Kitobni o'qish: «Орудия Смерти. Город праха»

Shrift:

Cassandra Clare

MORTAL INSTRUMENTS

City of Ashes

* * *

Посвящается моему отцу, который вовсе не злой. Ну разве что самую малость.

Язык горечи

Милый город,
Мне знакомы твои улицы,
Все ангелы и демоны,
Что сидят на твоих крышах,
Как птицы на ветвях.
Ты знакома мне, река,
Словно катишь волны сквозь мое сердце.
Я твоя дочь, и я твой воин.
Ты соткан из букв,
Как фонтан соткан из воды.
Ты оттиск многих языков.
Говоря на них,
Мы воздвигаем город.

Элка Клоук

Пролог. Дым и бриллианты

Громадное здание из стекла и металла возвышалось над Фронт-стрит сияющей иглой, устремленной в небо. Комплекс «Метрополь» был построен совсем недавно – и уже стал самым дорогим жильем на Манхэттене. На верхнем, пятьдесят седьмом, этаже располагался пентхаус «Метрополь», шедевр хай-тека в глянцевых черно-белых тонах. Свет звезд, льющийся из огромных, во всю стену, окон, отражался в гладком, как зеркало, мраморном полу. Идеально прозрачные стекла создавали иллюзию, будто между наблюдателем и панорамой города нет совсем никакой преграды. Голова закружилась бы и у того, кто никогда не боялся высоты.

Далеко внизу между сияющими берегами Манхэттена и Бруклина бежала серебристая лента Ист-Ривер, перехваченная сверкающими мостами. С такой высоты корабли и лодки казались мушиными точками. В ясную погоду на юге виднелась подсвеченная статуя Свободы, но сейчас на город опустился туман, и Либерти-Айленд заволокло белой пеленой.

Однако человек у окна был явно не настроен любоваться прекрасными видами. Хмурясь, он отвернулся от стекла и нервно пригладил белоснежные волосы:

– Сколько ты еще будешь возиться? Почти час прошел!

Юноша, скорчившийся на полу, вскинул на него глаза со смесью страха и раздражения:

– Мрамор слишком твердый, по нему трудно чертить пентаграмму…

– Значит, обойдемся без нее.

Несмотря на белоснежные волосы, человек у окна был совсем не стар. Его жесткое лицо еще не изрезали морщины, а глаза смотрели ясно и твердо.

Парень нервно сглотнул, и его перепончатые крылья затрепетали – для них в джинсовой куртке на уровне лопаток были сделаны специальные прорези.

– Нельзя вызывать демона без пентаграммы, сэр. Сами знаете…

– Да-да, без пентаграммы мы беззащитны… И все же, юный Илия, за то время, что у тебя ушло на половину пятиконечной звезды, другой маг успел бы призвать демона, поболтать с ним и отправить его назад в преисподнюю.

Юноша набросился на мрамор с удвоенным рвением, то и дело откидывая со взмокшего лба непослушные волосы.

– Все, – наконец выдохнул он, разогнув спину. – Готово.

– Хорошо. Тогда приступай, – распорядился человек у окна.

– А деньги?

– Я же сказал: заплачу после беседы с Аграмоном, не раньше.

Илия поднялся и снял куртку. Несмотря на прорези, она все равно стесняла движения крыльев. Теперь они наконец обрели свободу и расправились, всколыхнув неподвижный воздух комнаты. Цветом крылья напоминали нефтяную пленку на воде – черные в ярких радужных разводах. Человек у окна отвернулся, словно зрелище было ему неприятно, однако юный маг не обратил на это внимания. Он начал описывать круги вокруг начертанной на полу пентаграммы, двигаясь против часовой стрелки и читая заклинания на языке демонов, похожем на треск пламени.

Раздался резкий шипящий звук – как будто воздух вырвался из проколотой шины. Контур пентаграммы полыхнул огнем, отражаясь в двенадцати огромных окнах. Внутри пентаграммы что-то зашевелилось – что-то черное и бесформенное. Илия читал заклинания все быстрее, вздымая руки и выписывая перепончатыми пальцами сложные узоры; вслед за их движениями воздух начинал искриться синим огнем. Хотя человек у окна практически не знал хтонского языка – языка магов, – он понял отдельные слова, которые повторял Илия: «Призываю тебя, Аграмон. Из бездны меж мирами призываю тебя».

