Kitobni o'qish: «Приключения Оливера Твиста (адаптированный пересказ)»

Shrift:

Глава I
повествует о месте, где родился Оливер Твист, и обстоятельствах, сопутствовавших его рождению

В одном из городов, название которого мы упоминать не будем, стоял дом, именуемый работным, а проще сказать – приютом. Именно в этом доме однажды родился мальчик, имя которого вы прочли в названии главы.

Приходский врач, помогавший родам, сомневался, выживет ли ребенок вообще. Малыш, задыхаясь, лежал на шерстяном матрасике, готовый покинуть этот мир, едва войдя в него. Если бы на протяжении этого короткого промежутка времени Оливер был окружен заботливыми бабушками, встревоженными тетками, опытными сиделками и премудрыми докторами, он неизбежно и, несомненно, был бы загублен. Но так как никого поблизости не было, кроме нищей старухи, изрядно набравшейся пива, и приходского врача, малыш и Природа вдвоем выиграли битву: Оливер после недолгой борьбы вздохнул, чихнул и испустил громкий вопль!

Едва малыш подал голос, его мать приподнялась с подушки и слабым голом невнятно попросила:

– Дайте мне посмотреть на ребенка – и умереть.

– Ну, вам еще рано говорить о смерти! – объявил, как можно ласковее, врач и его тут же поддержала старуха, торопливо пряча в карман недопитую бутылку:

– Боже избавь! Ты вначале проживи, столько, сколько я, да произведи на свет тринадцать ребят, из которых только двое останутся в живых, да и те будут с нею в работном доме, вот тогда ты не будет принимать все близко к сердцу!.. Подумайте, милая, о том, что значит быть матерью! Ай, какой у вас милый ребеночек!

Слова не оказали нужного воздействия и доктор передал малыша в руки матери. Она прижалась холодными, бледными губами к его лбу, провела рукой по лицу, дико осмотрелась вокруг, вздрогнула… и умерла. Врач и старуха бросились растирать ей грудь, руки и виски, но сердце уже не билось.

– Все кончено, миссис Тингами! – сказал, наконец, врач.

– Да, все кончено. Ах, бедняжка! – подтвердила сиделка, подхватывая пробку от зеленой бутылки, упавшую на подушку, когда она наклонилась, чтобы взять ребенка. – Бедняжка!

– Кстати, если ребенок будет кричать – за мной не посылайте, – бросил врач на ходу, натягивая перчатки. – Он может оказаться беспокойным. Ничего страшного: дайте ему жидкой кашки. – Уходя, он приостановился около кровати, – Миловидная женщина… Откуда она пришла?

– Ее принесли вчера вечером по распоряжению надзирателя, – ответила старуха, – Нашли лежащей на улице. А откуда и куда она шла – никто не знает.

Врач наклонился к покойнице и поднял ее левую руку.

– Обычный случай – нет обручального кольца, – прокомментировал он, покачивая головой. – Ну, спокойной ночи!

Врач пошел обедать, а сиделка приложилась к бутылке и взялась одевать новорожденного. Голого, его можно было принять и за сына герцога, но едва старуха напялила на малыша пожелтевшую от времени старую коленкоровую рубашонку, все встало на свои места: перед нами был сирота из работного дома, бедняк, чью жизнь должны были сопровождать град ударов и пощечин.

Малыш тем временем кричал не переставая. Если бы он мог знать, что рожден сиротой, то кричал бы еще громче…

Глава II
повествует о том, как рос, воспитывался и как был вскормлен Оливер Твист

Что требуется новорожденному? Конечно же, еда. Приходские власти запросили хозяев работного дома, нет ли женщины, способной кормить малыша – и получили отказ. Тогда было решено отправить Оливера «на ферму» – то есть в дом за городом, где несколько десятков детей и подростков трудились на полях, отрабатывая скудное пропитание и кров. Следила за юными работягами старуха Манн, которой еженедельно выдавалось по семь с половиной пенсов на человека – и которые она незамедлительно прятала подальше, поскольку считала, что такие деньги – чересчур много для бестолковых оборвашек. Свою совесть старуха утешала тем, что корми она ребятню на полную сумму – и те непременно бы объелись, а там и до болезней рукой подать… В философии этой были свои изъяны: дети, которых передавали на попечение старухе, или умирали от голода, или падали по недосмотру в камин, или погибали, задохнувшись дымом. Но, поскольку такая участь ждала не всех, а всего лишь восьмерых из десяти, такая статистика казалась старухе вполне приемлемой.

