Kitobni o'qish: «Знаменосец»

ГОД 1395

В полнеба распахнула свои крылья огненная птица заката. Беззвучно застыв, она зловеще и хищно смотрела вниз, на землю – туда, где шла жестокая битва. А там звон мечей, ржанье лошадей, крики боли, гнева, ярости и отчаяния сливались в один страшный рёв, рёв беспощадной кровавой сечи.

Князь Владимир рубился неистово и жестоко. С безумным огнём в глазах, нанося сокрушительные удары тяжёлым мечом, он хрипло кричал:

– Русь вам надо? Дани хотите? Вот вам Русь! Вот вам дань!

Рядом с ним, без шлема и кольчуги, с удивительной ловкостью владея двумя мечами, рубился Серафим, высокий пожилой монах. Его седые волосы разметались по плечам. Из-под густых нависших бровей глаза смотрели цепко и холодно. Несмотря на возраст, в каждом его стремительном движении чувствовалась чудовищная сила. Сверкающие молнии его мечей не только успевали отбивать атаки, разить, но и прикрывать неосторожного князя. Вдруг раздался резкий и протяжный звук трубы, и татары разом, словно по команде, прикрывшись щитами, ощетинившись копьями и саблями, стали пятиться к лесу.

– Стоять! Не наседать! – крикнул князь, опуская окровавленный меч.

– Не наседать! Не наседать! – подхватили сотники.

– Темнеет уже, – сказал Владимир окружившим его воинам. – Врага вряд ли разобьём, а вот своих нечаянно порубить можем, – и зычно крикнул: – Отходим к лагерю! Отходим!

– Отходим! Отходим! – понеслось над полем битвы.

И русское войско, на мгновенье застывшее, вздрогнуло и, подняв щиты, стало медленно отступать.

Князь уже собирался войти в свой шатёр, когда его окликнул воевода Добрыня – могучий широкоплечий воин.

– Беда, княже, – пробасил он и, опустив глаза, тихо добавил: – Знаменосец Гришка порублен.

– Не уберегли, – нахмурившись, с горечью проговорил Владимир. – А знамя, знамя-то как? – И его глаза впились в суровое лицо воеводы.

– Отстояли, княже.

– Вот тебе и задача, Добрыня Иванович, – князь подошёл ближе к воеводе. – Поразмысли, кто теперь знаменосцем будет. Только скажу тебе, что юн он должен быть, взором светел, душою чист, сердцем отважен. Искусен и в пешем, и в конном бою. И всяким оружием должен уметь биться как правой, так и левой рукой.

Воевода с удивлением посмотрел на князя:

– Уж больно ты строг, княже, с выбором-то.

– А то и строг, Добрыня Иванович, что на знамени лик Божий вышит. Если знамя с нами, значит, и Бог, и вся святая Русь с нами. И впереди войска оно должно быть, дабы каждый воин его зрел. Чтобы при виде его страх исчезал перед лютым врагом. А что до юности знаменосца, то пусть воины кто сына, а кто брата своего в нём видят. И тогда любовью и гордостью наполнятся их сердца, а любовь, как и вера, великую силу имеет. Ну, что нахмурился, друг? – улыбнулся князь, видя, как сдвинул брови воевода. – А ну-ка, прикажи кликнуть ко мне монаха Серафима, может, у него кто на примете имеется.

Ночь уже летела над землёй, укрывая мир чёрным вязким бархатом, приглушая плач, стоны и крики раненых на поле брани. Купол неба погас, лишь только край его светился бледным янтарём. Может, это след угасающей зари, а может, кто знает, это открылись врата в ту небесную обитель, куда стремятся мятежные души усопших.

Владимир глубоко вдохнул. Воздух был тяжёл и тягуч, словно хмельной медовый напиток. «Гроза будет», – подумал он и обернулся, услышав за спиной стук копыт.

Монах подскакал к Владимиру на вороном тонконогом жеребце и, спешившись, низко поклонился.

– Звал, государь?

– Не кланяйся мне, Серафим, – ласково заговорил князь. – Это я перед тобой поклоны должен бить. Ибо не раз ты спасал меня от вражеского меча, ибо верой и правдой служишь мне и в ратном деле равного тебе не сыскать.

– Буде, государь, – промолвил Серафим, – я всего лишь слуга Божий.

– Вот потому я тебя и позвал. Кажется мне, что ты, монах, к Богу ближе находишься, чем все святые отцы.