Теперь юный маг стоял лицом к основанию пентаграммы и размеренно читал заклинания, то возвышая, то понижая голос. Воздух вокруг него искрился синими сполохами.

Неожиданно внутри пентаграммы возник завиток дыма – и взметнулся вверх, густея и разрастаясь. В его мраке, как бриллианты в паутине, загорелись два глаза.

– Кто воззвал ко мне меж мирами? – Голос демона напоминал треск разбитого стекла. – Кто призывает меня?

Илия замер перед пентаграммой, лишь распахнутые крылья чуть трепетали. В воздухе разлился запах гари и разложения.

– Я призываю тебя, Аграмон! Я, маг Илия, воззвал к тебе меж мирами!

На мгновение воцарилась тишина, и демон расхохотался. Смех был едкий, как и следовало ожидать от существа, сотканного из густого дыма.

– Глупый, глупый мальчишка! – прошипел Аграмон.

– Это ты глупый демон, раз пытаешься угрожать мне, – парировал Илия, однако голос у него дрожал так же, как крылья. – Тебе не пересечь границ пентаграммы, пока я не выпущу тебя.

– В самом деле? – Клубясь и меняя форму, столб дыма метнулся вперед, выпустил отросток, превратившийся в кулак, и нанес удар по огненной звезде. Дым забурлил и обрушился через границу пентаграммы, как река, прорвавшая плотину.

Илия вскрикнул, попятился и снова начал быстро читать заклинания на хтонском – теперь это были заклинания удержания и изгнания. Тщетно! Черный дым надвигался неумолимо, постепенно принимая новую форму – жуткого уродливого существа. Огромные, как блюдца, глаза горели недобрым огнем.

Человек у окна бесстрастно наблюдал. Илия с криком рванулся к двери, но добежать до нее не успел. Аграмон настиг мага и низвергся на него, как поток кипящей смолы. Несколько секунд Илия еще пытался избежать неминуемой гибели – и затих.

Черная фигура отхлынула от изломанного тела, лежащего на мраморном полу.

– Надеюсь, ты не сделал его бесполезным для меня, – произнес человек у окна. – Мне нужна кровь этого мага.

Аграмон обернулся. Горящие, похожие на бриллианты глаза уставились на говорившего. Мужчина в дорогом костюме держал в руке светящийся предмет.

– Это ты велел мальчишке призвать меня? И не сказал ему, на что я способен?

– Совершенно верно.

– Умный ход, – произнес Аграмон с ревнивым восхищением.

– Да, я очень умен. – Человек сделал шаг навстречу демону. – И теперь я твой хозяин. У меня в руке Чаша смерти. Тебе придется подчиниться, или расплата будет жестокой.

Демон немного помолчал, размышляя, и наконец скользнул к земле в пародии на почтительный поклон. Вероятно, в исполнении бестелесного демона этот жест был самым близким эквивалентом преклонения колен.

– Я в вашей власти, милорд…

Человек улыбнулся, услышав в окончании фразы немой вопрос:

– Можешь звать меня Валентином.

Часть первая. Одно лето в аду

Мне кажется, что я в аду.
Значит, это действительно так.

Артюр Рембо

1. Стрела Валентина

– Ты еще злишься?

Алек, прислонившийся к стене лифта, сердито сверкнул глазами на Джейса:

– Не злюсь.

– Да нет, ты именно злишься. – Джейс попытался ткнуть приемного брата локтем и вскрикнул от резкой боли, пронзившей руку.

Все тело ныло после того, как он пролетел три этажа, прошибая спиной гнилые доски, и упал на кучу металлолома. Теперь в синяках были даже пальцы.

После встречи с Авадоном Алек лишь недавно начал ходить без костылей и выглядел сейчас не лучше Джейса – весь в грязи, потные волосы свисают сосульками. Через всю щеку шел длинный порез.

– Не злюсь, – процедил он сквозь зубы. – Просто если бы ты не сказал, что дракониды вымерли…

– Я сказал, почти вымерли.

Алек вытянул палец и прорычал дрожащим от ярости голосом:

– В данном случае твоего «почти» СОВЕРШЕННО НЕДОСТАТОЧНО!