Иногда, впрочем, случались неприятности. Бывало что несносное дитя, за которым был установлен особый надзор, могло опрокинуть на себя кровать, или упасть в корыто с кипятком. Тогда, разумеется, поднимался шум, начиналось следствие и присяжные нет-нет да и задавали благочестивой старушке неприятные вопросы… Но на помощь миссис Манн всегда приходил врач, который вскрывал труп и ничего в нем не находил, а бидл – чиновник, ведающий защитой детей – всегда говорил именно то, что было нужно приходскому начальству – и дело закрывали. Конечно, члены приходского совета иной раз устраивали внезапные проверки, но накануне о них ставили в известность обитателей фермы, и любые комиссии встречали опрятно одетые миленькие детишки, а можно ли требовать большего?

На этой ферме Оливер провел девять лет, превратившись из крикливого кулька в малорослого, тощего и бледного мальчишку…

Свой девятый день рождения Оливер встретил в компании двух приятелей, правда, не за праздничным столом. Получив изрядную трепку, они втроем оказались в погребе для угля за то, что осмелились заявить, будто голодны – отчаянная наглость!

Сидеть бы им там и сидеть, если бы перед калиткой «фермы» вдруг не появился мистер Бамбл. Приказав служанке немедленно привести малышей наверх и умыть их, миссис Манн бросилась навстречу бидлу.

– Что за безобразие – заставлять приходское должностное лицо ждать у калитки! – возопил бидл, потрясая тростью. На самом деле он не ждал и секунды – но, поскольку считал себя человеком значимым, всегда стремился подчеркнуть это.

– Ах, мистер Бамбл! Я лишь только позвала деток, которые так любят вас! – залебезила миссис Манн. Без устали раскланиваясь перед раздраженным Бамблом, она провела его в маленькую гостиную. – Не угодно ли после столь продолжительной прогулки выпить капельку лекарства?..

– Лекарства?

– Да, микстурки, которую я держу для больных ребятишек, и немножко холодной воды, и кусочек сахару. – Не дожидаясь согласия, миссис Манн залезла в шкаф за джином, размешала его водой и подала бидлу.

– Только уважая ваши материнские чувства, – оповестил мистер Бидл и залпом одолел полстакана. – А теперь к делу. У вас проживает малыш, названный Оливером Твистом и ныне ему исполнилось девять лет.

– Да благословит его бог! – миссис Манн старательно потерла уголок глаза и глаз заблестел, словно от слезы.

– Мы предлагали двадцать фунтов тому, кто найдет его отца или родственников – но напрасно.

– Но, раз родных нет, как же он вообще получил фамилию?

– Это я придумал, – гордо выпрямился бидл. – Я называю питомцев по алфавиту. Последний был на букву С, этот – должен был быть на Т. вот я и назвал его Твист. Следующий будет на У. Когда алфавит закончится, я начну сначала.

– Да вы настоящий писатель! – всплеснула руками миссис Манн.

– Ну… – мистер Бамбл не стал особо спорить. – Может, и писатель, отчего бы и нет? Так вот, раз Оливер подрос, то пора ему возвращаться в работный дом.

Миссис Манн мгновенно распорядилась и через минуту Оливер уже стоял перед ней и бидлом.

– Ну, хочешь ли ты пойти со мной? – величественно спросил тот. Оливер готов был сказать, что пойдет куда угодно, лишь бы подальше отсюда, но различил за спиной бидла крепкий кулак старушки и потупился:

– А миссис Манн пойдет с нами?

– Нет, но она сможет иногда навещать тебя.

Оливер тут же разревелся – от радости и облегчения, конечно, хотя и сумел скрыть это. В благодарность за разыгранный спектакль он был награжден демонстративным прощальным поцелуем и – главное – куском хлеба с маслом…

Придя в работный дом, Оливер первым делом расправился с хлебом. Не успел он дожевать кусок, как опять появился бидл и объявил, что мальчик должен предстать перед советом. Оливер не знал, что такое совет и как себя там вести, но мистер Бамбл дал понять, что самое главное – не опоздать, и для ясности вначале огрел Оливера тростью по голове, а потом добавил и по спине. Оливер понял, где очутился, и поспешил за бидлом.

В большой комнате за столом восседали десять упитанных джентльменов. Самый толстый и большой занимал место во главе стола.

– Известно ли тебе, что ты – сирота? – спросил он.

– Как это, сэр? – не понял Оливер.

– Мальчик – дурак! – объявил один из джентльменов, одетый в белый жилет, и все развеселились – даже бидл, забывший отвесить пинок за неразумный ответ.