– Извини, государь, – прервал князя Серафим, – но греховны твои рассуждения.

– Я свои грехи отмолю, а вот ты выслушай меня, – строго сказал князь. – Дерзок ты, но мудр и учён дюже. Иногда думаю я, что не время над тобой, а ты над временем властен. Помню тебя, когда я ещё отроком был. Учил ты меня, как меч держать да как коня оседлать. Прошли годы, седина давно побелила мои виски, а ты всё такой же. Время не изменило твой лик. И порой кажется мне, что несёшь ты в себе нечто великое и неведомое, чего осмыслить людям не дано, и поэтому страшатся они тебя и гонят от себя, еретиком и колдуном называют. И ведомо мне, что многие по зависти, злобе и недомыслию смерти тебе желают.

– У каждого свой крест, своё бремя, – произнёс монах.

– Возможно, ты и прав. Но чую я, что ноша твоя так тяжела, что не каждому смертному она под силу.

– На всё воля Божья, – вздохнул монах и, немного помолчав, добавил: – Слышал я, государь, о беде нашей.

– Беда велика, Серафим. Богом прошу, помоги, найди знаменосца. Завтра решающий бой, и тебе тоже ведомо, что дружины к победе воеводы и знаменосцы вместе ведут.

– Добре, государь, – монах прямо посмотрел на князя, – найду знаменосца. – И, ловко оседлав жеребца, скрылся в сумраке ночи.

Неожиданно рванул ветер. Владимир вздрогнул от оглушительного раската грома.

«Вот и гроза», – только подумал он, как огненные клинки молний раскромсали чёрный бархат неба, и из небесных ран хлынули на землю потоки воды. Задрожала земля от нового небесного рокота. Вновь вспыхнули молнии, осветив всё вокруг. И увидел князь, как далёкий всадник, облачённый в монашескую рясу, на вороном жеребце взмыл вверх и какая-то неведомая сила понесла их над землёй всё выше и выше, навстречу огненным зигзагам.

– Господи, и чего только не привидится, – прошептал Владимир и, перекрестившись, вошёл в шатёр.

НАШЕ ВРЕМЯ

Зловещее уханье, переходящее в жуткий стон, разорвало тишину ночи. Трое мальчишек, идущих по лесной тропинке, разом остановились и переглянулись.

– Вот оно, привидение, – побледнев, прошептал Синицын Санька, синеглазый паренёк со светлой непослушной копной волос. Его спутники, братья близнецы Васька и Димка Мухины, хихикнули. Они были на три года старше Саньки. Оба высокие, широкоплечие, черноволосые, с чуть приплюснутыми носами на полных лицах. Может, поэтому одноклассники прозвали их Боксёрами, а может и оттого, что они были несносными задирами и частенько с кем-нибудь дрались.

– Да ладно тебе, Синицын, – заговорил Василий. – Неужели ты веришь в эти бредни про старого графа?

– Но ведь наша школа действительно построена на месте, где когда-то был графский замок.

– Эх, малой, – усмехнулся Дмитрий, – у тебя что ни граф, то обязательно замурованный, что ни замок, то обязательно с привидениями, которые ну просто должны стонать, плакать и звенеть цепями. Кого нам надо бояться, так это Паука – школьного сторожа. Вот он-то пострашней любого привидения будет.

– Что верно, то верно, – невольно поёжившись, подхватил Василий.

– Но тогда кто это был? – не унимался Санька.

– Филин, наверное, или сыч, кто его разберёт, – пожимая плечами, неуверенно ответил Василий.

– Слышь, Санёк, – произнёс Дмитрий. – Говорят, что твой брат, когда он учился в школе, был дружинным знаменосцем. И когда в школе случилась какая-та заваруха, он спрятал знамя так, что до сих пор его никто не может найти.

– Тогда в школе, – неохотно заговорил Санька, – существовала пионерская организация, и Лёша был дружинным знаменосцем. Что там случилось, я не знаю. Родители, да и сам брат, мне особо ничего не рассказывали. Но почему эта история тебя заинтересовала? Ведь это было лет десять назад.