– Ясно, – кивнул Джейс. – Ладно, я прослежу, чтобы в учебники демонологии внесли соответствующие исправления. Везде, где говорится «монстр почти вымер», следует читать «вымер недостаточно для Алека, который предпочитает как следует вымерших монстров». Это тебя устроит?

– Мальчики, не ссорьтесь. – Изабель, рассматривавшая свое отражение в зеркальной стене лифта, обернулась к братьям с лучезарной улыбкой. – Ну да, пришлось попотеть чуть больше, чем мы ожидали, зато было весело.

Алек посмотрел на нее и покачал головой:

– Как тебе удается при любых обстоятельствах не извозиться в грязи?

Изабель невозмутимо пожала плечами:

– У меня чистое сердце. Оно отвергает скверну.

Джейс так громко фыркнул, что Изабель обернулась к нему, нахмурившись.

– Да у тебя скверна изнутри и снаружи! – заявил Джейс, указывая на нее пальцем. Его руки покрывала корка засохшей грязи, кончики ногтей темнели черными полумесяцами.

Изабель уже собиралась ответить, но тут раздался скрежет, и лифт остановился.

– Давно пора починить, – пробормотала Изабель, с усилием открыв дверь.

Джейс уже предвкушал, как избавится от оружия и брони и влезет под горячий душ. Он убедил приемных брата и сестру отправиться вместе с ним на охоту, хотя оба опасались действовать на свой страх и риск без привычных указаний Ходжа. Но Джейс хотел забыться в битве, хотел борьбы за жизнь и физической боли, заглушающей боль душевную. Изабель с Алеком это прекрасно понимали и потому вместе с ним отправились лазать по подземным туннелям, пока не нашли дракониду и не убили ее. Они втроем умели действовать очень слаженно, как давно сработавшаяся команда. Как семья.

Алек стягивал покрытые грязью сапоги, присев на низкую деревянную скамью, и еле слышно что-то насвистывал, видимо давая Джейсу понять, что на самом деле не сердится. Изабель вытащила шпильки, и длинные темные волосы заструились по спине и плечам.

– Есть хочется… Жаль, мама не дома, она бы что-нибудь приготовила.

– Хорошо, что ее тут нет, – сказал Джейс, расстегивая поясную портупею. – А то нам бы уже влетело за испорченные ковры.

– Ты совершенно прав, – раздался холодный голос за его спиной.

Джейс резко обернулся, все еще держась за портупею, и увидел в дверях Маризу Лайтвуд. На ней был строгий черный дорожный костюм; волосы – такие же темные, как у Изабель, – толстым жгутом спадали до середины спины. Скрестив руки на груди, Мариза испытующе оглядывала всех троих ледяными голубыми глазами.

– Мама! – радостно воскликнула Изабель и кинулась ее обнимать.

Алек встал со скамьи и тоже подошел к матери, изо всех сил стараясь скрыть хромоту.

Джейс остался на месте. Что-то во взгляде Маризы заставило его замереть. Он ведь не сказал ничего обидного… Весь дом нередко посмеивался над трепетным отношением Маризы к антикварным коврам.

– Где папа? – спросила Изабель, отстранившись. – И Макс?

– Макс у себя в комнате, – ответила Мариза после едва заметной паузы. – А папа, увы, еще в Аликанте. Ему пришлось задержаться.

Алек, который лучше Изабель различал малейшие оттенки тона, слегка напрягся:

– Какие-то неприятности?

– Это я у вас хочу спросить, – сухо ответила Мариза. – Ты что, хромаешь?

Врать Алек совершенно не умел, поэтому Изабель поспешила ответить вместо него:

– Столкнулись с драконидой в тоннеле метро. Ничего страшного.

– А высший демон, с которым вы столкнулись на прошлой неделе, – тоже «ничего страшного»?

Тут и Изабель не нашла, что ответить, вопросительно посмотрела на Джейса.

– Мы не собирались… Это была ошибка… – начал оправдываться он, пытаясь сосредоточиться.

Мысли путались. Мариза с ним даже не поздоровалась, не сказала ему ни слова и по-прежнему не сводила с него пристального взгляда холодных голубых глаз. У Джейса засосало под ложечкой. Она никогда не смотрела на него вот так, что бы он ни сделал!