– У тебя нет ни отца, ни матери, – объяснил старший джентльмен. – Поэтому мы будем воспитывать тебя, мальчик, и обучать. Завтра, с шести утра, ты начнешь трепать пеньку!

Вердикт был произнесен и присутствие Оливера больше не требовалось. Его отвели в какую-то комнату и указали кровать. Оливер рухнул на жесткое ложе, разревелся – и плакал, пока не заснул…

Плакал он зря, ибо ему была дарована милость медленно умирать в работном доме, а не быстро – на улице. Члены совета давно поняли, что на свете слишком много бездельников, рвущихся к дармовой похлебке, а потому каждый, оказавшийся в работном доме, должен был трудиться не покладая рук – вот единственное, что требовалось от оборванцев. За это им полагалось царское вознаграждение: жидкая каша три раза в день и две луковицы в неделю, да еще и полбулки хлеба в воскресенье! Ну, чем не жизнь? Правда, у местного портного было много работы: он раз за разом ушивал одежду этих лодырей – пока они еще могли ее носить, и перешивал, когда кому-то складывали руки на груди. Совет был в восторге, видя, как уменьшается количество бездельников-едоков – значит, страна становилась богаче. Ну, может и не страна, а отдельные ее жители…

В работном доме Оливер прожил полгода – и протянул бы, наверное, еще столько же, если бы не один случай.

Кормили мальчиков в большом зале с котлом. Надзиратель, надев передник, лично разливал кашу по мисочкам. Или половник был невелик, или миски малы – но пары взмахов ложками хватало для того, чтобы выскрести посудину начисто, а потом сидеть, и голодными глазами гипнотизировать котел… Но не всем такое нравилось и однажды паренек, гораздо более крепкий, чем остальные – а оттого и более голодный, объявил, что если ему не прибавят каши, то он в следующую же ночь сожрет своего соседа. Испуганные малыши восприняли мрачную шутки всерьез и, пошушукавшись, бросили жребий: кому просить каши. Выбор пал на Оливера Твиста.

И вот вечером, когда ужин был стремительно съеден, Оливер сжал свою миску худыми пальчиками и подошел к надзирателю.

– Простите, сэр, я хочу еще, – прошептал Оливер.

Надзирателя словно молния поразила. Он привалился на котел и побледнел: никто за все время его работы здесь не просил добавки!

– Чего тебе? – слабым голосом переспросил он.

– Еще каши… – прошептал Оливер и получил черпаком по голове. Надзиратель схватил мальчишку и, заревев, как бык, помчался к бидлу. Не прошло и нескольких минут, как растрепанного нарушителя втолкнули в комнату совета.

– Прошу прощения, господа! – возопил мистер Бамбл. – Оливер Твист попросил еще каши!

Теперь невидимая молния прошлась и по достопочтенным джентльменам. Их лица исказились от ужаса.

– Еще каши? После того, как съел свою порцию? – изумленно спросил глава совета.

– Точно так.

– Этот мальчик кончит жизнь на виселице! – объявил джентльмен в белом жилете.

Никто не стал опровергать этого пророчества. Совет совещался недолго и однозначно решил: посадить неблагодарного под замок и немедленно вывесить объявление о том, что любой, выплативший пять фунтов, сможет забрать негодяя и бездельника в свои руки.

– Никогда и ни в чем я так не уверен, – повторил джентльмен в белом жилете, когда Оливера увели, – как в том, что этого мальчика ждет тюрьма и виселица.

Глава III
рассказывает о том, как Оливер Твист едва не поступил на место, которое оказалось бы отнюдь не синекурой

Следующую неделю Оливер Твист провел взаперти. У него был прекрасный шанс исполнить пророчество джентльмена в белом жилете – повеситься, скажем, на носовом платке. Но, поскольку платки считались непозволительной роскошью для носов бедных людей, идея эта так и осталась неисполненной.

Каждое утро Оливеру было разрешено мыться под насосом во дворе, а чтобы мальчик не замерз и не заболел, мистер Бамбл лично заботился о здоровье Оливера, разогревая его тычками трости. Не был мальчик лишен и общения: каждые два дня его выводили на место преступления – в столовую – и от души пороли на глазах остальных воспитанников.

В один из таких дней мимо работного дома проходил мистер Гэмфилд. Трубочист по профессии, в этот миг он был занят тем, что искал способы раздобыть пять фунтов, чтобы отдать долг за квартиру. Способы не находились – и в этот миг Гэмфилд разглядел на стене листок объявления.