– Нам эту историю, про твоего братана, – произнёс Василий, – как-то родители рассказали. Тогда, уверяли они, весь посёлок только о ней и говорил. Я к чему клоню. Было бы круто, если бы мы нашли это знамя. Во-первых, мы сразу же стали бы знаменитыми. Ведь это знамя более десяти лет искали все кому не лень. А мы, нате вам, пожалуйста, его нашли. Во-вторых, это знамя, я уверен, уже стало раритетом, а значит, мы его сможем продать за огромные бабки.

– Василий, – усмехнувшись, произнёс Санька. – А тебе губозакаталку не дать? Ой! – артистично всплеснул он руками. – Извини. Я же недавно её подарил такому же мечтателю, как ты. Но зато у меня есть большая прищепка. Чтобы о раскатанную губу не спотыкаться, пристегнёшь её прищепкой к верхней губе или к носу. Короче, куда удобней, туда и пристегнёшь.

– Синица! – взревел Василий. – Ты сейчас по шее получишь. Я тебе…

– Заткнись, Василий, – прервал его Дмитрий. – А ты, малой, не нарывайся. Чего разорались? Забыли, куда и зачем мы идём? Давайте быстрее и без единого звука, а то опоздаем.

«Никуда мы не опоздаем, – плетясь сзади, думал Санька. – У нас уйма времени, почти целая ночь. Конечно, за то, что мы собираемся сделать, если поймают, по головке не погладят. Но, как любил говорить папа, кто не рискует, тот не пьёт шампанского».

А всё началось в пятницу в школе. После уроков Синицына Сашку подозвали девятиклассники братья Мухины.

– Слышь, Синицын, – положив руку Саньке на плечо, зашептал Василий. – Хочешь слегонца три тысячи срубить?

– Конечно! – выдохнул мальчуган.

От такого предложения у него даже дух перехватило. Он давно мечтал о новеньком смартфоне, а денег накопить никак не получалось.

– А что для этого нужно сделать? – возбуждённо воскликнул Санька.

– Тише ты. Не ори. – Оглядываясь по сторонам, осёк его Дмитрий. – Лучше закрой рот и слушай. Ты, я уверен, знаешь наших предков. Они хорошие, бизнесмены, но родители просто жесть. Зануды ещё те. Они нам к лету обещали купить квадроциклы, но если мы получим даже самую малюсенькую двойку, то нам это счастье не видать. Таково их условие. Пока мы ловко изворачивались. Где-то спишем, кто-то за бабло нам домашку сделает или на уроке подскажет. А вот сегодня на уроке информатики неожиданно объявили контрольную. Это надо же такому случиться. Короче, мы написали всякую ерунду. Но есть всё-таки везуха на этом свете. Учитель, собрав наши работы, не проверяя сунул их в стол и быстренько свалил домой. А проверять контрольные он, скорее всего, будет в понедельник.

– Я понял, – усмехнулся Санька. – Вы хотите подменить свои работы.

– Вот именно, – хитро улыбнувшись, добавил Василий. – То, что накатали на уроке, убрать, а новые, которые нам уже написали, положить. И провернуть это дельце надо в субботу ночью. То есть завтра.

– Но как это сделать? – удивился Санька. – Ведь школа будет закрыта, и к тому же класс информатики находится на третьем этаже, так что даже через окно в него не попасть.

– Вот тут, Санёк, ты нам должен помочь, – оглянувшись, нет ли поблизости лишних ушей, тихо заговорил Дмитрий. – Мы знаем, что ты отличный спортсмен. Легко уложишь на лопатки всех мальчишек из своего шестого класса, а главное, великолепно лазаешь по скалам, недаром медаль за первое место в районных соревнованиях по скалолазанию досталась именно тебе.

Санька густо покраснел. Ему было всегда как-то не по себе, когда его хвалили.

– План такой, – перешёл на шёпот Мухин. – Ночью мы подходим к школе со стороны леса. Ты забираешься по пожарной лестнице до третьего этажа, а дальше по выступу, который опоясывает всё здание, добираешься до первого окна компьютерного класса. Оно на шпингалеты закрыто не будет, мы уже позаботились об этом. Твоя задача: проникнуть в класс через окно и открыть дверь, она легко открывается изнутри. А дальше всё очень просто. Спускаешься на первый этаж и открываешь для нас окно в туалете.

– Ну а как же Паук? – спросил Санька.

– За Паука ты не беспокойся. Ни для кого не секрет, что все сторожа по ночам сладко похрапывают где-нибудь в тёплом и укромном местечке.

– А туалет явно для этой цели не подходит, – хихикнул Василий. – Так что не боись, всё будет окей.

