвергаем ее сомнению и рассматриваем со всех сторон. Поскольку она сопротивляется, мы обретаем в ней точку опоры, отталкиваемся и набираем ход.

Наблюдая за тем, с какой гибкостью и ловкостью падают и снова поднимаются стартапы, некоторые американские теоретики из Кремниевой долины пропагандируют принцип fail fast, learn fast («раньше ошибешься – быстрее научишься»), подчеркивая тем самым благотворный характер ранних неудач. В годы формирования и становления человеческий ум жаждет знаний и способен мгновенно извлекать уроки из любых невзгод. По утверждению этих специалистов, предприниматели, которые терпят неудачи на ранних стадиях и умеют быстро извлечь уроки из неудач, добиваются успеха большего – а главное, быстрейшего, – нежели те, кто не встречает препятствий на своем пути. Еще они отмечают, что сила негативного опыта помогает прогрессировать быстрее, чем самые лучшие теории.

Если эти теоретики правы, тогда понятно, чего не хватает всем лучшим ученикам, таким серьезным и правильным, которые выходят на рынок труда без единой шишки на лбу. Многому ли они научатся, просто следуя правилам и успешно выполняя задания, но не чувствуя при этом необходимости в проявлении гибкости, упорства, в быстром реагировании на сложившиеся обстоятельства, что так важно в нашем стремительно меняющемся мире?

Должность преподавателя философии предоставляла мне немало возможностей оценить по достоинству ранние неудачи, помогающие быстрее добиться успеха.

В начале учебного года учащиеся знакомятся с новым для них предметом – философией. Уроки философии как никакие другие стимулируют самостоятельное мышление, дают учащимся возможность с максимальной свободой распорядиться уже имеющимися знаниями и осмелиться задуматься над самыми глубокими экзистенциалистскими вопросами. С высоты своих двадцати лет преподавания философии я могу утверждать, что зачастую гораздо лучше с треском провалить самое первое задание по философии, чем получить посредственную оценку. Этот полученный с самого начала неуд дает хорошую встряску для того, чтобы вы приняли меры и постарались радикально изменить ситуацию. Лучше раньше потерпеть неудачу и начать задавать себе правильные вопросы, чем с самого начала добиваться успеха без понимания причин происходящего. Первоначальная неудача, должным образом осознанная и проанализированная, делает вхождение в предмет философии более легким и быстрым, нежели первоначальный успех.

Вдобавок ко всему я долго преподаю философию, переименованную с некоторых пор в «общую культуру», на летних подготовительных курсах для поступающих по конкурсу в парижский Институт политических исследований. Эти интенсивные занятия проводятся для новоиспеченных бакалавров в роскошном парке лицея Лаканаля в городе Со. Они начинаются с середины июля и продолжаются пять недель, после чего в конце августа – начале сентября проходит сам конкурс. Там я наблюдал тот же феномен, но в более сконцентрированной и ускоренной форме. Очень часто те, кто изначально получает на занятиях высокие отметки, в конце концов терпят неудачу в конкурсе. Те же, для кого учеба с самого начала совсем не задавалась, спустя пять недель с успехом поступали в вожделенный институт на улице Сен-Гийом. Первоначальный «кризис» в учебе служит для абитуриентов хорошим поводом переосмыслить ситуацию и принять необходимые меры для ее исправления, тогда как те, кто с самого начала учится более-менее, не испытывают позыва что-то менять. Маленькие успехи усыпляют, а неудача пробуждает. Оказывается, достаточно очень короткого срока в пять недель, для того чтобы показать, что правильно воспринятая неудача бывает намного полезнее, чем полное отсутствие неудач.

Такой взгляд на вещи кажется очевидным, однако во Франции подобные идеи в абсолютном меньшинстве. Когда американские теоретики предложили концепцию fast fail, преимущества «быстрой неудачи» они противопоставляли концепции, которую назвали fast track и согласно которой решающее значение имеет быстрый результат, то есть способность как можно быстрее стать на рельсы (track) успеха. Во многих отношениях это соответствует французскому подходу к пониманию успеха. Похоже, французы поголовно больны идеологией fast track.

В США – и это же можно сказать про Великобританию, Финляндию или Норвегию – предприниматели, политики, спортсмены любят рассказывать о неудачах, с которыми они столкнулись в самом начале своей карьеры и шрамы от которых носят на себе с гордостью воинов. В старой доброй Франции, наоборот, успех человека на всю жизнь предопределяет диплом, полученный им еще в ту пору, когда он жил в доме своих родителей.

Выступая с лекциями на предприятиях, я часто встречаюсь с руководящими работниками, которые, представляясь, обозначают себя такими ярлыками, как HEC 76, ENA 89 или X 80, подразумевая под этим, что один из них окончил Высшую коммерческую школу (Hautes Études Commerciales, HEC) в 1976 году, другой – Национальную школу администрации (École Nationale d’Administration, ENA) в 1989 году или Политехническую школу (École Polytechnique, также известную как X) в 1980 году. Каждый раз я удивляюсь этому. Подспудный посыл очевиден: «Диплом, который я с успехом получил в двадцать лет, на всю оставшуюся жизнь предопределяет мои качества и мою ценность». Это полная противоположность концепции fast fail – ведь речь идет не о скорой неудаче, а о быстром успехе! Можно подумать, что этот успех, достигнутый в двадцатилетнем возрасте, может раз и навсегда уберечь нас от всякого риска, обеспечить устойчивый карьерный рост и предопределить все наше дальнейшее существование. Как не увидеть в этой одержимости полученными в молодости дипломами страх перед жизнью, перед теми реальными трудностями, с которыми мы, к счастью, не перестаем сталкиваться и быстрее преодолеть которые зачастую помогает вовремя пережитая неудача? В любом случае сравнение спортивной карьеры Ришара Гаске и Рафаэля Надаля подтверждает то, что иногда бывает лучше сойти с рельсов успеха и сделать это как можно раньше. К тому же появится шанс испытать свою способность к преодолению. Это еще одно важное достоинство неудачи: чтобы подняться, нужно сначала упасть. И лучше сделать это раньше, чем позже.

Даже в системе народного образования мы наблюдаем пагубные последствия этой достойной сожаления идеологии fast track. Преподаватели делятся на две категории. Те, кто провалил конкурсный экзамен на звание агреже ² и вынужден довольствоваться сертификатом Capes, преподают по 18 часов в неделю. Те же, кто успешно прошел конкурс и стал агреже, преподают по 14 часов в неделю и при этом больше получают. И в дальнейшем на протяжении всей их карьеры этот разрыв только увеличивается. Нужно ли говорить о том, как далеко это от концепции fast fail… Те, кто в 22 года завалил экзамен на агреже, будут до конца своих дней расплачиваться за это, работая больше за меньшие деньги. Данная система абсурдна и отрицает ценность опыта.

1.На момент написания книги.– Прим. перев.

2.Агреже – ученое звание во Франции, дающее право на замещение должности преподавателя лицея.– Прим. ред.

Bepul matn qismi tugad.