– Джейс! – Макс, младший из Лайтвудов, протиснулся в дверь мимо Маризы и, увернувшись от ее цепких рук, ворвался в комнату. – Ты вернулся! Вы все вернулись! – Он крутанулся волчком, радостно улыбаясь Алеку и Изабель. – Я сразу подумал, что это вы, когда услышал лифт!

– А я думала, что велела тебе сидеть в своей комнате, – сказала Мариза.

– Не помню такого, – ответил Макс с невозмутимой серьезностью.

Для своего возраста Макс был очень невысок и выглядел лет на семь, однако малый рост компенсировался сосредоточенным видом в сочетании с огромными очками. Алек протянул руку и взъерошил младшему брату волосы, но Макс не сводил сияющих глаз с Джейса. Джейс почувствовал, что ледяной кулак, стиснувший внутренности, потихоньку разжимается. Макс чуть ли не боготворил его. К родному старшему брату он не относился с таким восторгом – возможно, потому, что Джейс всегда был к Максу гораздо более благосклонен.

– Я слышал, что вы сражались с высшим демоном! – выпалил Макс. – Было круто, да?

– Своеобразно… – осторожно ответил Джейс. – Как тебе Аликанте?

– Здорово! Мы видели кучу классных штуковин! Там огромная оружейная мастерская, и мне показывали, как изготавливают оружие! Показали, как по-новому куются клинки серафимов, чтобы они дольше работали! Я очень хочу уговорить Ходжа…

Помимо своей воли Джейс с изумлением взглянул на Маризу. Так Макс еще ничего не знает о Ходже? Она что, ничего ему не сказала?

Мариза встретилась с ним взглядом и сжала губы в тонкую ниточку.

– Довольно, Макс, – промолвила она, взяв младшего сына за плечо.

Макс посмотрел на нее в изумлении:

– Но я хочу побыть с Джейсом…

– Знаю, – кивнула Мариза, мягко подтолкнув его к сестре. – Алек, Изабель, отведите Макса в его комнату. Джейс, – голос у нее стал сухим, – приведи себя в порядок и немедленно приходи в библиотеку. Есть разговор.

– Я не понимаю, – сказал Алек, переводя взгляд с Джейса на мать. – Что происходит?

Джейс почувствовал, как его спина покрывается холодным потом.

– Предмет разговора – мой отец?

Мариза вздрогнула, как от пощечины.

– В библиотеку, – выдавила она. – Там поговорим.

– Джейс не виноват в том, что произошло, пока ты была в отъезде, – заявил Алек. – Мы все в этом участвовали. А Ходж…

– О Ходже мы тоже поговорим потом, – угрожающе сказала Мариза, покосившись на Макса.

– Но мама! – запротестовала Изабель. – Если хочешь наказать Джейса, накажи и нас, иначе будет несправедливо. Он не сделал ничего такого, чего не делали мы!

– Нет, – ответила Мариза после долгой паузы. – Ты ошибаешься.

– Первое правило аниме: никогда не связывайся со слепым монахом, – произнес Саймон.

Он сидел на полу среди вороха подушек у изножья кровати с пакетом картофельных чипсов в одной руке и пультом от телевизора – в другой. На его черной футболке красовалась надпись «Твоя мама – в моем блоге», а джинсы зияли дырой на колене.

– Ну да… – Клэри окунула ломтик чипсов в банку с соусом, стоящую на раскладном столике. – Почему-то слепые монахи всегда дерутся лучше всех зрячих… – Она взглянула на экран. – Они что, танцуют?

– Вот еще, они сражаются! Вот этот парень – смертельный враг вон того, забыла? Он убил его отца. Какие уж тут танцы!

Клэри грызла чипсы и задумчиво созерцала экран, где в вихре желтых и розовых облаков делали кульбиты два крылатых человека со светящимися жезлами. Они что-то кричали друг другу, но, поскольку мультфильм демонстрировался на японском с китайскими субтитрами, реплики персонажей мало что проясняли.

– А тот, в шляпе, – злодей? – спросила Клэри.

– Нет, в шляпе – убитый отец. Он был маг-император, и это была его шляпа всемогущества. Злодей – это тот, у которого говорящая механическая рука.

Зазвонил телефон. Саймон отложил пакет с чипсами и потянулся к аппарату. Клэри удержала его:

– Не отвечай.

– А вдруг Люк звонит из больницы?