Санька нахмурился. В глубине души он чувствовал, что здесь что-то не так, какой-то подвох, что ли. Но радостная мысль о долгожданной покупке новенького смартфона рассеяла все его сомнения.

– Ладно, – произнёс он. – Я согласен.

– Ну, вот и отлично! – воскликнул Дмитрий, хлопнув Саньку по плечу. – Мы знали, что ты клёвый парень. Итак, – зашептал он, – встречаемся завтра в одиннадцать вечера на краю посёлка у разрушенного моста. К школе пойдём через лес, так, конечно, путь длиннее, но зато не засветимся. А ты, Саня, подумай, как улизнуть из дома. И смотри, не проговорись. А теперь, народ, пора по домам.

И заговорщики, настороженно оглянувшись по сторонам, вышли из школы.

Накрапывал дождик, когда ребята подошли к школе. Погода ухудшалась с каждой минутой. И вот уже ветер, со страшным рёвом обрушиваясь откуда-то сверху, яростно бросал тяжёлые дождевые капли в лица мальчишкам.

– Этого нам только и не хватало, – поёжившись, пробубнил Дмитрий.

– Да, – подхватил Василий, – словно сейчас не май, а промозглый ноябрь.

– Сложно тебе будет, малой, – сочувственно произнёс Дмитрий, подсаживая Саньку на лестницу.

Санька лез медленно и осторожно. Он уже давно промок до нитки. От пронизывающего холода бил озноб. Лестница стонала и вибрировала под могучим натиском ветра и дождя. Ноги мальчика скользили, готовые вот-вот сорваться, но он упрямо поднимался всё выше и выше. Вот проплыл вниз первый этаж, второй, и наконец-то показался выступ. Поставив правую ногу на выступ, Санька стал искать на стене трещину или щель, за которую можно было бы зацепиться. Ладонь коснулась уголочка кирпича, и пальцы судорожно вцепились в крошечную опору. Мальчик оттолкнулся от лестницы и прижался к стене. Какое-то мгновение он стоял на месте, потом, затаив дыхание, медленно двинулся вперёд. Выступ был не больше десяти сантиметров, поэтому приходилось идти боком на одних носочках, часто останавливаясь, пережидая порывы ветра и ища очередную опору для рук.

«Надо же какая непогода», – подумал Санька, делая очередной шаг, и вдруг нога соскользнула с выступа. Потеряв равновесие, он, вскрикнув, начал падать. Но тут ветер рванул с такой чудовищной силой, что буквально бросил мальчугана снова на стенку.

– Мамочка, – прошептал Санька, прижимаясь к стене. Стиснув зубы, он двинулся вперёд. Страх сковывал мышцы. Дождь хлестал по лицу, слепил глаза. Мальчик понимал, что единственное спасение – это движение вперёд, к окну, которое, казалось, теперь совсем близко. И тут его ждало новое испытание. Выступ постепенно сужался и, наконец, закончился. До окна оставалось не больше метра, но дотянуться до него не было никакой возможности. Пальцы, стёртые до крови, судорожно искали опору, но стена тут была словно отполирована.

«Надо что-то делать», – лихорадочно думал Санька, чувствуя, что вот-вот соскользнёт с выступа.

«А если…» – и он рванулся вперёд. Это был отчаянный прыжок над чёрной пропастью ночи. Поймав железный карниз окна, Саша поставил ноги на стену и, подтянувшись, надавил рукой на раму. Окно открылось. Уцепившись за подоконник, мальчик с неимоверным трудом влез в класс.

Некоторое время он сидел на полу, прислонившись спиной к парте. Перед глазами плыли радужные круги, а сердце стучало так сильно, что казалось, вот-вот выскочит из груди. Глаза вскоре привыкли к царившему в классе полумраку. Теперь ясно различались очертания столов и стоящих на них мониторов. Придя в себя, Санька поднялся и, закрыв окно, направился к двери. Дверные замки действительно открылись легко и бесшумно. Выйдя из класса, он остановился и прислушался. Вокруг стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь приглушённым стуком дождя по стёклам окон. Но тишина не успокаивала. Слишком много странного и необычного говорили о школьном стороже, чтобы довериться ей.