Осел, исправно тащивший тележку с мешками, заполненными золой, не поторопился остановиться по велению хозяина и был немедленно наказан серией крепчайших ударов. Джентльмен в белом жилете, стоявший на пороге работного дома, улыбнулся, наблюдая эту сцену, ибо сразу понял: это именно тот хозяин, который нужен несносному Оливеру. Тем временем Гэмфилд, прочтя объявление, улыбнулся тоже: пять фунтов сами шли в его руки, а что касается мальчишки… Гэмфилд знал, как кормят в работном доме, а значит, малец наверняка был мелким и мог бы пролезть в любой дымоход.

– Если приход пожелает, я хотел бы взять этого мальчика и позаботиться о нем, – объявил Гэмфилд джентльмену в белом жилете.

Получив приглашение войти, Гэмфилд угостил осла наикрепчайшим пинком, дабы он не вздумал сбежать – и вошел в дом.

Совет собрался незамедлительно, а размышлял недолго. Гэмфилд слышал лишь тихое «сокращение расходов», «прекрасно отразится на балансе», «отразим в отчете»…

Наконец перешептывание прекратилось.

– Мы обсудили ваше предложение, – объявил глава совета, – и не одобряем его.

– Совсем не одобряем! – подтвердил джентльмен в белом жилете.

– Решительно не одобряем! – закивали члены совета.

– Стало быть, вы не отдадите мне мальчика? – попятился к дверям Гэмфилд, решивший, что членам совета стало каким-то образом известно о тех трех или четырех бездельниках, которых он забил до смерти.

– У вас грязная работа, недостойная юных джентльменов, поэтому мы считаем, что должны снизить объявленную премию.

Это меняло дело. Гэмфилд мигом оказался около стола:

– Сколько же вы дадите? Ну-ка?

Отбросив условности, джентльмены и Гэмфилд занялись торгом и в итоге сошлись на трех фунтах пятнадцати шиллингах. Под занавес сделки джентльмен в белом жилете дал несколько ценных рекомендаций: время от времени потчевать мальчишку палкой и не слишком закармливать.

После этого Оливера выпустили из заточения, надели чистую рубашку, а мистер Бамбл собственноручно принес миску с кашей и небывало большую порцию хлеба – никак не меньше пятидесяти граммов.

Оливер не выдержал и расплакался – и ронял слезы все время, пока ел кашу, хотя в ней и так было много воды.

После кормежки мистер Бамбл отвел Оливера в магистрат. В просторном зале их ожидали Гэмфилд, председатель совета и два джентльмена в напудренных париках. Один читал газету, а второй дремал.

– Вот этот мальчик, ваша честь, – объявил мистер Бамбл.

Тот, что читал газету, тихонько дернул второго за рукав.

– О! – проснулся тот. – Тот самый? Ну-с, думаю, ему нравится ремесло трубочиста – раз он идет в обучение?

– Он без ума от этой работы.

– А будет ли его будущий хозяин заботиться о нем, кормить, и так далее?

– Раз говорю, что буду, то буду, – угрюмо подтвердил Гэмфилд и оскалился, чем привел в ужас бедного Оливера.

– Вы производите впечатление честного и прямодушного человека, – вынес вердикт судья, близоруко всматриваясь на зверскую физиономию Гэмфилда.

Оставалось лишь подписать бумаги. Судья потянулся за чернильницей, и тут его взгляд случайно упал на дрожащего от страха Оливера.

– Что с тобой, мальчик? – спросил судья. Оливер вздрогнул и заревел, умоляя, чтобы его увели обратно в заточение, морили голодом, били хоть каждый день – только не отдавали этому страшному человеку!

– Вот как?! – возмутился мистер Бамбл. – Это самый коварный и лукавый сирота из всех, что я видел, ваше честь! Какая черная неблагодарность!

– Придержите язык, бидл, – неожиданно строго сказал второй судья и даже отложил газету.

Мистер Бамбл окаменел от изумления. Судьи переглянулись и кивнули друг другу.

– Мы отказываемся утвердить этот договор, – сказал один.

– Надеюсь… надеюсь… – пролепетал мистер Бамбл, – вы не считаете… будто приходские власти виновны в каком-то недостойном поступке…

– Это не наше дело, – резко оборвал судья. – Отведите мальчика в работный дом и обращайтесь с ним хорошо. По-видимому, он в этом нуждается.

В тот вечер джентльмен в белом жилете заявил, что повешение Оливеру не грозит, ибо его обязательно четвертуют. А наутро на стене вновь появилось объявление о том, что Оливер Твист сдается внаем и цена за него прежняя – пять фунтов.