– Это не Люк, – сказала Клэри, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. – Он позвонил бы мне на мобильный, а не тебе на домашний.

Несколько секунд Саймон смотрел на нее, затем кивнул.

– Как скажешь, – промолвил он, готовый на все, лишь бы ей было хорошо.

Клэри подумала, что сейчас ей просто не может быть хорошо. Мама в больнице, опутанная трубками и датчиками. Люк сидит у ее постели, как зомби, скорчившись на пластиковом стуле. А Джейс… Клэри ужасно тревожилась, по десять раз на дню хваталась за телефон, чтобы позвонить в Институт, но так ни разу и не набрала номер. Если бы Джейс хотел поговорить с ней, он позвонил бы сам.

Наверное, все-таки не стоило приводить его к Джослин. Она-то надеялась, что мама очнется, услышав голос своего первенца. Увы, ничего не произошло. Джейс неподвижно стоял у постели, и лицо у него было как у безмятежного иконописного ангела. В конце концов у Клэри лопнуло терпение, она накричала на Джейса, он огрызнулся в ответ и выбежал прочь.

– Вот теперь вы и правда ведете себя как брат с сестрой, – заметил Люк.

Клэри промолчала. Зачем объяснять ему, как она безнадежно мечтает, чтобы Джейс не был ее братом? От собственной ДНК не убежишь, как бы тебе этого ни хотелось. Даже если от этого зависит твое счастье…

Да, с надеждами на счастье пришлось расстаться, зато в доме Саймона ей было очень уютно и спокойно. Она знала Саймона так давно, что помнила еще те дни, когда он спал на кровати в виде пожарной машины, а в углу его комнаты валялись груды деталек конструктора LEGO. Теперь Саймон обзавелся диваном-футоном в японском стиле с ярким полосатым лоскутным одеялом, подаренным сестрой. На стенах висели плакаты рок-групп, место конструктора занимала барабанная установка, а в другом углу комнаты светился экран компьютера с картинкой из World of Warcraft на рабочем столе. Для Клэри все это давно стало таким родным, что она чувствовала себя совсем как дома – тем более ее настоящий дом превратился в развалины…

– Ну вот, опять чибики, – мрачно сказал Саймон, когда все персонажи на экране вдруг превратились в карикатурных младенцев, гоняющихся друг за другом со сковородками. – Переключаю на другой канал, аниме меня достало. Сюжет непонятный, и нет даже намека на секс.

– Конечно нет. – Клэри запустила руку в пакет с чипсами. – Аниме – это благонравное семейное развлечение.

– Если ты в настроении смотреть что-нибудь менее благонравное, могу включить порноканал, – сказал Саймон. – Что лучше: «Бюствикские ведьмы» или «Грязная Диана»?

– Дай сюда! – Клэри попыталась отобрать пульт, но Саймон уже переключил канал, издевательски хохоча.

И вдруг осекся, уставившись в телевизор. Шел старый черно-белый фильм, «Дракула». Бела Лугоши, облаченный в мантию с высоким воротником, скалил острые клыки на выбеленном лице. «Я не пью вина», – произнес он с сильным венгерским акцентом.

– Гляди, паутина резиновая, – улыбнулась Клэри. – Очень заметно.

Но Саймон уже помрачнел, как осеннее небо перед дождем. Он вскочил на ноги, бросил пульт на кровать и пробормотал: «Сейчас вернусь». Впервые с того дня, как мама оказалась в больнице, Клэри пришло в голову, что Саймону тоже приходится нелегко.

Вытирая волосы полотенцем, Джейс хмуро окинул взглядом свое отражение. Исцеляющая руна устранила даже самые серьезные ушибы и кровоподтеки, однако оказалась бессильна против темных кругов под глазами и жестких складок, залегших в углах рта. Голова болела и немного кружилась. Конечно, стоило хоть как-то позавтракать, но он проснулся в ледяном поту от ночных кошмаров, и его так мутило, что хотелось не есть, а как можно скорее отвлечься на любую физическую активность, чтобы боль и льющийся в глаза пот вытеснили все воспоминания о снах.