Поговаривали, что этот сторож – страшный горбатый старик. Что руки его, огромные и уродливые, похожи на лапы насекомого, а взгляд выпученных водянистых глаз леденит душу. Каждую ночь, словно привидение, он бесшумно семенит по тёмным школьным коридорам, что-то высматривая, выискивая и вынюхивая. Поэтому ребята и прозвали его Пауком.

Санька никогда не видел сторожа, но понимал, что большее из того, что о нём говорят, – враки, и всё равно на душе было как-то тревожно.

Немного постояв, мальчик пошёл вперёд. Здесь, в школе, была какая-то особая темнота, похожая на густой чёрный туман. И Саньке казалось, что он не идёт, а парит в этом тумане, то и дело натыкаясь на неожиданно выплывающие ему навстречу скамейки, подставки для цветов и лестничные перила. Благополучно достигнув первого этажа, он вошёл в туалет и открыл окно.

– Ты чего так долго? – выныривая из темноты, закричал на него Василий. – Где ты шляешься, парень? Ты понимаешь, что нас уже достала эта грёбаная погода и этот чёртов дождь?! Из-за твоей медлительности мы здесь насквозь промокли.

– Меня солнышко тоже несильно согревало, когда я лез по стене, – огрызнулся мальчик.

– Замолчите, пацаны, – зашипел появившийся Дмитрий. – Вы что, забыли, где мы находимся? А ты, Василий, – толкнул он брата, – давай-ка быстрее лезь в окно.

Санька с улыбкой наблюдал, как Мухины, чертыхаясь и что-то сердито бубня, неуклюже перелезают через подоконник.

– Идём на ощупь, друг за другом, – вполголоса проговорил Дмитрий, прикрывая окно. – Александр, ты первый, Васёк за тобой, а я за ним.

Шли медленно, затаив дыхание, часто останавливаясь, прислушиваясь, вглядываясь в темноту.

Лишь только войдя в класс, облегчённо вздохнули.

– О боже! – произнёс Василий, посмотрев на светящийся циферблат своих часов. – Они уже скоро подъедут.

– Ты чего суетишься? – подойдя вплотную к брату, зло зашептал Дмитрий. – И без тебя знаю, что время поджимает. Поэтому давай всё сделаем быстро, а главное, аккуратно, а то товар испортим.

– Вы о чём, ребята? – удивился Санька. – Кто подъедет? Какой товар?

– Это тебя не касается, – отмахнулся от него Василий, подходя к компьютеру.

И тут мальчик увидел, как Дмитрий, отсоединив системный блок, понёс его к двери.

– Что ты делаешь? – воскликнул Саша, хватая Мухина за руку.

– Не вякай, малой, – оборачиваясь, рявкнул парень и сильным ударом в лицо отбросил мальчика на пол. – Если ещё раз пикнешь, прибью, – пригрозил он.

Саша понял всё. Его душила обида и злость. Он же поверил этим гадам, а они обвели его вокруг пальца, как сопливого первоклассника.

– Нет, Мухины, – с трудом поднимаясь, прошептал Санька, – ничего у вас не получится, – и, вытирая кровь, сочившуюся из разбитой губы, он громко крикнул: – Стой, ворюга!

– Что-о-о? – оборачиваясь, удивлённо протянул Дмитрий и, поставив системный блок, двинулся к Саше.

– Слушай ты, щенок, – прошипел он, – твой старший брат, чёртов знаменосец, в лесу загнулся, а я тебя здесь удавлю.

– Ты брата моего не трогай, мразь, – зло произнёс Санька.

– Да я тебя…

– Кишка тонка, – прервал его мальчуган, стремительно бросаясь вперёд.

Он врезался в Дмитрия с такой силой, что они вдвоём вылетели из класса и, упав, кубарем покатились по коридору. Санька вскочил первым. Дмитрий рванулся за ним.

– Стой, сопляк! – прохрипел он, хватая шестиклассника за руку.

– Ага, сейчас, – произнёс Саша и с разворота нанёс сокрушительный удар свободной рукой в челюсть противнику. Тот, раскинув руки, распластался на полу. Сзади раздался шум. Мальчик обернулся. Подняв кулаки, сопя, словно медведь, на него медленно надвигался Василий. Вот его левая рука выстрелила вперёд, но Саша нырнул под летящую руку и, оказавшись позади парня, сильно ударил ногой в его спину. Раздался крик и звук падающего тела.

Санька молнией бросился в класс. И едва он успел закрыть дверь на замок, как в коридоре послышалась возня.