Глава IV
Оливеру предложили другое место, и он впервые выступает на жизненном поприще

Члены совета, разумеется, не собирались отступать от своего желания спровадить Оливера Твиста подальше от работного дома. Они пришли к выводу, что лучший способ избавиться от него – это отдать мальчишку на какой-нибудь корабль. Мистера Бамбла немедленно отправили в порт навести предварительные справки, а когда тот возвращался обратно, то встретил у ворот приходского гробовщика мистера Сауербери.

Длинный и жилистый Сауербери был вечно угрюм и всегда обряжен в черное.

– Я снял мерки с двух женщин, что умерли ночью, – сообщил он мистеру Бамблу, протягивая табакерку, сделанную в виде маленького гробика.

– Так вы сколотите состояние! – дружелюбно прокомментировал это известие Бамбл, запуская пальцы в табакерку.

– Не думаю, – сварливо ответил гробовщик. – Приходской совет назначил слишком низкую цену… А ведь высушенное дерево стоит недешево, мистер Бамбл!

– Кстати, – перебил его Бамбл, мысли которого были заняты иным, – может, вы знаете кого-нибудь, кому требуется мальчишка? Очень выгодные условия, мистер Сауербери, очень выгодные!

И в доказательство мистер Бамбл постучал тростью по объявлению на стене.

– Ах ты, господи! – завопил гробовщик и его худое лицо его озарилось радостью. – Да ведь об этом я и хотел поговорить! Я ведь исправно плачу в пользу бедных, а значит, могу и рассчитывать на кое-что! Я возьму у вас этого мальчишку – как вы на это посмотрите?

Вместо ответа мистер Бамбл подхватил гробовщика под руку и повел в дом. Пяти минут оказалось достаточным, чтобы решить дело: члены совета тут же постановили отправить Оливера Твиста гробовщику «на пробу». То есть, если хозяин убедится, что мальчишку можно кормить едва-едва, а делать он сумеет многое, то сможет оставить его у себя на определенный срок.

Все пожитки Оливера уместились в бумажном пакете. Надвинув шапку на глаза и, уцепившись за обшлаг мистера Бамбла, мальчик отправился на новое место.

Когда они вошли в дом гробовщика, тот уже закрыл в лавке ставни и что-то записывал в толстой приходно-расходной книге.

– Эге! – оторвался от своего занятия гробовщик. – Уж не тот ли это мальчик?

Он поднял повыше свечу и неяркий свет озарил заплаканное личико Оливера – пока шли, он опять не сдержался и заплакал.

– Он самый, – подтвердил мистер Бамбл, а Оливер поклонился.

Из маленькой комнатки позади лавки появилась тощая, похожая на старую лисицу женщина – супруга Сауербери. С ее лица не сходило ехидное выражение.

– Какой он маленький… – презрительно бросила миссис Сауербери, разглядывая Оливера.

– Ну что ж, он действительно мал ростом, – внимательно, словно в первый раз, оглядев мальчика подтвердил мистер Бамбл. – Но он обязательно подрастет, миссис Сауербери…

– Еще бы! – раздраженно проскрипела хозяйка. – Что ж не расти на нашем-то хлебе! Я все время говорю мужу: от приходских детей никакого толка – одна морока! Но вы, мужчины, всегда думаете, что знаете все лучше нас… Ну, ступай вниз, мешок с костями!

Он открыла боковую дверь и вытолкала Оливера на лестницу, ведущую в подвал, который в этом доме служил и кухней. У очага сидела девушка в грязном платье и стоптанных башмаках.

– Шарлот, – велела хозяйка, – отдай мальчишке остатки мяса, которые я отложила для пса – тот с утра не приходил домой. Надеюсь, ты не настолько привередлив, чтобы отказаться?

Отказаться?! Да при одном слове «мясо» у Оливера зажглись глаза и желудок затрубил победную песню! Оливер набросился на объедки так, словно перед ним стоял рождественский пирог.

– Ну, закончил? – поинтересовалась хозяйка, с тревогой наблюдая за совсем нежелательным проявлением аппетита.

Оливер огляделся по сторонам и, увидев, что ничего съедобного поблизости нет, кивнул.

– Пойдем, – проскрипела миссис Сауербери и стала подниматься по лестнице. – Я покажу, где ты будешь спать. Думаю, под прилавком будет в самый раз. Правда, там стоят гробы – но ведь ты ничего не имеешь против гробов?