Отложив полотенце, Джейс с грустью вспомнил о сладком чае из высушенных листьев ночных цветов, росших в зимнем саду, который заваривал Ходж. Этот чай помогал справиться с чувством голода и моментально восстанавливал силы. Теперь Ходжа не было… Джейс как-то попытался сам заварить листья кипятком, надеясь добиться того же эффекта, но у него получилось лишь тошнотворное горькое варево, отдающее пеплом.

Он вышел из ванной босиком, натянул рубашку и джинсы, откинул с лица светлые пряди. Волосы уже лезли в глаза. Мариза обязательно устроит ему разнос – как обычно. Пусть по крови он и не принадлежал к роду Лайтвудов, с ним всегда обращались как с родным – с тех пор, как усыновили после смерти отца. То есть предполагаемой смерти, напомнил себе Джейс, и у него вновь засосало под ложечкой. Последние несколько дней он чувствовал себя тыквой, которую выпотрошили и поставили украшать застывшим оскалом вечеринку на Хеллоуин. Теперь он часто думал: а правда ли хоть что-то из его представлений о себе и о своей жизни? Он считал себя сиротой – это оказалось совсем не так. Считал, что был единственным ребенком, – и вдруг выяснилось, что у него есть сестра.

Клэри. Волна боли накатила с новой силой, но была подавлена, как и раньше. Взгляд Джейса упал на осколок зеркала на комоде, все еще отражавший зеленые ветви и яркое голубое небо. В Идрисе уже смеркалось, и небо темнело кобальтовой синью. Борясь с ощущением пустоты внутри, юноша сунул ноги в ботинки и направился вниз, в библиотеку.

Спускаясь по гулким каменным ступеням, он размышлял о том, зачем Маризе потребовалось поговорить с ним наедине. Что она хочет ему сказать? Она выглядела так, будто намерена влепить ему затрещину со всего размаха… Джейс уже не помнил, когда Мариза последний раз поднимала на него руку. В семье Лайтвудов не применялись телесные наказания, а вот Валентин ими не гнушался. Он изобретал бесчисленное множество самых жестоких способов добиться от сына послушания. Раны на теле нефилима затягиваются быстро, поэтому следы оставались лишь от самых глубоких. Многие недели после смерти отца Джейс осматривал себя в поисках шрамов, которые стали бы напоминанием, хоть какой-то осязаемой связью с ним.

Он подошел к библиотеке, постучал и толкнул дверь. Мариза сидела в старом кресле Ходжа у камина. В свете, льющемся из высоких окон, Джейс заметил седину в ее волосах. В руке у Маризы был бокал красного вина, на столике рядом стоял хрустальный графин.

– Мариза, – позвал Джейс.

Она вздрогнула, пролив вино:

– Джейс… Я не слышала, как ты вошел.

– Помните колыбельную, которую вы пели Алеку и Изабель? В детстве, когда они боялись темноты?

Мариза явно не ожидала такого вопроса:

– При чем тут это?

– Я слышал через стену. Алек тогда спал в соседней комнате.

Мариза молчала.

– Колыбельная была на французском, – добавил Джейс.

– Удивительно, что ты запомнил…

– Мне вы никогда не пели.

– Ты не боялся темноты, – ответила Мариза после еле заметной паузы.

– Кто в десять лет не боится темноты?

Мариза подняла брови.

– Сядь, Джонатан, – сказала она. – Немедленно.

Нарочно, чтобы ее позлить, Джейс неспешно пересек комнату и уселся в одно из кресел с откидывающейся спинкой, стоящих у стола.

– Мне не нравится, когда вы называете меня Джонатаном.

– Почему? Это твое имя. – Мариза смотрела на него испытующе. – Давно ты знаешь?

– Что знаю?

– Не прикидывайся. Давно тебе известно, что Валентин – твой отец?

Джейс поразмыслил над ответом, отвергнув несколько вариантов. Лучшая тактика ведения непростых разговоров с приемной матерью – рассмешить ее. Пожалуй, он был единственным человеком в мире, способным рассмешить Маризу.

– Полагаю, так же давно, как и вы.

Мариза медленно покачала головой:

– Я тебе не верю.

Джейс выпрямился и сжал руки, лежавшие на подлокотниках, в кулаки. Пальцы слегка дрожали. Раньше с ним такого никогда не случалось. Никогда. У него всегда была твердая рука и ровный пульс.

– Не верите?