– Слышь ты, щенок, открой, – приглушённо рычал Дмитрий, дёргая дверную ручку. – Открой, а то хуже будет.

– Ой, как я испугался, ну так испугался, что сейчас описаюсь! – воскликнул Санька. – Вы, наверное, забыли, боксёры фиговы, что я вас двоих только что уделал. А ещё девятиклассники. Стыдоба. Кстати, Мухи, этим приёмчикам меня брат научил. Ну, как? Понравилось?

– Что? – взревели за дверью сразу две глотки. – Ты кого это Мухами назвал?

– Да двух придурков, которые орут здесь под дверью. У них и фамилии Мухины, так что всё сходится.

– Лучше по-хорошему заткнись, – неслось из-за двери.

– Да, кстати, друзья, – не унимался Санька, – вы случайно не забыли, что сейчас ночь? А это как раз то время, когда пауки охотятся на мух. И наш сторож-паучок, наверное, тоже бродит где-то в поисках добычи. Давайте его дружно позовём! – и, весело рассмеявшись, Санька громко запел:

 
Паучок, паучок,
Приходи, старичок.
Тут у нас две мухи
Ползают на брюхе.
 

– Слышь, малой, не шуми, – сдерживая зло, зашептал прямо в замочную скважину Дмитрий. – Мы, это самое, погорячились, правда, Вась, – обратился он к брату. Тот, подтверждая, едва слышно что-то промычал. – Понимаешь, – продолжал Дмитрий, – тут пацаны из десятого класса замешаны. Они должны были забрать у нас компьютеры и продать. Короче, Саня, я не знаю как, но они тебя хотели подставить. Ты слышишь меня?

– Я весь во внимание, – ответил Санька, чувствуя, как ярость и негодование охватывает его.

– У меня есть идея, – заговорщически произнёс Дмитрий. – Давай кинем парней из десятого. Скажем им, что у нас ничего не получилось, а сами тихонечко вынесем компьютеры из школы и спрячем их в каком-нибудь укромном месте. А когда шумиха вокруг этого дела уляжется, найдём покупателя и срубим бабки. Деньги поделим на…

– Слышишь ты, недоумок, – прервал его Санька. – А фигу с маслом к твоей бредовой идее не добавить? Лучше вали отсюда, да побыстрее, и брата-придурка с собой захвати.

Тут в дверь забарабанили с такой силой, что мальчуган даже заволновался, выдержит ли она такой натиск.

– Эй, народ, – крикнул он. – Вы лучше с разбега да головой. Дверь, конечно, не откроете, а вот дерьмо из извилин точно вытряхните.

– Да мы тебе, щенок, руки и ноги поотрываем! – рычал Дмитрий, молотя кулаками в дверь.

– Голову отвернём! – хрипел Василий.

– А вот это уже, Мухины, истерика, – весело констатировал Санька. – У вас нервный срыв, и к тому же вы безнадёжно больны тупостью. В больничку вам надо, братишки, в больничку.

Неожиданно за дверью воцарилась тишина. Санька насторожился.

«Затаились, наверное? – прислушиваясь, подумал он. – Или сторож их спугнул? Ведь от такого шума даже глухой проснётся».

Мальчик понимал, что сейчас выходить из класса было бы довольно рискованно. Ведь кто знает, что ожидает его в коридоре? Поэтому он решил подождать, а заодно навести в классе порядок.

Включив свет, он отнёс на место системный блок, который собирался вынести Дмитрий, и подключил его к монитору. Потом, осмотрев остальные компьютеры и убедившись, что с ними всё в порядке, погасил свет и, облегчённо вздохнув, плюхнулся в учительское кресло.

Кресло было очень старым, лучше сказать древним, но всё ещё мягким и уютным. Потёртое, с выцветшей от времени обивкой, оно было покрыто не менее древним шерстяным пледом.

Иннокентий Фёдорович, учитель информатики, человек пожилой и полный, притащил его из дому. Он говорил своим коллегам, что сие кресло есть семейная реликвия, что ещё его прапрадедушка после дневных забот предавался отдыху в нём. Он также утверждал, что только сидя в этом кресле можно плодотворно и творчески работать. Но все в школе прекрасно знали, что как только, кряхтя от удовольствия, Иннокентий Фёдорович располагался в своём удивительном кресле, то неожиданно его начинала одолевать сладкая зевота, и через мгновенье тихое мурлыканье извещало класс, что их учитель задремал. Но радость юных бездельников продолжалась недолго. Через пару минут Иннокентий Фёдорович открывал глаза, удивительно энергично вставал и как ни в чём не бывало продолжал урок.