Внутренне он сам содрогнулся от того, как изумленно прозвучал вопрос. Конечно, не верит. Это было ясно с той самой минуты, как они вернулись домой.

– Как я могу поверить, Джейс? Как ты мог не знать, кто твой отец?

– Я считал, что мой отец – Майкл Вэйланд. Мы жили за городом, в поместье Вэйландов…

– Ну да, конечно, – усмехнулась Мариза. – А как тебя зовут? Твое настоящее имя?

– Вы знаете мое настоящее имя.

– Джонатан Кристофер. Я знала, что так же зовут сына Валентина. Я знала, что у Майкла есть сын Джонатан. Среди Охотников это вообще распространенное имя, поэтому я не обратила внимания. А есть ли у сына Майкла второе имя, даже не выясняла. Но теперь это не дает мне покоя. Как звали настоящего сына Майкла Вэйланда? Давно ли Валентин планировал сделать то, что сделал? Давно ли он задумал убить Майкла? – Она осеклась, пристально глядя на Джейса, и добавила: – А ведь ты на него не похож. Хотя иногда дети имеют мало сходства с родителями… Теперь я вижу в тебе черты Валентина, его непокорный взгляд… Тебе безразлично мое мнение, так ведь?

Джейсу вовсе не было безразлично. Просто ему очень хорошо удавалось это скрывать.

– А что бы изменилось, если бы я сказал, что не так?

Мариза поставила бокал на стол:

– И манера отвечать вопросом на вопрос, чтобы разозлить меня… Валентин делал то же самое. Стоило догадаться…

– А может, не стоило? Я тот же человек, каким явился сюда семь лет назад. Во мне ничего не изменилось. Если раньше вы не замечали во мне сходства с Валентином, не понимаю, почему вдруг должны обнаружить его сейчас.

Мариза отвела взгляд:

– Когда мы говорили о Майкле, ты наверняка понимал, что речь идет не о твоем отце. То, что мы о нем говорили, никак не могло относиться к Валентину.

– Вы говорили, он честный человек, – сказал Джейс, чувствуя, как в груди закипает гнев. – Смелый Охотник. Любящий отец. Я думал, все это о нем.

– А фотографии? Наверняка ты видел фотографии Майкла Вэйланда и понял, что это вовсе не тот человек, которого ты называл отцом! – Мариза закусила губу. – Помоги мне, Джейс.

– Все фотографии погибли во время Восстания. Так сказали мне вы. Теперь я и сам сомневаюсь – а Валентин ли сжег фотографии, чтобы никто не узнал о том, кто входил в Круг? У меня никогда не было фотографий отца, – произнес Джейс с горечью.

Мариза потерла виски.

– Не могу поверить, – пробормотала она. – Не может быть…

– И не верьте в это. Лучше поверьте мне, – выпалил Джейс, чувствуя, что дрожь в руках усиливается.

– Ты думаешь, я не хочу тебе верить? – На секунду юноше показалось, будто он слышит эхо голоса той Маризы, которая приходила к нему, когда ему было десять лет. Он лежал ночами без сна, уставясь в потолок сухими глазами, и думал об отце, а она садилась у его постели и сидела рядом, пока он наконец не засыпал перед самым рассветом…

– Я ничего не знал, – повторил Джейс. – И когда он предложил мне вместе с ним вернуться в Идрис, я отказался. Я все еще здесь. Это что, совсем ничего не значит?

Мариза посмотрела на графин, словно раздумывая, не выпить ли еще вина.

– Я хотела бы тебе поверить… Но твоему отцу было бы очень полезно твое присутствие в Институте. Когда дело касается Валентина, я не могу доверять никому, кого коснулось его влияние.

– Вас тоже коснулось его влияние, – заметил Джейс – и тут же пожалел об этом, увидев выражение, промелькнувшее на лице приемной матери.

– И я отвергла его, – сказала Мариза. – А ты? Что сделал ты?.. Скажи мне, что ненавидишь его, Джейс. Скажи, что ненавидишь этого человека и все, чем он живет.

Джейс опустил глаза и рассматривал свои кулаки, сжатые так сильно, что костяшки побелели.

– Не могу.

Мариза резко втянула носом воздух:

– Почему?

– А почему вы не можете сказать, что верите мне? Я прожил с вами почти половину жизни. Вы должны меня очень хорошо знать.