Санька улыбнулся, вспомнив доброго учителя. Но неожиданно им овладело чувство вины и стыда.

«Это ж надо так вляпаться», – с грустью подумал он.

Мальчик приподнялся, уютней устраиваясь в кресле. Очень хотелось домой. Хотелось поскорей снять эту мокрую одежду и забраться в тёплую постель. Это хорошо, что мама сейчас на работе, она врач и дежурит в больнице и только в воскресенье вечером освободится. Он был рад, что не пришлось её обманывать по поводу своего ночного похода в школу. Просто следом за ней он улизнул из дома, рассчитывая вернуться задолго до её прихода.

«И почему нам с мамой так не везёт? – размышлял Санька. – Четыре года назад в авиакатастрофе погиб папа, а прошлым летом не стало старшего брата Лёши. Он работал вальщиком в лесу. Говорят, что тогда с лесовоза сорвались брёвна, Лёша бросился спасать своего друга. Его он успел оттолкнуть, а сам… А на следующий день ему бы исполнилось двадцать пять лет».

– Всё как-то несправедливо, – горько вздохнул Санька.

Мальчик невольно улыбнулся, вспомнив, с каким с жаром и с каким восторгом Лёша рассказывал ему о знаменосцах. Он говорил, что раньше на Руси они первыми шли в бой, ведя за собой полки и дружины. Восхищению Саши не было предела. Он знал, что Лёша, когда учился в школе, был знаменосцем, всей душой тоже мечтал им стать. Но потом он решил, что знаменосцем никогда не будет. Нет, не потому что чего-то боялся, просто потому, что узнал, что из-за знамени Лёшу чуть не выгнали из школы. А то, что доставляло проблемы брату, становилось для Саньки неприятным и даже ненавистным.

Вдруг в коридоре раздался лёгкий, едва уловимый звук. Мальчик насторожился. Он встал и, на носочках подойдя к двери, прислушался. Нет, в коридоре была тишина.

«Показалось, наверное», – подумал Санька и, открыв дверь, вышел из класса.

Сделав несколько шагов, он остановился. Что-то здесь было не так. Всем своим существом Санька чувствовал опасность. Приглядевшись, он вдруг увидел, как несколько человек, словно в страшном сне, медленно выплывают из темноты. Он ещё ничего не успел понять, как неожиданно яркий луч фонарика ударил ему в глаза. Мальчик зажмурился.

«Наверняка это Мухины и те пацаны из десятого, про которых они говорили», – промелькнуло у него в голове. Позади послышался лёгкий скрип. Обернувшись, Санька увидел, как какой-то парень уже пытается войти в класс.

Рванувшись вперёд, он сильно ударил ногой по двери. Прижатый дверью парень, вскрикнув от боли, отскочил назад. Следующий удар по двери наглухо захлопнул её. Щёлкнули замки.

– Вот и всё, воришки, – произнёс Санька. – В класс вы теперь не попадёте. Дверь открыть невозможно, а через окно вам слабо залезть. Вы ведь в штаны наложите, пока до него доберётесь. Да и рамы я уже на шпингалеты закрыл.

Мальчик отлично видел парней, их было семеро, они стояли тесным полукругом и о чём-то возбуждённо шептались. Ему было ясно, что без драки отсюда не выбраться. «Ну что ж, – усмехнулся он, – тогда я начну первым». И Санька прыгнул вперёд прямо на своих противников. Вот его кулак врезался кому-то в челюсть, следующий удар смял чей-то нос, изловчившись, он ударил кого-то головой в живот. Раздались крики и вопли, началась неразбериха. Кто-то, спотыкаясь, падал, кто-то стонал от боли, кто-то выл в бессильной ярости, молотя кулаками воздух вокруг себя. Но Санька был неуловим. Он хорошо видел парней и прекрасно ориентировался в темноте. Стремительно бросаясь то в одну, то в другую сторону, он наносил сокрушительные удары по своим противникам. Но на какое-то мгновенье, устав, мальчик остановился, и вдруг страшный удар сбил его с ног. Искры вспыхнули перед глазами, дикая боль обожгла всё тело, и что-то липкое и тёплое заструилось по лицу.