– Ты так искренне говоришь, Джонатан! Ты всегда умел говорить очень искренне, особенно когда в детстве пытался свалить вину за какую-нибудь выходку на Алека или Изабель. Я знаю лишь одного человека, обладающего схожим даром убеждения.

– Моего отца, – пробормотал Джейс, неожиданно почувствовав во рту вкус меди.

– Для Валентина люди делятся на две категории, – сказала Мариза. – Те, кто за Круг, и те, кто против. Вторые – враги, а первые – оружие в его арсенале. Я видела, как он пытался сделать своим оружием друзей и даже собственную жену – все ради высшей цели. И ты хочешь, чтобы я поверила, что он не сделал бы то же самое с сыном? – Она покачала головой. – Я слишком хорошо его знаю. – Впервые за сегодняшний день во взгляде Маризы было больше печали, чем гнева. – Ты – стрела, направленная в самое сердце Конклава, Джейс. Ты – стрела Валентина. Даже если сам того не осознаешь.

Клэри захлопнула дверь спальни с орущим телевизором и пошла разыскивать Саймона. Он оказался на кухне – стоял, нагнувшись над раковиной и уцепившись обеими руками за решетку для посуды. Из крана бежала вода.

– Саймон?

По солнечно-желтым стенам кухни были развешаны детские рисунки Саймона и Ребекки, сделанные цветными карандашами. Ребекка, несомненно, обладала способностями к рисованию, а на рисунках Саймона человечки напоминали скорее парковочные счетчики, увенчанные пучками волос.

Саймон не поднял головы, хотя Клэри точно знала, что он слышал, по тому, как напряглись его плечи. Она подошла и мягко положила руку ему на спину. Ладонь ощутила острые позвонки, выступающие под тонкой хлопковой футболкой, и Клэри подумала, что Саймон похудел. При взгляде на него это было совсем незаметно, но смотреть на Саймона – все равно что смотреть в зеркало. Когда видишь кого-то каждый день, не обращаешь внимания на небольшие изменения внешности.

– Все нормально?

Он резким движением закрыл кран:

– Ну да. Все хорошо.

Она коснулась его подбородка и слегка развернула его к себе. Несмотря прохладный ветер из окна, Саймон весь взмок, темные пряди волос липли ко лбу.

– По тебе не скажешь… Из-за фильма?

Он не ответил.

– Прости. Мне не следовало смеяться, я просто…

– Ты ничего не помнишь? – хрипло спросил Саймон.

– Я… – Клэри умолкла. Воспоминания о той ночи казались жутким калейдоскопом бега, пота, крови, темных теней в дверях, падений с высоты… Она помнила белые, словно вырезанные из бумаги лица вампиров во тьме, помнила руки Джейса на своих плечах и хриплый крик у себя над ухом. – Ничего. Все как в тумане.

На мгновение Саймон отвел глаза, потом вновь посмотрел на нее:

– Скажи, я изменился?

Клэри встретилась с ним взглядом. Его глаза были цвета кофе – темно-карие, без малейшего намека на серый или ореховый. Изменился ли он? Разве что стал держаться уверенней с тех пор, как убил Аваддона, высшего демона. И в то же время в его глазах сквозила усталость, как будто он бесконечно долго чего-то ожидал. Подобную усталость она заметила и у Джейса. Возможно, это было лишь осознание собственной смертности.

– Ты все тот же Саймон.

Он прикрыл глаза, как будто у него гора с плеч свалилась. Клэри успела подумать, что Саймон определенно исхудал… и вдруг он наклонился и поцеловал ее.

Клэри окаменела от неожиданности, только ухватилась за край решетки для посуды, чтобы не упасть. Однако она не отпрянула, и Саймон, восприняв это как знак согласия, положил ладонь ей на затылок и стал целовать еще уверенней. Его губы были такими мягкими, гораздо мягче, чем у Джейса, а рука, обнимающая ее за шею, такой теплой и нежной… Клэри ощутила вкус соли.

Она закрыла глаза и просто наслаждалась головокружительным теплом и темнотой, ощущая, как пальцы Саймона перебирают ее волосы… Внезапно раздался резкий телефонный звонок. Клэри вздрогнула, отпрянула назад, и несколько секунд они ошеломленно смотрели друг на друга, словно вдруг попали в совершенно незнакомое место.